Русалочка 4

 Один мой приятель худо-бедно ведет свой канал про путешествия (как он сам говорит, хотя в действительности там обо всем понемногу). Сейчас я почему-то вспомнил о нем и улыбнулся. Вот бы где он мог разгуляться по полной. Я вообразил, как бы он бегал со своим айфоном, что-то бодро и позитивно наговаривая на камеру, приставал к людям и снимал бы, снимал…
 Иногда я жалею, что сам я не такой, что не было и нет во мне никакой блогерской жилки, но, мне кажется, это было бы неуместно в данном случае. Обесценило бы тот скрытый мир, в который я постепенно погружался, безнадежно отгородило бы меня от него. Не знаю, как объяснить внятно, но я это чувствовал.
 Но образ рисовался смешным и забавным. Глупым, но забавным. Поэтому я продолжал усмехаться, мысленно ведя свой стрим. «А сейчас я уничтожаю сорняки… это ведь сорняки? Не знаю, что буду делать с ними потом… сожгу?.. Посмотрите-ка на мой двор. Это правда мой двор? До сих пор не могу поверить. Кажется, мне понадобится такая штука… не знаю, как называется… тяпка?».
 -Сходил бы за косой к Самойлову, - сказала Алиса.
 Я вдруг обнаружил, что она стоит на крыльце и, наверное, уже некоторое время наблюдает за мной.
 «За косой», - повторил я про себя. Это было смешно. С таким же успехом меня можно было бы послать за гобоем и попросить сыграть на нем (я не умею играть на духовых инструментах, если только на губной гармошке). Я не нашелся, что ответить, просто стоял и глупо улыбался. Алиса, видимо, сделала какие-то выводы, качнула головой, тоже улыбнулась и сказала:
 -Сейчас снаружи окна помою и все. Вынеси лавку, пожалуйста. И воды еще надо. И вот здесь, под окном почистить немного.
 -Сделаем, - радостно пообещал я. На самом деле радостно.

 Пока Алиса мыла окна, а я что-то там возился поблизости, украдкой на нее поглядывая, мы снова легко и непринужденно разговорились. Ох, мы говорили о многом, обо всем, но в основном о пустяках. Помнится, я мимоходом спросил об их клубе (меня, как музыканта, немного занимала местная, так сказать, культурная жизнь), и этим невинным вопросом вызвал в ответ целую историю.
 -Раньше там фильмы крутили. Еще до меня. Индийские, двухсерийные. «Джимми-Джимми» - смотрел? Даже художник был, афиши рисовал. Ты бы мог устроиться, правда? Художник еще живет. Тута. Ни разу не видела, чтобы он рисовал. Нарисуешь для меня что-нибудь, а? Я на стеночку повешу.
 Я с неожиданным стыдом вспомнил свой спонтанный, неумелый экспрессионистский рисунок. Интересно, если показать ей, она себя узнает?
 -А сейчас в клубе только дискотеки по выходным, - продолжала Алиса. – Под магнитофон. Я уж не хожу. И ты не ходи. Там одни малолетки собираются, школьники. Нечего там делать. И вообще… мало ли…
 «Значит, в клубе мы не пересечемся, - подумал я. – Ладно».
 Почему это мне представилось, как я сижу там на сцене с гитарой, а она смотрит на меня? А, ерунда.
 -Мама любила индийское кино, - произнесла вдруг Алиса, видимо, все еще витая в неких нахлынувших воспоминаниях. – Папа тоже, но другое. Знаешь, почему я Алиса? Папа в детстве был влюблен в Алису Селезневу. Он сам так говорил.
 Я мог только пожать плечами.
 -«Гостья из будущего», - добавила она, поймав мой непонимающий взгляд.
 Что-то в этом было знакомое.
 -О! – вспомнил я. – Я мультик смотрел!
 -Вот-вот. Она. Говорил, что похожа. Но я не похожа.
 Никогда не любил и не понимал фантастику.
 Немногим позже я упомянул о заброшенной пожарной вышке – кажется, мне захотелось похвастаться.
 -Ты туда не лазь, - сказала Алиса. – Она очень старая.
 Такая бесхитростная забота показалась мне трогательной и даже слегка умилила, и, к тому же, потянула за собой очередную историю.
 -Мы в детстве там играли, - рассказывала Алиса, усаживаясь на лавку. – Не на вышке, а рядом. Там такие камни огромные. Ходы всякие, можно прятаться. Мы в прятки и играли. А однажды я сорвалась… ногу сломала. Не представляешь, как меня тащили вниз. Я же орала, сначала вообще никого не подпускала. Все испугались. Дети же. А до помощи далеко. Вот, - она выставила перед собой ножку, обутую в розовую с психоделическими разводами галошу. – Вот эту ногу сломала.
 Никаких следов я не заметил, но не преминул возможностью открыто полюбоваться.
 -Лето пропало, - грустно добавила Алиса. – Сколько я в больнице пролежала в Белогорецке.
 -Представляю, - как бы посочувствовал я.
 Мы еще что-то поделали какое-то время и наконец Алиса объявила:
 -Совсем другой вид. Теперь тут можно жить, да ведь? Все, пошли чай пить. Бабушка сказала, тортик есть.
 Она одарила меня непередаваемой лукавой улыбкой.
 -Пошли, - рассмеялся я. – Но я все еще не голоден.
 Я, конечно, не отказался бы побыть с ней еще наедине, но в тот день все было как-то легко и правильно и, как мне казалось, между нами установилась некая душевная связь. Думаю, этого было достаточно на тот момент, поэтому я не делал никаких явных попыток вопреки тому, что навоображал и безумно напланировал самому себе до этой, второй нашей встречи. Это только в ночных фантазиях я мог закрыть ее рот поцелуем и повалить на скрипучую койку. В жизни иногда нужно быть деликатней. Естественно, я ничего не забыл – ни своих желаний, ни ее мимолетного прикосновения и загадочной улыбки, в которой очень хотелось прочитать невысказанное обещание. Но сейчас при свете дня главным было то, что желания меня больше не сковывали. Оказывается, я мог наслаждаться тем, что просто нахожусь с нею рядом. И с ней мне было интересно, как бы странно это ни звучало. Все казалось правильным, как я и сказал. Порой необходимо дать событиям течь своим чередом.
 Ох, черт… что же я говорю?.. Если б я мог знать…
 Ладно, возвращаясь к тому дню, могу добавить, что единственное, что вызывало во мне грусть, было то, что я не мог придумать предлог, под которым мы могли бы встретиться еще раз. Оставалось уповать на визиты к бабе Лене. Но мне ведь хотелось встречи без посторонних.
 Я хотел многого.

11

 Спустя пару часов, пролетевших удивительно быстро, Алиса засобиралась домой, и мы с ней вышли на улицу. Елена Владимировна осталась в доме, сказала, что немного приляжет.
 -Пока, что ли, - сказала Алиса, когда мы вышли за калитку. – Побежала я. Увидимся, да?
 -Давай я тебя отвезу, - предложил я.
 Я думал о том, что опять что-то упустил, но в целом, удивив самого себя, не жалел о том, как прошла эта наша встреча.
 Алиса слегка нахмурилась.
 -Не стоит, - произнесла она. – Деревня же, ты знаешь… не хочу, чтобы видели.
 Что-то сумрачное, пронзительное, невысказанное почудилось мне в ее взгляде. Что-то почти призывное. Что вызвало у меня волнительные мурашки.
 Алиса слегка тряхнула головой и улыбнулась.
 -Да я привычная. И мне хочется пройтись, понимаешь?
 -Ну отвезу, ну что тут такого? Дорога-то не сказать, чтобы близкая.
 Если честно, я не понимал. Мое предложение мне казалось вполне естественным. И оно позволило бы побыть нам еще какое-то время наедине. В одной машине. Не знаю, как бы я повел себя, но, скорее всего, ничего такого лишнего все равно бы себе не позволил. Но помечтать ведь можно? Однако главной победой этого дня я считал то, что мы уже не были чужими, посторонними друг для друга. Было ли этого достаточно? На тот момент – пожалуй. Тем более, что я все больше убеждался (или хотел убедить себя), что и ее ко мне тянет. И все же стало немного обидно. Я даже не думал, что она может отказаться. Почему она, как мне показалось, испугалась?
 Алиса вдруг шагнула ко мне – чуть ближе, чем это прилично по неким неписанным нормам. Я замер (некоторые сказали бы, в трепете). Ее небесные глаза почему-то показались мне совсем темными (некоторые сказали бы, как омуты, в которых безнадежно тонешь).
 -Когда мамы не стало, - проговорила она, - а папа… затосковал… я жила с бабушкой. В этом самом доме. И каждый день ходила в школу. А школа была в Князевке. Тогда еще была. Так что, я привычная, говорю же.
 Я мог только глупо дернуть плечами.
 -А как же… мало ли… не страшно?
 -Чего?
 -Волки?
 Самому стало как-то неловко. Алиса весело рассмеялась.
 -Ой, ты такой…
 Неожиданно она подалась вперед и чмокнула меня в щеку.
 -Я пошла. Не провожай.
 Стоя под сенью берез, я еще долго смотрел ей вслед. Прежде чем скрыться за пригорком, Алиса, не оборачиваясь, помахала рукой. Конечно, она знала, что я стою там и смотрю. Я заулыбался.
 «И почему же я вдруг стал таким нерешительным? - подумал я. – Опять затормозил».
 Но в целом я был доволен, как все прошло. Все это что-то значило. Этот ее невинный поцелуй, в котором скрывалось нечто большее. Кажется, это было какой-то игрой, и кажется, все было очевидно.
 Наконец я развернулся и неспешным шагом побрел к своему жилищу. Домой – я же могу так сказать? И вдруг увидел фигуру за забором в конце улицы.
 -Здарова, сосед! – прокричал Самойлов.
 На секунду я почувствовал что-то вроде паники. «Давно он там стоит? Что мог видеть?»
 -Заходи в гости, что ли?
 Я был несколько выбит из колеи, поэтому согласился, хотя мне совсем не хотелось.
 -Сейчас, только домой загляну, - сказал я.

 Последующий час или около того я провел в доме Самойлова. Я принес ему в подарок бутылку коньяка – «за знакомство, так сказать», - чем очень его порадовал, но от предложения распечатать презент немедленно, отказался. Детей хозяина – Варю и Сему – я уже видел мельком, но и сейчас особо с ними не пообщался, потому что они тихо и молча скрылись с глаз, как только были представлены (но я немного пожалел, что не купил каких-нибудь гостинцев и для них, хотя откуда я мог знать?). Жену же Самойлова, Машу, я и вовсе видел впервые, и должен заметить, что она вообще не произвела на меня никакого впечатления. Худая, угловатая, немного сутулая, совершенно неприметная женщина средних лет, она, к тому же, все время молчала.
 В итоге вся эта семья так и осталась для меня загадкой. Я мало что узнал о них, практически ничего, но, кажется, нашел к хозяину своеобразный подход. Случилось так, что Самойлов, Леха, как он просил его называть, в качестве ответного подарка преподнес мне сигару собственного изготовления.
 -В ютубе посмотрел, - похвастался он. – А в этом году еще больше табака посадил. У меня, знаешь, покупали городские. По сто рублей.
 Сигара была рыжеватой, толстенькой, но слегка мягковатой, вяленькой, так сказать. Уж я не буду говорить, на какое сравнение она напрашивалась. Но, подчиняясь внезапному импульсу, я сказал:
 -Слушай, а давай я куплю у тебя несколько? Штук пять? Хочу сделать подарки своим. Найдется?
 -Конечно, найдется!
 Что ж, я не узнал ничего о его семье и о нем самом (Почему они вообще живут здесь? Сколько лет детям? Учатся они или как? Чем все они занимаются?), но, кажется, сумел растопить его скрытное сердце. Во всяком случае расставались в тот день мы очень тепло. Самойлов был рад деньгам, а я был рад, что он не вспомнил о гитаре. Мне уже давно хотелось побыть одному.

 С занавесками на окнах, с лампой на столе и вправду казалось, что здесь можно жить. Я и сам не заметил, как уже глядел на все вокруг взором рачительного хозяина.
 «Обживемся помаленьку», - сказал я себе. Я решил перебрать свои вещи, но в основном все это свелось к тому, что я кое-что повесил на спинку койки, кое-что выложил на стол, а потом просто задвинул сумки в свободный угол. В доме было немного жарковато, и я распахнул обе входных двери. Какое-то время я размышлял о том, чтобы выйти и что-нибудь еще поделать во дворе. Я был уверен, что работы там немерено, но не представлял, с чего начать, хотя я ведь и с сорняками так и не разобрался до конца. Но на меня напала, скажем так, некая рассеянная мечтательность. Как-то незаметно, но быстро вечерело, и мне гораздо приятней было сидеть на лавке и думать об Алисе, делая что-то простое. Например, устроив эксперимент по разжиганию керосиновой лампы, с которой мне в итоге – и довольно быстро, к собственной гордости – удалось совладать.
 С улицы веяло благодатной прохладой, а некоторое время спустя донесся и требовательный голос бабы Лены:
 -Эй, художник! Ужинать-то идешь?
 -Вот же неугомонная babushka, - пробормотал я не без теплоты.
 Это был долгий, насыщенный день, но, кажется, он еще не закончился. А я-то думал, что баба Лена давно спит. Знаю, что это я нарушил ее привычный распорядок. Было немного неудобно, непривычно, но в то же время радостно. Я почти не знал в своей жизни такой заботы.

 Позже я чувствовал некую почти приятную усталость и думал, что провалюсь в сон, как только моя голова коснется подушки. Ничего иного мне сегодня не хотелось. Но уснул я далеко не сразу. Мысли и переживания теснились в голове шумной толпой, перескакивая с одного на другое. Я строил какие-то хитроумные и нелепые планы и тут же от них отказывался. Потом строил заново. Не добавляло спокойствия и то, что я с растущим раздражением был вынужден слушать залетевших в дом мух и по крайней мере одну тварь покрупнее – периодически она принималась шлепать крыльями в окно. Потом кто-то донельзя целеустремленный начал снова скребстись в углу. А потом я, как и прошлой ночью, услышал безликий, шелестящий голос, даже два голоса, и вот это уже было сном, в который я незаметно для себя все же уплыл.
 -Шамотра! Задом так и вертит!
 -Ничо! Получит она свое!
 -Не трогайте ее! – как бы возмутился я в этом сне.
 -Ты же наш.
 -Ты наш. Меж собой-то как-нито поделим.
 -Какого хрена?
 Я разозлился и таким же злым и проснулся. Было еще темно, и я, потаращившись в незримую пустоту, снова уснул. Черт, надо же. Не знал, что я настолько впечатлительный. Видимо, слова Алисы о ведьмах крепко запали куда-то там – другого объяснения я не нахожу.

12

 Алису я не видел уже несколько дней. Постоянно о ней думал. Нельзя сказать, что она совсем пропала с радаров – вроде как появлялась у бабушки, как ни в чем не бывало, но почему-то я с ней не пересекался, хотя почти все время крутился где-нибудь поблизости. «Хоть бы поздороваться зашла, сучка», - думал я в сердцах. Это делало меня смурным. Например, один раз я проснулся оттого, что до моего слуха донесся звук отъезжающего мотоцикла, и это значило, что день уже безнадежно испорчен. Я пообещал себе ложиться и вставать пораньше.
 Пару раз виделся с Самойловым, видел издали и его детей и почти забыл, как выглядит его жена.
 Переделал почти всю работу во дворе, опираясь только на свой слабый перфекционизм, и не знал, чего бы еще такого придумать, искренне не понимая людей, которые вечно чего-то там возятся по хозяйству, замечая сметливым взглядом всякие мелочи, которые меня лично ну никак не волновали. Меня волновало другое, то, чего я без всякого предупреждения вдруг лишился, отчего почувствовал, что нахожусь в пустоте. Мне уже не нравилось здесь, и порой я малодушно подумывал о том, чтобы плюнуть на все и уехать. Ниточка, держащая меня в этом месте, оказалась тонкой, но все же достаточно крепкой, и дальше возникающих от обиды мыслей дело так и не пошло.
 К сожалению.

 Ах да, в тот день, когда я услышал шум мотоцикла и понял, что шансы увидеть Алису сегодня упали примерно до нуля, я сел в машину и поехал в Князевку. От отчаяния, я так думаю. Проехал мимо вышки и даже не взглянул в ту сторону. Какая там к черту природа, какие красоты? Мне не было до этого дела.
 Не знаю, всерьез ли я надеялся, но Алису в тот день я так и не увидел. Немного покрутился по деревне, все больше разочаровываясь и остывая, и в конце концов свернул к маленькому кирпичному магазинчику, прижавшемуся к высокому забору явно жилого дома. Как и в прошлый раз на лавочке у крылечка сидел давешний тип в пиджаке и шляпе – как будто никуда и не уходил. И он опять приподнял свою шляпу, приветствуя меня, при этом чрезмерно радостно и беззубо улыбаясь. Сейчас я разглядел его получше. Еще не совсем седой, лет пятидесяти с чем-то, может, ближе к шестидесяти – трудно было сказать точнее из-за его небритости и общей помятости. Я решил, что персонаж он сильно пьющий. Близко подходить к нему совсем не хотелось.
 -Ой! – воскликнул он вдруг, взмахивая руками и порываясь вскочить с лавочки (что ему так и не удалось). – Тута, значит, ага! Смотрю я!
 -Здравствуйте, - кивнул я немного отстраненно, но как можно более вежливо улыбаясь.
 -Ага, тута, здрасте!
 Я не собирался завязывать никаких светских бесед, но в дверях едва не столкнулся с еще одним человеком и попятился, давая ему дорогу. Этот новый внимательно оглядел меня и сказал:
 -А, ты тот дачник.
 Достаточно молодой, немногим, наверное, меня старше, черноволосый, худой и, как выяснилось чуть позже, слегка картавый. Был он одет довольно колоритно (аутентично, я бы сказал): в майку и спортивные штаны. Но казался приветливым и как-то располагал к себе.
 -Здарова, я Андрюха, - представился он, протягивая мне руку. – Электрик местный.
 -Гоша. Я…
 -Художник, я слышал.
 Он усмехнулся без злобы, качнул головой.
 -Мне бежать надо. Потом поболтаем. Давай.
 Он еще раз пожал мне руку. Странно было, что кто-то здесь куда-то может спешить, но категоричность его второго утверждения (словно я навсегда поселился в этих краях), почему-то подействовала на меня успокаивающе.
 Он вдруг обернулся и обратился к типу в шляпе:
 -Эй, Тута, а на рыбалке был сегодня? Как там с клевом?
 -А как же! Тута вот!
 И я с диким удивлением увидел, как помятый тип достает прямо из кармана квелого окуня. Мне стало слегка дурно, и я поспешил зайти в магазин.
 Изнутри магазин напоминал скорее маленький склад, забитый в беспорядке вещами, одеждой и продуктами. По крайней мере так мне показалось на первый взгляд, и, быть может, это было типично для подобных мест. Нет смысла расписывать в подробностях, и все же пару слов я скажу, потому что в дальнейшем навещал магазинчик неоднократно. Продавщица, она же хозяйка – дородная женщина по имени Римма, обладательница также большого дома за забором и кричаще рыжего парика, - потихоньку вела свой скромный бизнес, периодически доставляя товар из Белогорецка на собственной же «Газели». Впрочем, это меня совсем не касалось, я хотел сказать о другом. О том, что меня слегка покоробило, как только я вошел. Ее взгляд. Хитроватый, какой-то даже жадный, и не знаю, что в нем еще было, но я почувствовал, что меня раздели прямо от порога.
 «Вот здесь собираются сплетни», - подумал я.
 Может быть, я был несправедлив, но мне показалось, что я нашел некое теневое сердце всей деревни. Странное чувство. Тем более странное, что я как бы заведомо стал частью всего этого. Кажется, я мог понять, почему Алиса отказалась, чтобы я ее подвез. Любому не захочется лишний раз ловить на себе подобный рентгеновский взгляд, а то и услышать шепоток в спину. Или я все нафантазировал?
 Ну и ладно. Не хотелось уходить с пустыми руками раз уж пришел, поэтому я купил пару бутылок минералки, упаковку каких-то пряников, еще что-то там по мелочи, перебросился парой ничего не значащих слов, не дав втянуть себя в душевный разговор, и благополучно вышел.
 И почему я чувствовал себя таким угнетенным? Если бы только мне увидеть Алису. Без нее мне здесь скучно. Все как-то не так.
 Типок на лавочке посмотрел на меня с безумной улыбкой.
 -Ух, это, значит, тута! Отдыхашь? Чо?
 «Через плечо», - подумал я.
 -Отдыхаю, - сказал я. – До свидания.

 «Да причем здесь Алиса? – думал я на другой день, бессмысленно лежа на койке в своем чужом домишке. – Нет ее, да и черт бы с ней. Я зачем вообще здесь?»
 Я помнил о своих намерениях, помнил. Привести мысли в порядок. Отдыхать душой и телом. Гулять на природе. Что из этого я уже осуществил?
 И правда, что? Надо же, как все перестало быть важным. Кроме одного. Наваждение какое-то.
 Я лежал и лениво ругал себя, зная, что ничего этим не изменю и от этого злясь еще больше. Так бы и валялся в хандре, наверное, но случилось неожиданное.
 Ко мне пришел домовой.

 Уже по привычке входные двери были распахнуты настежь, и я даже не придавал этому значения. От кого здесь закрываться? Если только от мух (я постоянно напоминал себе и благополучно забывал купить какой-нибудь тюль).
 Сначала я не столько услышал, сколько почувствовал что-то. Я поднял голову от подушки и увидел два желтых глаза. Это было так неожиданно, что на долю секунды я оцепенел от страха. Пока не сообразил, что вижу перед собой кота. Черного, здоровенного, но все же самого обыкновенного кота (если слово «обыкновенный» в принципе применимо к кошачьим). Он смотрел на меня со стороны кухни – внимательно, изучающе, чуть настороженно, приподняв одну переднюю лапу, словно замерев посреди шага. Я смотрел на него точно так же, но очень быстро понял, что в гляделки мне его не переиграть и поэтому первым же решил нарушить молчание.
 -И чей же ты? – спросил я с каким-то нервным смешком.
 Котяра раздраженно содрогнулся всем телом и скрылся с глаз.
 -Нормально поговорили, - опять усмехнулся я, садясь.
 Напугал ведь, честное слово. Еще и черный вдобавок. Откуда же он действительно взялся?
 Я не думал, что кот вернется, по крайней мере так скоро, но не прошло и пары минут, как он, к моему большому удивлению, объявился снова. На сей раз он пришел не с пустыми руками, фигурально выражаясь. В его хищной пасти безвольно болталась большая дохлая крыса. Он аккуратно положил ее на пол, обнюхал и устремил на меня требовательный желтый взгляд. Я почувствовал брезгливость, тем более представив, что он сейчас начнет хрустеть косточками, но все же, понимая, чего от меня ждут, счел нужным выразить признательность.
 -Ты молодец, - сказал я. – Я тебе молочка поставлю. И консервов каких-нибудь куплю. Что скажешь?
 Кот внимательно меня выслушал, поводя ухом, потом подхватил свою добычу и гордо удалился. К моему некоторому облегчению. Но я действительно собирался исполнить то, что пообещал. Более того, мне вдруг захотелось что-то делать. Что-нибудь совсем не связанное с Алисой, с сумрачными мыслями о ней.
 «Ну что, Домовой, - подумал я (почему-то сразу, не раздумывая, назвал его так), - все наладится, да?»

 Недавно я позавтракал; впереди, можно сказать, был еще целый день. И чем же мне заняться?
 Таинственный и совершенно независимый Домовой словно бы сдвинул меня с некой мертвой точки. Не напрягайся, мол, плыви по течению, держи хвост пистолетом. Слова старого растамана. Но разве это не чертовски верно?
 Я решил плюнуть на все и наслаждаться текущим моментом. Мне не хотелось больше киснуть. И будь, что будет. Я не знал, придет ли сегодня Алиса (вроде как последние пару-тройку дней она вообще не появлялась у бабушки, а я стеснялся спросить в чем дело, боясь выдать свой совсем не формальный интерес), но я сказал себе, что не буду ждать с моря погоды. Это бессмысленно и разрушительно. Я только злюсь понапрасну.
 Поэтому, испытывая радостное и твердое воодушевление, я собрался в дорогу. Давно пора было. Нет, я не уходил насовсем, я всего лишь вознамерился совершить пешую прогулку. Почему нет? Я ведь как бы зачем здесь остался?
 Я кинул в рюкзак бутылку воды, пару яблок, несколько сухарей (у бабы Лены их обнаружился целый мешок, и я как-то незаметно к ним пристрастился) и вот так, практически налегке вышел из дома, по привычке оставив двери открытыми. Пускай, например, Домовой заходит смело, лишь бы не насрал где-нибудь. Я даже плеснул ему молока (купленного, кстати, у Самойлова) в капроновую миску, которую нашел в руинах того, что некогда, видимо, было летней кухней за домом. И еще одно: я положил в рюкзак также альбом с карандашами. Для чего? Для поддержания легенды? Ну да, пару раз я пытался еще что-то там нарисовать. Один рисунок, на котором я не очень похоже изобразил свой домишко, мне даже понравился, и я его оставил, а другой порвал, вообще не поняв, что у меня вышло. Так или иначе, художественные принадлежности были сейчас при мне. И я отчего-то гордился собой, довольно бодро и решительно вышагивая по единственной недолгой улице. Грело сердце и то, что на сей раз я потрудился поставить бабу Лену в известность о том, что собираюсь пройтись и, возможно, немножко порисовать на природе. На самом-то деле я сообщил все это в тайной надежде, что Алиса сегодня придет и, быть может, спросит обо мне между делом. «Ну а что он? – скажет бабушка. – Работает. Рисует. Не будет же тебя выжидать все время?» Н-да…
 Что ж, по крайней мере бабулька мне не запретила гулять, но изрядную порцию предостережений я все-таки выслушал. И с трудом отбился от щедрого фуража и провианта. Я же не на пикник иду в самом деле.
 Утро было самое то для прогулок. Не слишком жаркое, буквально такое, как надо. Возможно, в скором времени прольется долгожданный летний дождь – что-то такое витало в воздухе, некое предчувствие, - а возможно, и нет. Туман уже рассеялся, а он появлялся почти каждое утро, и это я так и не смог объяснить для себя, потому что земля-то ведь была абсолютно сухая. Я шагал прочь из деревни, но не в сторону Князевки, а в противоположную. Елена Владимировна не один раз говорила про какую-то усадьбу в лесу, про сгинувшую деревеньку Денисово. Туда я и вознамерился добраться, надеясь, что не промахнусь и не заблужусь. Мне и в самом деле было интересно. Я как будто почувствовал себя неким отважным первопроходцем. Если бы не эта заморочка с Алисой, я бы уже давно туда сходил.
 Но ведь всему свое время. В данном случае это было как никогда верно.

13

Вид у всего этого был, конечно, печальный. В том смысле, что действительно пробуждал в душе уныние и настраивал на философский лад. Хотелось предаться фатализму и думать о бренности бытия. Такое вот Денисово, вернее, то, что от него осталось. И Мохово станет таким же, а потом, в свою очередь, и Князевка. Все станет таким.
 Дорогу сюда я нашел без труда. Она, само собой, фактически исчезла, потерялась в лесу, но еще смутно угадывалась, как некий бледный призрак былого. И точно так же исчезла неведомая деревня Денисово, до которой, как оказалось, было почти рукой подать. Я по крайней мере, мысленно приготовившись к более великому походу, поначалу даже не понял, что уже добрался до места. Просто среди деревьев вдруг появились редкие сгнившие остовы, а то и вовсе заросшие ямы там, где когда-то стояли дома.  Но сама усадьба помещика каким-то мистическим образом сохранилась. Лес изменился, и я вышел в место, которое раньше было тополиной аллеей. Если внимательно приглядеться и включить немного воображения, еще можно было заметить некогда безупречно прямые ряды деревьев, угадать планировку того, что было чем-то вроде сада. Деревья были высокими, могучими, и под их кронами было тенисто и как будто прохладно. А в самом центре на открытом пространстве стоял бревенчатый дом – потемневший от времени, с пустыми проемами окон и дверей, без крыльца, но все еще внушительный, большой, с четырехскатной крышей, в одном месте, правда, просевшей. Создавалось странное впечатление, что он может простоять здесь еще долгие годы, вопреки всему, спрятанный от всего мира – словно затерянный памятник, нет, словно мавзолей, в котором покоится история.
 А рядом с этим печальным, погруженным в беспробудный скорбный сон домом, неподалеку от того, что, по всей видимости, в прошедшие времена было колодцем, находился небольшой пруд – возможно, тоже рукотворный и все еще полный неподвижной воды, хоть и позеленевший от ряски. С одной стороны деревья настоящего, неухоженного леса подступали почти вплотную к пруду, неумолимо вторгаясь в созданный когда-то и кем-то порядок, и когда-нибудь они окружат его совсем, поглотят и этот в сущности уже мертвый, но отказывающийся это признать дом, окончательно растворят среди своей необузданности одичавшую тополиную аллею и сад.
 Но если смотреть в общем, если смиренно принять и впитать в себя грусть, здесь было красиво. Настолько, что я стоял и смотрел на все, как завороженный. Это была необъяснимая, осенняя, увядающая красота среди буйного лета. Еще можно было представить, каким оно было раньше, как будто вспомнить далекий, ушедший сон. За этим местом стояла история, и трагедия, и судьбы неизвестных, забытых людей.
 Захотелось это нарисовать. Именно нарисовать, а не сфотографировать, тем более, что телефон-то я и вовсе оставил дома, попросту говоря, забыл (а вообще удивительно, как быстро меняются приоритеты, когда изменяется среда вокруг тебя – раньше я бы не забыл ни за что).
 Я выбрал местечко у пруда, скинул рюкзак и присел на берегу, на небольшом пятачке между стоячей водой и лесом.
 То самое место. Впрочем, об этом в свое время.
 Вид на дом отсюда ничего не закрывало. Кроме него, взгляд натыкался на деревья и еще раз на деревья, и, собственно, ни на что другое, но отчего-то спокойная, величественная красота с этого ракурса казалась еще пронзительней. Здесь было тихо и спокойно, лишь временами из леса доносились птичьи разговоры (из всех голосов я мог опознать только кукушку). Забавно, что почти не было и слепней, а также всякой прочей мошкары, а ведь пока я шел до сюда меня несколько раз жестоко покусали, и я пообещал себе, что в другой раз не сунусь в лес без репеллента. Даже воздух пах как-то по-особенному. Чем-то сладким, чем-то увядающим, но приятным. Это было хорошее место, как мне показалось. Я ничуть не жалел, что открыл его для себя. Странно, если принять во внимание то, что фактически я находился среди развалин. Но в самой здешней грусти было что-то притягательное. Что-то похожее на задумчивый покой, который нисходит, когда приходишь на кладбище. Да, если подумать, здесь было много от этого.
 Так что, задумчивый и смиренный я неспешно сгрыз одно яблоко, а потом достал альбом. В некотором роде поразительно, как естественно это у меня получилось – будто я всю жизнь только и делал, что рисовал. Карандаш сам собой оказался в моей руке, и на какое-то время я, как и всякий раз, замер над чистым листом, а потом отключился, а линии столь же самостоятельно и уверенно потекли на бумагу.
 Технически неумелый, этот рисунок все же мне как-то особенно дорог. Я нарисовал дальний берег пруда, угол дома и некий абстрактный сад. Алисы в композиции не было, но мне казалось, что она там незримо присутствует. Потому что на этом несовершенном рисунке загадочным образом ожила вся моя неутоленная тоска.

 Придя наконец в себя, я испытал некоторое опустошение. В чем-то даже благостное опустошение (можете сказать, как после любовного акта). Я посмотрел на осиротевший дом, и вдруг что-то переменилось в моем настроении. Поначалу я намеревался забраться туда, посмотреть, что к чему, при этом сильно подозревая, что ничего интересного не обнаружу, но сейчас ничего такого уже не хотелось. Я испытал нечто вроде внезапного приступа одиночества. Я совру, если скажу, что то было некое предчувствие и что это чувство начало на меня как-то давить, просто мне стало слегка неуютно. Красота и видимое спокойствие никуда не исчезли, но я с отчетливой остротой осознал, что вокруг меня ни души. Мне не стало хоть сколько-нибудь боязно, но почему-то уже расхотелось находиться здесь. Как будто необъяснимая тень прошла надо мной. Никогда раньше не замечал за собой подобной тяги к человеческому обществу. Или что это такое было?
 «Ладно, я здесь побывал», - сказал я себе, не зная вернусь ли еще.
 Конечно, тогда я не мог знать, не мог и вообразить, что меня свяжет с этим местом.
 Это теперь все видится иначе.
 Я встал, отряхнул джинсы, еще раз оглядел дом, деревья, застывший пруд, надежнее сохраняя их в памяти, вздохнул и пошел обратно.
 Так себе вышла прогулка. Не в плане впечатлений, конечно, нет, но дело было в том, что уходил я с таким настроем, будто отправляюсь в великий поход. А вот уже возвращаюсь. Я даже аппетит не успел нагулять. Надо бы еще побродить. Говорят, где-то здесь была лесопилка. Может, поискать? Или приберечь на другой день?
 Я шел, смутно радуясь лесу – звукам и тишине, зелени и свету среди ветвей, временами мимодумно отмахиваясь от особенно назойливых насекомых сорванной веткой, и недавнее неуютное чувство, если оно и было, совершенно и бесследно меня отпустило. Довольно скоро, хоть и вовсе не спешил, я вышел на опушку, на простор и свет, и отсюда открывался пестрый луг, а дальше и ниже виднелась непримечательная деревенька Мохово, прячущаяся среди величественных берез, которые отсюда казались одним зеленым высоким островом.

 Что ж, чаще всего мы идем в этом мире наощупь. А у Вселенной, как водится, много подарков.
 Я вышел на луг и почти сразу же услышал:
 -Привет!
 На секунду моя личная вселенная опрокинулась.

14

После всего этого, как не поверить в судьбу? В то, что существует некая высшая сила, которая неумолимо играет человеками, как ей вздумается? Иначе очень сложно объяснить подобные совпадения. Я не должен был переживать, искать и сомневаться. Все само меня нашло.
 -Я тебя напугала! – засмеялась Алиса.
 Она сидела в траве справа от меня, а рядом с ней стояло маленькое ведерко.
 Черт, она действительно меня напугала, это точно, но сердце заколотилось так отчаянно не только поэтому. Заколотилось еще больше, когда она встала и пошла ко мне, подхватив свое ведерко. Сегодня на ней были велосипедки и некая маечка, а волосы прятались под платком. Ее линии, ее формы ослепляли. Она была похожа на изумительный полевой цветок. Она была невозможным видением.
 -Я не ожидал, - произнес я ломким голосом.
 -Я тут клубнику собираю. Здесь ее много-много. Ты где был?
 Она подошла практически вплотную.