Дождик

Я слышу, как капли воды падают на пожелтевшие листья старой распиленной груши. Три дня назад срубили грушу и уже рубили дрова для бани.

   Дождь не приносит мне ни тоски, ни печали, а спокойствия, больше похоже на безразличие.

   Третий день лежу на топчане в ванне, потом сижу. Я в нем сплю и хожу только на кухню заварить чай.

   Я ни с кем не разговариваю и ни о чем не говорю. Я знаю все, что они скажут. Об этом говорят уже несколько лет.

   Проем в двери бани закрывается белой простыней. А когда налетает легкий ветерок, он приподнимает край простыни, и я вижу заросшую мелкой травкой дорожку, которая ведет к дому тети Кати.

   Слева от тропы расположены грядки с помидорами, между которыми можно увидеть большую плетеную корзину, наполовину заполненную помидорами.

   Справа от тропы грядки с огурцами. Среди них также большая плетеная корзина, тоже наполовину заполненная огурцами, которую, как и корзину с помидорами, не трогали уже третий день.

   По дорожке выбросили скрученный шланг от насоса, которым тетя Катя поливала огород.   Возле колонны стоит большая цинковая чаша, до краев наполненная пустыми бутылками из-под водки и вина.
   Я не смотрю дальше. Я знаю, что сыновья тети Кати сидят на крыльце после того, как срубили грушу.   Я ничего не слышу из разговора и не хочу слушать. Спорят о том, как разделить дом.   Я смотрю на старую грушу. Они быстро срубили их и вскоре нарубили на дрова для ванны. Там и лежу я...
***
Rain.   Fall. The third day, without stopping, pours and pours a rare light rain.

   I can hear the drops of water hitting the yellowed leaves of a sawn old pear. We cut down a pear three days ago and have already chopped wood for the bath.

   The rain brings me neither longing nor sadness, but calmness, more like indifference.

   For the third day I lie on the trestle bed in the bath, then I sit. I sleep in it and go out only to the kitchen to make tea.

   I don’t talk to anyone, and I don’t talk about anything. I know everything they will say. They've been talking about this for several years now.

   The opening in the door of the bathhouse is closed with a white sheet. And when a light wind swoops in, it lifts the edge of the sheet, and I see a path overgrown with small grass, which leads to Aunt Katya's house.

   On the left side of the path are tomato beds, between which you can see a large wicker basket, half filled with tomatoes.

   On the right side of the path there are beds with cucumbers. Among them is also a large wicker basket, also half filled with cucumbers, which, like the basket with tomatoes, has not been touched for the third day.

   On the path, a twisted hose from the pump, which Aunt Katya used to water the garden, was thrown away.

   Near the column there is a large zinc basin filled to the brim with empty bottles of vodka and wine.

   I don't look further. I know that the sons of Aunt Katya are sitting on the porch after they cut down the pear.

   I don’t hear from the conversation, and I don’t want to listen. They argue about how to divide the house.

   I look at an old pear. They quickly cut them down and soon chopped them into wood for the bath.

   And the rain pours and pours everything ...

I feel warm. I'm in the bath. And the rain is outside.