Слава на Волхове

               

      Всё-таки интересная штука время… Оно движется, ползёт, катится, летит… и хранит в твоей паяти, тащит за собой эпизоды жизни, всплески – эпохи-то, ладно бы! – никому, казалось бы, не нужные, неважные… Ан нет! Они нужны, даже необходимы, потому что через них ты чувствуешь запах времени!

     С первого взгляда Слава производил необычное впечатление. Весь… какой-то, угловатый, он в пространстве  перемещался тоже не плавно, двигаясь, как бы, рывками. Общительный и, в общем-то, стрнмящийся следовать неписанным законам мальчишеских отношений, он никак не мог избавиться от… мстительности, смешнолй и чисто-детской… 

      Что и говорить, мальчишество было свойственно многим первокурсникам начала «пятидесятых». В толпах меняющих аудитории учебных групп подтолкнуть мелькнувшего соседа или подставить другому острый локоть в коридоре, озадачить друга внезапным подзатыльником и тому подобные шалости не вызывали, как правило, такой, уж, необычной, особой  реакции у обиженного. Но, именно «как правило» не вызывали, но… к Славе это отношения не имело! Он обладал странной и смешной ососбенностью: сделав вид, что не заметил твоего  подзатыльника, он мог через день в неудобной для тебя ситуации и не скупясь отвесить такое подзатылище, что не ответишь ему ни словом ни, даже, руганью: не устраивать же драку в ответ на дружескую «шутку»!
      Так оно всё и шло весь первый семестр, и Слава постепенно взрослел, а мы привыкали к его особенностям – он, всё-таки, был понятным, контактным - «своим» парнем…

      В отличие от многих институтов, где дисциплина «военное дело» была в ведении той или иной армейской специальности, у нас в Военмехе существовала кафедра ВээМПэ – Военно-морская подготовка, и с начала второго курса лекции или «практические занятия» на ней бывали раз в неделю. Кроме того, в пределах пяти лет обучения студенты дважды  отправлялись «на флот» на двадцать или на тридцать дней. Так что, в июле 53-го года – сразу по завершении экзаменов за второй курс! - мы оказались на военно-морской практике в Кронштадте…

      Нас немедленно обрядили в матросскую форму третьего срока (вообще-то форме не полагалось быть выше второго срока, это утверждали учившиеся с нами фронтовики) – в застиранные и выгоревшие фланелевки и форменки и давно залатанные клёши, обули в отслужившие рабочие ботинки… Мы называли их «гэдэ» (говнодавами) или «прохарями», хотя «прохаря» - это грубые рабочие сапоги… Единственно… огорчала нелепость бескозырок без ленточек: ведь ленточка на матросской бескозырке – самое главное! Горя желанием поскорее получить самое главное, мы с нетерпением стали ждать присяги…

      Процесс принятия присяги происходил на казарменном дворе, и вдруг… обнаружилась и стала всем заметной интересная особенность Славы: в ответственный момент движения к цели (а что может быть ответственнее момента принятия присяги!) он терял способность к координации движений: левая его рука шла вперёд синхронно с левой же его ногой! И правые вели себя так же! Мы обрадовались, однако среди командования это вызвало не возмущение, но ропот недовольства, далёкий от понимания проблемы... Тем не менее, по завершении необходимых формальностей каждый получил полупогоны и вожделенную ленточку на бескозырку.
      Ленточки частично были разные. Встречались среди них и «Балтийский флот», и «Военно-морские силы», и «Охрана водного района»… «Свирепый» (возможно, когда-то существовал эсминец с таким именем!) досталась нашему Славе. Он не был смущён – мало ли названий бывает у кораблей! – например, вспомнил, как в известном стихотворении… …мальчишки говорят, что идёт моряк с линкора, а зовут линкор «Марат».

      Без мелкой неприятности, всё же, не обощлось. Назначенный к нам командиром взвода старшина второй статьи сверхсрочник Миша Сапрыки тут же увёл нас перегружать  с подъехавшего грузовика железные кровати в соседнее здание; остатьсч дневальным – а как же без дневального! – приказано было Славе!
      Исполнив порученное дело, мы вернулись как раз к тому моменту, когда вытянувшийся в струнку Слапва чётко рапортовал в трубку телефона: «Дневальный по кубрику моряк Плугин у аппарата!...», и судя по тому, как резко он отдёрнул трубку от уха, его кто-то из неё здорово обложил из-зи этого «моряка» - в уставе нет воинского звания «моряк» - есть «матрос»!…

      Знакомство с кораблями Военно-морского флота началось с плавучей батареи «Волхов». Нас провели по всем палубам, помещениям, службам и башням. Гурьбой мы громко топали по палубам, спотыкались на трапах и толкались в кубриках. Отличить нас от матросов срочной службы было легко ввиду некоторой экзотичности нашей формы. С большим интересом мы осмотрели орудийные башни и торпедные аппараты, убедились, что в камбузе противно пахнет алюминиевыми мисками, чем-то ещё и двинулись на выход.

      Оказалось, "Волхов", это - бывший легендарный линкор «Марат», оставшийся без головной части, оторванной во время войны прямым попаданием вражеской бомбы в незадраенный люк носовой башни… Именно на нём когда-то и служил легендарный Дядя Стёпа! А теперь бывший линкор был пришвартован к пирсу кормой и свежий ветерок слегка похлопывал кормовым флагом… Возле – по стойке «смирно» и охраняя его - стоял с винтовкой вахтенный матрос.
      Как и положено любому военнослужащему, прежде чем ступить на трап, каждый из нас отдал флагу честь! Выйдя на пирс, мы все криво усмехнулись: кто только придумал такой странный трап - гладкий, без единой поперечины! Долго ли на нём поскользнуться - очень даже легко!

      Скомандовали построение, обычное «по порядку номеров рассчитайсь!», но счёт не сошёлся. Повторный расчёт показал ту же картину!... Выяснилось, не хватает нашего Славы. Решил остаться на действительную службу? Несколько человек тут же бросились, было, искать заблудшего, но вдруг… раздался топот! Выбравшись из-под мамеринца одной из башен главного калибра (что такое «мамеринец», штатским знать не обязательно!) – он там немного придремнул вместо экскурсии по бывшему линкору - теперь громыхал прохарями по палубе. С грохотом пробегая мимо флага, он, как и положено, поприветствовал его и, споткнувшись, так и не убрав от бескозырки руки, отдающей честь, заскользил по гладкому трапу, сидя на филейной своей части...
     Сколько прошло времени, пока успокоился пирс, к которому был пришвартован бывший линкор, знал только экипаж плавучей батареи по имени «Волхов»…

      Очень жаль, но больше никогда в жизни никому из нас не случилось снова побродить по палубе или ссыпаться в трюм по трапу, когда-то освоенному Дядей Стёпой...

           И вот… в Кронштадтской гавани замерли в ожидании неизвестности покинутый ровно год назад "Вопхов" (бывший линкор «Марат») и мамеринец его кормовой башни… Попытаться их понять?... Можно, но это – личные ихинные судьбы! Роковые, неизбежные и - в конце концов -  ужасные, но… Такова, как говорится, селяви!...

       А Славе теперь ближе отнюдь не Кронштадт, но первая технологическая практика в Днепропетровске!
      Застыл на Рабочей улице трамвай десятого маршрута в ожидании пассажира… Волнуется, есь в сомнениях,  завод «Южный»: когда же, наконец, третьекурсник в первый раз соизволит пройти через проходную?... Ах, знать бы, когда...
     Ведь... шаловливая волна на Комсомольском острове не может не флиртовать с тёплым песочком - снова и снова она целует его! Именно поэтому Слава, подобно опытным матросам - не поднимая веера брызг! - ещё м ещё раз смело гребёт веслом!...