За стеклянной дверью
Так вот, билеты на галерку были доступны всем. Как гражданский хлеб в магазине.
Даже когда я выросла, когда сама стала зарабатывать на жизнь, я все равно любила ходить на вечерние спектакли театра вот именно на галерку. И там, под самым потолком театрального зала, где копились театральные запахи и звуки, было мне особенно уютно.
Я любила наблюдать за работой осветителя сцены. Справа и слева на уровне галерки рядом со сценой были крошечные балкончики, на которых крепились панели с лампами и прожекторами, а серьезный седой мужчина деловито менял цветные фильтры, водил лучом прожектора за главным героем спектакля, или волшебным образом с помощью света изображал рассвет или закат.
Он появлялся то на правом, то на левом балкончике. Но как он перемещался, я не понимала. Может быть для него над сценой был сделан туннель? Это было для меня загадкой.
Загадкой для меня была и странная дверь, которая была такой некрасивой, что казалась прилепленной к зданию театра. Потому что фасад здания был украшен колоннами, двери в здание вели резные, лестницы были устланы коврами. А тут сбоку-припеку какая-то странная дверь. Даже без крылечка. Без козырька или самого крошечного навеса. Она была застекленной. И можно было через мутноватое стекло увидеть, что она была на уровне земли. То есть прямо вот с улицы можно было попасть в здание театра. Но не в фойе, а к основанию широкой, грубоватой деревянной лестницы, которая вела на галерку. От фойе лестница была отделена двойными дверями.
Я подолгу стояла у этой странной двери, которая никогда не открывалась, и пыталась понять, для чего она нужна. Я даже спросила у серьезной и строгой билетерши про эту дверь.
- Пожарная, - ответила она, - запасной выход.
Я была так мала, что попросила сестру старшую объяснить, что такое запасной выход.
- А вдруг беда какая? Вдруг, пожар. Куда деваться? Вот тогда все бегут к запасному выходу...
Важность этой двери стала для меня очевидной.
Каково же было мое удивление, когда лет через тридцать я из статьи о театре узнала подлинное назначение этой двери. Она была для черни. Для бедноты. Бедные зрители, купившие билет на галерку, не допускались к парадному входу. В отдельном окошечке прямо с улицы покупался билет, потом через совсем не парадную дверь можно было пройти в здание театра. Но опять-таки, не смешиваясь с богатыми зрителями. Пожалуйте на грубоватую лестницу прямо в уличной одежде, на галерку. Там вам и место. И ждали вас не мягкие стулья партера, а простые деревянные скамейки, выкрашенные половой краской. И ничего, что с последних рядов галерки видно было совсем плохо, но в зале была такая акустика, что даже шепот актеров слышался отчетливо во всех его уголках. Для богатой публики был прекрасный буфет в фойе, а для бедной - разносчики пирожков и булочек приносили все на лотках прямо к черному ходу. И можно было прошмыгнуть на улицу и сделать покупку. А главные покои театра были хорошо защищены от черни двойными дверями. Они были замкнуты. Крепко.
Был в театре и теплый туалет. Для первосортной публики. Для зрителей галерки удобства были во дворе.
А мне бабушка рассказывала, что когда жила в няньках, она побывала в театре. Спектакль её поразил. Смотрела она пьесу Шекспира. Из рассказов я поняла, что она видела "Укрощение строптивой".
- Я думала, что паразиты бывают только среди крестьянских мужиков. Но и там, наверху, такие тоже бывают. Так и хотелось выйти на сцену, потрясти за шиворот этого мужа, да даже затрещину отвесить. У меня бы не заржавело. Так я в него надкусанным пирожком запустила. Не попала, конечно. Далековато было.
За что он так женщину мучил? Ни стыда, ни совести. Вредная была чуток. Так и что? Подчинять себе? И правильно делала, что не покорялась.
А я слушала её и веселилась от души. Ведь абсолютно неграмотная крестьянка, но какое восприятие Шекспира. Потрясающее.
А еще я подумала, что родилась и выросла в правильное время. Никто не делил народ на высокородных господ и чернь. Хоть и любила я смотреть спектакли на галерке, но входила я в здание через парадный вход и двойные двери на лестницу за мной никто не запирал. Вот так-то!
А когда я была в театре последний раз, я подошла к этой скромной двери и долго смотрела на улицу. Зимняя пороша намела к черному входу, которым никто не пользовался годами, небольшой сугроб. И в сумерках мне почудилось, что я вижу толпу горожан в простых одеждах, собравшихся на спектакль. И чуть в сторонке от всех стоит моя красавица бабушка, в черном полушалочке, в беленьких валенках, в нарядном полушубочке и ждет с волнением, когда ей будет позволено зайти в помещение и подняться на галерку. Чтобы увидеть чудо. Театральный спектакль. Который она будет помнить всю свою жизнь. А яркий свет окон театра слепит ей глаза.
А на каком месте она сидела во время спектакля? Может быть не зря мне нравится место во втором ряду прямо напротив сцены? Иногда я думаю, что часть души моей бабушки так и осталась где-то в темных уголках на галерке театра. Ведь она пережила здесь самое сильное потрясение в своей жизни. Наверное, я люблю наш драмтеатр вслед за ней. Вместе с ней. И эта любовь - та незримая ниточка, которая связывает нас через время.
В школе я объясняла детям, что такое сословие. Замкнутая группа людей с определенными правами и обязанностями, которые передаются по наследству. Так написано было в учебнике. Примеры яркие я привести не могла. А стоило бы сводить ребятишек в театр и показать им эту дверь. Неприхотливый вход для представителей низших сословий.
Племянница моя работает у частника. В здании управления фирмой два входа. Один - для всех. Второй - для главы фирмы и для его почетных гостей. Чтобы не смешиваться. Знай каждый сверчок свой шесток. Все возвращается на круги своя?
Свидетельство о публикации №221041000132