Из-под земли

Из-под земли

Ираида Голдман давно не встречалась ни с кем из своей прошлой жизни.

Да и вспоминать о ней не хотела. Пару лет назад ей несказанно повезло. Переходила она дорогу в неположенном месте, да и угодила под колёса машины своего будущего любовника.

Водитель у Вячеслава Аркадьевича был первоклассный, как и все остальное. Вот потому-то Ираида сейчас и садилась в собственный Мерседес последней модели розового цвета живая и невредимая.

А в тот день телохранители олигарха выскочили из машин и к Ирке Голдиной кинулись. Тогда она была ещё просто Иркой, приехавшей из Воротынска покорять Москву.

Внешностью Бог Иру не обидел. Да что уж  - наградил.

Ростом она была в отца - метр восемьдесят пять, волосы длинные, густые, ровные без всякой вытяжки и кератина. Фигура идеальная, ни капли жира без тренеров и массажа. Кожа мраморная, гладкая, не знающая ни одного посещения косметолога. Ресницы длинные, загнутые, бровки, никогда краской нетронутые. Грудь высокая, мягкая и нежная, дарованная природой.

Будучи большим ценителем женской естественной красоты, глянул Вячеслав Аркадьевич в окошко своего бронированного джипа на девицу эту в дешёвых джинсиках, футболочке с принтом мультяшной кошки, и сердце его зашлось от желания обладать всем этим добром единолично. Всем без остатка.
Погрузили девицу в машину и в лучшую клинику отвезли. Всем докторам приказано было не отходить от красавицы ни днём ни ночью.

Травмы были не тяжёлые, Ирка быстро шла на поправку. Придя в себя в тот же день, понять не могла, где она, и что с ней произошло. Но через пару минут вспомнила, как шла она из театрального института, где не нашла своей фамилии в списках среди прошедших второй тур. Брела, рыдала и костерила придурковатых преподавателей, которые не заметили ее, такую талантливую, ладную и красивую. «Ну они ещё пожалеют», - думала девчонка. И вот именно в тот момент и угодила  под машину. Дорогущую машину, успела тогда заметить Ирка, а сейчас вспомнила.

Пазл сложился в ее голове. «Повезло», - сразу сообразила красотка. Ибо, только взглянув на вазу с фруктами, уразумела она, что цена этих вкусностей - пять зарплат ее папеньки. А на цветы в корзине папульке ее, трактористу, так и за целый год не заработать.

Ирка позвала:

-Эй, кто-нибудь!

Через секунду медсестра материализовалась:

-Чего кричишь, деревня? Кнопка вызова у тебя имеется, в вип-палате лежишь, а не в общей на пять человек.

Ирка так и обмерла, догадавшись, что выгоду можно же из этого извлечь не только в виде цветочков и фруктов, нужны они ей, как собаке пятая нога.

-Быстро мне суть дела изложи. Где я? Кто всё это притащил? И на сколько тянут мои повреждения, коли мне такое приволокли. Не откупиться им апельсинами да вениками своими. Я не дура.

-Дура! - подтвердила сестричка.

-А в глаз?- пригрозила Ирка.

-Дура, потому что никаких серьёзных повреждений у тебя нет. А всё вот это у тебя, тем не менее, есть, да ещё и от самого Вячеслава Аркадьевича Землянского. Если бы ты ему не приглянулась, тебя бы и с асфальта не подняли. Так что тактику вырабатывай другую. Поняла? Зовут тебя как?

-Ира, - девка ошалела и потому притихла.

-За пять косарей берусь научить тебя, деревенщину неотесанную, что говорить, и как себя вести с дяденькой-кошельком. Эх, мне бы твою внешность, - мечтательно произнесла медсестра, - я бы сама своими знаниями воспользовалась.

Это правда, Оксана-медсестра была толстоватая низкорослая шатенка, похожая сзади на крепкий шкафчик.

Ира вспомнила, что ее папа таких называл «метрдвадцать, метрдвадцать, метрдвадцать». Когда Ирка спросила, почему так? Отец захохотал и ответил:

-Ну гляди, рост маленький - метр двадцать, в ширину тоже она метр двадцать, - и замолк родитель.

А Ирка, дотошная, дальше выясняет:

-Пап, а ещё один «метрдвадцать»?

Папаша развеселился пуще прежнего:

-Ну так установи ее в профиль-то, пузо на метр двадцать и отклячится спереди, а задница сзади.

Вот Оксана примерно такая и была.


-Сдурела, у меня и тысячи рублей-то уже нет. Отец должен был сегодня выслать. Ты о чем вообще? - взбесилась Ирка.

Сестричка презрительно на неё посмотрела:

-Каких рублей, милая? Зелёных, - засмеялась она и добавила, - будешь делать,  как я скажу - будут.

Вот с тех самых пор и началась совсем другая жизнь у Ирочки, которую все та же медсестра Оксана перекрестила в Ираиду со звучной фамилией Голдман.

 Это она конечно погорячилась. Ибо уже через неделю Вячеслав Аркадьевич потребовал паспорт, так как решил отвезти свою курочку в Ниццу.

Да ему, собственно говоря, было плевать, Ирка она или Ираида. Уж больно девка хороша была. А главное, все своё. Заводское. Как надоели ему эти силиконовые вкладки во всех местах. Ресницы эти кукольные, и, главное, волосы эти мерзкие наращенные.

А Ираидочка вся натуральная! Даже ногти. И такая славная и наивная девочка. Ещё и девственницей оказалась. Молчит почти всё время, а если свой милый ротик открывает, то только для того, чтобы восхититься Вячеславом Аркадьевичем, и сообщить ему, какой он добрый, сильный, отзывчивый, хороший, желанный, ну просто душка! И ничего не просила, а потому он хотел ей покупать и покупать.

За первую же неделю Вячеслав Аркадьевич подарил ей квартиру, машину, а про одежду, обувь, драгоценности, косметику уж и говорить незачем. Всего этого были просто тонны. А Ираидочка-заинька все повторяла:

-Ой, не надо мне ничего. Ой, да зачем же потратились вы, Вячеслав Аркадьевич?

А уж как в постели ублажала, так никто и никогда не миловал его. Пришлось, конечно, подучить девчонку. Но это и к лучшему, ибо она все стала делать так, как ему и было нужно.

Вячеслав Аркадьевич был просто в неописуемом восторге. Впервые за много лет брака со своей боевой подругой Яной Павловной прекратил домой на ночь приходить. А все больше у Ираиды пропадал, заюшки своей ненаглядной.

И в первую же неделю решил Вячеслав  свою барышню коллегам продемонстрировать. Собирались в этот раз своей постоянной компанией на Лазурном берегу.

Оксана-медсестра учила:
-Ты ж из деревни? Ну вспомни какую-нибудь девку-серую мышь и веди себя так, как бы она себя вела в подобной ситуации. Таких он любит. Точно говорю. Естественных и смирных. Был он у нас тут уже и не раз, - добавила медсестра, но объяснять, откуда знает такие подробности его предпочтений не сказала. А Ирина выяснять не стала.

Послушалась Оксану и не прогадала. Все советы пришлись в тему. И через две недели, по приезду из Ниццы, нехотя, но  отвезла медсестре ровно пять тысяч долларов.

Она Ирку едва узнала. Одета как Кайли Джаннер. Просто, но понятно, что не менее двухсот тысяч долларов на ней болталось. Телохранитель маячил сзади, а внизу Мерседес последней модели дожидался с шофёром.

-Ну ты в шоколаде, - восхитилась Оксанка, - такого я не ожидала! Может прибавишь, раз так у тебя все хорошо, благодаря моим советам, получается?

-Обойдёшься, - презрительно глядя на представительницу младшего медицинского персонала, процедила сквозь зубы Ирка, - тебе ж не приходится с этим боровом вонючим часами в постели кувыркаться и ублажать все его выпирающие места. Фу! - Ирину передернуло, - вот хоть как намоется, надушится, а воняет от него все-равно, стариком воняет! Понимаешь ты это или нет?

В тот же день, выходя со двора клиники, Ирка встретила своего одноклассника Сергея. Знала она, что поступил он в МГУ, и родители у него оба на месте, а не как у неё - только отец, а мать неизвестно куда сгинула, когда Ирке пять лет было. Отец сам ее поднял, баловал как мог, на ее поездку в Москву денег занял. А у этого отец два собственных бутика одежды имеет, а мать в полиции работает, да немаленькую должность занимает.

Поэтому, ласково щебеча, пригласила она Сергея в свои хоромы, дабы нос ему утереть богатством своим. Угостила шампанским дорогущим, икорку небрежно открыла.

Приятно было Ирке видеть, как у парня глаза-то расширились от удивления, как мямлил он ерунду какую-то, как он даже заискивать перед ней начал.

А через три месяца звонок Ире от консьержа:

-Ираида Витальевна, к вам тут мужик деревенский просится. Говорит, что отец он ваш, - и уж совсем тихо прибавил консьерж, - только зовут его почему-то Иван, я документы смотрел, а вы-то Витальевна?

-Гони его в шею, - молвила Ирка, - мой отец  в Норвегии, вчера только с ним говорила.

А про себя подумала: «Принесло хрыча старого позорить меня. Откуда только адрес узнал?»

Про Сергея и не вспомнила.

Когда  одноклассник Сергей приехал в родной городок на каникулы и случайно встретил Иркиного отца, то сообщил он ему, что дочку его видел, все отлично у неё, даже слишком. И адрес сообщил.

Отец, не имея от дочери сведений уж примерно с полгода, собрался и рванул в Москву. Если у неё там все ладно вышло, как одноклассник рассказывал, если не соврал, то что ж он в Воротынске-то за копейки ломается. Да и долг никак вернуть не получалось тот, что для ее поездки занимал.

А оно вон как вышло. Не пустила его дочь. А может ошибочка ? Стал он караулить Иришку. Ну выйдет же она когда-то. Вышла через пару часов. Издалека он ее увидел, по высокому росту и по походке узнал, кричать стал:

-Ирочка, я ж это, батька твой. Доча, ты что? Не признала меня что ли?

Только Ирка, в какую-то странную одежду одетая, на каблучищах полуметровых, глянула в его сторону презрительно, что-то громиле рядом с ней находящемуся буркнула, села в шикарную машину и отбыла.

А папашке вежливо, но настоятельно рекомендовали удалиться. А ещё громила ему пять тысяч в карман сунул и сказал:

-Жалко мне тебя, батя, на вот тебе.

Только долг был у отца гораздо больше.

В тот день Ирка торопилась на депиляцию. В предстоящую субботу на Бора-Бора отбывали. За рулем сидел болван шофёр, который еле-еле тащился, Ирка ничего слышать не хотела ни о каких пробках и орала ему, какой он баран, и, что она ему замену найдёт. Наймёт того, кто знает, как объехать все эти ужасные заторы. Ну а самое страшное - колесо этот гад проколол.

Ирка была в ужасе, три дня перед поездкой по минутам расписаны, никуда депиляцию не вставить. Массаж, бассейн, фитнес, шоппинг.

Выскочила она из машины, пнула в сердцах как следует по колесу, не пожалев своих туфелек дорогущих с россыпью бриллиантов, обложила шофёра своего трёхэтажным матом, зыркнула на громилу-телохранителя и тоном, не терпящим возражений, приказала за ней не ходить,  и понеслась к ближайшей станции метро. Другого выбора ситуация ей не оставляла.

Только громила за ней понёсся, побоявшись гнева Вячеслава Аркадьевича.

В метро люди на красотку как на инопланетянку глядели.

Ещё бы! Розовый кожаный брючный костюм, лабутены, сумка вся в стразах вызывали у скромных пассажиров подземки недоумение.

 «Откуда взялось сие чудо», - думал каждый второй. «Инопланетянка» же, брезгливо зажав нос ладошкой, смотрела на людей, как-будто впервые их видела. На перроне какой-то бомж подошёл к ней так близко, что она подумала о том, что от неё станет точно также смрадно чадить. «Костюм придётся выкинуть, - констатировала она. - Да ладно, Славка мне ещё пять штук таких купит, когда узнаёт какому унижению я подверглась»

Ирка с омерзением посмотрела на бомжа и постаралась отстраниться от него как можно дальше, но не тут-то было. Народу было столько, что Ирке наоборот пришлось прижаться к бомжу. Глаза их встретились. И  она к своему удивлению даже увидела в них проблеск ума, и ей показалось, что он как-то по-доброму посмотрел на неё. А она вдруг вспомнила отца. Но тут подъехал поезд, и толпа внесла ее в вагон. Примерно в середине пути между двумя станциями раздался ужасный грохот, вагон подбросило как игрушечный, и все померкло.

Очнулась Ирка от того, что кто-то хлопал ее по щекам.

Она с трудом открыла глаза, и прямо рядом с собой, близко-близко, она увидела отвратительное лицо того бомжа, который терся около неё на платформе. Ирка ничего не понимала и почти ничего не слышала.

-Очнулась, ну вот и хорошо. А теперь будем пробираться. Ну-ка, пошевели руками, ногами. Сможешь? - бомж говорил протяжно и глухо.

Из его рта ужасно воняло. Ирка хотела скривиться и отвернуться и сообщить ему, как он ей омерзителен. Но не смогла этого сделать. Лицо болело, язык не ворочался. Руками и ногами пошевелить было невозможно. «Да что происходит?» - подумала она. Тем временем бомж снова заговорил:

-Понятно. Ничего у тебя не работает. Ну это ничего. У меня зато все хорошо. Сейчас я тебя буду вытаскивать, а ты мне постарайся помочь.

Ирина опять хотела сказать ему, чтобы он ее не трогал и не разговаривал с ней. Ей было гадко и мерзко, но снова не смогла. Она плохо видела. Почему-то свет мелькал. И похоже они никуда не ехали. «Да что случилось-то?» - хотела снова крикнуть,  но опять у неё не вышло.

Все тело было как-будто избитым. Даже глазами было больно пошевелить. Тут только Ира поняла, что она не стоит и не сидит, а лежит. И вокруг неё много таких же как она лежачих.

Тем временем бомж схватил ее за пиджак и потянул. Она хотела ему крикнуть, чтобы он к ней не прикасался, но язык по-прежнему не шевелился. Все происходило как во сне.

Бомж тащил ее миллиметр за миллиметром. Обе его руки были по всей видимости покалечены, но он, превозмогая боль, упорно волок эту девчонку. Эту инопланетянку, которую он сразу приметил ещё там на эскалаторе. Подумав: «Эк ее приперло-то, коли в подземку сунулась в таком наряде», - Олег Евгеньевич, так когда-то величали бомжа, почему-то решил не отрываться от дамы, и даже поехал за ней,  хотя ему нужно было в другую сторону.

И вот этот взрыв. И рядом с ним, когда он очнулся, признаки жизни подавала только она. А все остальные нет. Ну по крайней мере те, до кого он мог дотянуться. Нужно выбираться. Девчонку надо спасать, сама не выкарабкается. Отовсюду раздавались крики, стоны, мат. Смрад выедал глаза. А помощь неизвестно когда придёт.

Из покорёженного вагона выбирались долго. Рядом с ними спасали свои жизни такие же как они. Потом ползли до станции. Олег часто отдыхал, берег силы. Рук своих он уже не чувствовал. Они уже даже не болели, но сантиметр за сантиметром он двигался вперёд.

Время от времени девчонка приходила в себя, но она ему совсем не помогала. Ей сильно досталось. «Эх, только бы не умерла преждевременно», - думал Олег, а вслух  приговаривал:

-Сейчас, сейчас. Вот уже скоро.

Примерно в середине пути у Ирки  прорезался голос, и она стала плакать и спрашивать, куда он ее тащит, где они, и что случилось. Олег объяснил ей, что был взрыв. Они пробираются к станции. Время от времени Ирка проваливалась в небытие. Олег тоже. На пути им попадались другие, такие же окровавленные и израненные пострадавшие. Некоторые из них ползли. Другие шли как зомби. Время тянулось, и Олегу казалось, что он уже несколько лет тащил эту тяжеленную девчонку по этому нескончаемому тоннелю метрополитена.

Ирку и бомжа нашли спасатели. Их вместе подняли наверх.

Бомж слышал, как девчонка требовала телефон, продиктовала номер, несколько раз ошибалась. Но всё-таки куда-то дозвонились, потому что очень быстро после звонка прибыл холёный высокомерный, хорошо одетый мужик, в сопровождении двух здоровяков. Олег видел с каким ужасом и брезгливостью он присел, посмотрел на грязную израненную, в остатках розового костюма девчонку, которую он выволок из подземки, и она лежала прямо на земле среди других таких же пострадавших. Олег слышал, как он спросил у врача скорой помощи, что с ней. И как доктор что-то ответил ему тихо. Мужик отшатнулся, и через некоторое время его и след простыл.

Ирка очнулась, и, поняв, что она наверху, девушка взглядом, а больше по запаху, отыскала  бомжа. Он лежал рядом и смотрел на нее. Она попросила врача скорой помощи  позвонить по такому-то номеру, объяснив, что о ней беспокоятся.

Слава прибыл быстро, или ей так показалось. Последнее, что она видела, прежде чем провалиться в забытьё снова, было брезгливое сожаление, написаное на лоснящемся лице Вячеслава Аркадьевича, и доброе искреннее сочувствие на грязном лице бомжа, который выволок ее из-под земли.

Реабилитация Иры длилась долго. Вячеслав конечно оплатил ее лечение. Но более девушка ему была не нужна. Он ни разу не навестил ее в клинике. И больше судьба не сводила их вместе.

Ира мудро распорядилась всеми средствами, оставшимися от Вячеслава Аркадьевича.

В результате многочисленных операций и процедур девушка обрела совершено другое лицо. Она долго привыкала к себе новой.

Через год Ира все-таки осуществила свою мечту и стала студенткой школы-студии МХАТ.

Сидя на мастер-классах великих актеров, она порой вспоминала минуты, когда с одной стороны над ней склонилось знакомое лицо Вячеслава Аркадьевича, выражающее только безразличие, и незнакомое грязное морщинистое лицо бомжа, выражающее тревогу и сострадание.