Автобус, направляющийся куда-то

Еще где-то с начала ноября у меня в карманах пальто застряли руки. Когда я шел сквозь дворы, я настолько замерзал, что лицо становилось безобразно красным, а на ресницах появлялся иней. А еще темно было — и ты идешь через эти дворы, обдуваемый мерзким холодным ветром в лицо, опаздываешь на пару. Немногочисленные прохожие, которые в этих местах ходят (а эти места очень непопулярные, про быстрый путь меж дворов мало кто знает) то и дело смотрят на тебя, как на дурачка, а ты идешь, громко дышишь, в своем пуховичке за пять тысяч рублей, накинутом на поло, кряхтишь и все мысли в голове напоминают какие-то животные позывы. Впоследствие, кстати, становится понятно: все смотрят на тебя, потому что у тебя в рюкзаке звенят будильники на айпаде, которых ты завел двадцать штук от шести утра до начала пары — чтобы уж точно, — а ты не слышишь, потому что идешь в наушниках. И вот опять — останавливаться, доставать планшет из рюкзака, потом снова его убирать, потому что забыл снять перчатки, снять перчатки, положить их в карман, достать айпад, выключить будильник, положить айпад, надеть неприятные тканные перчатки, застегнуть рюкзак, надеть его — и в добрый путь.

Наконец я дошел до автобусной остановки. Там уже собралось много людей. Если повернуться назад, то где-то через несколько дворов будет мой дом. Тем не менее, дорога к остановке зимой занимает очень много времени и сил. Мой учитель по гитаре говорил, что утром мы — студенты и школьники — похожи на оленей, которые ничего не понимают, и идут с пустой головой и пустыми глазами, только проснувшись, на учебу. Ближе к лету все, конечно, немного иначе: тепло, все цветет, не нужно надевать бесчисленное количество вещей на себя, приятнее просыпаться. А сейчас что делать — такова судьба помора: выходить из дома в темноте, возвращаться обратно в такой же темноте.

Эта улица называлась почему-то проспектом, хотя она была совсем небольшая. Машин на ней ходило немного, но тут было удобнее всего садиться на автобус, который довезет меня прямо до ВУЗа. Автобус был обычно очень перегружен, но в нем ездили одни и те же люди. За все время учебы ты уже успевал выучить их имена, узнать, куда они ездят и понаблюдать за их поведением. Тем не менее, большинство времени в этом автобусе я стоял, прислонившись к стеклу, отгораживающему водителя от внешнего мира, и смотрел сквозь него в другое окно — лицевое, в котором наблюдал за ходом движения автобуса.

Единственное неудобство, которое меня смущало — это то, что автобус нужно ждать. И я терпеливо ждал на этой остановке, в холодное промозглое утро, ждал, когда он наконец придет. Какой только автобус ни проезжал, а моего все не было. Приезжал он обычно ровно впритык, для того, чтобы мне успеть к первой паре. А сегодня я вышел пораньше, чтобы не мерзнуть. Тем не менее, по закону подлости, я все равно замерз, а автобус все еще не приезжал.

Когда долго смотришь в одну точку, очертания предметов становятся более четкими, вырисовываются каким-то странным свечением, а еще тебя могут посчитать дурачком. Однажды во время службы, я так долго смотрел на алтарь, что он начал вращаться. И сейчас я смотрел на дом перед автобусной остановкой через дорогу, и он начал плавать. Минуты на часах спешили, и уже оставалось полчаса до начала пары. Ненужные маршруты все так же часто приходили уже по Бог знает какому кругу, и я начинал завидовать людям, которые залезают в них, дождавшись, и усаживаются, смотрят на меня из окна теплого салона. Можно было бы уже пешком дойти.

Я встал, и начал расхаживать по остановке, в надежде, что скоро придет нужный автобус. Попинал асфальт, позакрывал глаза, попрыгал, чтобы согреться — и посмотрел вперед. Там виднелись знакомые очертания. Я оживился, и пошел к середине остановки — и понял: опять не мой. Опять. Пока первые пассажиры залезали внутрь, взглянул на маршрут .

Это был междугородний автобус — их проехало штук шесть с тех пор, как я этим утром пришел на остановку. Дело в том, что мой город находился в тридцати километрах от тупикового городка на краю моря. Никогда я там не был, хотя жил в этих краях уже двадцать лет. Сменилось все: я пошел в школу, закончил ее, поступил в ВУЗ, съехал от родителей, устроился на работу. Но я все так же хожу на эту автобусную остановку каждое утро, жду осточертелый автобус, мерзну, езжу по одному и тому же маршруту, и вечно опаздываю. И никогда еще я не выезжал за пределы своего города — только на каникулы с родителями за тридевять земель. А этот автобус ехал в Северодвинск. За всю мою жизнь как будто даже не менялся, его никто не мыл, и даже водитель в нем сидел один и тот же. Он ехал в город, про который краем уха слышал, постоянно видел на табличке, но никогда не интересовался им, и даже не представлял, что там происходит — на краю земли. А город ли это вообще?

Автобус не уезжал, как будто ожидая чего-то. Двери были открыты. И что-то мне такое пришло в голову, что мне вдруг захотелось убежать подальше от этого холода, от этого одиночества, тьмы, формул этих по дискретной математике, экзамена по проектированию, безденежья, рутины, и залезть в салон. Я нащупал в кармане сторублевую купюру, ее должно было хватить на проезд. Это были мои последние деньги. Я взобрался по лестнице и сел на свободное сиденье, оглянув взглядом людей, сидящих в нем — как в салоне самолета. Возможно, они ехали на работу, и для кого-то это тоже часть рутины, совсем как у меня — ждать автобус, долго ехать на нем до пункта назначения. Возможно, эти люди едут туда по делам. А может, кто-то как и я, в первый раз сюда залез и едет куда-то и зачем-то.

В кармане завибрировал телефон — пришла телеграмма от однокурсника, который предупреждал меня о рубежной контрольной, и заботливо спросил, не проспал ли я. И я ответил ему, что нет.

Двери закрылись, и в салон перестал попадать холодный воздух. Мы медленно тронулись, и в окне плясали огоньки спящего, или собирающегося еще на работу города. За окном постоянно усиливалась метель, а я сидел в теплом автобусе и смотрел в темное окно на городскую пастораль, которая вскоре сменилась темным лесом. Ехал в город, название которого я уже и забыл. С полупустым рюкзаком за плечами, в легкой одежде, без денег, но тогда я впервые почувствовал, что живу.