Портреты времени

- Вы, дохтор, нервный? - останавливает меня сгорбленная старушка,
- Кажется, спокойный, - отвечаю ей, - а в чем дело, бабушка?
- Вот, талон дали к нервному, - старушка достает из платочка, скрученного в трубочку, талон, - тобишь, как вас величать-то? А? Ну да совсем запамятовала, неврофатогрофом вы работаете, - обрадовавшись, наконец-то, правильно произнесенному слову, живо промолвила она.
- Невропатолог, - поправляю ее.
- А где же ты, милок, сидишь-то?
- Указав свое место пребывания, приглашаю в кабинет.

Старушка долго возится у двери, о чем-то судачит с ожидающими своей очереди пациентами. Те любезно пропускают ее без очереди, но зайти она не спешит. Спрашивает:
- Не лютый дохтор-то? - и услышав ответ, стучит в дверь. Медленно показывается ее седая голова, на время задерживается и поразмыслив о чем-то, еще раз оглянувшись на ожидающих, вошла и в покорной позе остановилась предо мной. Получив приглашение, села, внимательно осматривая меня прищуренным взглядом.
- Молодой, а грозный. Видать, башковит ты, милок... Подсоби мне, занедужила совсем старуха.

Хочешь не хочешь, а выслушать вступление должен, иначе как не лечи - довольна не будет. "Видишь как присматривается?!"

Умостившись поудобнее, освоившись с обстановкой, продолжает:
- Годков мне ой-йо-йо! Но скажу по правде умирать не хочется. Я тут тебе яблочков приготовила, - старушка заерзала на стуле, закопошившись в сумке. (Те, что посовременнее, начинают, по-моему, правильно: "Вылечишь, доктор, - отблагодарю"; другой говорит уже поконкретнее: "Поможет, если хотите, благодарность напишу". Деловые люди, неприятные и, к счастью, редкие).

Поблагодарив за угощение, отказавшись от "яблоков", успокаиваю ее и слушаю дальше.

- Обижаешь, касатик, старуху. Ну, да ладно, в церкви на тебя помолюсь на Николу-спасителя. Тебя зовут-то как?

Старушка повествует о себе охотно.
- Годков мне, милый, много. На Спас 84 сполнится. Замужем с 18 лет. Венчались в церкви Петра и Павла, что на Солдатской. (В медицине это называется "История жизни"). В Москве с 12 лет - считай, коренная. Милок мой, - тут она вдруг сникла, прослезилась, теребя кончики платка искореженными в суставах пальцами, - тестомес был, в революцию погиб, точно не знаю за наших или за ихних, но погиб - царство ему небесное, - не вставая нанесла на себя крест и тут же успокоилась.
- А работала я, дай бог памяти, уж и не перечтешь. Всяко было. Мальцов нянчила, кондитером была, на винном заводе, что на Самокатной долго работала... При Советской власти, в основном, по питанию шла - столовые, фабрики-кухни.

Время отпущенное на прием старушки истекло, а слушать ее интересно. Поговорить бы с ней за чашкой чая, да с вишневым вареньем, - ведь живая история, которая встречается все реже и реже.

- Почему не училась? Так когда мне было? Четверых растила, считай одна... Не то, что вы нынче - одного и стоните. Да... Старшей дочке 66 нынче, фершал она. Так сказать, одной масти с вами... Да-а! Нынче все идут на работу в шелках, да лаках. Вот соседка моя штукатуром работает. А идет на работу - одно заглядение - артистка, да и только. А разве раньше так ходили? Отработаешь как лошадь, да еще благодаришь за это. А нынче что? Сравнений никаких.

Знакомство закончилось. Старушка расположена к спокойному тону и переходит к своим недугам. Придвинулась поближе.
- Как говорится, на бедного Ванюшку все камушки. Вот видишь? - протягивая руки, - суставная ревматизмия. А еще, дохтор, посмотри меня на склероз. Ох-ох! Задумалась об ентом, удумалась, удумалась. Tax-то! А все онто у меня с испугу. Ну как же помочь мне от ентого склерозу. Жара, жара. Водицы захлебнуть бы, а все боюсь - вон какие по улице тах-то ходять. Склероз ентот дюже колет...

...Покидает кабинет довольная, а я слышу за дверью недовольные голоса.
Так как говоришь звать-то тебя?... Ага... Ну я за тебя в «заздравие» пропишу. Спасибо, милок.

Уже открыв дверь, возвращается.
- Скажу по секрету, - ее голос на пол тона стал ниже. - Была я у вашего тут одного. Поведала ему все как на душе. А он мне в ответ: "У вас прокол, бабушка" - и стал прописывать. А я ему: "А что ж ты меня и не оследствовал, почтенный?” А он мне енто самое говорит: "Я кандидат, бабушка!" Что оно значит, я не знаю, но видно птица вадная. Ta-то. А еще, дохтор, не сказала тебе самого главного - резали ведь меня, тобишь оперировали кишечник. Ой, тяжко было! Да бог помог - выдюжила. Да, без бога никуда. Не верила б, да не молилась - уже давно душа была на том свете, - крестись тяжело вздохнула. - Ну, до свидания. Наговорила, наговорила я тебе...



Не успела закрыться дверь, как в кабинет живо вошел парнишка с длинно отпущенными волосами и находу бросил:
- Доктор, надоело мне кантоваться тут у вас. Напишите "здоров” и я удалюсь, - подавая бланк медицинской справки для поступающих в учебные заведения.

Приглашаю сесть и первым здороваюсь.
- Здравствуйте, - невозмутимый ответ, по лицу видно, что до него ”не дошло”.

Поступает после десятого класса на физмат. Видимо из тех физиков, что не признают лириков. Подаю подписанный бланк:
- Когда будешь на экзаменах, не забудь поздороваться, иначе балл наверняка уплывет.
- Что ж я - того? - смотрит на меня удивленно и указывает пальцем себе на висок.
- Ну, желаю удачи.
- Угу, - и с упреком добавил, - Старух тут у вас дополна - не пробьешься.

А, ведь, пробился.



Экспедитор, 32 лет. На больничном листе одиннадцать дней.

- Вот и все. Можно приступить к работе, - подношу ручку к больничному листу.
- Доктор! А нельзя еще пару деньков? От болезни отдохнуть, - в глазах лукавинка, молящее, страждующее лицо.
- Неужели не надоело сидеть без дела?
- А что? Оплачивают 100 процентов, почему бы и не посидеть?

С неприятным чувством закрываю больничный.



... Щадящей походкой, входит мужчина лет пятидесяти, прихрамывая на правую ногу. Жалуется на боли в спине. Сняв одежду подходит ко мне. Все тело иссечено шрамами. Бегло насчитываю семнадцать.

- Эх, доктор! Не знаешь, что и болит. В разведке это... Дважды перепадало. Первый раз от снаряда, второй - на мину наскочил.

Выписываю рецепты на спец бланке для инвалидов войны.

- Доктор, только без этих скидок, чувствую себя неловко от них. Выпишите на обычном.
- Вам стесняться этого совершенно не следует. Вы заслужили.

Какое благородство с виду обычного, ничем неприметного человека. А сколько их?! И почти у всех одна черта - о тех годах молчат, а если и говорят, то скупо - не хотят тревожить раны.

- Вот рецепты. А по этой справке получите больничный
- Нет, нет, доктор. Больничный не надо. Я на работе человеком себя чувствую. Переболит, пройдет. Я к боли привычный.



- Спина болит и никто не сочувствует... А нервы у меня крепкие, - старушка живая, бодрая. - Вот живу я с соседями. Заскандалят - а я раз на крючок, руки сложу и слушаю, и мне хоть бы хны. Другую колотит там, сердце замирает, а мне хоть что... А спина болит... Слабая, слабая медицина, никуда не годная.
- А выглядите вы не плохо, не по годам.
- Не ваша, моя заслуга. Надо беречь себя...



... - А откуда здоровье, доктор? Одна троих вырастила и образование дала. Один полковник уже... Муж? ... Лежит под Москвой... Другая, смотришь, старше тебя на десяток лет, а ты против нее старуха из старух... И сколько нас таких, что война сломала! Много вы видите в Москве стариков? Раз-два и обчелся, как будто и мужиков наших лет не было. А где они? Все там же. Под Москвой. Отстояли, а нас баб одних с детьми оставили. Вот и считай, что наше поколение одни старухи и представляют... Все забрала проклятая. Хоть бы детям нашим так же не пришлось... Вот поэтому и надоедаем мы вам. Поговорим между собой и действительно стыдно идти к врачам. Свое отжили, пусть уж молодые лечатся, что зря время у вас забирать. Да и у них - вон как все бегут, спешат куда-то. А что нам - сиди дома и жди своего часа. Но порой заболит так, что вас не обойдешь, так что уж извините нас старух, что беспокоим...



...- Что ты, доктор, меня все расспрашиваешь? Ты на меня посмотри и скажи, что у меня болит. Вот я, механик, машину не спрашиваю - она и не говорит. А разберу ее, посмотрю и знаю, что в ней не в порядке...



Вот так и проходит рабочий день. И о боге всемогущем услышишь, и раны увидишь, и с хамством столкнешься и удивишься величию человеческих помыслов обыкновенного труженика.

С каждым годом первые приходят все реже и реже.


Москва
1970-1974