Солнечная девочка

С детских лет я помню свою подружку, которую звали Нина. На мои шесть-десять лет она была немного странной. Нина плохо говорила, больше мычала и странно ходила. Меня она называла Олика (Ида она не могла никак произносить).
Моя мама рассказала мне , что Нина с мамой, бабушкой и братом попали под бомбежку во время войны. Нина очень испугалась и перестала разговаривать.  Когда она приходила к нам, мы с ней всегда шили одежду для кукол. В этом Нина была мастер. Она терпеливо учила меня ремеслу портнихи. А если я ее не понимала, то она злилась и ругалась словом «акына». Потом я уже поняла, что для Нины это было очень плохое слово. Нинина мама была портниха и, видимо, Нина смотрела, как работает мама, училась у нее, а потом учила меня.
Она была очень добрая, ласковая, но только со мною. Обнимала меня, гладила по головке и всегда говорила: «Нинака Олика мммммм!», что означало «Ноночка очень любит Идочку!».
Она собирала фотки из газет, а поскольку у нас прессы дома было больше, чем надо, то и я собирала для нее газеты, откуда она с удовольствием вырезала фото. Я до сих пор четко вижу и помню, как была счастлива Ниночка, когда я отдала ей газеты с членами Политбюро СССР после очередного партсъезда.
Она жила не далеко от школы, где я училась. Когда я пошла в 1-й класс, Нина часто встречала меня возле школы, но не у двери, а на другой стороне улицы. Мальчишки дразнили ее, называли дурой, а она бедненька плакала и злилась на них. В один из таких моментов, я «отдубасила пацанов» портфелем. Они не ожидали от меня такой прыти и стали объяснять мне, что Нина, мол дура, и ничего не понимает. Тут уж я встала горой на ее защиту и рассказала, как Нинина семья попала под бомбежку, добавив еще «душераздирающие» факты (придумала на ходу) и больше ее никто никогда не обижал.
Потом наши встречи становились все реже и реже. Нина объясняла мне, что она себя плохо чувствует, у нее кружилась голова и болели ножки. Когда она приходила к нам, моя бабушка всегда старалась ее покормить. Мне объясняли, что у них очень бедная семья, но Нина не брала еду, мол ей мама не разрешала.
Последний раз, когда я видела Нину, она мне «рассказала», что идет в больницу и уже больше оттуда не выйдет. Я стала плакать, а она гладила меня по голове и произносила только одно слово «Олика». Мне было где-то лет десять- двенадцать.
Как показала жизнь, Нина оказалась права. Она умерла в больнице через несколько дней, когда ей было около двадцати лет, от рака крови.
Уже спустя много лет я, конечно, поняла, что у Нины был синдром Дауна. Я знаю, что до сих пор, уже на Том Свете, этот солнечный человек так же улыбается и защищает меня как Ангел.