Привет из прошлого

Когда после долгого отсутствия оказываешься в родных краях, то первое и святое дело - отдать дань традиции и поклонитьсй праху предков. В полном соответствии с этими заповедями благообразной внешности, но крепкий духом и телом пенсионер Эдуард Рубенович уже третий день подряд посещал кладбища. Разные кладбища, ибо родители и старший брат были похоронены в одном месте, жена на другом кладбище, центральном, а дед с бабкой - вот здесь, на небольшом южном кладбище близ бывшего ипподрома. И так получалось, что на каждом кладбище надо было что-то делать - освежать мраморную крошку, поправлять покосивший надгробный памятник и очищать его от натеков. То же самое и даже больше ожидало его и здесь. Могила, которую пенсионер нашел с трудом, руководствоясь своими записями, оказалась в аховом состоянии - заросла бурьяном, а решетка вся проржавела. По мере сил приведя все в порядок и покрасив ограду черной красной, Эдуард Рубенович взглянил на часы и не поверил глазам - был уже полдень, солнце вовсю припекало, а все три бутылки воды, которые он предусмотрительно взял с собой, были пусты. Что ж, дело сделаны, цветы возложены на надгробие, можно идти домой. И тут мимо него прошла немолодая женщина, лицо которой показалось ему смутно знакомым. По всей видимости, аналогичные чувства возникли также у нее. Женщуна резко остановилась. слегка наклонила голову и внимательно на него взглянула, затем, как бы колеблясь, робко к нему подошла.
- Простите, вы не Эдуард Робертович?
- Эдуард Рубенович.
- Да, да, конечно, извините. А я Мария. Мара. Не помните меня?
Пенсионер обладал ясной памятью, однако никаких ассоциаций с именем вызвать не мог, а посему неопределенно покачал головой.
- Мария. Мара Акопова. Дочка Рафика Акопова.
Все стало ясно. Рафик Акопов был не тот фрукт, которого можно было забыть. Рафик заведовал какой-то лабораторией в том же институте, где работал он сам, страшно любил выпить на халяву, но пьянел после третий рюмки вследствии операции по удалению опухоли в лысой голове. После этой операции Акопов малость тронулся. Стал агрессивен, раздражителен и почему-то не мог полностью открывать рот, а потому во время еды пальцем запихивал в свою пасть кусочки пищи, что у сотразепников вызывало немалое удивление и веселье. И да, у него была дочь, вроде даже две, а вот эту, Мару, он устроил к себе на работу. Ничем особым она не выделялась, но пенсионер помнил, что с ней была связана какая-то мутная история.
- Мутная, может от того, что она дочка Рафика? - пенсионер сам себя порадовал дурацкой мыслью?
Завязалась обычная беседа, в ходе которой Мара живо интересовалась его жизненным путем и обстоятельствами быта.
- Может, она незамужем и лелеет какие-то надежды? - предположил Эдуард Рубенович.
Однако, все оказалось совсем не так.
- У вас немного времени найдется?
Эдуард Рубенович малость притомился, но из чувства такта кивнул.
- Разумеется. Давайте пройдем к центральным воротам. Там, перед входом есть закусочная. Перекусим, а заодно переговорим.
Всю дорогу до закусочной эта странная пара прошла, не произносив ни слова. Пенсионер обдумывал планы по поездке в район к сестре, то есть, прикидывал перечень необходимых покупок, а Мара, по-видимому, собиралась с мыслями.
Эдуард Рубенович ел горячие чебуреки, а Мара, не притронувшись к еде, рассказывала.
- Знаете как трудно говорить о том, что выставляет себя самого нелучшим образом. Даже не то что не лучшим, а, скажу прямо, выставляет подонком. Тем не менее я вам расскажу, что тогда со мной приключилось. Ведь вы же не помните, ведь так же?
Дождавшись утвердительного кивка (ибо пенсионер как раз в этот миг отправил в рот  здоровенный кусок чебурека), Мара продолжила.
- Мне тогда было семнадцать лет, я только окончила школу, а вам, наверное, лет тридцать и вы мне очень нравились. Помню, я ужасно огорчилась, когда узнала, что вы женаты и что у вас двое детей. Я говорю это к тому, что другому я свою историю бы не рассказала. Да, эта история выставляет меня с очень плохой стороны, но, думаю, вы поймете, почему я решила вам все рассказать.
- Ну да, раскаятся. Но что, черт возьми, все это значит?
- У нас была дворовая компания - три парня и две девушки. И в тот несчастный день Танька заболела и нас было уже четверо, а старший, заводила Артур и сказал, что к Мишке из соседнего двора приехали родители из Африки и привезли фирменный магнитифон. Настоящий "Панасоник". И что неплохо бы этот магнитофон отобрать. И что он точно знает, что сейчас дома у них никого нету, кроме бабки, потому как Миша с родителями уехали на фестиваль "Золотая осень" и приедут поздно вечером. Ты, Мара, позвонишь в дверь, а когда бабка откроет, спросишь, где Мишка. Остальное мы сделаем. Откуда ж я знала, что у Артура под полой пиджака был спрятан железный прут? И чтобабка от удара скончалась на месте? Короче, в тот же день, ночью, нас вычислили и взяли. Арура растреляли, двум другим дали по десятке, а мне досталось восемь лет, которые я честно, как говорится, от звонка до звонка, отсидела в женской колонии. В Абовяне. Там, где еще была колония для малолеток. За все это время ко мне только два раза приезжала мать, да еще три раза она же отправляла мне передачу. То есть, так получилось, что все от меня отказались. И отец, и мать, и сестра. О других родственниках я и не говорю. Когда я вышла из колонии, у меня на руках были какие-то гроши, которые я там заработала в швейном цеху и больше ничего. Отец тогда уже умер, а мать поменяла наши три комнаты на две и одну. Вот эта одна, у черта на куличках, досталась мне.
- Могла бы вообще ничего не дать, - вставил Эдуард Рубенович, вы же были выписаны.
- Могла. И, кстати, сестра не хотела мне ничего давать. Чистоплюйка! Раз уж ошиблась, так все, иди помирай.
- Интересное кино получается, - подумал пенсионер, - да ты еще права качаешь после всего этого? Да тебе, сучка, вообще не место среди людей.
- И теперь вы здесь и живете?
- Здесь и живу. И так получилось, что та бабка оказалась похороненной именно на этом кладбище. Вот я каждую неделю прихожу сюда. Замаливаю грех. На ее могилу никто не приходит, только я. Ношу цветы. Ухаживаю за могилой. А сторож думает, что тут могила моей бабки. И вот я думаю. так кто же больше заботиться о ее памяти, ее родичи или я?
Эдуард Рубенович был немало удивлен такой постановкой вопроса.
- Послушайте, мне кажется, что если б ваш приятель перебил всю семью и вы начали бы ходить на их могилу, то можно было бы сказать то же самое.
Женщина довольно долго молчала и за это время пенсионер успел доесть и оплатить заказ.
- Вы, как и все, меня не поняли. А ведь я раскаялась. Раскаялась! Ходила, носила цветы...
Терпение у Эдуарда Рубеновича лопнуло.
- Мария или как там вас. Всего хорошего. И я не советую вам более ходить на эту могилу. Вам этого не понять, но уж поверьте мне, бабка каждый раз переворачивается в гробу, когда вы усаживаетесь на краешек надгробия и заводите свою песню. Понятно вам? Впрочем, можете не отвечать. Всего хорошего.
Мара вспыхнула ярким пламенем, одарила пенсионера смертельным взглядом и удалилась.
Эдуард Рубенович после ее ухода в сердцах процедил нелицеприятные слова и вышел.
Вечером Эдуард Рубенович не поленился отыскать в записной трубке телефон Риммы, бывшей сослуживицы по тому месту работы, зная ее неуемное любопытство и способности к откапыванию интересующей ее информации и сплетен. Правда, для затравки ему пришлось в свою очередь подробмо рассказать о своем житье-бытье, ответить на бесчисленные вопросы и лишь затем перейти к описанию состоявшейся встрече. Однако, дело того стоило. Захлебываясь, Римма рассказала ему, что искомая Мара в колонии тронулась рассудком и возомнила, что бог наказал ее и в качестве наказания ей предписывалось регулярно ходить на кладбище и в церковь - ставить свечку за упокой души убиенной бабки. Конечно же, никакой бабкиной могилы она не нашла и просто выдумала, что эта могила должна находиться именно здесь, на том, видимо, основании, что кладбище находилось рядом с ее домом и туда удобно было ходить пешком.
- С ней в колонии что-то случилось, - уверенно вещала Римма, - вот у меня была знакомая, жена начальника колонии, так она мне такие страшные вещи про эту колонию рассказывала. Представляете...
Поблагодарив говорливую сороку, Эдуард Рубенович постарался о том случае забыть и по-возможности избежать с встречи с этой умалишенной.
- Куда конь с копытом, туда и рак с клешней, - подытожил наш философ, имея в виду отца и непутевую дочь.