Зуд

        Вечером все было как обычно, но потом наступила ночь, тот отрезок суток, в который ты попадал как в некую параллельную реальность, где всё  то,  что было днём и вечером,  годы обратно и   даже годы  спустя трансформировалось в сновидения,  когда одна реальность накладывалась на другую,  ту,  ночную и происходила жуткая путаница двух миров,  воссоединявшихся,  сливающихся в единое целое, когда казалось одно невозможно было сначала  отличить от другого,  а потом   так же отделить.


      Короче эта полоса жизни вновь наступила после обычного ничем не примечательного вечера, эта ночь накрыла собой и звенящей тишиной всё  окружающее пространство, вступая в свои права и пугая своей звенящей тишиной,  в которой на этот раз всё   зудело и кипело, нарастая шумами в голове.  Зудело в ночи и в теле, кипело  в голове,  вернее зудело  в одном из тел, которое было натянуто,  как струна, готовое лопнуть в любой момент  и,   разорвавшись на мелкие части,  заполнить ими это пространство и звенящую тишину.
        Второе же было умиротворяюще спокойно. Это тело не мучил зуд, оно не билось в конвульсиях от всё  нарастающих мышечных спазм, оно просто лежало и не шевелилось, словно его не касалась не та ночь, не тот зуд в другом теле,  и даже другой зуд,  комариный, вызывающий раздражение не только в ушах, но и  во всём твоём  теле, не беспокоил спящего.

       Он,  вернее,  его бесцветный,  не шевелящийся  голос периодически что-то спрашивал, будто находясь в эйфории,  потом,  не дожидаясь ответа,  тут же равнодушно пропадал, умирая на глазах, оказываясь в той неизвестности, которая принесла эту звенящую ночную тишину.
    
      Тем временем зуд  снова  одолевал тело,  то, что было натянуто,  как струна, уже не было сил терпеть и мучиться,  потому что не было возможности куда-то  деться от этого зуда во всём теле, когда казалось уже, что  над  лицом пролетала пыль и касалась его  своими серыми  крыльями, словно бабочка,  тоже добавляя зуд ещё и  к тому, назойливо  комариному.

       Голос пугал своим равнодушием, будто его и не было,   и он давно и навсегда умер,  провалившись в бездну параллельной реальности,  и  полностью с ней слился.


    Ибо в этой реальности   был зуд   во всём теле.

        Потом к нему добавился механический звук крутящихся лопастей  вентилятора, который,  как ни  странно,  умиротворяюще действовал на тело,  обдувая  его   своим ветерком, почти морским  бризом,   успокаивая не зуд,  а само тело,  давно желающее присоединиться к тому умершему бесцветному голосу,  который поражал своим равнодушием ко всему,   даже   к  назойливому комариному писку.

       В общем,   эта полоса суток после обычного вечера принесла одни только физические и моральные страдания.  К утру, наконец, монотонный   механический звук и вовсе успокоил жаждущее покоя тело и оно перестало испытывать зуд, больше наверное,  по причине того, что закончилась ночь,  сменив одну непонятную реальность на другую,  но более понятную,  где ты не спал, не погружался в неведомый и непознанный мир сновидений,  где ты как-то пытался существовать,  живя в двух мирах сразу, потому что каждая   приходящая  ночь была неизбежностью твоей жизни.
 
      Вот и тело,  что мучилось в этой ночи от зуда,  тоже продолжило тот свой начатый ещё  днём путь,  много лет и может быть, даже  веков назад,  зачем-то так бессовестно прерванный этой  ночью.  Казалось,  оно даже забыло обо всем том,  что произошло с ним,   но всё   же помнило,  ибо ему так и не удалось заснуть и        познать  частично ту реальность,  в которой нас нет,   мы здесь,  а там кто-то другой — тот,  бесцветный равнодушно-умерший голос, который в жизни совсем другой и звучащий совсем по -иному.

        И  всё   продолжилось или началось,  как всегда и как  обычно,  как было с вечера. Всё было забыто, будто его и не было.
 
       И только саднящие от ночного зуда раны указывали на то,  что всё  это было и не приснилось, не пришло из другой параллельной реальности. Тот зуд был. 
    Зуд, помешавший одному слиться с другим,  так и оставив разделенными две параллельные реальности   на две половинки,  когда одна не была понятнее другой, а  была  просто привычнее.

11.04.2021 г
Марина Леванте