судьба снайпера глава6

       Глава 6
   Утро это одно из самых благостных времён суток. Человек, проснувшийся рано утром, открыт почти что всем тончайшим энергиям, это можно назвать волшебством утра, его сущностью и сердцевиной. Только что народившийся день несёт в себе все возможности, все уровни нового, всю красоту жизни. И только тот, кто смог рано проснуться, имеет возможность использовать весь этот кладезь, всю полноту посылаемый энергии из самых глубин бытия, вероятно, из самого источника.
   Эмиль проснулся около полшестого от того, что услышал свой голос, который отвечал на вопросы самого себя. С минуту он полежал, просматривая всю историю ночи своей, и встал бодрый и готовый к свершениям, но внутри него, в каком-то тайном и укромном уголке, словно стало что-то расти после ночного вояжа, будто бы он изменился, и внутренняя почва его впитала новую жизнь и семена эфирные, самое тончайшие и великолепнейшие дали ростки, потянувшись к его внутреннему солнцу;на физическом уровне он почувствовал небольшое давление в точке между глаз, где индусы рисуют себе цветные кружочки и всякую всячину, что только помогло ему сконцентрироваться на задаче, хотя в целом делать ничего не хотелось, кроме как как пребывать в моменте. Это, буквально, затягивало его, и он очень часто застывал во время приготовления завтрака,как бы растворяясь в бытие-разум его отключался, и пустота, наполненная и потусторонняя, являла ему незримый золотой дождь, который пронизывал всё сущее, по-видимому вечным своим присутствием и явной любовью безусловной своей.
   Наконец, ему уже просто пришлось позвать Сашу на завтрак, который они разделили почти в полном молчании, лишь изредка Санечка спрашивал об Анжеле и Анюте - мол, где они и что сейчас делают, но Эмиль, если и отвечал ему, то только безмолвно, про себя.
   По дороге в интернат Эмиль аккуратно, но так нежно и ласково смотрел на любимого племянника, когда это позволяла дорожная обстановка, и глазами своими впитывал в себя всего Сашу, словно впервые видел его, ведь Саша и так был не от мира сего-лишь тело и разум связывали его со всем происходящим,  душа же его невинная, ангельская витала где-то так далеко что, одно даже сейчас Эмиль мог видеть только её иллюзорные покровы, которые витали вне пространства и времени,  осенняя собой пристанище избранных сущностей. Однако и сегодня лишь только он отвёл Сашу внутрь учебного заведения для особых детей,почти сразу постарался удалиться, чтобы не встречаться с Анжелой,но на этот раз совсем по другой причине-его миссия должна была осуществиться без всяких эксцессов,а увидев эту дорогую его сердцу женщину имеет рисковал просто провалить задуманное, плюнув на всё.Он это чувствовал и сделал всё, чтобы этого избежать, то есть направился в свои пенаты, где полностью экипировался и выдвинулся на место рыбалки, заранее на несколько часов, ведь в этом мог крыться успех этого не легкого, совсем неприятного ему, но необходимого акта жизни и смерти, как он считал.
   Быстро и незаметно добрался он до места событий , где предстояло развернуться его дерзкому плану по устранению Ивана Антоновича. Замаскировав свою машину,Эмиль выдвинулся на позицию , которая находилась почти на противоположном берегу озера , где Ухватов с челядью собирался рыбалить. Сами они должны были появиться к вечеру, но Эмилю нужно было время , чтобы спокойно уже на местности проработать план до мельчайших  деталей, а заодно и запасной на всякий случай, как всегда. Он долго вглядывался в бинокль, запоминая любую интересную деталь - кривое низкое  дерево , островок камышей недалеко от берега , торчащую корягу , это очень может пригодится позже ,а пока Эмиль удобнее устроился в ожидании остальных действующих лиц сегодняшнего шоу, после того,как смотался в город, забрал Сашу, отвёз его домой, покормив в темпе вальса.
   Догорающее солнце красило всё вокруг невероятными чистейшими цветами и оттенками, озеро горело золотом, а вдалеке небо было оторочено розовыми  кружевами, и облака,  плывущие в вышине,  были одеты в нарядную серовато лиловую одежду-у многих были пышные банты, бахрома и  тесемочки,  которыми игрался вечерний ветерок шалун,  скачущий поверх деревьев,объятых матушкой осенью, любящей то разбагрянить,то раззолотить многочисленную ещё листву рукой своей волшебной.
   Волн на озере почти не было, лишь небольшая зыбь, но рыба любила такую погоду и  играла, скакала и плясала в воде то здесь то там, показывая спины свои нагулянные. В лучах заходящего солнца на противоположном берегу засуетились фигуры приехавших рыбаков, они готовили снасти, негромко переговариваясь. Один лишь только Иван Антонович, пребывавший в добром расположении духа, что-то весело рассказывал, балагурил, смеялся невпопад, шутил и умничал, естественно, когда разговор заходил непосредственно о рыбалке. Да и вообще, Ухватов любил похвастаться, рассказать какую-нибудь захватывающую дух историю, высказать своё профанское мнение почти по каждому поводу, ведь военный человек вроде бы знает многое, но по сути все эти знания очень поверхностные, если человек этот по большей части сидит в кабинете и отдаёт приказы.
   Наконец всё уже было готово и уложено в лодки или рядом с ними, люди стали забираться в них, пересмеиваясь, но всё это нисколько не волновало рыбу, которую они собирались выудить, поскольку совершалось на несколько тонов тише, чем обычно, словно уже исполнялся некий неписанный ритуал адептов рыбалки и так, вероятно, происходило уже многие тысячи лет по всему миру. Ведь люди, идущие на контакт водой, решающие связать свои чаяния и надежды с полученным из неё, вверяются её законам и в тайне уповают на ее благосклонность и добросердие - так мало изменились люди с тех пор, как у них появились плавучие средства в седой древности и они расширили свой мир реками, озёрами, морями и, конечно, океанами.
   Иван Антонович любил удить один и, когда ему помогли забраться в лодку, отдалился от всех, изредка прикладываясь к чеканной фляжке, балуя себя двенадцатилетним виски, подаренным намедни подчинёнными. Он не спеша выгреб чуть в сторону от остальных, приблизившись к островку камышей, где и намеревался бросить якорь, как говорится. Спиннинг, прикормку, кукурузу, червей ему заранее сложили в лодку, и теперь ему только оставалось испытать свою удачу, настроившись на любимое им занятие.
   Немного прикормив все вокруг себя, он нанизал на крючок кукурузу и забросил поближе к камышами; не прошло и минуты, как у него клюнуло, и он подсек. Вытаскивая, он представлял себе карася или карпа, а вытащил красноперую плотву с ладошку размером и, поцеловав её, отпустил - такой у него был обычай первую всегда отпускать. После плотвы клюнули пара карасей грамм по триста и, наконец, первый карп почти на килограмм, с которым он немного повозился, пока вытащил. Иван Антонович несколько воодушевился и стал таскать то карасей, то карпов, плотвичка ему больше не показывалась, да и бог с ней, его все устраивало, фляжка потихоньку пустела, а в лодке прибавилось шума и гама от выловленных рыб.
   Как только стемнело, Эмиль незаметно, как выдра, перебрался на ту сторону и стал поджидать своего часа - гидрокостюм давал ему возможность дождаться нужного момента. Он дрейфовал между берегом и зарослями камыша, которые природа так удачно вырастила здесь. Внутри него зрело чувство предстоящей наполненности и завершенности, эта наполненность давала Эмилю силы к свершению его мнимой миссии и сулила скорое избавление ото всех забот и, возможно, воссоединение с Анжелой.
  Раньше на задании он всегда был предельно сконцентрирован на нем, а сейчас мысли обступили его хороводом и кружились, увлекая его за собой, дразня и маня, как быка дразнит и манит мулета. Однако он все же был тертый калач и легко им не давался, лишь изредка мысленно учил Анжелу водить, клал свою руку поверх её на руле, улыбался, шутил и... был счастлив как никогда. Вдруг он явно услышал, что кто-то поет, или пытается петь, ему пришлось немного подплыть поближе и он внезапно стал различать слова давно забытой песни - Если б было море пива, я б дельфином стал красивым, если б было море водки, стал бы я подводной лодкой! Стал бы я подводной лод-коййй!
   Эмиль, как акула, выглядывающая из воды в поисках жертвы, уставился на Ивана Антоновича, сидевшего в своей лодке и поющего, а теперь почти уже бормочащего один и тот же припев глупой песни, кураж которой давно прошел, но в нем ещё остался каким-то чудом, буквально застрял, как неисправная игла на виниловой пластинке. Рыбацкий запал у Ухватова несколько поиссяк и он почти безвольно стал напевать всякую чушь, добивая последние глотки из заветной фляжки. Голова его устало опустилась, козлиная бородка упиралась в грудь, правая рука машинально сжимала спиннинг, левая держала пустую уже фляжку; голос его пьяный, охрипший и совсем бесцветный затухал, переставая тревожить водную гладь и воздух, напоенный ночной прохладой. Наконец, он вырубился, изредка ещё издавая какое то клокотание и шамкание губами.
   Тишина ночи почти сразу заполнила все пространство вокруг, лишь иногда ее прорывали далёкие, почти призрачные голоса других рыбаков, звучащие словно из-под воды. Звёзды, такие далёкие и холодные, строго глядели вниз на землю,  на всех, кто копошился на ней, и если бы могли, то гомерически смеялись бы над всей этой нескончаемой трагикомедией, которую люди зовут своей единственной, уникальной и божественной жизнью.
   Эмиль же посмотрел на эти запредельно далёкие солнца и криво им улыбнулся. Он, в отличие от этих беспристрастных свидетелей бытия, мог себе это позволить, понимая сейчас, как никогда, всю тщетность и суетность творимого себе подобными. После этого он кинул свой взгляд на Ивана Антоновича и осознал, что тот есть некое космическое явление, появившееся по тем же самым причинам, по которым появился и он сам. Эта тождественность сейчас явно бросалась ему в глаза, наглядно показывая, что они как две стороны одной медали - без одной не будет другой, и наоборот. Вероятно по таким законам живёт вся Вселенная, вечно молодая, вечно пьяная, и капризы ее чувствуют на себе все, кто находится в ней, все, кого она родила для себя и одарила всем, что у нее есть, а уж как это использовать, во что превращать воля всех одаренных, хотя может ни о какой воле речи и не шло - все могло быть обманом, и возможно речь шла только о подчинении, принятии и рабстве, или о бунтарстве, отторжении и революции. Но откуда это всё могло прийти, как не из молока матери, которым она щедро поила своих детей?
   Эмиль смотрел на Ивана Антоновича и ему было жалко этого человека, запутавшегося в своих же страстях, ставших бременем для него, неподъемным грузом. Но кто взвалил это всё на него? Он сам или всё таки Вселенная? Разве он мог быть отделен от нее, разве пуповину жизни можно отрезать и жить самостоятельно, цельно и одиноко, ведь даже эти далёкие звёзды хоть и одиноки в космосе безбрежном, но все равно связаны друг с другом нитями незримыми, спиралями величайшего накала, тончайшей материей Бытия, познать которую если и возможно, то рассказать о ней, осмыслить и написать уж точно вряд ли: она непроизносима, она запредельна, она всецела, хоть и жива и вечна, но не видима, а поэтому поверить в нее, жить ею, проникнувши в самую ее суть, так трудно и невероятно, что легче жить как бы вне её, на поверхности, не ныряя и не ища.
   Эмиль осознал,что хоть Иван Антонович ему и враг, но он возлюбил врага своего, познал его сущность, и убить его сейчас все равно как убить самого себя. И он оставил спящего, не потревожив, и стал уплывать, легко скользя в холодной воде, которая сейчас манила его заглянуть вглубь и открыться   ему по-настоящему. Он едва сдержался, чтобы этого не сделать и добрался до своего берега, но уже другим и таким тихим, что внутри него не было никакого диалога, никакого волнения, ибо сама глубина вошла в него и затопила в нем всю пустыню, которая в нём жила. Не торопясь собравшись, Эмиль оглянулся в последний раз на озеро, и ему показалось, что лодка с Ухватовым наполнила свои паруса и собирается лететь, возноситься на небо, словно её ничего уже не держало здесь. Она в последний раз скользнула по воде и воспарила так легко, как-будто её стихией были небеса, а не вода. И лишь луна, царица ночи, недоуменно посмотрела на Эмиля, словно силилась сказать - как такое вообще возможно?! Но лодка на фоне луны затмила ее, отодвинув на задний план; паруса её наполнились ночным ветром, тихим и шепчущим о том, что ничего нет прекраснее свободного полета. Кому, как не ветру знать об этом? И луна и Эмиль с ним молча согласились, и только решили проводить лодку глазами, как она вдруг превратилась в перламутровый призрачный туман, который тут же расстаял в небе, не оставив и следа после себя.
   По дороге домой Эмиль думал сначала о Саше, как он там и все ли хорошо, потом об Анжеле, вспоминая её родные и дорогие его сердцу глаза, и, наконец, подумал о себе, о том, что он правильно поступил там на озере и ни о чем сейчас не жалеет, пускай и отпустил врага.
   Дома он тихонько проскользнул в Сашину комнату и некоторое время смотрел на этого ночного солдатика, тихо посапывающего с руками по швам, будто бы он стоял в ночном карауле, защищая всех вокруг от ночных кошмаров. Почистила зубы, Эмиль расстелил свою кровать и тихо лёг, не накрываясь - ему было почему то жарко, хотя ночь была осенняя, и окно было открыто как всегда. Он лежал, закрыв глаза, минут десять и начал постепенно засыпать, окунаясь по дороге в разные фильмы, которые заманивали его своей неправдоподобностью: его с напарником командир отправил на очередное задание - добыть пробы грунта на какой-то улице, но вот в седьмом или восьмом номере, этого они не помнили. Эмиль решил вернуться, чтобы уточнить, но никого не нашел, а когда стал возвращаться к другу, то заметил, что идёт с голыми ногами по сырой земле в одной рубахе до пят. Сколько он ни искал напарника, найти его так и не смог; теперь Эмиль уже рыбачил и стоял с удочкой, вылавливая маленькую рыбку, много-много маленьких, почти крохотных рыбок. Вдруг он вытащил крохотного бельчонка, змейку и после ещё одну зверушку - птичку попугая. Унося свой улов, решил зайти к своему напарнику - другу, а по дороге ему встречались одни рыбаки, которые думали, что он идёт с моря, а он шёл с озера, и один его даже спросил - сколько за раз клюет? Эмиль ляпнул - по две, хоть и удил по одной. Подходя к дому товарища, он все вспоминал, что когда удил, то видел рядом и большую рыбу, а так же маленьких детей с лицами Саши, которые плавали вместе с рыбой. Придя к семье друга, он увидел около порога дерево и отпустил на него бельчонка, который прыгнул на дерево и сразу нашел свою маму. Эмиль очень обрадовался. Змейка тоже поползла по дереву, а попугайчик сел на одну из веток и сказал - я человек! Отец друга увидел маленькую рыбку и сказал, что детям её давать нельзя, и что она только наживка на другую рыбу, большую. Так и продолжалось до самого утра, пока не встало солнце.
--