Инопланетянин

        Не буду писать о себе: что можно сказать по собственному поводу, чего уже не знаешь? Все личное банально и скучно. А копаться на помойке подсознания неловко (еще увидят) и малопродуктивно: как часто туда выбрасывается что-либо стоящее? А что до археологии – тут нужно рыть глубже и в иных местах. Да и какой из меня археолог?
        Стал я себе не люб. Заметишь себя, бывает, мимоходом в зеркале и недоумеваешь: неужели это действительно я? А где же тот, который когда-то был не то чтобы вполне, но все-таки ничего (или, по крайней мере, туда-сюда). То есть, глядя на которого, можно было представить, что под определенным углом падения света и благоприятном стечении обстоятельств, он (то есть, я) мог приглянуться и даже показаться очень даже, и т. д. Нет, увольте, с собой я больше не связываюсь. Напишу лучше что-нибудь экзотическое и отвлеченное – про инопланетянина.
          Инопланетянин приземлился на летающей тарелке посреди бела дня. Наверное, по этой причине на тарелку никто не обратил внимания: подобные диковинки притягивают глаз в ночное время, полное тайн и загадок, а днем привычка к обыденному притупляет зрение. К тому же в устройстве тарелки имелись какие-то выступающие горизонтальные щупальцы антенн, так что она напоминала грязную посуду в столовой, с оставленными в ней ножом и вилкой, или же таракана – завсегдатая тех же столовых, не вызывающего у прочих посетителей никаких чувств, помимо усталой брезгливости.
        Инопланетянин вылез из тарелки и... Вот ты и попался читатель! Наверное, дружок, ты приготовился к беспощадной социальной сатире (трезвый и непредвзятый взгляд со стороны на наши социально-политические институты) или комедии ситуаций. Но никакой сатиры не последует. А что до ситуаций, их возникнет всего лишь две; причем, едва ли смешные (хотя на смех и бред – товарищей нет).
        Ситуация первая. Не успел инопланетянин ступить на землю, как угодил в трясину. Еще удивительно, что он не погряз в ней вместе со своим летательным средством, оставшимся на поверхности, благодаря хитроумной конструкции земноводновоздушного вездехода. А вот инопланетянин (будучи все-таки живым существом с неизбежными органическими изъянами) начал тут же погружаться в густую и вязкую жижу незнакомой планеты.
        Трясина – вероломная среда, основанная на четвертом законе диалектики: чем больше рыпаешься, тем глубже увязаешь. Инопланетянина спасло то, что он был хилым и немощным – привыкшим во всем полагаться на технологию. Он быстро выбился из сил и перестал шевелиться. И тогда, из вредности и наперекор, трясина принялась натужно (исподволь и спазматически) выдавливать его обратно: как узловатую фекалию из прямой кишки страдающего хроническими запорами.
        Но тут (ситуация вторая) на горизонте появился Иван Денисович... Нет, разве можно назвать героя (к тому же, второстепенного и едва ли положительного) Иваном Денисовичем? Тут можно спровоцировать бурю возмущения, после которой забудешь при инопланетянина, которому все-таки посвящено это хромое, но целенаправленное повествование. Но что делать, если медленно, но неуклонно приближавшегося к трясине и летательной тарелке, действительно, звали так, а не иначе? Пусть вас утешит хотя бы то, что один из его дней смахивал на остальные, а все вместе (образующие в сумме жизнь) не были похожи ни на что вразумительное.
        Невзирая на ранний час, Иван Денисович был изрядно пьян. Он шатко шел по своим делам (фигура речи, поскольку никаких особых дел за Иваном Денисовичем не числилось) и болота не боялся, поскольку, как всем давно известно, пьяному море по колено, а топь – земная твердь. Увидев пришельца, инопланетянин настолько перепугался (вид Ивана Денисовича действительно мог показаться свирепым тем, кто не знал его за добрейшего человека, озлобленного антагонистичными обстоятельствами), что снова зашевелился и, возбудив угасающий аппетит трясины, начал безвозвратно погружаться.
        Иван Денисович не удостоил «марсианина» вниманием (таких, предрасположенных к естественному делению на тройки, вдосталь ошивалось у пивных ларьков, и если один из них тонул, другим тоже жилось нелегко), но с изумлением уставился на летательный аппарат. Значит, права была Маня, утверждавшая, что ее сожитель допьется до чертиков. Но одно дело родная нечисть, с которой нетрудно найти общий язык, и совершенно иное – адская воздухоплавательная машина с неисповедимым интерфейсом... Иван Денисович не стал искушать судьбу (отношения с которой у него и так были натянутыми) и поворотил вспять (ради чего ему пришлось опереться на ствол мертвого дерева), чтобы проспаться и забыть о неприятном инциденте.
        Для инопланетянина угроза в лице Ивана Денисовича миновала (в свою очередь отступив от тарелки, перепутанной с очной ставкой с белой горячкой). Но было поздно: инопланетянин с головой (и мерзкими ушами-локаторами) ушел в хлябь. А ты, читатель, попался во второй раз: трагедия из этого повествования тоже негодная, да и разве мыслим данный жанр без сочувствия протагонисту?
        Оказывается, инопланетянин мог прекрасно существовать под водой (и еще много где). Не в том смысле, что у него были жабры (хотя, кто разберет их путаную анатомию), но потому что не нуждался в кислороде. Он прекрасно устроился в жиже и вытащил пробирку, чтобы взять пробу необычного грунта. Но трясина не потерпела такого надругательства: еще никто не посягал на ее неизреченные тайны столь бессовестным образом; и исторгла инородное тело восвояси. Инопланетянин огляделся по сторонам. Ничто вокруг не предвещало насыщенной развлекательной программы. Перед глазами зазывно простиралась топь. За спиной молчаливым караулом стояла чаща. Слева крякала и хрюкала выпь. Справа торчало мертвое дерево, а за ним скромно примостилась тарелка. Инопланетянин выбрал последнюю и юрко влез в нее, оставляя на ступенях неопрятные коричневые следы. Тарелка вздрогнула, завибрировала и начала набирать высоту меню фешенебельного ресторана, пока не скрылась из виду (выражаясь сугубо фигурально, поскольку никто не следил за ее взлетом). Инопланетянин достал список планет и решительно вычеркнул «Землю» красным фломастером. Это могло означать, что он ознакомился с ней, или что визит оказался досадной ошибкой (или и то, и то другое вместе).

        Я все чаще ощущаю себя инопланетянином. И взгляд в зеркало здесь не при чем, хотя если уж речь зашла о неземных аттрибутах внешности, в них не наблюдается недостатка: и нос протуберанец (выступающий далеко вперед, но не предназначенный для сования в чужие дела по причине своей геометрии), и глаза кометы (одновременно тусклые от невзгод космической одиссеи и светящиеся вселенским ужасом); не хватает лишь ушей в форме локаторов (хотя слышат они и без того прекрасно и страдают от дисгармонии жизнедеятельности окружающих). И не то чтобы я считал себя непонятым или верил, что в моих жилах неспешно течет надменная голубая кровь. Просто все вокруг кажется мне каким-то непоправимо чужим. Я все тщательнее защищаю себе от соприкосновений с земными обитателями и все реже пытаюсь входить с ними в контакт – чреватый и тягостный. А когда протягиваю к миру щупальцы (ибо случается и такое: тоска по ближнему имманентна отверженности), они упираются в прозрачную, но непроницаемую стену. То, что радует других людей, – шумные детские игры и яркий солнечный свет, – приводит меня в отчаяние; то, что утешает меня, вызывает у других недоумение, хотя эти вещи – часть земной биосферы и ее культурных артефактов, и значит расположение к ним не выходит из рамок естественного в немыслимую запредельность. Это наводит меня на подозрение, что на Земле водятся и другие инопланетяне, залетевшие сюда по недальновидности или ошибке и безвылазно застрявшие в трясине.


        11 апреля, 2021 г. Экстон.