Встреча через 30 лет

(Незабвенная. Часть 2)

 «Разве такое забыть?!
Это гораздо больше, чем было.
Это могло бы быть».

     Володя позвонил  Паоло и, смеясь, рассказал о том, какая неурядица возникла в связи с его письмом.
- Ах, как это нехорошо! Как неловко  получилось! Ты попроси за меня прощения у твоих друзей.
- Не волнуйся. Я им всё объяснил.
- А Аня?
- Аня-то тут  причём? Она вообще  об этом ничего  не знает.
- А как она? Как живет?
- Вот сам ей позвони и узнаешь, как она живёт.  У неё теперь телефон есть.
- Но удобно ли? Муж…
- Удобно, удобно. А от мужа она ушла. Живет одна. Впрочем, звони, сам всё узнаешь. Запиши телефон.     Записал?
- Володя, а адрес… Напиши мне её адрес.
- Так звонить-то проще. А то пока я тебе напишу, пока ты ей письмо отправишь. Да и почта сейчас  кое-как работает. Сам видишь, что у нас творится.
    Паоло долго не мог решиться  позвонить. Но как-то,  задержавшись на работе и оставшись совсем один,  Паоло достал блокнот с записанным номером и набрал.    Его звонок долго оставался без ответа. Наконец, трубку сняли,  и раздалось тихое:
- Алё!
   У Паоло перехватило дыхание, пульс тугими, гулкими ударами колотил в груди,  в висках и по всей голове сразу, затмевая сознание так, что он не мог выдавить из себя ни звука.
- Алё! Говорите, пожалуйста.
     Паоло стоял  и  напряженно слушал еле доносившееся дыхание Ани.
 - Перезвоните, пожалуйста, вас не слышно.
   Раздались частые гудки. Паоло  положил трубку и сидел, удерживая в памяти  «Алё»  и непонятные русские слова, которые вдохнули ожившую душу в  давние воспоминания.
    Он долго ходил по кабинету. Наконец, снова набрал  номер, и как только Аня сняла трубку, решительно произнёс:
- Аня, это Паоло Трезини. Если еще помнишь такого...
    Теперь замолчала она. Вернее оба …слушали молчание друг друга.
- Аньечка - выговорил он, произнося её имя  на итальянский манер, подобно тому, как он произносил имя  дочери Аньезе,  - скажи что-нибудь.
- Да-да,  Паоло. Просто я не ожидала  услышать тебя   и немного растерялась.
- Может, тебе неудобно говорить?
- Нет, нет. Все в порядке, - скороговоркой проговорила она. - Я, правда, рада слышать тебя.
- А я хотел бы снова увидеть тебя.
- Знаешь, поразительно, что ты позвонил именно сейчас. Спустя столько лет…
- Тридцать лет будет этим летом.
-  Вот это и удивительно. Просто мистика какая-то.  Я ведь на той неделю еду с туристической группой в Италию.
- Боже! Неужели я и вправду смогу снова увидеть тебя?!
- Но мы не едем в Болонью. У нас в программе Милан, Флоренция и Рим.
-  Так я приеду в Милан и буду везде сопровождать тебя!
- Нет, Паоло, это невозможно. Но если ты действительно хочешь увидеться, то лучше всего это сделать в Риме.
- Хорошо. Как тебе удобно. В Риме. А когда ты там будешь?
- Мы приезжаем из Флоренции поездом, поздно вечером 12 апреля.
- Я тебя буду встречать на вокзале.
- Паоло, я же в группе. Это неудобно.
- А как же?
- Знаешь что?!  На следующий день, 13 апреля, у нас с утра экскурсия в собор Святого Петра. До обеда.
- Я тебя найду там.
- Мне не хотелось бы…В общем, чтобы наша встреча произошла на глазах у группы и её руководителя.
- Тогда давай с тобой встретимся  после экскурсии.  Но собор большой, там можно разминуться. Давай  лучше встретимся  у обелиска. Ты его не пропустишь.
- Хорошо, у обелиска. Я его по фотографиям уже запомнила.  Правда, я не знаю, когда закончится экскурсия, но обед у нас в два.
- Про обед забудь. Обедать мы будем с тобой вдвоем. Без группы. Хорошо?
- Хорошо. Тогда в час или в 12?
- Да, да, в 12. В полдень, под звон ватиканских колоколов. Я буду ждать. Я тебе еще позвоню?
- Хорошо.
      Это ожидание оказалось тяжким испытанием для Паоло. Ему казалось, что все минувшие тридцать лет, тридцать лет жизни с женитьбой на Маризе, с рождением и взрослением детей, с интересной работой, с болезнью и  смертью матери, и с последними,  какими-то пустыми, никчёмными годами,  он и не жил вовсе. Но ждал с глубоко затаенной и неотступной  надеждой и мечтой о встрече. Он нетерпеливо и отчаянно отгонял совестливые,  тяжкие  мысли  о Маризе, о детях. Впрочем, дети были совершенно самостоятельны, жили вполне благоустроенно, отдельно, своей независимой от родителей жизнью.  А вот Мариза… Маризе он сказал, что у него недельная деловая поездка в Рим. В издательство.
- А где ты будешь жить?
- У матери Массимо квартира в Трастевере. Она, как ты знаешь, умерла в прошлом году, а квартиру он пока не продал и не сдал. Вот и предложил мне там пожить.
- Ой, так я с тобой поеду. Я давно в Риме не была. Погуляем по городу, я по магазинам в центре пройдусь.
- Нет, - сказал Паоло непривычно жестко и осёкся.  - Мне надо будет там поработать над рукописью. И я хотел бы побыть один.
     Мариза искоса, с подозрением взглянула на него и ушла в другую комнату, хлопнув дверью.
    В Рим Паоло приехал заранее. Поселился в обжитой, уютной квартире, где  еще держался дух прошлых лет и поколений. На стенах висели старые картины, репродукции и фотографии. На окнах  висели двойные, плотные, темного шелка занавеси, на постели  такие же основательные, тяжелые покрывала. А белье было чисто выстиранное, хлопковое, мягкое,  уютное, без холодного, стеклянно-суховатого привкуса синтетических волокон. И дух в этой старой квартире был такой несовременный, милый. Словно в детство вернулся.
    Последний день оказался самым томительно тягостным. Спать он не мог. Читал, ходил, думал, смотрел в окно  в ожидании рассвета. Аппетитный, будоражащий запах кофе и круассанов он почувствовал ещё до того, как хозяин стал открывать жалюзи на окнах в кафе напротив. Паоло вышел на тихую, не проснувшуюся пока улицу, выпил глоток    живительного эспрессо и направился к Ватикану.  Проходя мимо Санта Мария ин Трастевере, он по привычке вошёл в храм, задержался взглядом на русских иконах у алтаря, хотел обратиться к ним с молитвой. И понял, что у него в душе царила только одна, не воплощенная в слова, немая молитва, одна неотступная, напряженная  мысль. Он просто хотел увидеть ее. Просто, наконец, увидеть. И эта мысль стопорила все остальные. Он не мог думать уже ни о чём больше, даже о том, что будет дальше. Он только представлял, как увидит её в соборе или у обелиска. Эта картина громадным светящимся экраном вставала в его воображении, и слепила и глушила всё вокруг.
    Народу в соборе Св Петра с утра было немного. Сначала только верующие, собирающиеся небольшими группками  у многочисленных алтарей. Он зашел в капеллу Святых таинств. Но она была так глухо отгорожена плотными занавесями, что он испугался нечаянной возможности пропустить её. Прошёл к Св. Иосифу, своему покровителю, обратился всё с той же неосознанной, немой молитвой и стал прохаживаться по центру. Около восьми часов показалась первая экскурсионная группа. Это были поляки, число которых постоянно множилось со вступлением на папский престол Иоанна Павла II. Следующая  группа резво прошла  к центральному алтарю Бернини. Экскурсовод говорил по-английски. Потом итальянская группа. И вот уже группы потянулись одна за другой. И вдруг он услышал русскую речь. Глаза его лихорадочно забегали по лицам. Нет, Анечки среди них не было. Вторая, третья.. Он так напряженно прислушивался и всматривался в лица, что  неожиданно почувствовал чугунное, отчаянное изнеможение от бессонной ночи и трепетного ожидания. Паоло присел на скамью напротив алтаря у  столпа со  статуей Св. Елены, откуда был наиболее полный обзор собора, и на мгновение забылся. И вдруг…Он не знал, как, но он почувствовал её присутствие в соборе. Почувствовал, что вон в той, приближающейся группе будет она. Глаза его перебегали с одного лица на другое. Вот, наконец, и она. Сердце рухнуло….Как и тогда, в их первую встречу, Аня стояла чуть в стороне. Она почти не изменилась за 30 лет. Такая же миниатюрная. Только прическа другая. А какая была тогда? Ах, да,  у неё же были длинные, распущенные по плечам волосы. Теперь   аккуратная шапочка светло русых волос. Она подошла к статуе Св. Петра, дотронулась до его стопы и подняла глаза к темному лику. Отходя от бронзового монумента, она,  словно почувствовав  взгляд Паоло,   полуобернулась, и   задержалась на месте.
    Паоло перестал дышать, почувствовал недоуменно, как закипают слёзы. Он снял очки, встал и, прижав руку к груди, слегка поклонился. Аня  ответила едва заметным кивком головы. Группа между тем сместилась к центральному алтарю Бернини, и одна из женщин, обернувшись, громким шёпотом  позвала её, призывно махая  рукой.
    Аня  легким жестом руки попросила Паоло сесть и ждать.   Он опустился на скамью, и, не выпуская из виду группу, следил за ней глазами, выискивая Аню. Вскоре группа  свернула влево и скрылась за массивным столпом со Св. Андреем. Паоло вдруг испугался, что Аня теперь уйдет, не возвратившись к нему. Может ей совсем ни к чему эта встреча? Он поднялся и пошел следом. Увидев группу, помедлил, застыв, но продолжал следовать на расстоянии.  Когда он увидел, что Аня иногда оборачивается и ищет его взглядом, он успокоился. И стал ждать. Снова ждать. Но  теперешнее ожидание было другим. Не тяжким, но каким-то легким, словно парящим.   Наконец, он увидел, что группа направляется к выходу. Аня, задержав за руку подругу, что-то тихо сказала ей, подождала, пока вся группа исчезла в светлом проёме дверей и, улыбаясь, направилась к Паоло.  Они долго стояли друг перед другом. Потом Паоло взял её руку, поцеловал, и потянул к выходу.
    Солнце охватило и обдало их потоком жаркого, ослепительно сияющего  света. Не говоря ни слова, они спустились со ступеней, миновали нарядных швейцарских гвардейцев, и свернули вправо на тихую улицу. У перекрестка Аня потянула его к  ступеням высящегося на углу храма. Посидели, не нарушая тишины храма и тишины встречи.
- Я, наверное, должен рассказывать тебе  о Риме.  И я тебе потом всё расскажу. Больше, чем ваша гид. Не бойся. Но это потом. А пока… Не знаю, как сказать. Мне даже говорить с тобой не обязательно. Даже смотреть на тебя. Только ощущать твое присутствие,  сознавать, что ты рядом.
    Знаешь, мне вспомнилась наша кошка. Была у нас однажды. Жена Мариза всегда была против. «Мало мне с вами забот. Только кошки не хватает». Но как-то мы с детьми гуляли в парке и услышали писк. Маленькая кошечка, почти котёнок. Принесли домой, кое-как уговорили Маризу, обещая, что будем сами ухаживать за ней. И вроде всё успокоилось. Пока весной кошка не стала вдруг полнеть. Гром и молнии теперь разразились уже по поводу будущих котят. Как-то прихожу домой к обеду, а там крики, дети плачут. Жена с веником и совком стоит около кошки, дети за неё цепляются, оттягивают. Оказалось, кошка окотилась, и Мариза слепых, новорожденных котят утопила по очереди в унитазе. Остался  один,  которого  кошка прятала у живота, закрывая лапами   и свернувшись клубком.   При приближении Маризы шерсть у кошки  вставала дыбом, она била хвостом, шипела и отбивалась лапой с выпущенными когтями. Снова стали  уговаривать  оставить в покое кошку и одного спасенного котеночка, обещая следить за ними.
- Вы уже уследили…
    А кошка целыми днями лежала, не вставая и оберегая котенка. Не позволяла взглянуть на него  никому.  И даже не выходила есть. Я кормил её по ночам, когда все укладывались спать. Сначала она ела только то, что я клал ей в корзинку рядом с мордочкой. Потом стала осторожно выбираться к миске с едой, но стоило мне шевельнуться, она тут же, мигом оказывалась в корзине и закрывала котенка. Только когда малыш вырос, и стал сам вылезать из корзины, тогда кошка успокоилась.
     Вот у меня сейчас настроение, как у той кошки. Спрятать, схоронить и сохранить  тебя в укромном месте… только для себя. И я не хочу многолюдной толпы. Вон видишь, все группы потянулись мимо Замка по мосту Св. Ангела. Сейчас я тебе расскажу и про замок и про этот, сооруженный Бернини мост, и про ангелов на вершине замка и на парапете моста.
     А мы с тобой пойдём по соседнему мосту, не запруженному толпой. Правда, тут машины. Но мы сразу свернем к церкви на углу. Это храм обосновавшихся в Риме флорентийцев, Сан Джованни дей Фьорентини. Зайдём, чтобы поприветствовать моего  любимого архитектора -  Франческо Борромини.
- Он построил эту церковь?
- Он принимал участие в строительстве и здесь похоронен. После самоубийства…
- Но самоубийц в храме разве хоронят?
- Нет, не хоронят. Но он не умер сразу, и ещё два дня провел в страшных предсмертных муках. Успев, однако, исповедаться, причаститься и получить отпущение грехов. Вот тут, на столпе слева его мозаичный портрет, а под куполом, видишь, две мраморные плиты: его дальнего родственника и учителя Карло Мадерно и самого Борромини.
- Мадерно… Нам сегодня на экскурсии говорили, что он участвовал в строительстве собора Святого  Петра.
- Да, он и эту церковь достраивал Его купол, вытянутый вверх, римляне прозвали леденцом. А Борромини начинал работать у него в Сан Пьетро ещё подростком. Сначала как простой каменотес. Кстати, мраморный блок, который служит основанием для Пьеты Микельанжело, первая работа Борромини. А  это одна из последних его работ - грандиозный алтарь с погребальными монументами семейства Фальконьери. Сейчас мы с тобой пройдем за алтарь.
- Ой, туда же нельзя.
- Не волнуйся. Я тут был много раз. Если подойдет служитель, я объясню.
    Паоло нащупал выключатель и протянул Ане руку, сходя вниз по ступеням.
- Это захоронение семейства Фальконьери, для которых Борромини выполнял не один заказ. В конце улицы Джулия стоит их дворец, который перестраивал Борромини. А это захоронение в результате многочисленных разливов Тибра, на долгое время было погребено под речным илом, И расчистили его не так давно.
      Кстати, интересно, что старинный колокол этой церкви попал сюда, вероятно, из кафедрального  собора Св. Петра в Лондоне,  потому что на нем английская надпись: «Mary is my name». Может он сохранился от страшного пожара 1666 года и потом его  Стюарты привезли. Не знаю, Но надпись такая на нём есть.
     Череда бесконечных рассказов следовала один за другим, пока они шли по виа Джулия,  площади  Фарнезе,  Кампо дей Фьори, по закоулкам  еврейского гетто.
- А отобедаем мы с тобой  в  этом милом и тихом ресторане, который называется «Векья Рома».
- Рома! Как нежно и ласково. Женский род. А мы поменяли пол вашему городу. Для нас Рим звучит грозно, с раскатистым рррр. Как звук мечей гладиаторов.
- У меня грозно звучит метроном, отсчитывающий время твоего пребывания в Риме. Сколько нам осталось? Три дня?
- Да, три дня. Сегодня, завтра, послезавтра мы улетаем.
 - У вас какая программа на сегодня и завтра?
   Аня открыла сумочку и, вынув сложенный вдвое листок, протянула его Паоло. Он недоуменно глянул на непривычный шрифт, и вернул Ане,  пробормотав извиняющимся тоном…
- Но я не понимаю…
- Ой, Господи, прости. Совсем забыла, что ты русского не знаешь.
     И, опустив руку с листком, добавила.
- Знаешь, у меня такое странное ощущение, словно  не было этих тридцати лет разлуки. Что мы с тобой … не знаю, как объяснить…
- Аньичка, - он взял её руки и, прижимая к груди, сказал. - Спасибо! Я также всё это чувствую. Спасибо тебе!
- За что, мой хороший? – ласково проговорила  Аня по-русски и погладила его по щеке.
    Потом она раскрыла листок программы и тихо прочитала …..
- Так, сегодня. Сен Пьетро, Кастель Сант Анжело, Кампо де Фьори, пьяцца Венеция, Колизей.
- А завтра?
- Завтра Латерано, собор Св. Павла, катакомбы по желанию или  свободное время.  А потом мы уезжаем…
- Только не надо сейчас про отъезд. Пожалуйста.
    Смеркалось, когда они вышли из ресторана и, миновав остров, оказались в Трастевере.
    Запнувшись о брусчатку, Аня едва не сломала каблук. Помогая ей надеть туфлю, Паоло озабоченно сказал:
- Аньичка, тебе надо удобную обувь купить. По Риму трудно ходить на каблуках. Пойдём.
    Взяв её за руку, Паоло зашел в небольшой угловой магазин.
- Подберите нам, пожалуйста, удобные прогулочные туфли. И еще одни нарядные. А еще уютные домашние тапочки.
     Когда, нагруженные коробками, они вышли из магазина, Паоло предложил:
- Я живу тут неподалеку. Давай оставим там коробки и ещё погуляем по Трастевере.
     Войдя в квартиру, Паоло поставил на  пол  коробки, посмотрел на застывшую у входа Аню и…    
     Горячая, немыслимой силы волна с головой накрыла его и понесла в неведомую высь,  куда-то за облака, где  царило молчание и сияли звезды.
     Ещё не открывая глаз, он ощутил теплое присутствие  Анечки рядом с собой.
- Прости. Я не обидел тебя?
- Ну, что ты. Напротив. Ты подарил мне не испытанные прежде чувства.
- А муж?!...
- Понимаешь.. Муж  мой… Это мой давний друг, с юности, с университета. Тихий, скромный, застенчивый. Он за мной с первого курса ходил,  Я его ценила. Внимание его, дружбу, заботу. И маме он очень нравился. Да и возраст уже был порядочный, 24 года. Вот и вышла за него. Друг он незаменимый. Но любви так и не вышло…А что касается горизонтали, то тут… Он от застенчивости всё время стеснялся… Никогда ни у него, ни у меня не было такого…. Как сейчас  случилось с тобой.    Но жили мы мирно, тихо. Слишком тихо, как-то даже хладнокровно. И тогда я стала ездить.
- Одна?
- Одна. Очень редко с какой-нибудь подругой.
- А муж?!
- Муж понимал только стандартный отдых на даче или у моря. Мне это было скучно, хотелось   побольше   впечатлений, разнообразия. Каждый отпуск я составляла какой-нибудь  немыслимый маршрут и ехала. Например, Нукус, Аральское море, Ташкент, Ашхабад, Красноводск. Или Одесса, оттуда на пароходе до Сухуми, потом Баку-Ереван-Тбилиси. Мужа такие  поездки пугали неопределенностью и суетой. И вообще он – домосед. Постепенно мы стали отдаляться, а  потом я  поняла, что мне без него лучше. Да и ему без меня проще. И я ушла.  Просто после одной из поездок вернулась к маме.
- А мама где сейчас?
- Она поехала к своей младшей сестре. Мне так спокойнее. В Москве сейчас тревожно.   У нас теперь такое бурление, такой шум, всеобщее, какое-то горячечное возбуждение. А мне в толпе неуютно. Володя с новой женой ходят на митинги, какие-то собрания, слушают радио, смотрят ТВ, непрерывно что-то горячо обсуждают. По мне,  всё это слишком шумно, суетливо и даже опасно.  Я  гулкого потока сторонюсь, прибиваюсь к берегу. Может это неправильно. Но я среди тех, «кто прожил жизнь, однако же не став ни жертвой, ни участником забав». Бродский так написал. Как всегда глубоко, ёмко, точно.
- Но Володя говорит, что это очень интересно. Свобода слова, перестройка…
- Я не могу сказать, что мне неинтересно. Но,  ты можешь представить меня на митинге, на трибуне,  просто  в орущей толпе?
- Нет. Конечно, нет.
- Ну вот. А ты? Жена, дети?
- Дети выросли, живут отдельно. Аньезе вышла замуж и живет в Фермо, у моря. У мужа там ресторан. А сын в Болонье живет у своей девушки. Надеюсь, скоро они поженятся. Девушка хорошая, спокойная, что для неспокойного Микеле  важно. И профессия тихая – бухгалтер.
- А твоя работа? Ты психологией по-прежнему  занимаешься?
- Да. Сначала изучал психологическое воздействие искусства, а сейчас влияние печати, радио, телевидения на психику.
- Нравится?
- Да, интересно. Это мой главный интерес в жизни. А ты?
- А я в библиотеке иностранной литературы. Обрабатываю приходящие со всего света книги на иностранных языках. Составляю краткие рецензии. Иногда предлагают  интересные книги переводить. И даже разрешают дома работать. Это очень удобно.   Однако, мы заговорились. Господи, я же ужин пропустила. Правда, я подругу предупредила, но всё равно там надо показаться обязательно.
- Аничка, давай поужинаем здесь, а потом, попозже я отвезу тебя на такси в гостиницу.  И ты покажешься за завтраком. Но завтра, когда они уедут, я встречу тебя, и мы снова будем ходить по Риму. Одни. Хорошо?
- Хорошо, мой хороший.
- Скажи ещё «мой хороший»! Я хочу учить русский. Когда ты приедешь сюда…
- Паоло! Ну что ты придумываешь? Когда я приеду сюда? Слава Богу, хоть эта поездка состоялась.
- Я не знаю, как, когда, но ты приедешь сюда. В Рим. И мы обязательно будем вместе. Я всё продумал. С Маризой я разведусь. Я уже теперь не вернусь в Болонью. В Риме всегда найду работу…
- Паоло, Паоло, не фантазируй!
- Это не фантазии. Неужели ты не понимаешь, не чувствуешь, что я не смогу без тебя больше. Без тебя – это не жизнь…Я не могу снова терять тебя. Я посоветуюсь с друзьями, с Володей…. Я что-нибудь непременно придумаю. Я поеду в Москву, пришлю тебе приглашение… Аньичка…
    Под утро Аня тихонько пробралась в свой номер. Разбуженная подруга засыпала её вопросами.
- Потом, потом. Скажи, меня не хватились?
- Да я им сказала, что у тебя друзья в торгпредстве. Поморщились, но…
- Тогда я им тоже это скажу. Позавтракаю со всеми и..
- Снова с Паоло?
- Да. Сегодня ведь последний день.