Грозный. Август 1996 года

После окончания университета я выбрала стезю ученого-историка и начала работать младшим научным сотрудником в научно-исследовательском институте. В 1992 году в Грозном уже было неспокойно. Постоянные митинги, шествия, собрания у правительственных зданий будоражили людей. В институте наоборот, все было тихо и гладко, чувствовался полнейший застой и отсутствие каких-либо перспектив. Видя и понимая все это, настойчиво стала проситься у начальства отпустить меня на стажировку в Москву с дальнейшим поступлением в аспирантуру. В 1993-1994 годах многие мои коллеги уехали в Москву и Питер. Наконец, в начале 1993 года с большим трудом я получила направление на стажировку в Институт pоссийской истории РАН с наставлением, что буду целенаправленно заниматься чеченской историей, поступлю в аспирантуру и защищу в Москве кандидатскую диссертацию по чеченской истории конца девятнадцатого века.
Таким образом я попала в столицу и поселилась в Доме аспиранта и стажера РАН в Коньково. Денег у меня не было, поэтому устроилась работать воспитателем в младшую группу в детский садик по соседству. После окончания стажировки в том же Институте поступила в аспирантуру, начала собирать архивные материалы для кандидатской диссертации, параллельно работая то швеей, то продавцом, то уборщицей. У меня на Pодине началась война, шли бои, погибали люди. Мои родители и брат постоянно подвергались смертельной опасности в Грозном, связи с ними никакой не было, я не знала, живы ли они, все новости узнавала только из телевизора. В перерывах между военными действиями жизнь восстанавливалась, проводили свет, пускали воду, начинала работать почта.
В конце июля 1996 года я неожиданно получила от отца телеграмму, в которой он просил меня срочно приехать в Грозный, так как мой брат Руслан должен был поступать в ЧИГУ и мне нужно было ему помогать в этом. К июлю 1996 года в Грозном уже отгремели бои и ничего не предвещало их продолжения. В это же время заведующий аспирантурой Н.С. Райский, где я училась, предложил мне пожить в его квартире, перебравшись из общаги, пока он с семьей будет отдыхать на море. Надо было поливать цветы и кормить кошку. Предложение было очень заманчивое. Я рассказала Николаю Семеновичу о полученной от отца телеграмме, он начал очень настойчиво отговаривать меня от поездки в Грозный. Понимая, что не могу подвести отца и брата, начала собираться в дорогу. Как потом выяснилось, я успела сесть на последний поезд, отправившийся из Москвы в Чечню, из-за начавшихся боевых действий больше поезда туда не ходили.
Первое утро в Грозном встретило меня залпами орудий. Я приехала на поезде вечером, и все было спокойно, но утром канонада раздавалась со всех сторон все сильней и ближе. Было около девяти утра, в квартире кроме меня никого не было, все ушли на работу, у брата был первый вступительный экзамен в университет. Руслан совсем не хотел поступать на экономический факультет, но мой приезд и давление отца заставляли его это сделать.
Первая вернулась мама. Она рассказала, что в Грозный вошли боевики и везде идут бои. Рано утром она, как обычно, вышла на остановку и села в служебный автобус, который повез ее с коллегами на завод. На полпути прямо перед автобусом выскочил боевик, перерезав им дорогу, что-то начал кричать и стрелять из автомата в воздух. Женщины в автобусе закричали, шофер резко вывернул руль, развернулся и на полной скорости поехал обратно в микрорайон высаживать людей.
Через полчаса вернулся отец, он тоже не добрался до работы, так как кругом уже шли бои. Не было только брата, мы ждали его несколько часов. Когда он вернулся, то рассказал нам, что сильный бой развернулся около университета, куда он шел сдавать экзамен. Кругом стреляли. Он с каким-то парнем, тоже пришедшим сдавать экзамен, спрятался в воронке, образовавшейся от взрыва. Они долго там лежали, а потом ползли обратно, так как в полный рост бежать было невозможно, кругом свистели пули и разрывались снаряды.
Две недели я с родителями и братом просидела в нашей квартире на третьем этаже под несмолкающий свист снарядов, шум самолетов и вертолетов, тяжелый звук «Градов», постоянно стрелявших со стороны Ханкалы и высоток, расположенных вокруг города. Люди говорили, что войска не стали вводить в город, а окружили Грозный орудиями и уничтожали. Авиация с неба все время поливала город огнем. В Грозном сопротивление боевикам оказывали вначале только чеченские милицейские подразделения, войска вошли в город значительно позже, когда Грозный уже лежал в руинах, после многодневного регулярного обстрела.
Я специально засекала время, звук летящего снаряда слышался каждую минуту. Сначала страх постоянно сопровождал нас, присутствовал всегда и везде. Потом, постепенно к этой «военной мелодии» привыкли, понимая, что если суждено умереть, то это случится вне зависимости от того боимся мы или нет. Пробыв в Грозном две недели под бомбами и снарядами, начинаешь по-другому смотреть на жизнь, переоцениваешь свои поступки, понимаешь, насколько многие вещи оказываются незначительными, а другие, наоборот, становятся очень важными.
Мы практически никуда не выходили из квартиры. Прятаться от бомб в подвале было невозможно, так как подвалы были залиты водой и их двери забиты гвоздями. Воды в наших домах уже давно не было. Грозненцы сами в своих дворах рыли колодцы и брали из них воду. Около нашей пятиэтажки тоже вырыли два колодца, правда вода сверху всегда покрывалась нефтяной пленкой, но выбора не было. Много лет на территории города добывалась и перерабатывалась нефть, вся почва под ним была ей пропитана. Огромные нефтяные резервуары при попадании снарядов сильно горели в Заводском районе, заволакивая небо черным, густым дымом. Люди рассказывали, что когда в одно из зданий университета попал снаряд, там ударила нефтяная струя из пробитого пола фойе ЧИГУ.
Во время войны в городе было много самодельных установок по переработке нефти. Самодельный бензин в десятилитровых банках и баллонах стоял вдоль всех дорог. Он был очень плохого качества, но альтернативы не было. Город находился на военном положении. Удивительно, но газ в квартиры подавался очень долго. Благодаря этому удавалось отапливать дома, в том числе буржуйками или просто зажженными горелками. Довольно сложно было с покупкой продуктов. Магазинов практически не было, их разбомбили или разграбили в первую очередь. Стихийно работали базарчики, но поставки продуктов были крайне редкими. Помню, после очередного обстрела мы с мамой побежали на базарчик и увидели только два грузовика с арбузами. Шоферы, прорвавшиеся через блокаду города, под обстрелом привезли людям арбузы и бесплатно их раздавали всем желающим. Запасы муки, круп, соленьев были в каждой семье, за счет чего первое время и держались. Потом стали брать гуманитарную помощь, за которой приходилось идти иногда через весь город под обстрелом.
Однажды маме приснилась умершая бабушка, которая настойчиво звала ее с собой. Сон был плохим и предвещал возможную смерть. Чтобы немного отвлечься от мрачных мыслей и помянуть бабушку, мы с мамой начали под грохот снарядов лепить пирожки. Сделали их очень много и ходили по подъезду, раздавая их соседям на помин души. Как показали дальнейшие события, жизнь мамы действительно могла оборваться в то время. У нас на кухне перед окном стоял стол, за которым мама как-то и сидела. Вдруг раздался страшный грохот, мама побежала в коридор и спряталась там. Позже оказалось, что по микрорайону двигались танки, навстречу которым неожиданно выбежали боевики. Танки стали стрелять во все стороны, эти снаряды и прилетели в наш дом. Позже, когда мы осматривали фасад здания, под нашим кухонным окном увидели большую выбоину от снаряда. Несколько квартир в нашем доме полностью выгорели. Я во время обстрела находилась на пятом этаже в квартире брата. Тоже услышала сильный грохот, инстинктивно закрыла глаза. Потом выяснилось, что снаряд попал в крышу нашей пятиэтажки, ее пробил и упал не разорвавшись в соседнюю квартиру. В комнате, куда упал снаряд, играли дети, их родители были на кухне. Повезло, что все обошлось испугом. Глава семьи, довольно молодой мужчина поседел за несколько часов и полдня просидел молча во дворе дома в состоянии шока.
Во время бомбежки прятаться, выходить на улицу, спускаться в подвалы было бесполезно. Все знали, что в первом микрорайоне пятнадцать человек, спасаясь от бомб, вышли во дворы пятиэтажек и их всех накрыло обстрелом «Града», никто не выжил. Поэтому на окраинах города люди предпочитали оставаться в своих квартирах, домах. В Грозном применяли запрещенные глубинные бомбы, забрасывали подвалы гранатами, поэтому там старались не прятаться. Также применялись запрещенные пули со смещенным центром. У нас в коридоре стоял шкaф с постельным бельем, куда попали такие пули, белье все было в дырочку. И представить страшно, что происходит с человеком, когда в него попадает такая пуля.
Те, кто жил в центре Грозного, пострадали особенно сильно, там было просто огромное выжженное поле на месте густой застройки. Чтобы вырваться из этого пекла на окраину, люди привязывали к машинам белые простыни, полотенца, просто белые тряпки, которые находили, и на полной скорости выезжали из центра. Мимо наших окон постоянно проносились эти машины. В августе 1996 года Грозный был полностью окружен и заблокирован войсками. Выехать из него не разрешалось никому. В Черноречье на двух автобусах люди попытались покинуть город, прорвавши блокаду, но их расстреляли из вертолетов, люди погибли. Все ждали разрешения от военных на выход из города, хотя бы для женщин и детей, но дни шли, а известий никаких не было. В один из дней мы услышали сильный крик в нашем подъезде и решили, что кого-то, вероятно, ранило. Оказалось, что наша беременная соседка со второго этажа начала рожать ребенка. Ей повезло с тем, что на третьем этаже у нас жила гинеколог , которая на лестничной площадке приняла роды, на свет появилась девочка.
Обстрелы были постоянные и сильно психологически изматывали. Помню, как однажды пошел сильнейший ливень, поток воды с небес шел бесконечно, все улицы были залиты водой. В это время огонь прекратился и несколько часов в городе был слышен лишь шум дождя. Я вышла на лоджию и в голове звучала песня Юрия Шевчука : «А на утро выпал снег. После долгого огня. Этот снег убил меня…». Эту песню Ю.Шевчук написал в 1995 году, когда был в Грозном на Рождество. Автор песни  в одном из интервью рассказывал: «Был такой момент, когда утром после ночного артобстрела выпал снег. Я вышел на улицу из подвала, весь в пыли. Тишина. Развалины медленно покрываются, как саваном, белым снегом... А на утро выпал снег...» Получается, что через полтора года после написания песни ситуация повторилась, только уже летом и теперь дождь остановил на несколько часов войну.
Десятки тысяч мирных грозненцев самых разных национальностей, вероисповеданий были убиты в Грозном, тысячи людей покалечены. Со мною на историческом факультете ЧИГУ учились два друга: чеченец Аслан, родом из Шатоя и армянин Артур. Они со школьной скамьи были неразлучны. Ярко рыжего Аслана и небольшого веселого Артура мы видели на всех мероприятиях университета, их все знали, они были душой факультета. Во время войны они также не расставались, везде ходили вместе. Однажды решили посмотреть, что стало с родным вузом, на аллее университета в них попал снаряд, погибли сразу.
Моя знакомая Ася, жившая неподалеку, выросшая в России и очень похожая на русскую, вышла замуж в Грозном за врача. Он был чеченским патриотом и сильно переживал за свой народ и родной город. У них были дочь и маленький сын. Должны были родиться двойняшки, но из-за нервного потрясения беременная Ася их потеряла. Квартира семьи находилась в самом центре Грозного недалеко от Главпочтампта. Доктор благоразумно вывез жену с детьми в село и после этого решил вернуться в Грозный и забрать вещи. Жена не отпустила его в такую опасную поездку и напросилась поехать вместе с ним. Когда они почти подошли к дому, Асю на куски разорвало снарядом на глазах у мужа. Ей было всего двадцать пять лет, двое детей остались без матери. Муж долго не мог прийти в себя из-за пережитого шока.
Мой дядя хирург не смог остаться в стороне, когда вокруг погибало столько людей и требовалась медицинская помощь. Он в тайне от родственников выехал из родового села, куда они с женой и детьми перебрались из Грозного, вернулся в самое пекло, оперировал в тяжелейших условиях в подвале Президентского дворца всех раненых без разбора их принадлежности. Когда дворец стали забрасывать глубинными бомбами, вместе с другими медиками выносил на себе тяжелобольных на окраину Грозного. Его застрелил снайпер в районе «Минутки», когда он спасал жизнь очередному раненому. Моего двоюродного брата убили в селе. Он сидел на крыльце своего дома, когда началась бомбежка с воздуха, и не успел укрыться. Осталась вдова с детьми.
Через две недели моего нахождения в Грозном наконец пошли слухи, что военные открывают несколько коридоров для выхода женщин и детей до шестнадцати лет из города. Мужчинам и юношам такой вход запрещался. Когда грозненцам разрешили покинуть город, в микрорайон стали приезжать Камазы с чеченскими водителями из сельской местности. Они вызвались бесплатно вывозить женщин и детей из города. Перед многими женщинами и мужчинами встал вопрос разделения семьи. И тех и других ждала полная неизвестность впереди.
В один из августовских дней я с мамой собралась в дорогу. Накануне мы все обсуждали, куда поедем — ко мне в Москву или к родственникам в Орловскую область. Ночью приснился сон: я с мамой бежала к поезду, на котором увидела табличку с городом Владикавказом. Утром около огромных высоких Камазов собралось много женщин с детьми. Вещей с собой практически никто не брал. Мы с большим трудом залезли на высокий грузовик. Когда все забрались наверх, минут тридцать сидели еще в машине, не двигаясь. В это время над нами на очень низкой высоте зависли три российских военных вертолета. Они постоянно кружили над машинами, и казалось, что-то высматривают или к чему-то готовятся. Мы также понимали, что у вертолетчиков могут сдать нервы или случайно они нажмут на пуск ракет и от нас и ближайших домов ничего не останется. Некоторые женщины от страха выпрыгивали из машин и возвращались к мужьям.
Наконец тронулись в путь. У нас была колонна из пяти больших грузовиков. В каждом селе, которое мы проезжали, передвигаясь к границе, нас встречали местные жители со слезами и фотографиями родственников, которых они потеряли в Грозном или других районах. Женщины сильно плакали и выкрикивали имена и фамилии родных, надеясь о них что-то узнать. В одном из сел, где жил наш водитель, нас пересадили на маленький автобус и повезли дальше. К вечеру мы добрались до блокпоста на границе с Кабардой. Мы были крайне измучены дорогой, переживаниями и голодом. Кабардинцы отказались нас пропускать на свою территорию. Они ссылались на какой-то приказ и требовали, чтобы мы вернулись обратно в Грозный и выезжали через Дагестан или Ставропольский край. Ситуация накалялась. С нами была женщина с грудным ребенком, который беспрерывно плакал. Она с ним пошла к стражам порядка, но это их нисколько не тронуло. На границе мы простояли около часа, пока не поняли наконец, что с нас просто вымогают деньги. Собрали все, что было взято на дорогу, и отдали кабардинцам, нас тут же пропустили. Доехали до Нальчика, когда уже было темно. Подходили в городе ко всем встречающимся людям и просились на ночлег, но слышали только отказы. Тогда решили с мамой ехать на попутках до Владикавказа. В этом городе увидела снившийся мне поезд. Оттуда добрались до Кисловодска. Рано утром постучались в квартиру к маминому брату. Входная дверь была открыта, они ее вообще не запирали, не было необходимости. Умиротворенный, солнечный Кисловодск встретил нас очень хорошо. Это была совсем другая жизнь. Немного передохнув после пережитого ужаса, я села на поезд Кисловодск-Москва, мама осталась у родственников. Когда вернулась в общагу в Коньково, больше всех за меня радовался друг моей соседки Оли. Он был из Камеруна и по-южному горяч и эмоционален. Пьер бегал по всему зданию и рассказывал, что я вернулась живая и невредимая из Грозного, что он каждый день смотрел новости и просто не мог поверить, что увидит меня вновь. Так закончился мой летний отдых у родителей в Грозном. Брат поступил на экономический факультет ЧИГУ и много лет затем проработал по специальности.

6.04. 2021
11.20.