Просто хорошее кино - девяносто один

                Трансангелам
     Аманда проснулась среди ночи, когда зеленые цифры на электронном табло задумчиво ждали смены, уже приученные своим привередливым хозяином : если его разбудить после полуночи, то жди удара тростью и привнесения в спальню древних шумно тикающих ходиков со свисающими к полу гирьками. Проведя рукой по постели и не найдя Сала, она прислушалась. Из холла доносились бубнящие голоса. " Опять со своей баушкой нервы трет , " - подумала Аманда, зевая. Встала и накинула леопардовой расцветки халат, на любой другой выглядевший бы вульгарно, но прицепленный на огромную английскую булавку сзади настоящий волчий хвост придавал ей странный вид, с первого взгляда и не характеризуемый. Азнавур почему - то называл этот халат турецким, плюясь и скандаля, а Дамиани, обойдя Аманду вокруг, неожиданно встал на четвереньки и заблеял, а потом три часа объяснял, почему на Сицилии короткоствольную двустволку называют  " лупарой ". Она встала на пороге, не желая пересекать невидимую границу уже и не между комнатами, а мирами, так как  Сал не ругался с женой по телефону, а сидел в глубоком кресле напротив самого неприятного Аманде человека, после учителя физкультуры начальной школы, конечно, и совратившего маленькую косоглазую девочку с рыжеватой растрепанной прической еще в середине шестидесятых.
     - Какого хрена рисовать лошадь ? - кипятился Сал, агрессивными стрелками усов протыкая собеседника. Аманда хихикнула. Когда он злился - усы непременно становились пиками, он обыграл этот мотив в  " Великом совратителе ", смешав пикадоров, червонных валетов и томно - пидеристического Чайковского, переходящего ниже пояса в ползучую лиану, обвившую Биг Бен. - Ты знаешь, сколько лошадей нарисовано до тебя ?
    - Миллионы, - предположил Пабло, сверкая потной лысиной. Он грел в волосатых руках бокал с красным вином, так и будет греть, пока Сал не вышибет его тростью. Бокал полетит под ноги Дали и Аманде придется подбирать многочисленные осколки, надев домашние тапочки любовника и друга. Он тысячи раз предлагал ей купить, подарить, обменять, украсть женские домашние тапочки, чтобы не ходить по холодному полу босиком, но она неизменно отказывалась, чувствуя в этих мещанских вещицах или штучках ту самую лиану, что, обвивая Биг Бен, и приводит к смене государственного строя, а в случае с ней - опутает тысячей маленьких обязанностей и лишит свободы. Свободы уйти от Дали, когда захочется, прийти, когда вздумается, прибежать, испачканной спермой предыдущего мимолетного любовника, разгоряченной его поцелуями, пьяной или под героином, какая разница.
    - Табуны, - зловеще проскрипел Сал, пристукнув тростью в пол. - Целые табуны лошадей, мать твою так. Причем точно выверенных по породе, росту, экстерьеру, тут тебе арабские, там джунгарские или какие совсем экзотические якутские. И вот появляешься ты. Малюешь говно, не умея даже прорисовать анатомически живое или мертвое тело, по х...й, - Аманда удивилась, он так редко ругался, предпочитая разить сарказмом, значит, это гад вывел его из себя вконец, - бацаешь треугольную или квадратную лошадь, не похожую нисколько на лошадь, прешь на аукцион и гребешь миллионы. Нормально. Миллионы лошадей табуна предыдущих рисовальщиков прозябают запасниками или пылятся на стенах музеев, ожидая, пока какой сопливый мальчуган, пришедший с экскурсией, не оценит прищелкиванием языка, и то, - захохотал Дали, - не лошадь, а восседающего на ней сверху мускулистого мудака с мечом или фальшионом.
    - Мне по хер, - косноязычно ответил Пикассо, пытаясь встать.
    " Боже, да он в дугаря, " - подумала Аманда, только сейчас заметив неестественную бледность этой вечно красной бездумной рожи, нетвердые движения рук, зажавших бокал, и разбежавшиеся к ушам глаза, всегда неприятно блестевшие, был он трезв или пьян.
    - На, сука !
    Сал вскочил и огрел Пикассо тростью. Охаживая по бокам только покряхтывающего позднего гостя, угощая пинками в живот, булькающий и звонко до гулкости отзывающийся екающей селезенкой, вывел в прихожую и спустил с лестницы, что - то крича и проклиная Хемингуэя, познакомившего их в начале двадцатых.
     - Знаю, - сварливым после скандала голосом сказал он, вернувшись в холл и заметив прижавшуюся к стене Аманду, - что про себя ты зовешь меня  " Сал ". Хорошо, что у тебя хватает ума не говорить этого вслух.
     Он поцеловал ее в макушку и они отправились досыпать. И в кровати он еще долго угрожал взять прямо завтра и нарисовать этого бездарного подонка в образе горгульи, пока наскоро сделанный Амандой минет не успокоил разбушевавшегося гения. А назавтра было не до портретов. Студенты разнесли город по кирпичику, выгнав к такой - то матери носастого де Голля, казалось, что начинается новая эра, но уже через месяц Дали скучал и метался по пригородам, пока она не увезла его в Памплону.