Корова Конструктор

   На что только не обменивало человечество плоды своего труда. Также, как птицы, которые, желая расположить к себе, преподносят друг другу травинки, яркие цветы и золотистые локоны соломы, люди обменивались ракушками, камешками, перьями и золотыми самородками. Едва ли в память о причудах пернатых, но конец двадцатого века был-таки примечателен частичным низвержением товарно-денежных отношений, в угоду натуральному обмену. К примеру, работницам швейных фабрик заработную плату выдавали зимними рейтузами со штрипками и без, а каждый трудящийся шинного завода в день получки катил домой по колесу. Предприимчивые граждане выстраивали длинные цепочки взаимовыгодного обмена ненужного им товара на жизненно необходимые другим, и уже вскоре никого не удивлял обмен трёх колёс на два мешка муки с пятью фунтами зелёного кофе в придачу. За приличную кофту можно было получить два фунта «Краковской», а за неприличную и все три.
Впрочем, на арену мены были допущены лишь собственно работающие или убеждённые тунеядцы. Тем же, которые упорно пытались найти нуждающихся в их интеллектуальной и физической силе, оставалось надеяться на благодушие руководства любого из заводов, коим, в силу заполненных до перекрытия крыши складов, приходилось делиться излишками с ожидающими свободных рабочих мест в бюро по трудоустройству. Попали в это когорту страждущих и мы.

   Раз в неделю являясь под светлые очи служащего, дабы подтвердить своё намерение работать, не за страх, но за совесть и не жалея живота своего, мы встречали его сочувствующий взгляд. Спустя некоторое время оказалось, что денежное довольство нам было заменено на... Поглядев на маленького сына, служащий улыбнулся и сообщил, что, вместо денег, нам выдадут игрушки, а именно - конструктор, и вручил документ, который подлежало обменять на обещанный товар. Спорить было бесполезно, поэтому, подтянув повыше спадающие брюки, мы направились в магазин. Естественно, пешком.
   Через пару часов, по суматохе на практически пустом месте впереди, стало понятно, что цель нашей нелёгкой прогулки уже близка. Граждане обоего пола и трудоспособного возраста активно выносили из дверей магазина разнообразную, не поддающуюся описанию утварь. С трудом добравшись до подозрительно пустой витрины, мы протянули барышне за прилавком документ. Приняв его от нас, продавщица некоторое время молчала, словно привыкая к виду бумажки,и  явно не позволяя негодованию покинуть её ярко накрашенный рот. Нынешнее положение вещей, когда товар приходилось отпускать по неким документам с печатью, не имеющим ничего общего с денежными знаками, к которым она привыкла за годы работы  в торговле, не мог её не раздражать.
- Нам... - Я улыбнулся сынишке, - Нам конструктор, пожалуйста.
Недовольно вздохнув, барышня скрылась в подсобке. После недолгого отсутствия, она вышла с длинным рулоном ковра наперевес. Уронив его на прилавок, как бревно, продавщица достала из кармана резиновую корову и кинула рядом с ковром:
- Вот!
- Что это?! - Спросили мы.
- Ваше! - переводя дух сообщила барышня.
- Но нам сказали...
- Это всё, что осталось, - развела руками она.

   Идти до дома было далеко. Я сгибался под тяжестью ковра, а сынишка всю дорогу вертел в руках корову и, нежно растягивая букву «у», называл её по имени:
- Конструктор! Конструктор!

   Ковёр, прекрасный толстый шерстяной ковёр, по сию пору бережёт уши и нервы соседей снизу, покрывая пол в нашей гостиной, а корова... Она навсегда осталась трогательным напоминанием о том чудесном даре новой жизни, о детстве, в котором волшебно всё, и у любой коровы могут быть самые прихотливые имена.