Спогади та вигадки воспоминания и вымыслы - IV

В этом разделе начну с фотографий, чтобы вам их было проще сравнивать с представленным ниже текстом: фотографии — рядом.

Если говорить об иллюстрациях 3-й книги, то тут вне конкуренции — Лев Константинович Морейнис - личность, по неведомым мне обстоятельствам, выглядящая загадочной.
По каким соображениям он включён в русскоязычную ВикипедиЮ: Морейнис, Лев Константинович — Википедия (wikipedia.org) ? И почему тогда о нём — ни слова в ВікіпедіЇ?
Вся его политическая и научно-педагогическая деятельность проходила на Украине, а не в России. И, тем не менее… [Если вы попытаетесь углубиться в «Примечания» к этой статье в ВикипедиИ, то обнаружите, например, невозможность многие из них прочитать, распечатать, а переадресовки — в никуда…]

Почитайте первый абзац биографии Л. К. Морейниса в ВикипедиИ — и вы увидите, что он не был рядовой личностью с молодых лет. Окончил Киевский университет (когда?), будучи уже вовлечённым в революционную работу. Участвовал в реформировании медико-санитарных дел в Украинской Народной Республике. Был одним из основателей Винницких фармацевтического техникума, фармацевтического и медицинского институтов. Добился разрешения на чтение лекций на украинском языке (без предварительной цензуры). Написал первый учебник «Основы фармацевтической химии» на украинском языке.
Не помогло: не признают его до сих пор ни в Киеве, ни в Виннице. Что за этим скрывается?

Ещё одна странность: не известен год рождения Л. К. Морейниса, хотя его личные дела находятся в архивах многих учреждений Украины. И умер (отчего — тоже секрет?) он молодым в подозрительном 1937-м году.
Ну как тут не задуматься и не строить предположения? Но все-все, выражаясь устами Папандополо из «Свадьбы в Малиновке», «молчат как рыба об лёд»…

А издатели 3-й книги «Спогадів...» подбросили ещё другие загадки.
Помните, они его не узнали на фотографиях «Перший випуск Вінницької медшколи, 1 жовтня 1923 р.» и «Вінницька робітнича лікарня, 1 квітня 1923 р.» (см. III-ю часть этого очерка). То же — на фотографии (стр. 319), вырезка (в полную ширину) из которой — в верхней части коллажа. Подпись под этой фотографией мне кажется странной: «173. Викладачі та студенти Вінницького фармацевтичного технікуму. Проводи колишнього директора (викладача?) Матвія Запольського (в центрі третього ряду), 1923 р.» Мною вырезан как раз третий ряд: измеряете его, делите размер пополам и … натыкаетесь на Л. К. Морейниса, которого тут, судя по подписи, вроде бы и нет совсем. Во всяком случае, на него, принимающего дела от уходящего директора, решили не указывать: мол, не известно ещё, как себя проявит на новой работе научный сотрудник «Кабинета изучения Подолья». У вас есть другое предположение, почему его подают тут инкогнито? Сообщите, будьте любезны!

Случайно попавшим в кадр, каким-то неизвестным, не понятно как очутившимся и на этой фотографии (стр. 546) посчитали Л. К. Морейниса и подписали: «275. 3-й курс Вінницького фармацевтичного інституту, 1931 р.». Вам же, уверен, сообразительности хватит — и вы распознаете директора института. Потому не уточняю его место на фотографии, что в коллаже — внизу справа.
Узнали? Ну я же говорил! И редакторы 3-й книги могли точно так же решить — зря я о них подумал плохо: мол, снова того или иного не узнали. Покорно прошу у них прощения.

Правильно поступил. Потому что на фото 273 (стр. 545), неважного качества, где узнать Л. К. Морейниса несколько сложнее (средняя вырезка в коллаже), редакторам удалось это с первого взгляда — и они не скупятся на слова в описании: «У 3-му ряду зверху 5-й зліва — Лев Морейніс, вінницький провізор, директор хіміко-фармацевтичного технікуму, реорганізованого в 1929 р. у фармацевтичний інститут, один із засновників і завідуючий навчальною частиною медичного інституту, відкритого в 1934 р.». [Тут — некоторые проблемы с трактовкой дат: см. Вінницький національний медичний університет ім. М.І. Пирогова (vnmu.edu.ua) , Винницкий национальный медицинский университет имени Н. И. Пирогова — Википедия (wikipedia.org). ]

Ну и чтобы полностью рассчитаться с «долгами», на стр. 322 одиноко сидящего за своим рабочим столом Л. К. Морейниса описывают по полной: «176. Світлини з альбому Вінницького фармацевтичного інституту ім. В. І. Леніна, на верхній — його директор Лев Морейніс, початок 1930-х років» (на коллаже — фото слева). Захочешь — всё равно не спутаешь ни с кем единственного изображённого!

[После периода колебаний я всё-таки решусь на обнародовании имён двух других преподавателей, которых я узнал на фотографии внизу справа.
В первом ряду (в очках) - Израиль Соломонович Ройзман, а по левую руку от Л. К. Морейниса, как бы пригнувшись - Соломон Ефремович Буркат. У обоих я учился в медицинском институте: доцент И. С. Ройзман заведовал кафедрой биологической химии, а доцент С. Е. Буркат руководил курсом физколлоидной химии. См.: История кафедры (vsmu.edu.ua). (Дописано 10.07. 2021.)]
               
- Шева Портная (родилась в 1931-м году) в воспоминаниях «На оккупированной территории» рисует душераздирающую картину положения, в котором очутилось еврейское население города. Это вам не «Свидетельства очевидца» В. Я. Куликова, жалующегося немецкому начальству на своё якобы бедственное положение (мол, вынужден продавать вещи, дабы еду купить). Это — непреходящий страх быть убитыми, это — потеря близких, чувство полной обречённости. Но это — и добрые, сердечные люди, которые обогрели, накормили, приютили 13-летнюю девочку, сохранив ей жизнь. Очень впечатляющие воспоминания. Дана ссылка, по которой их можно найти в интернете, но у меня она не сработала: 400 - Bad Request.
Ш. Портная, после окончания института, 30 лет работала в Областном управлении хлебопродуктов старшим инженером. Эмигрировала в Израиль.
               
- Вильгельм Рудковский (1930 г. рождения) описывает картину оккупированной Винницы почти теми же словами, что и Шева Портная. В его воспоминаниях - несколько больше деталей, но главное — то же самое: нужда, голод, страх, предательство и, наоборот, стремление помочь попавшим в отчаянную безысходность евреям. И ему с матерью, братом и сестрой удалось выжить. Спасла их Праведница мира Вера Варнакова, удостоенная этого звания и медали Праведника народов мира в 2012-м году.

- Валентину Филипповну Довгаленко (1925-2017) я знал: она преподавала в нашей группе на кафедре пропедевтики внутренних болезней (1957-1958) на базе железнодорожной больницы. О том, что было в Виннице во время войны, никаких разговоров с нами не вела. Но в январе 2017-го года я получил письмо от Ольги Юдиной, учившейся у В. Ф. в 1990-1991 г. г., в более свободное - для прежде полузакрытых тем - время: Рецензии, полученные автором Нил Крас / Проза.ру (proza.ru) . Я ей отписал, задав ряд вопросов, но ответа не получил. Хотя я уверен, что она и я писали об одной и той же женщине.

[Кстати, на стр. 572, на фото выпускного альбома Винницкого мединститута 1948-го года я увидел ещё одного врача, пережившего, на мой взгляд, оккупацию в Виннице: Николая Николаевича Вакуленко (1924?) — сына Николая Афанасьевича Вакуленко, работавшего в годы оккупации прозектором в Пироговке, а после войны — доцентом кафедры патологической анатомии. Сын тоже там работал (ассистентом) и преподавал в нашей группе. Позднее, в середине 70-х - я уже проживал в Казани, защитил докторскую диссертацию - встретились мы с Н. Н., кандидатом наук, в Центральной больнице МПС в Москве, куда он устроился, покинув Винницу. Но ни в Виннице, ни в Москве никаких бесед о военном времени не вели: были другие - учебные и научные - темы, да и оба Вакуленко были весьма сдержанны в разговорах на темы иные (о Н. А. - это пятое упоминание в моих публикациях).]

В воспоминаниях Валентина Филипповна остаётся сама собой: честна, немногословна. О ней у меня — добрая память.

- Шестидесяти-страничные (машинописные) воспоминания Афанасия Федосеева (1896-1985), датированные 1959-м годом, должны информировать нас «о подпольной работе и партизанском движении в Виннице». Но в 3-й книге помещён только сокращённый отрывок о событиях 1943 г. (занимает тридцать страниц книги).  Учитывая то, что' я знаю на эту тему, включая читанное мною в 2015-м году в помещении бывшего партийного архива на ул. Пирогова, что' дал анализ изданий и переизданий книг о подполье и партизанах: Истина, заблуждение, преднамеренная ложь? (Нил Крас) / Проза.ру (proza.ru), всё это не позволяет мне предложить вам даже краткий пересказ этих воспоминаний. Потому что по всем материалам по этой теме у меня осталось много безответных вопросов.

То, что тут сообщается о мифическом Курте Розенберге (Иосифе Розенблите) из села Зинькова в Хмельницкой ныне области, никак не укрепило мою веру в написанное А. Федосеевым. Курт Розенберг - «уродженець подільського містечка Зінькова», говоривший по-русски, но как-то не совсем  (типа «Я имею с вами много очень интересного поговорить.», то есть, имитируется типа идишское, немецко-язычного происхождения, построение предложений со сложным глагольным сказуемом: первое слово из него — на втором, а второе — на последнем месте в предложении), а вот «"доброволец" немецкой армии Молчанов Константин, лейтенант Красной армии», получается, по-русски не разговаривал (стр. 602).

Ещё несколько не-состыковок, за которые можно крепко ухватиться.
Например, сто шестьдесят тысяч (!) противотанковых мин, которые немцы хранили в одном из дворов по ул. Свердлова. Об уничтожении этого «склада вооружений»  А. Федосеев рассказывает совсем не так, как об этом было доложено Н. С. Хрущёву наркомом госбезопасности УССР  Савченко. Похоже, что явно кто-то из них выдумывал (а то - и оба).
Или: Курт Розенберг сам перевёл 12 еврейских рабочих-специалистов в другое место, откуда они просто-запросто исчезли (легко сбежали).
И как-то уж очень даже неплохо (правда, только в смысле синтаксическом - грамматическом) написано это нигде толком не учившимся столяром, охранником … Вернее, подозрительно складно кем-то за (для) него сварганено…

Вообще, если этим мемуарам А. Федосеева уже столько лет (они датированы 12-м февраля 1959-го года), то почему никто ничего конкретного не мог за это время сообщить о «винницком Штирлице» ни в СССР, ни в Украине, ни в Германии. Ни к 20-летию, ни к 75-летию Победы. О Рихарде Зорге — столь многое, причём, начиная ещё с 1964-го года, а о Курте Розенберге — только выдумки (по заказу кого только?). Р. Зорге — Герой Советского Союза (посмертно), а Иосиф Розенблит - переживший, согласно легенде, войну - остался даже без медали «За отвагу».

[«Ну, я вас умоляю, и шо, шо — еврей?! За такие подвиги, подумайте сами! Я имею с вами много очень интересного на эту тему поговорить. У нас били на Ерусалимке слухи, что Зорге этот - нет, ви не поверите! - на гросс половинка немец. И он же самий - ви мине снова не поверите - не в какой-то там тамбовской деревне выродился. Даже не в Поволге, у Саратова с немцами, как, ви же помните, не знаю чей герой доктор Куликов. Да, ухо-горло. Да, что живёт с войны у доме убитых евреев. Да, по Пушкинской. А где Зорге выродился? Где-где? Шоб ви знали — где-то там на Кавказе. И на'те вам — герой всего нашего Союза!»]

Словом, это чем-то напоминает офицера Маркуля из II-й части этого очерка. Только вот о Маркуле никто не заикается уже полустолетие со времени «сенсационной» публикации о нём, а Курт-Иосиф периодически всплывает  на винницких сайтах, щекоча нервы наивных и впечатлительных. Даже фотография придаётся, как и в 3-й книге «Спогадів ...» (стр. 602). Красивый такой молодой мужик, с обволакивающим взглядом карих глаз… 

«Наш» Йося мог бы дать фору самому Максу Отто фон Штирлицу, а сыграть Йосю посчитал бы для себя честью сам Брэдли Чарльз Купер. У того, кроме соблазняющей звёзд Голливуда и супермоделей красоты, есть и другое достоинство, важное для этой роли. Как и Йося, он не совсем правильно, даже ещё хуже Йоси, говорит по-русски. Специально не исправлял «дефект» этот для роли Курта, хотя был ряд лет в гражданском браке с российского происхождения Ириной Ш. - иконой модельного бизнеса, имеет с ней общую дочь — и мог бы. Но искусство… оно, известно, требует жертв.

Вам уже ясен мой приговор: если решиться публиковать такие воспоминания, то только — вместе с жесткой редакторской оценкой в них каждого слова.

- Юлия Бобровская (годы жизни не указаны) написала воспоминания по просьбе Ивана Безуглова - автора «Тайны Вервольфа» (1960) и, совместно с Миколой Рябым, «Облави на озброєного вовка», (1986) — соответственно, документальной повести и приключенческого романа (обе книги — с элементами  н е н а у ч н о й  фантастики, добавлю я). В справке о Ю. Бобровской есть фотокопия её письма «т. Безуглому». Воспоминания и означенное письмо датированы январём 1962-го года. Напомню, что как раз шёл, к 20-летию Победы, очередной пересмотр списков подпольщиков, партизан, других участников сопротивления нацистам, о чём я писал после посещения партархива в 2015-м году: Попытка люстрации свидетелей оккупации (Нил Крас) / Проза.ру (proza.ru) . У Ю. Бобровской, судя по содержанию её письма Безуглому, были в этом некоторые проблемы.

Я не привожу ни самого письма, ни воспоминаний. Я не оспариваю никаких приводимых автором фактов. Я просто сообщаю, в какой обстановке это всё происходило, и напоминаю, что результатом нового обсуждения в Обкоме и КГБ событий военных лет и, в частности, оккупационного времени явилось совершенно неожиданное для 99, 9% винничан московское решение о присуждении звания Героя Советского Союза двум винницким подпольщикам Ивану Бевзу и Ляле Ратушной (обоим — посмертно и, напоминаю, через 20 лет после окончания войны).

- Михаил Селешко (1901-1981) прежде цитировался мною в пяти публикациях. Его воспоминания «Вінниця: Спомини перекладача комісії дослідів злочинів НКВД в 1937-1938», изданные в 1991 г. в Торонто, есть в интернете. Оттуда (начиная с 2014 г.) я брал цитаты и данные М. Селешко для статей о вскрытии тайных захоронений жертв НКВД, о Холокосте в Виннице, о преднамеренно «забытом» учебном годе в Винницком медицинском институте, о порядках в городском комиссариате Ф. Маргенфельда.

Основное отличие очерков М. Селешко о Виннице периода немецкой оккупации города 1941-1944 — использование всей цветовой гаммы, присущей изначально на палитре любого художника. Но очень часто, как и в большинстве включённых в 3-ю книгу воспоминаний, авторы употребляют, например, для одной категории (группы) лиц только белую краску, для другой, наоборот, исключительно чёрную. Эта контрастность изображения никак не отражает красочности истинной жизни, почти всегда цветастой, разноцветной, как минимум, состоящей и из полутонов — неярких, даже можно сказать, неопределённых оттенков цвета.
У М. Селешко и захватчики, и их пособники, жертвы и подельники энкаведистов, украинцы и евреи описаны как бы абсолютно нейтрально (чего, строго говоря, не бывает, поэтому — как бы), но максимально возможно — «по духу» и «по делам», а не по национальности, статусу, должности.

В заключение, отмечу, что воспоминания Михаила Селешко о его пребывании в оккупированной Виннице не только по объёму (без малого 150 страниц), но и по содержанию, по достоверности описанного, по вдумчивой позиции автора являются украшением этого тома. С ними могут сравниться только очерки Георгия Брилинга. И особо хочется отметить тщательное, добротное - по всем параметрам - редактирование этих воспоминаний.

- О Иване Малинине (1892-1970) - профессоре-патологоанатоме - я подробно писал (2014-2015): Винницкий поединок во лжи забрехавшихся диктатур (Нил Крас) / Проза.ру (proza.ru) и Винницкий медицинский институт Забытый учебный год (Нил Крас) / Проза.ру (proza.ru) . Но подхватить эти сообщения смельчаков не нашлось.
Его воспоминания есть с 2012-го года в интернете. Содержат ряд интересных деталей.

- Сергій Кіндзерявий - Пастухів (1924-2013) родился в Закарпатье (Чехословакия), в 1941-м году попал в Винницу, учился в тут созданной и быстро почившей в бозе пародии на медицинский институт. [Дословно из редакторской справки: «З 1941 р. мешкав з родиною у Вінниці. Навчався тут у медичному інституті.»]. Потом переключился на духовное образование в Германии. С 1950 г. проживал в США. Был проповедником, церковным музыкантом, дирижёром хора и ансамбля бандуристов, занимался публицистикой, переводами. В 3-й книге — его очерк «Пребывание в Виннице в 1943-1944 гг.».

Воспоминания краткие (немногим более одной странички) и оставляют, несмотря на пояснения редактора, ряд вопросов. Цитирую: «Тато хотів у Києві включитися в нове життя церковне, що почало формуватись. Але в дорозі [откуда? когда? - Н. К.] перед Вінницею я зліг на тиф, і нас скинули. ... А я, відійшовши від тифу, почав науку в медичному інституті. Був він у нових будівлях на протилежному кінці міста, за цвинтарем, проти якого на полі обгородили площу для жидів. Ще виздоровлюючи, з вікна я бачив як їх гестапівці групами гнали туди в бараки, а 1943 [р.] сам попав туди зі студентами, яких силою брали на роботу в Німеччину...»

Пройдёмся по этому тексту. Новые строения на противоположном (если считать от иезуитского костёла, в котором его отец организовал Покровский собор и где семья, по всей вероятности, проживала) конце города — это бывший морфологический корпус (сейчас главное здание Медицинского университета). В период оккупации там располагалась выселенная из своих строений Пироговская больница: все её здания захватчики заняли своим госпиталем. А поле, которое отгородили и на котором построили бараки для евреев — где о нём ещё написано? Я так и не смог это вспомнить или найти в печати (интернете).
 
Дата прибытия семьи автора в Винницу (напоминаю: их сняли с поезда на Киев, так как автор заболел брюшным тифом) не указана. Медицинский институт начал работу в феврале-марте 1942-го года (в сентябре 1942-го года состоялся так называемый «выпуск» - первый и последний), а облава на студентов состоялась 23-го февраля (см. воспоминания В. Довгаленко) или, по В. Я. Куликову, 24-го февраля 1943-го года.
В записках автора пребывание его в Виннице датируются 1943-1944 г. г. Значит, ему удалось за январь и неполный февраль 1943 г. переболеть, «отойти от тифа» и поучиться («начать науку») в медицинском институте. Последнее — в течение скольких дней?

- Левко Лукасевич (1896-1982) в мемуарах «Роздуми на схилку життя» (Нью-Йорк, 1982) описывает своё, совместное с двумя сотрудниками Главного управления сахарной промышленности Украины, короткое пребывание в Виннице. Из этого четырёх-страничного рассказа я подтвердил для себя не только то, что в оккупации в здании Сахаротреста (бывшей Городской думы) оставалось, как и до войны, Управление сахарной промышленности, но и узнал новое: там («в бідненькому, брудному трьохповерховому будинку», по автору) также проживали сотрудники этого учреждения.

- Михайло Климчук (1923-2013) - винничанин по месту рождения - прожил бурную жизнь, в которой были ОУН и УПА, приговор - 20 лет дальневосточной каторги, освобождение в 1956-м году, работа художником в Магадане, возвращение в Винницу в 1961-м году. Вспоминает о его подпольной деятельности.

- Мусій Кондратенко (1912 - год смерти не указан, исходя из данных редакторской справки о нём — после 2007-го). До войны заведовал историческим отделом Областного краеведческого музея в Виннице. Во время оккупации города занимался педагогической работой, сотрудничал с газетой «Вінницькі вісті», совмещая это в 1943-44 годах со службой в музее. В 1944 г. был осуждён на 20 лет за националистическую деятельность. Вышел на свободу в 1954-м году (реабилитирован в 1991-м году).

В целом достаточно интересные материалы М. Кондратенко в какой-то мере теряют свою ценность из-за того, что - и это подчёркивается редакцией «Спогадів ...» - написаны в тюрьме НКВД (датированы 19.05.1944). Поэтому сейчас трудно судить, насколько глубоки были расхождения между ним и И. Костецким (Мерзляковым), Зеровым, Трембовецким… Его «Повідомлення [про діяльність у Вінниці в період окупації]» - фактически, попытка уменьшить свою вину или даже оправдаться.
[Это примечание редактора — очень важно. Обстоятельства и цель любых заметок о прошлом (даже никак не связанных с грозящим наказанием или тому подобным) должны быть ясными (для правильности оценки не только их правдивости, но и, так сказать, «духа»). Это, возможно, трудно представить, но часто сами авторы не отдают себе отчёт (или внутренне отнекиваются) в (от) подоплеке(и) возникшего у них желания рассказать о том или ином из их прошлого, о времени, в котором они жили.]

«Музей під час окупації» - справка, написанная по просьбе сотрудников музея (датирована 22.07.1999), могла бы быть объёмнее и более детализированной, но к этому времени Мусию Кондратенко было уже 87 лет. Жаль…
Жаль и самого автора - дипломированного историка, чья жизнь - войной и ссылкой - была исковеркана.

Обращаю ваше внимание на то, что М. Кондратенко подчёркивает добрые дела проф. А. А. Севастьянова — главы самоуправления города. Зачисленный в обкомо-энкаведистский список «врагов народа» и «прислужников оккупантов», он так и не представлен историками и властями как личность, сделавшая в то время максимум возможного для населения города.
Моё возмущение этим оставляет всех холодно-равнодушными. Им важнее было восстановить «доброе-предоброе» имя головореза Я. Шепеля. Не стыдно всей команде «декоммунизаторов» [под начальством экс-партработника (КПСС!), комиссара Советской армии — лучшего выбора было не придумать!] бывшей улицы В. М. Примакова?

И последнее. В сообщении для НКВД М. Кондратенко ссылается на свидетелей, среди которых «Свєчкалов Міша, мій сусід, вул. Козицького, 37 (тепер директор кіно)». Правильно: Свечколап Михаил — партизан, о котором я писал в «Моей Виннице», в главе «Винницкие больницы»: В помощь читателю - II (Нил Крас) / Проза.ру (proza.ru) .

- Владимир Никанорович Мысин (1922-2010) — в 1944 г. находился в партизанском отряде объединения, комиссаром которого был 2-й секретарь Винницкого (с 1942 г. - 1-й секретарь подпольного) обкома партии Д. Т. Бурченко (1904-1987). Последний стал в 1943 г. комиссаром партизанского соединения, а в 1945-1948 г. г. работал председателем Винницкого облисполкома. Далее карьера Д. Т. Бурченко, по не известным мне причинам, не то, что замедлилась, а получила совершенно иное направление — вниз. В 1953-1968 г. г. он заведовал областным отделом социального обеспечения в Хмельницком.

Пишу я об этом, так как воспоминания В. Н. Мысина начинаются с его поселения в 1967-м году в винницкой гостинице «Украина», со звонка в Винницкий обком партии и последующего разговора с Д. Т. Бурченко. Как там в это время очутился бывший комиссар партизанского соединения?
Далее — сказки о ставке фюрера, представленной В. Н. Мысиным как «подземный город из железобетона» [правда, с редакторским замечанием-возражением по поводу этого определения]. А потом в его рассказе — какие-то, явно отличающиеся от других описаний, госпиталь и лагерь советских военнопленных. В детали не вхожу, абсолютно достоверных сведений не читал нигде, поэтому ограничился только общим впечатлением от этих воспоминаний.

- Алексей Степанов (даты жизни не указаны) описал бои за освобождение Винницы от захватчиков. Несколько стандартизированные в годы войны для таких репортажей стиль и содержание, но для интересующихся деталями сей военной операции — подмога.

- Мария Болтянко (1890 - после 1974 г.?) - певица, в годы оккупации выступала на сцене винницкого театра. После войны работала там же (до 1963 г.). Фамилию помню хорошо, на фотографии узнал, а вот кого и в каких пьесах играла — не вспомню, хотя Мария Николаевна Працюк, о которой писал выше, с ней дружила и рассказывала какие-то подробности о её жизни и работе. Но — позабылось, а сочинениям на вольные темы тут не место.
[Снова акцентирую ваше внимание на том, что редактор не упускает возможность предупредить: в своей «Автобиографии» М. Болтянко желает скрыть подробности её работы в оккупированном городе. Все бы редакторы и всегда делали бы так! Это просто необходимо: читатели зачастую не критичны, доверчиво-наивны.]

«Автобиография», скажем, явно просоветская, но это никак не характеризует М. Болтянко отрицательно. Со слов М. Н. Працюк, она была очень добрым, бескорыстным (чрезмерно, по словам М. Н.) человеком. Обе эти женщины не имели детей (у М. Болтянко были приёмные дети и внуки) , у М. Н. - только крестные.

- Александр Каплин (1916 - после 1990?), по справке редакции, «С октября 1943 г. по октябрь 1944 г. - заместитель прокурора Винницкой области». Винницу освободили от врага только 20-го марта 1944 г. - где была прокуратура в течение полугода до этого? Обком партии, например, существовал с марта 1944-го года. Сам А. Каплин прибыл в Винницу только 20 марта 1944-го. Существуют так называемые «правительства в изгнании», а это была «прокуратура перед возвращением и после такового»?

А. Каплин описывает произвол НКВД и судебных органов, жертвой которого он стал сам:  уже в октябре 1944 г. его сняли с должности, а в октябре 1945 г. приговорили к 10 годам лагерей.
В этом рассказе «Моя жизнь и судьба» всё как-то поверхностно, без анализа того, что же на самом деле творилось в стране, отчего и каковы были причины правовой деградации, наконец — механизмы последней. Представленный в книге — отрывок, возможно, не самый удавшийся автору (в воспоминаниях — 126 стр. машинописи).

Фотографии, расположенные на страницах воспоминаний А. Каплина, полностью соответствуют времени, о котором автор пишет. Это, увы, в 3-й книге выдерживается далеко не всегда. Понимаю трудности составителей: редкая возможность подбора фотографий нужного года и, тем более, подходящих тематически. Но сказать об этом надо.

- Галина Харкова (укр., по-русски — Харько'ва) - 1918 года рождения, учительница - в воспоминаниях «Волк и ягнёнок» (1987-1991) поведала о страшных годах своей жизни: аресте и осуждении в 1949 году на 25 лет лагерей по обвинению в «шпионской деятельности на пользу американской разведке», отбывке наказания в Мордовии. Освободили её в 1955 г., но держали «под колпаком» ещё ряд лет. Реабилитирована только в 1963-м году.

Я уже писал, что 3-я книга невольно превратилась в воспоминания о репрессиях, о годах террора — столь многих коснулась эта «трогательная забота» партии о «чистоте» не только её собственных рядов, но и всего советского народа.
Галина Харькова пишет правдиво, но чувствуется, что пишет не обо всём. Не потому, что не могла о чём-то вспомнить, что хотела — покороче, а потому что всё об унижениях этих лет, о нечеловеческом существовании в отрезанных от мира мордовских лесах, об её мучителях и о многом другом — стыдно. Стыдно за страну, за её граждан, за себя, вытерпевшую всё это, а не, придушив кого-то из садистов, в исходе, погибшую бы. Но её понять можно: в Виннице Г. Харькову ждала дочь-подросток.

- Юрий Филиппович Луценко (1924 - после 2017?) - явление незаурядное, что касается не только мемуаристики с упоминанием Винницы. Его произведения имеются на Прозе.ру. Там — и моя переписка с ним в 2015-2017-м годы, которую можно смотреть и на моей и на его страницах: Рецензии, полученные автором Юрий Филиппович Луценко / Проза.ру (proza.ru).
Ему к тому времени было уже за 90, он очень плохо видел и мог писать, отвечать на письма и рецензии только с помощью детей или внуков. В интернете есть интервью с Юрием Филипповичем: http://komariv.livejournal.com/79565.html (спасибо интервьюеру!). В 3-й книге Ю. Ф. Луценко представлен на 90 страницах — и за это щедро отведенное воспоминаниям Ю. Ф. Луценко место надо поблагодарить составителей сборника.
Наряду с Г. Брилингом и М. Селешко, Ю. Ф. Луценко следует включить в тройку лучших авторов сборника.

ПРОДОЛЖЕНИЕ: http://proza.ru/2021/04/11/1029 .