Глава 2

                Алиса


             Мне всегда снятся объёмные сны с сюжетом. Только в редких случаях бывает так, что я ложусь спать, закрываю глаза, а когда открываю — уже утро. Эта ночь не исключение. Мне снится заброшенная школа. Мы с друзьями гуляем по развалинам, а за старыми окнами шумит дождь. Не знаю, что мы делаем в этих пошарпанных временем стенах, но Лена тараторит без умолку. «Сава, ты представляешь?» — постоянно повторяет она. 

             Забавно слышать во сне собственную кличку. Так меня называют все знакомые, за исключением родителей и преподавателей в колледже. Уже и не вспомню, кто был автором прозвища, но, по мнению моих друзей, Савина Алиса — звучит слишком респектабельно для раздолбайки вроде меня. 

             Сон обрывается на самом интересном, а всему виной резкий хлопок дверью и раздражающий под утро звук дезодоранта. Дозатор на нём невыносимо шумный, как будто в комнату въехал вагон, и злобный машинист спустил из-под него воздух прямо мне в ухо. Даже младшая сестра этажом выше проснулась и застонала от недосыпа. Старая и скрипучая двухъярусная кровать — наше с ней «царское» ложе. 

             Я ворочаюсь в постели и морщусь от резко-сладкого запаха дезодоранта. Кто только додумался смешать аромат клубники с непонятными экзотическими цветами? Мне даже кажется, если я вдохну больше этих «ядовитых паров», то рассказывать про свой сон буду уже не друзьям, а апостолу Петру у ворот рая.

             Мама как всегда бесцеремонно вторглась на мою территорию и стоит у зеркала, пользуясь дамскими косметическими штучками. Особенно она любит этот горе-дезодорант, который вообще-то должен был находиться в ванной. Сестра опять «забыла» унести его на место.   

             — Кошмар! Тебе совсем не стыдно? Что за свинарник в комнате?

             Обед обедом, а война по расписанию. Мама снова завела свою старую шарманку. Голос её всё такой же громкий и настойчивый. Конечно, в квартире же нет никого, кроме неё, и можно хоть в бубен стучать посреди комнаты!   

             — Мам, хватит, ****ь, орать, дай поспать, — бормочу я в ответ.

             Единственное, что мне остаётся, это натянуть одеяло на голову, пряча лицо, потому что я знаю, что на этом её бубнёж не закончен.

             — Ты как со мной разговариваешь?! Совсем уже оборзела, никакого уважения!

             Слышу, с какой наглостью она пинает мой лежащий у кровати бедный рюкзак. Комната у нас с сестрой крошечная, и чтобы подойти ближе, видимо, ей мало пространства.   

             Она неожиданно стаскивает с меня одеяло. Что за наглость? Я привыкла спать почти голой, а она заставляет меня съёжиться от прохлады и закрыться руками насколько это возможно. Не люблю, когда вторгаются в моё личное пространство. 

             — А это что такое? Ты опять за своё?! С кем на этот раз подралась? — Её голос звучит возмущённо удивлённо, и я понимаю почему.

             Моё тело сплошь покрыто не успевающими заживать синяками, а на спине красуется багровый след от деревянной биты. Хорошо помню недавние разборки, в которые попала совершенно случайно. Я не собиралась грызться с этими гопницами из местной кальянной, но увиливать от драки тоже не могла. Когда тебя оскорбляют только за то, что ты слишком долго смотришь, трудно остаться равнодушной.

             Мама присела рядом, осторожно щупая мои следы борьбы. Конечно, она переживает, но ей давно не стоит обращать внимание на такие мелочи по меркам моих бурных гулянок. Могло быть гораздо хуже. Как, например, пару месяцев назад, когда я выпала со второго этажа квартиры, на которой мы собирались с друзьями. Хрен знает, каким чудесным образом я ещё не сломала себе шею. Ей лучше об этом не знать.

             — Ни с кем я не дралась! Отстань от меня! Тебе не пора на работу? — раздражённо выпаливаю я.
             — А тебе не пора в колледж? Время сколько видела? 
             — Мне ко второй паре!   
             — Да тебе постоянно ко второй паре! Ты вообще учишься или нет?
             — Если бы я не училась, тебе бы об этом сказали. Просто кураторша ушла на больничный, и её пары отменили.
             — Отцу своему сказки рассказывать будешь! Позвоню сама твоей кураторше и всё узнаю! 

             Ну вот. Она снова говорит о том, чего не сделает, потому что забудет об этом уже ко второй половине дня, а я снова останусь в выигрыше и избегу лишней нервотрёпки. Какими же ненадёжными иногда бывают родительские предупреждения. Говорят одно, делают другое.

             — Когда вернусь с работы, чтобы в комнате было чисто, поняла? — угрожающе бубнит мама и, наконец, встаёт с моей постели. Мне приходится высунуть лицо из-под одеяла, чтобы оценить серьёзность её намерений. Хотя я и так знаю, что произойдёт.

             Она, в своей обычной манере надзирателя, внимательно оценивает беспорядок вокруг, качает головой и возмущённо взмахивает руками. Особенно её внимание привлекает гора не сложенной одежды на письменном столе, раскиданные по углам учебники и слой пыли на книжной полке, внушающий страх перед аллергией. Пыль в комнате не вытиралась неделю. 

             — Я что, одна в этой комнате живу? Вон Вике скажи! Целыми днями ничего не делает, — раздражённо врезаюсь кулаком по дну второго яруса кровати, а сестра недовольно стонет и ворочается, как будто потревожили принцессу. Выводит из себя тот факт, что меня пытаются заставлять убирать за этой свиньёй, а ведь она уже не маленькая!
             — Да вы только друг на друга стрелки переводите, а толку никакого! Живёте как в отеле, за вас же всё уберут! И плевать, что мать как лошадь пашет, с больной спиной домой приходит! 
             — Мам, не заводись!   

             Но дальше слушать она не хочет и, безнадёжно махнув рукой, выходит из спальни, при этом со всей силы хлопнув дверью, да так, что старая штукатурка посыпалась с потолка и осела поверх пыли. Может, это и к лучшему. Пусть идёт, не хочется слушать вопли под утро, особенно после ночной пьянки.

             Я расслабленно выдыхаю и переворачиваюсь на живот. Чёрт бы побрал этот старый матрас! Ещё пару таких ночей, и мой позвоночник благополучно сложится в гармошку. Ну, ничего, снять напряжение поможет старый добрый Bond[1], который я постоянно прячу под матрасом. Если мать когда-нибудь найдёт его и узнает, что я курю, мне точно придёт конец. В прошлом году она сломала об меня пластмассовый тазик, когда нашла в комнате пачку презервативов. Лучше бы похвалила за то, что предохраняюсь. Никогда не понимала, что больше толкает людей заниматься сексом без резинки: отсутствие полового воспитания или мозгов? Впрочем, и того, и другого у меня хватает, и жить в кайф никто не отменял, кроме, конечно, родителей с пост-совковым воспитанием. В СССР секса не было, а меня нашли в капусте. 

             — Каша на плите! Не забудь оставить Вике и мальчикам! — кричит мама за закрытой дверью, перед тем, как уйти на работу.
             — Окей-окей!

             Слышу, как закрылась входная дверь, а это значит, что, наконец, можно расслабиться. Достаю пачку сигарет из-под матраса и встаю с постели. Приходится постараться, чтобы найти в куче мятых вещей на столе хоть одну приличную футболку. Сестра опять накидала своё нестиранное барахло поверх моих шмоток, а мать считает, что это я веду себя как свинья! Но сейчас не время для выяснений отношений с родственниками, жутко хочется затянуться. Отдёргиваю шторы и приоткрываю окно, чтобы комната не провоняла табаком. Нельзя оставлять за собой такие следы, тем более что нюх у матери отменный.

             Как только холодный воздух попадает в спальню, сестра начинает хныкать и нервно прыгать на кровати, показывая своё недовольство.

             — Чего ноешь? По ночам спать надо, а не тик-токи свои смотреть. 
             — Отстань! Бесишь!
             — Поогрызайся мне тут еще... 

             Наша комната дотягивает всего до каких-то жалких девяти квадратных метров, но вид с одиннадцатого этажа всегда компенсирует нехватку простора. Отсюда можно наблюдать за высоченными холмами вдалеке и раскинувшимися лесами областного заповедника. В нескольких километрах от города сосново-еловый бор тянется до самого горизонта и как будто плавно исчезает за облаками. Хотя первый план всё равно вгоняет в тоску. Тут и дымящиеся трубы лакокрасочного, и меде-цинкового заводов, и дурацкие рекламные баннеры всевозможных брендов, и унылые хрущёвки «бок о бок» с не менее унылыми брежневками, ну и, конечно, печально известное Красное озеро. Главная гордость нашего города. А красное оно по причине сбрасывания в него химических отходов заводов на протяжении лет семидесяти, если не больше. Его цвет может меняться из сезона в сезон. Так, например, летом оно может быть и вправду красным, а ближе к осени и весной оранжевым. В эту мёртвую воду не то, что запрещено входить, но и дышать рядом не рекомендуется, зато по слухам это место принадлежит армии утопленников и суицидников. Печальное зрелище, именно поэтому я всегда стараюсь уделить как можно больше внимания второму плану, когда смотрю в окно. Хотя сейчас наблюдаю за тем, как мама выходит из подъезда, идёт в сторону стоянки местных таксистов и несколько минут о чём-то треплется с отцом. К слову, он таксист. Возит местных жителей с нашей окраины в соседний район, откуда люди на автобусах разъезжаются по работам. А ведь когда-то он был неплохим портным.   

             «Видимо, опять жалуется на меня, как будто больше поговорить не о чем!» — думаю я, выбрасывая бычок, и закрываю окно, пока мысли не сбивает вибрация моего iPhone. 

             Скорее всего, это Лена. Моя лучшая подруга частенько выступает в роли будильника и не даёт мне валяться в кровати больше, чем нужно. Снимаю мобильник с зарядки и, разблокировав экран, понимаю, что не стоило вчера так быстро засыпать. Наш общий с друзьями чат в Telegram забит семьюстами сообщениями. Они там что, готовили план по захвату мира, пока меня не было? Конечно, нет. Как всегда страдали дебилизмом. Не успеваю засветиться онлайн, как тут на меня «нападает» Даня.

             «****ец, ты чё так резко вырубаешься? Я звонил тебе три раза!»

             Как всегда, Соболев в своём репертуаре. Я даже представляю его скромно-настойчивый голосок, от чего не могу не улыбнуться.

             «Давай вкратце и по делу, а то over дохера сообщений»

             Сейчас мне меньше всего хочется отвлекаться на всякую ерунду и разговоры ни о чем. Я выхожу из комнаты и спешу в ванную. Вчера вечером после пьянки мне было настолько плохо, что я даже не стала мыться и завалилась в кровать как есть. Не первый раз нарушаю своё главное табу — не лезть в постель, не приняв ванну. Моё ожидание чистоты и комфорта нарушает запертая изнутри дверь. Как всегда кто-то из моих младших братьев проснулся ни свет, ни заря и занял моё место. Чего же им не спится с утра в свой выходной? В очередной раз жалею, что родилась в многодетной семье. 

             — И долго ты там будешь сидеть?! — Хлопаю ладонью по двери и ударяю коленом, но меня предсказуемо игнорируют.
             — Эй! Ау, ****ь!
             — Да сейчас! — Наконец до меня снисходит брат. Это Егор, самый эгоистичный из всех близнецов на свете. Трудный ребёнок, это точно.
             — Просила же не занимать с утра ванну! Какого *** вы вообще так рано встаёте? Спешите что ли куда-то?   
             — Ага-ага! — ещё и нагло язвит Егор. Ну, ничего, я ещё ему отомщу.

             Конечно, ничего не остаётся, кроме как дождаться, пока этот принц закончит свои водные процедуры. А пока я неспешно топаю в кухню, прямо на запах горячей рисовой каши, сваренной на молоке, и смотрю в экран телефона. 

             «Даня поделился своим любимым гей-порно, это самое важное, что произошло в твоё отсутствие», — пишет с кучей смайликов Лера.

             «Ха-ха», — отвечает ей Даня.

             Эта парочка как всегда забавляет с самого утра. Всем вокруг известно, как они неровно дышат друг к другу, но всё равно будут подкалывать друг друга и не решатся поговорить о чувствах. Из-за своей робости Даня рискует потерять такую классную девчонку как Лера, а она, в свою очередь, теряет такого надёжного спутника как Даня из-за своей ветрености и любвеобильности. Уже и не сосчитать, сколько у неё было парней в этом году. Лерка — на вид хрупкая скромная девица, которая только и успевает наращивать клиенткам ресницы и ногти, на самом деле настоящая секс-машина и тусовщица. Вошла в азарт «взрослой» жизни лет в тринадцать и до сих пор не может остановиться.   

             «Кому что, а Дане члены», — шучу я.

             На моё облегчение в кухне никого нет, и я могу не напрягаться видом родственничков. Обычно, когда мы едим вместе, младшие всегда начинают спорить между собой, что в итоге выливается в невыносимые крики и вопли. Мама нервничает, а папа не может терпеть её истерию и в итоге срывается тоже. Хоть вспыльчивость досталась мне от матери, но сложным характером никто из нас не обделён. Разобраться в нашем вечном семейном конфликте сможет только хороший психотерапевт.   

             Пока накладывала себе порцию каши и наливала чай, Лера успела позвонить в общий чат. Она никогда не любила переписки, предпочитая голосовые. Нескончаемая болтовня — её фишка. Хотя, согласна, проще разговаривать, чем строчить длинные сообщения. 

             — К слову о членах, Макс Калуга писал мне в личку.
             — И что он от тебя хочет? — интересуется Даня с нотками ревности в голосе.

             Я усмехаюсь:

             — Яйца подкатить, конечно… 
             — Он вчера с соревнований по баскетболу вернулся, в субботу мутит вписку в Красноозёрском на даче у отчима, и нас зовёт.

             Эта новость меня очень удивляет. С Калугой мы хорошо общались только на первом курсе, а потом, когда все вернулись с летних каникул на второй курс, он стал слишком крут для таких обычных ребят, как мы. Но, а если серьёзно, Макс просто сменил круг общения. Всё случилось быстро, поменялись интересы, и кто-то стал ближе по духу. Мне говорили, что такое происходит в любом вузе. На первом курсе ты ещё плохо знаешь своих одногруппников, а со временем оказывается, что вам даже не о чем говорить, и ты меняешь одних «друзей» на других, без обид и ссор.   

             — Прямо нас? Всех? — удивлённо спрашиваю я, отпивая горячий чай.
             — Ну, да. Я бы сходила...
             — Тебе лишь бы вагину членом почесать.
             — Дура!
             — Не обижай мою будущую жену, — встревает Даня.
             — Спасибо, будущий муж.
             — Ха-ха, Лерок, осторожнее, муженёк-то втайне будет на члены слюни пускать, забыла?
             — Не будет. Я поговорю об этом с его отцом, он-то ему быстро мозг вправит.
             — То есть, быть геем, значит, быть больным? — Даня иронично смеется.
             — Нет, ты прекрасно знаешь, что толерантнее меня только Джо Байден[2]!
             — Смотрите, как профессионально выкрутилась!

             Пока ребята отвлеклись от главного разговора и начали рассуждать на тему толерантности в России, меня вдруг резко осенило, что Лены нет в сети. И это очень смущает, ведь Ткачёва единственная из нашей компании, кто может просидеть онлайн до самого утра, и бывает это регулярно. На этот раз наша сова куда-то пропала, мне даже приходится несколько раз зайти в её профиль, чтобы убедиться, что её точно нет с нами.

             «Пользователь был в сети вчера в 18:45». 

             — А где Лена? — перебиваю я ребят.
             — Кстати, хз… — отвечает Лера.

             Даня чавкает завтраком в трубку и добавляет:

             — У нее вчера телефон был выключен, я звонил.
             — Обычно она с вечера бывает тут… — озадаченно произносит Лера. — Может, просто тоже рано заснула?
             — Ага, странно. По дороге в колледж зайду к ней, — решаю я. 
             — Так что со сходкой-то? Идём на вписку? — Лера быстро возвращается к главной теме.

             Даня сразу недовольно охает и нервно гремит посудой. 

             — Я точно туда не пойду, а вы как хотите!

             Понимаю, почему Соболеву не нравится эта идея. Я бы тоже не хотела идти на вписку к человеку, с которым не общалась целый год. Для нас всё это слишком странно. 

             — Ну, блин, ты как всегда, трус! — выпаливает в ответ Лера.   
             — Миронова, не наезжай на него, сама рвёшься, вот и иди.
             — Да я-то не рвусь, что мне там без вас делать?
             — Без нас, зато со своим Калугой! — А Даня как всегда завёл свой ревностный бубнёж.
             — Ой-ой-ой!
             — Шлюшка.
             — Сам такой!
             — Может и так, но я хотя бы избирательная шлюшка! — хохочет Соболев.
             — А Сава всё молчи-и-и-т…   

             Я с аппетитом заканчиваю завтракать и застаю в раковине гору немытых тарелок и кружек. Ну вот, вообще-то вчера вечером была очередь сестры мыть посуду, но она как всегда не стала этого делать. Мама, видимо, сделала вид, что не заметила нарушение семейного правила. Ну, что, придётся снова мыть мне, но я обязательно тресну этой мелкой хитрожопой мыши!

             — А что вы хотите от Савы услышать?
             — Ты пойдёшь со мной или нет?
             — Так значит, ты решила пойти?
             — А почему нет? Чем позже вернусь домой, тем меньше буду видеть рожу отчима!
             — Да чего ты так цепляешься к нему? — ворчит Даня. — Нормальный мужик…
             — Тогда, может, закадришь его? Чтобы он съехал от нас уже.
             — Сава, не ходи с этой шлюшкой! Приходи лучше ко мне с ночёвкой, будем обжираться чипсами и смотреть кино.
             — Звучит заманчиво, — усмехаюсь я.

             И тут, наконец, слышу, как брат освобождает ванную, и я сразу бросаю мытьё посуды и бегу в душ, ударяясь об угол кухонного шкафа.

             — Ладно, потом решу, а пока кладу трубку!
             — Отсюда слышно, как ты несёшься, — подмечает Даня. — Не споткнись там. 
             — Увидимся, скажешь о своём решении, а то Калуге нужно точно знать, кто придёт, а кто еблан.
             — Еблан здесь только Калуга.


                ***


             Подъезд как всегда пропитан вонью соседского перегара и мочи. Здесь не убирали так давно, что по углам можно заметить засохшие кошачьи экскременты. Несчастные домашние питомцы соседа через стенку часто бывают выкинуты на улицу, а когда пытаются вернуться в квартиру, вынуждены по несколько дней жить в подъезде. Сосед-алкаш пребывает в пьяном угаре двадцать четыре на семь и может не выходить на улицу неделями. 

             Вот и сейчас пятнистая миниатюрная кошка по имени Маруся испуганно жмётся к углу, одичало уставившись жёлтыми глазами на двух лифтёров, копающихся в проводах лифта.

             — Опять сломался? Это надолго? — спрашиваю я у рабочих в синих комбинезонах, вынимая из кармана пакетик с кошачьим жидким кормом.

             Не могу оставаться равнодушной, когда вижу несчастных животных. Они не заслуживают такого отношения. Иногда хочется ворваться в квартиру к соседу и размазать его тупую голову по стенке за такое обращение к Марусе. Частенько приходится покупать корм, чтобы хоть как-то облегчить её существование.

             — Девушка, а сами как думаете? — Один из мужчин обернулся с комком проводов в руках. 
             — Вам проще пешком спуститься, — добавляет второй.
             — А чё не так-то с этим лифтом? Через день какая-нибудь хрень случается. Вчера вечером, вроде, целый был…

             Я опускаюсь на корточки, шелестя пакетиком кошачьей еды, и Маруся тут же поднимает свои маленькие ушки разного цвета, прислушиваясь к узнаваемому звуку. Как только открываю упаковку, она бежит ко мне, закружившись  от радости вокруг ног. 

             — Какой-то умник приноровился провода выдёргивать. Найдёшь, веди к нам, мы ему руки оторвём.
             — Окей. Мир не без дебилов. 

             Корм успешно вывален в пластмассовую крышку, Маруся с удовольствием приступает к трапезе, и на душе сразу становится за неё спокойнее.

             — Без дебилов не было бы мира! — шутит один из лифтёров. 
             — Да вы философ! — усмехаюсь я в ответ, наблюдая за кошкой.

             Жаль, что я не могу забрать её к себе. Мама и слышать ничего не хочет про живность на съёмной квартире, а чтобы радоваться присутствием шерстяного друга, она считает, нужно своё жильё и больше места.

 
                ***


             Выход из подъезда сопровождается диким ветром прямо в лицо. Всё-таки хорошо, что послушала маму и купила шапку, а то осталась бы сейчас без ушей. В этом году начало весны такое же унылое и холодное, как в прошлом. На улицах города всё ещё не могут избавиться от сугробов, хотя, живя у чёрта на куличиках, можно не удивляться местному климату. В центральной части страны с погодой дела обстоят лучше, а мы обделённые северяне.

             Сейчас я не могу перестать думать о Ленке, и почему она никого не предупредила о своём исчезновении. Это не казалось бы таким странным, если бы обычно она не зависала в интернете круглыми сутками. Даже когда подрабатывает в салоне тату, она и то умудряется быть онлайн, а тут вдруг пропала без объяснений.
Достав телефон из кармана куртки, звоню подруге в надежде услышать голос. К счастью, живёт она всего в паре кварталов, и мне не придётся морозить задницу.

             «Телефон абонента выключен или находится вне зоны действия сети».

             — Бля, где же ты…

             Вот же жопа! Теперь я волнуюсь за неё ещё больше. Неужели мой утренний сон что-то значит? Я никогда не была суеверной и тем более верующей, но эта странная мысль всё равно забилась в мою голову. Чепуха какая, мнительности мне не занимать. Хорошо, что у меня есть номер её младшей сестры.

             — Алё, — к счастью, шестилетняя Арина сразу отвечает на звонок.
             — Солнышко, привет! Подскажи, пожалуйста, а где твоя сестра?
             — Привет. Она дома.
             — С ней всё хорошо?
             — Да, Лена готовит мне и дедушке яички с колбаской.
             — Отлично, скажи ей, что я сейчас приду, ладно?
             — Хорошо.

             Прекрасно. Этой козе придётся объясниться.


                ***


             Зайти к папе на стоянку по дороге в колледж — моя давняя традиция. Вот уже целых семь лет, как он работает таксистом и уходит из дома раньше, чем все проснутся. Наш пригородный район обделён общественным транспортом настолько, что местные мужики были вынуждены сбиться в стаю и организовать жителям какой-никакой таксопарк. Теперь у нас во дворе есть небольшая стоянка со своим шлагбаумом и небольшим ларьком с необходимыми инструментами в случае поломки машин. Вот так отсутствие нормальной дороги, по которой могли бы передвигаться автобусы и маршрутки, сплотило местных. Частные компании не хотят тратиться на запчасти для своего транспорта после проезда по дорогам Советского района, а государственным тем более плевать. Мы живём в Гетто, и на нас давно забили хрен.

              Папа стоит в конце ряда машин со своей синей двенажкой и о чём-то треплется с коллегами, пока я неспешно шагаю в его сторону. Здесь у них соблюдается строгая очередь на воз пассажиров. Пока первый таксист не наберёт четырёх людей, второй не будет работать. 

             Как всегда успеваю перекинуться парой фраз с местными. С одной стороны дядя Анзор, пожилой таджик, гордо носящий седые усы, приветливо машет рукой, с другой — бывший папин одноклассник, дядя Слава, пухлый низкорослый мужчина, вечно с красным потным лицом. Сегодня таксистов так много, что на всех пресловутого «Здрасьте» точно может не хватить.    

             — Послушайте, стоим уже двадцать минут! Ну что же это такое! Люди вообще-то на работу опаздывают! — из окна заниженной черной приоры выглянула возмущённая женщина.
             — Может, уже поедем? Сколько можно стоять! Ни стыда, ни совести! — воскликнула вторая.

             Хозяин машины, тощий азербайджанец Муса, стоит у деревянного столика рядом с ларьком, громко хохочет и увлечённо играет с другими мужиками в карты, но ему приходится отвлечься на крик недовольных пассажирок.

             — Женщина, платите за четверых, и тогда поедем, или идите пешком! — заявляет таксист с ярко выраженным акцентом.
             — Поехали уже, я заплачу! И так на работу опоздала! Точно, ни стыда, ни совести!

             Ничего удивительного. Многие недовольны, что таксисты отказываются возить по два-три человека. С их политикой можно бесконечно спорить, выказывать недовольство, но изменить не получится. Цены на бензин с каждым годом всё выше, никто не хочет работать вхолостую, поэтому таксисты всегда ждут, когда наберётся полная машина пассажиров.

             — Пап? — подхожу к нему со спины, пока он смеется над яростно спорящими о рыбалке мужиками, а после оборачивается с каким-то облегчением. Кажется, я спасла его от постоянно гогочущих под ухо коллегами. 
             — Дочь, привет. На учёбу пошла? Подвезти?
             — Да не, не нужно, работай. Мне ещё за Леной надо зайти.
             — Ну, смотри. Чего мать такая дёрганная с утра? Опять ругались что ли?

             Ну вот. Как по традиции папа задаёт один и тот же вопрос, который я уже могу предсказать чуть ли не поминутно. Где-то в душе даже могу ощутить дежавю. Ну, зачем он спрашивает, заведомо зная ответ?

             — Да как обычно…
             — Сколько раз я тебе говорил, не спорь с ней, просто сделай, что она просит.
             — А чё она постоянно меня просит? В доме так-то еще три телёнка оборзевших, но почему-то всегда я должна всё делать.
             — Ты взрослая, поэтому она и просит тебя.
             — О, нет, я не согласна! Эти трое будут лежать, ни хера не делать, а я скакать вокруг них служанкой, да? 
             — Когда тебе надо, ты можешь с ними договориться, и в доме чисто, и мать не орёт. Распределите обязанности, и пускай каждый делает своё, м?
             — Уже распределяли, а толку? Андрей раз в неделю пылесосит, Вика у нас посуду выборочно моет, видите ли, брезгует, а Никита вообще хитрожопый, мусор за него выносишь ты постоянно.

             Папа безнадёжно вздыхает, перекинув руку через моё плечо. Он молчит с минуту, а я не понимаю, согласился ли он с моим мнением или у него просто закончились аргументы?

             — Есть деньги? — спрашиваю с надутыми щеками. Подобные разговоры всегда утомляют.

             Папа сразу улыбается:

             — Смотря, сколько тебе надо.
             — Немного. На шавуху, — улыбаюсь в ответ.
             — На шавуху ли?
             — Ну, па-а-а-п!

             Он достаёт из кармана брюк кошелёк, считает деньги и берёт сто пятьдесят рублей. 

             — Что? Думаешь, я не знаю, что ты куришь?

             Вот это поворот. Не ожидала от него такого заявления, даже не успела состряпать невозмутимое лицо. В этот момент чувствую себя пойманным воришкой, щёки покрываются предательским румянцем, но былой пофигиский вид ко мне возвращается почти мгновенно.   

             — Ты тоже куришь, и что?
             — Хорошо-хорошо. Держи, курильщица. — Кладёт купюры в карман моего рюкзака и тормошит рукой пряди волос из-под шапки.
             — Ну, спасибо. Целый час укладывала это гнездо!
             — Нормальная шевелюра. Беги давай на учёбу, а то опять опоздаешь.
             — Ухожу-ухожу! — смеюсь я и целую отца в щечку.

             Уйти сразу мне не позволяет любопытство. На территорию стоянки вдруг въезжает черный внедорожник, да так быстро, что старик в сторожевой будке едва успевает поднять шлагбаум. Из приоткрытого тонированного окна со стороны водительского кресла высунулась рука, стряхивая сигарный пепел на землю. Я замедлила шаг, невзначай доставая мобильник, но окно проезжающего мимо меня авто закрылось, и мне не удалось увидеть водителя. Хотя было бы любопытно посмотреть на того, у кого номера машины содержат три одинаковые буквы и три одинаковые цифры.




Bond [1] — Международный бренд сигарет, продаваемых более чем в 50 странах мира, и выпускаемых компанией Philip Morris International.

Джон Байден [2] — Американский государственный и политический деятель, член Демократической партии. Действующий президент США с 20 января 2021 года. Ранее - 47-й вице-президент США с 20 января 2009 года по 20 января 2017 года.