О разности символов

                Моей любимой ведьмочке мисс Лиз Вишез
     Гумусированный в остаток ушедшего на ум прибытка степенства, само собой разумеется после прочтения книги Гумилева, пространным подобием широчайшей мыследеятельности возлег по моей макушке, исполняя меня доблести и такой чрезвычайной разумности, что переводы того же Гумилева Омара Хайама, Омара Бахрама и Саади хамелеонной шкуркой человека благодушного и влюбленного постепенно в вырастающую Тицкую оборотились рифмованной строго и чутко по Маяковскому очередной сказочкой, о чем последует.
     - Товарищ, лож прибор впротяг сомненьям,
                Клади и в даль и поперек,
        Нехай засунут собственное мненье
                Все массы и солдат Хорёк.
      Он прибился к нашему строю под Жмеринкой. Чубук, обходя строй отряда графа Сиверса, встал перед невысоким и чумазым, словно паровозный штырь, лежащий от тендера к манометру, пацаненком и недоверчиво спросил, лапая пах новоприбывшего :
      - Ты зачем ?
      - Сволочь ! - гаркнул пацан и бойцы зашумели.
      - Это чиво он красных бойцов сволочит ?
      - Дай ему по сусалам, Чубук !
      - Расстрелять к такой - то матери.
      Чубук выслушал резолюцию самообразовавшегося целесообразным возмущением масс митинга и обратился напрямую к славным бойцам революции.
       - Бойцы ! - закричал он, краснея лицом. - Я вас рот е...л, бойцы ! Какого хера ?
       Вытащили из обоза самого древнего. Дедку Орелика рваны ноздри, что всю каторгу насквозь прошел, в конце найдя Хайфу, обосравшись, конечно, по причине замкнутости скудного ума в фуфельность заполнения свободного времени говном чепухи и хероты неимоверной из распятых мальчуганов, смелых Бандерой и Руцким Хаврошей Парижа, а также бурливым гулко свободным миром, наконец - то арестовавшим финансовые потоки коррумпированных и лукавых царедворцев вконец отупевшей шагающим в  " Макдональдс" пиплом, отчего - то отмеченным великолепной попочкой Марии Шараповой, Потупчик. Встал дедка и зашатался, белея. Тут ему и карачун. Шлепнул Орелика Чубук, из Нагана положил.
     - Я видел странный сон, Евфимий,
     Как будто кучкой вознесясь,
     Парили примусом надежно
     И Кусумда и жырдырлык.
     Манглыш полоцких далей,
     Жупел кущей,
     Вовне суя и никаких,
     Но Тыпрдя швырнул гранату ...
     - Х...як ! - отметили бойцы унисонно кучерявый разрыв взрывчатых веществ, хитро упрятанных германцем в стальную оболочку.
     - Что разнесла к такой - то мать.
     Отец и сын, Гудки, усы, пиджак и сабля,
     И самый толстый партизан
     Спешили в след полтавскому изгою,
     Что разрулит оттуда там.
     - Говно твоя стихоза, гнида, - определил направление своей дальнейшей речи Чубук, опытным путем улавливая несоответствие моменту, - дегенератско - декадентские стихозы, гад. Именоваться тебе, - он чуть помолчал, формулируя сознанием резолюцию митинга, - отныне не дегенератом, а Хорьком.
     - Это не его стихозы !
     Невысокий лысеющий блондин в перекрещенном ремнями офицерском френче выбежал перед строем. Представился.
     - Ропшин. Он же Савинков.
     Закатил глаза и внятно произнес :
     - Землей присыпят человека,
     Когда - то звавшего себя как  " Я ",
     И аллес, нету ни х...я,
     Как не было отвека,
     Как и не жил, не срал, не спал,
     Не пил вина, не трахал баб,
     Что есть всего кимвал,
     Послушный чувствам раб.
     Точней, рабыня,
     И с полом - вечный потолок,
     Проблема Ясс, Катыни
     И неизбежный файф - о - клок.
     - Другое дело ! - возрадовался оптимизмом Чубук, саморасстреливаясь белогвардейцами, потому как был Савинков белогвардейцем, за ради творчества принятым в экипаж бронепоезда карательного отряда барона фон Дрейдена, и сничтожившего к таким - то е...ням Бабченку, Потупчик и прочих дураков, не осознающих радости жизни в просто творчестве.