Время Фермопил - исповедь крестоносца

    Александр Сороковиков


    ВРЕМЯ  ФЕРМОПИЛ


    С65 Исповедь крестоносца / Александр Сороковиков. – Владимир: «Аркаим», 2021. – 364 с.
   
    ББК 84Р6
    © А.С. Сороковиков, 2021


    Предисловие

    Эта повесть является продолжением книги «Терский Крест – плохих народов не бывает» (вышедшей в 2011 году под псевдонимом Александр Лобанов) и, по сути, является её второй частью. Также как и в первой книге, повесть рассказывает о шествии паломника по уделу прп. Феодосия Кавказского.
    События повести происходят в конце августа – начале сентября 2004 года, но в отличие от «Терского Креста», в ней представленны эпизоды из других крестных ходов и одиночных шествий. Подобные дополнения раскрывают смысл названия повести, потому что любой крестный ход, это не турпоход и не экскурсия по святым местам, но всегда духовная битва, духовное сражение. И всякий раз, как бы ни был опытен крестоходец, он не имеет особых преимуществ перед противником. Каждый новый одиночный поход подобен битве Давида с Голиафом. Противник здесь всегда более опытен и могуч. Это знает каждый крестоходец, знает каждый подвижник благочестия, знает и каждый воин, защитник Отечества. Так сложилась история России – противник всегда бывает более сильным и многочисленным. И когда этот противник бывает, - «не числом, а умением», как говорил Суворов, побеждён, то русский воин всегда благодарит за победу Бога. Благодарение – естественное состояние души русского витязя. Потому что он знает, как и говорил о том прославленный полководец: «Бог наш Генерал, Он нас водит… От Него победа».
    Сейчас, время требует от крестоходцев иного отношения, иного духа, чем это было в прежние времена. Крестоходец сейчас должен быть подобен воинам Фермопил – трём сотням спартанцев, защитившим собой Элладу. Крестоходец должен быть подобен защитникам Брестской крепости; погибнуть, но не отступиться, не сойти с маршрута. Крестоходцы ничем не отличаются от идущих в связке альпинистов. У них общий девиз: один за всех – все за одного. От надёжности одного зависит судьба всех, как впрочем, и наоборот.
    В истории России известно немало побед, в отношении которых можно сказать словами Псалмопевца Давида: «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему даждь славу». Из этих побед, наиболее известны – битва Александра Невского на Чудском озере, а также, сражение Дмитрия Донского на поле Куликовом. Такими же, с многократным перевесом противника битвами, являлись сражения у села Судбище в 1555 году и у села Молоди в 1572 году. Вспомним, что и в битве на Бородино численное превосходство также было на стороне врага. Ещё большее преимущество у супротивных сил было в седой далекой древности – в битве на Фермопилах.
    Об этой битве, всем народам было сказано только во второй половине Двадцатого века. Фильм «Триста спартанцев» автор видел в детстве. И, он потряс его до глубины души. Это потрясение, именно оно, и дало высокий настрой многим, посмотревшим фильм людям. В театрах Древней Греции совсем не напрасно устраивали раз в год представление трагедий. Комедии показывали чаще. Но, трагедию можно было смотреть только раз в год. Потому что она давала душе высокий настрой. Она понуждала человека становиться чище. Лучше и чище. А потому, благодаря кинематографу, битва на Фермопилах зазвучала в истории высоким, почти недосягаемым камертоном. И этот высокий камертон, до сих пор одинаково отзывается, как в сердце витязя, взявшего меч, так и в душе крестоходца, взявшего крест. Потому что крестный ход, это не экскурсия, и не туристическая прогулка, но всегда – духовные Фермопилы. Это борьба трехсот спартанцев с полумиллионным войском Ксеркса.
    В Евангелии написаны замечательные слова: «не мир пришел Я принести, но меч» (Мф. 10; 34). Господь призывает нас к вселенской битве. Прежде всего, с самим собой, со своим несовершенством. Главные несовершенства – самонадеянность и слабость духа. Это палка о двух концах. Не сказал ли в самонадеянности ученик Христов: «душу мою положу за Тебя» (Ин. 13; 37). Но, именно он, через несколько часов отрёкся от Учителя. Духовная слабость, есть тот самый, сидящий в глубине нашего эго Эфиальт. И победителем становится тот, кто по слову Евангелия, наступил на него, как на аспида и скорпиона. Кто вырвет его из собственного сердца. И даже если такой воин погибнет, он погибает как победитель. Именно такими победителями были павшие на Фермопилах воины Лакедемона.
    Да, спартанцы погибли, но при этом, они победили. Победили тем, что смогли положить «души свои за други своя». Подвиг самопожертвования – лучшее качество, на которое способен человек. На Фермопилах, как и на всякой войне, становится видно – кто есть кто. Война берёт человека на излом, выявляя его лучшие качества, и одновременно с тем, обнажая худшие. На войне человек становится полностью открыт, как перед Богом, так и перед людьми. Именно там бывает видно, кто – Леонид, а кто – Эфиальт. Кто готов погибнуть, чтобы жили другие. А кто губит других, чтобы жить самому.
    А потому, к крестоходцу нынешнего века предъявляются высокие требования. Крестоходец тот, кто идёт за Христом на Голгофу. Тот, кто подобно Иоанну Богослову и Женам-мироносицам, мужественно предстоит у голгофского Креста. И здесь хочется задать вопрос: соответствуем ли мы столь высоким критериям?.. Сможем ли мы пойти вслед за Сыном Божиим на пропятие?.. Не сойдём ли с тропы, когда наступит «Время Фермопил»?.. Потому что, для каждого, кто желает идти за Христом, это время, рано или поздно наступит. Тогда, в августе 2004 года, наступило оно и для автора этого повествования.

    О сражении, происшедшем в Фермопильском ущелье (480 г. до Р.Х.) мы знаем из VII книги «Истории» Геродота, а также из XI книги «Исторической библиотеки» Диодора Сицилийского. Впоследствии подвиг трехсот спартанцев был воспет в поэзии. В Двадцатом веке был снят одноименный фильм. Одновременно с тем, было написано много книг, исследований, и журнальных статей. Продолжая утвердившуюся традицию, уместно будет и нам разместить в преамбуле повести, краткий рассказ об этих незабываемых событиях.

    Пускай в сердцах воскреснет
    И нас объединит
    Герой бессмертной песни,
    Спартанец Леонид.

    Он принял бой неравный
    В ущелье Фермопил,
    И с горсточкою славной
   Отчизну заслонил.

    И, преградив теснины,
    Три сотни храбрецов
    Омыли кровью львиной
    Дорогу в край отцов.

    Этими словами из «Песни греческих повстанцев», английский поэт Джордж Гордон Байрон воспел подвиг воинов царя Леонида.
    Для того, чтобы понять истоки подвига воинов Лакедемона, необходимо совершить исторический экскурс в период начала V века до Р.Х. Необходимо исследовать причины, ставшие катализатором военных действий Персии против Греции. Причиной же послужил отказ государств Спарты и Афин, в исполнении требования «земли и воды», то есть – покорности воле персидского царя Дария. В Афинах послы Дария были преданы суду, а в Спарте их сбросили в колодец, предложив взять оттуда земли и воды. Чтобы наказать непокорных эллинов, персы послали в 490 году до Р.Х. флот под командованием полководцев Датиса и Артаферна. Но, в битве при Марафоне, персидское войско было разбито соединенными отрядами афинян и платейцев. Могущественные Ахемениды собрали новое войско, но из-за восстания в Египте поход пришлось отложить. В 486 году царь Дарий умер, и его сын Ксеркс стал готовиться к войне с Грецией.
    Собрав огромное войско, Ксеркс, по понтонному мосту переправился через Геллеспонт, и далее, по находящимся в вассальной зависимости Фракии, Македонии, а также, нейтральным Фессалии и Эвбее, подошел к владениям Афин, полуострову Аттика. Путь к Древней Греции преграждало узкое Фермопильское ущелье. Именно здесь и решено было дать решающее сражение. В узком проливе, между островом Эвбея и материковой частью был выставлен флот афинян.
    Казалось бы, конгресс Греции разработал идеальную стратегию для отпора врагу, но… август 480 года совпал с праздником Карнеи (в честь Аполлона Карнейского), который к тому же, совпал с 75-ми Олимпийскими играми. Еще перед началом войны дельфийский оракул предсказал, что в ее ходе погибнет либо вся Спарта, либо один из царей. Зная это, царь Лакедемона (так называлась древняя Спарта) Леонид, отобрал триста достойных мужей, и отправился на Фермопилы. Остальные спартанцы собирались присоединиться сразу же по окончании празднеств. Перед выступлением войска, старейшины говорили Леониду: «Возьми хоть тысячу», но царь ответил с иронией: «Чтобы победить – и тысячи мало, чтобы умереть – довольно и трехсот».
    На поддержку спартанцам пришли ополченцы из других городов. Это были феспийцы, фокийцы, фиванцы, воины Пелопоннеса, Аркадии и других городов-государств. По подсчетам Геродота – младшего современника Леонида, со стороны греков в битве участвовало чуть более пяти тысяч воинов. По свидетельству Диодора – семь с половиной тысяч. Со стороны персов сражалось, опять-таки по свидетельству Геродота – свыше четырех миллионов воинов: «Против трехсот мириад здесь некогда бились Пелопоннеских мужей сорок лишь сотен всего». Современные историки значительно сократили численность персидского войска, указав на оптимальную цифру – 250 тысяч воинов.
    С тактической точки зрения, Фермопильское ущелье идеально подходило для греков. Фаланга гоплитов (тяжело вооруженных воинов) не могла быть обойдена с флангов, также там не было места для маневров конницы. В близком фронтальном бою, защищенные большими щитами, кирасами и коринфскими шлемами гоплиты были сильнее легковооруженной пехоты противника. Слабым местом являлась обходная горная тропа. На ее защиту Леонид отправил тысячу фокийцев.
    Когда персы приблизились к Фермопилам, то к эллинскому войску был отправлен посол Ксеркса. Посол предложил грекам сдаться и получить за это свободу. Когда эти предложения были Леонидом отвергнуты, посол передал приказ Ксеркса: «Сложить оружие!» Леонид, с присущей ему иронией ответил: «Приди и возьми!» Ксеркс выжидал четыре дня, а затем послал на штурм наиболее боеспособные отряды из опытных мидийских воинов.
    Греки встретили их в теснине лицом к лицу, в то время как другая часть греков оставалась на стене. Воины Эллады стояли «плечом к плечу», превосходя мужеством и доблестью персидское войско. Атакующие племена не были подготовлены к битвам в ущельях гор, ибо привыкли вести войны на открытых пространствах. Наблюдавший за битвой Ксеркс, видя, как отступают его отборные отряды, трижды вскакивал с трона от негодования. Когда полки мидян были разбиты, царь Персии послал киссиев и саков, славных своей воинственностью. Но, и их постигла та же участь. Тогда Ксеркс бросил в атаку элитный отряд «Бессмертных», личную гвардию. Спартанцы притворно отступили, но развернувшись, наголову разбили и личную гвардию царя. Потери спартанцев были минимальны. Погибло всего три человека.
    На второй день персидский царь вновь послал пехоту в атаку, с обещанием награды за успех, и смертной казни, за бегство с поля боя. Лишь в конце дня, Ксеркс, в полном недоумении отступил в свой лагерь. Поздно вечером к нему доставили местного жителя, по имени Эфиальт. За денежное вознаграждение он обещал показать обходной путь, который вел в тыл войска Леонида. За это предательство Эфиальт стал презираем во всей Греции. Ксеркс тут же отправил в обход двадцатитысячное войско под началом полководца Гидарна.
    На рассвете следующего дня, охранявшие путь фокийцы увидели превосходящий их по численности отряд. Отступив на вершину холма, фокийцу послали бегуна предупредить спартанцев о приближении персов с тыла. Услышав эту новость, Леонид созвал совет. Мнения греков разделились. В результате, часть войска разошлась по своим городам. В ущелье остались спартанцы, а также феспийцы и фиванцы, не пожелавшие покинуть ущелье. Согласно Геродоту, Леонид сам приказал грекам разойтись по домам, при этом указав: «мне же самому и спартанцам не подобает покидать место, на защиту которого их и послали». Когда же часть войска отошла, Леонид, вновь, со свойственной ему иронией повелел: «Давайте-ка завтракать, соратники: ведь ужинать мы будем в преисподней!» Согласно Диодору, на Фермопилах осталось всего пятьсот человек.
    Для того чтобы позволить ополчению уйти под защиту городов, Леонид отошел вглубь ущелья, туда, где оно расширялось. Но, даже и там персы не могли развернуться и погибали массами в давке или будучи сброшенными с обрывистого берега. Когда у спартанцев сломались копья, то в тесной рукопашной, они разили врагов короткими мечами. В этом бою пал Леонид, а у персов погибли Аброком и Гиперанф, братья царя. Заметив приближение с тыла персидского отряда, ведомого Эфиальтом, греки отступили к стене, а затем, миновав ее, заняли позицию на холме у выхода из прохода.
    Во время отступления, фиванцы сдались в плен, получив в обмен на жизнь незавидную участь рабов. Здесь спартанцы и феспийцы приняли последний бой. Персы расстреливали их из луков, забрасывали камнями. По сведениям Геродота, особой доблестью отличились спартанцы Диенек, братья Алфей и Марон, также феспиец Дифирамб.
    Царь Ксеркс лично осмотрел поле боя. Найдя тело Леонида, он приказал отрубить ему голову и посадить на кол.
    Да, эта битва, из-за промедления в помощи была проиграна. Но, она же подняла боевой дух эллинов. А потому, совершившаяся через месяц морская битва при Саламине, а затем, через год в Платеях, окончилась полным разгромом персов.
    После отшествия врага, павших эллинов похоронили на том же холме, где они приняли последний бой. На могиле был поставлен камень с эпитафией поэта Симонида Кеосского: «Путник, пойди возвести нашим гражданам в Лакедемоне, что, их заветы блюдя, здесь мы костьми полегли».


    Глава I: «В Моздок, на праздник Успения»

    Встали, светлые воины:
    Перед нами – дымы.
    Свыше мы удостоены
    Встретить полчища тьмы.

    Вера в силу оружия,
    В нашу правду строга.
    Божьим гневом обрушимся
    На когорты врага.

    Стяги плещутся узкие,
    Медный крест на груди…
    Будем сильными, Русские:
    Правый бой впереди.[1] 
 
    Первые двадцать километров, по выходе из станицы Ищёрской, крестоходец прошагал на одном дыхании. Но, уже вполдень, когда установилась сорокоградусная жара, паломник волей-неволей убавил шаг. После четырёх часов непрерывного хода, дух усталости, подобно хищному зверю набросился на крестоходца. Теперь все помыслы путника были заняты одним – отысканием подходящего для привала места. Увы, запыленные лесополосы, с насквозь просвечиваемыми солнцем деревьями, никак не располагали к отдыху. Безконечные километры медленно сменяли друг друга. На шагающего с крестом в руках путника никто не обращал внимания. После станицы Стодеревской, где удалось купить холодной минеральной воды, крестоходец нашёл-таки небольшую рощицу.
    Бросив на землю опостылевший рюкзак, паломник со стоном рухнул под дерево. Теперь, взгляд на пробегавшие мимо машины, и на поле через дорогу, казался ирреальным. Казалось, что машины, поле, и дорога, находились как на экране телевизора. Эффект градиентности – слишком опасная вещь. Человек едет в поезде, и не думает о возможности столкновения с другим составом. Летит на самолёте, и не думает об исправности двигателей авиалайнера. Поставил в тайге шалаш… Примеры можно продолжить. Эффект ложной безопасности. Странник смотрел, наслаждаясь отдыхом, на пролетающие мимо автомобили, и не заметил, как уснул. Проснулся путник от того, что на шею упало нечто шершавое и извивающееся. Паломник как ошпаренный вскочил на ноги и, смахнув с себя гусеницу, минуту или две ошалело смотрел на дорогу. По трассе изредка проезжали автомашины. На другой стороне, за лесополосой, находилось пшеничное поле. Живая ещё гусеница валялась под ногами.
    - Что будешь делать, - с омерзением подумал путник, - и здесь от шелкопряда никуда не деться. 
    Он вдруг вспомнил, что в Чечне, обочины дорог были сплошь устланы тушками раздавленных шелкопрядов. Путник взглянул на дерево, и увидел в ветвях ещё несколько извивающихся тварей. Перебравшись к другому дереву, паломник наскоро перекусил, из пожертвованного в Ищёрской Галиной и Георгием, и затем двинулся в путь. 
    Теперь, в отличие от Чечни, где доминировали марки советских машин, по российским дорогам мчались, всё больше, иностранные автомобили. За час-другой пути можно было узнать почти весь зарубежный автопарк. Из грузовых, были в основном машины «DAF», «MAN», реже «Volvo», «Volksvagen». Из легковых, все чаще – «Volvo», «BMW», «Toyota». Также, «Nissan», «Audi», «Renault», снова«Volksvagen». Как говорится: «все флаги в гости будут к нам». Но, что-то от этих гостей нерадостно становилось на душе. После постсоветского однообразия в Чечне, подобная перемена воспринималась как резкий диссонанс.
    Через сотню-другую метров, как только началась следующая лесополоса, под ногами вновь стали попадаться тушки раздавленных шелкопрядов. Почему-то вспомнилась упавшая недавно за шиворот гусеница, впрочем, не принесшая никакого вреда. Ровно через год, путник будет продолжать маршрут по Северному Кавказу. Но, в этот раз, уже от Минвод, по всему Ставрополью и Кубани, до поселка Горный. Именно там прп. Феодосий Кавказский начинал свой подвиг. В 2005 году идти пришлось по федеральной трассе, а потому, поток машин был более интессивным, чем в шествии до Моздока. Ко всему, совпадало и само время года. Даже, и день выхода в 2005 году из Минеральных Вод, также пришёлся на 22 августа. Стояла такая же, около сорока градусов жара. В руках был тот же самый крест. За плечами тот же рюкзак. И, те же самые шелкопряды под ногами. Именно тогда путником и был задан вопрос: «Куда ползёшь, шелкопряд?» - в сравнении с самим собой, ползущим по раскалённой, заполненной грохочущим транспортом магистрали. Этот вопрос странник задавал себе потом не однажды, отчего и родилась небольшая, с притчевым подтекстом новелла, которую и была записана в часы отдыха.

    «Куда ползёт шелкопряд?»

    Интересный факт. Во второй половине августа, на Северном Кавказе, буквально нет прохода от гусениц тутового шелкопряда. В конце лета развивается последняя его популяция. Физиология развития шелкопряда такова – гусеница возрастает в течение месяца, после чего заворачивает себя в куколку из шелка. Из этой куколки потом вылупляется бабочка. В конце августа происходит последнее в году закукливание гусеницы.
    Самое удивительное, что шелкопряд избирает для закукливания одному ему известные места. Например, если дорога идёт вдоль лесополосы, то шелкопряд, по необъяснимой причине переползает дорогу с южной её стороны на северную. Загадка, для чего гусеницам надо совершать столь смертельный маневр, так и осталась для крестоходца неразрешенной. Внешних причин, объясняющих странное поведение шелкопряда, как если-бы не существует. По обеим сторонам дороги растут одинаковые породы деревьев. Но, гусеницам, отчего-то надо обязательно переползти через асфальтовое полотно. Они упорно, рискуя быть раздавленными колёсами, ползут и ползут на северную обочину. Причём, что неудивительно, большая часть их навсегда остаётся на проезжей части. И только некоторым из них удаётся, по счастливому стечению обстоятельств, спастись.
    Используя эту аналогию – со спасением хотя-бы некоторых, Господь, на примере безмысленных тварей, рассказывает притчу нам, мыслящим Его творениям. Эти гусеницы, которыми руководит один лишь инстинкт, ползут, рискуя жизнью, будто показывая пример людям, с греховного и полного страстей юга, на хладный, исполненный страха Божия север.
    Святитель Иоанн Златоуст, в одном из своих поучений о спасении, приводит пример как раз гусеницы. Также как шелкопряду надо в течение месяца поедать горькую листву, так и новоначальному отводится несколько лет на воцерковление и изучение Закона Божия. И лишь когда новоначальный твердо станет на ноги, он может начать восходить на другую степень духовного развития. Об этой степени, в Первом Послании Петра сказано: «вы – род избранный, царственное священство, народ святый, люди взятые в удел». Зададим себе вопрос: многие ли достигают этого удела?.. К сожалению, нет. Большая часть, подобно ползущему через дорогу шелкопряду, навсегда остаётся на полотне автомагистрали.
    О, сколько же опасностей и препятствий на пути бывает у всякого, идущего от страстного юга к хладному северу. Здесь для подвижника возникают препятствия не только в виде жары, усталости и жажды. Не только в виде отсутствия ночлега и условий для нормального отдыха. Эти препятствия предстают и в виде летящих навстречу потоков грузового и легкового транспорта. Препятствий, в виде грохочущего металла самых разных марок. За советскими еще «МАЗами», «КамАЗами» и «ЗиЛами», мчатся уверенные, будто хозяева в завоеванной колонии – «DAF», «MAN», «Volkswagen», «Freighliner» – ревущие сотнями лошадиных сил металлические динозавры. А также, следом, вытесняющие российские, жмущиеся к обочинам «Жигули», «Москвичи», «Волги» и «Лады», рептилии поменьше – «Volvo», «BMW», «KIA Motors», «Audi», «Nissan Pathfinder». И вместе с ними, нагло задавливая российские модели – «Range Rover», «Ford Focus»,«Mitsubishi», «Hyundai», и снова «Volkswagen». Нашествие колёсного иноземного металла.
    А вслед тяжёлой технике, летят, подобно огромным осам, то жёлтые грузовики «Isuzu», то юркие «Renault» и «Peugeot». И снова, мастодонты «DAF», «MAN», и «Freighliner». «Все флаги в гости будут к нам!» Горько и больно от этих флагов. Жажда. Пересохли уста. «Родина моя – ты сошла с ума», - пел убиенный за правду поэт.
    - Куда ползёт шелкопряд?.. Под колеса «МАНов» и «Фольксвагенов»?.. Под шины «Ауди» и «Ниссанов»?.. - Не безумие ли это?..
    - «Кто же может спастись?» - вопросили Спасителя ученики.
    Не так ли порой и человек, который, подобно этой Божьей твари ползёт, отчаянно, почти без надежды, на ту сторону. Туда, где нет ревущих, мчащихся с огромной скоростью машин.
    И ответил ученикам Христос: «Человекам это невозможно, Богу же все возможно».
    Увы, немногие шелкопряды достигают другой стороны. Немногие обретают пристанище на спасительной северной обочине. Также, как не все верующие во Христа достигают гавани, о которой сказано: «Идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь безконечная».
    И пала вечерняя прохлада. И опустела трасса. И тот, кто не успел достичь другой стороны, может ещё сделать последнюю попытку.

    Уже на закате дня, когда солнце почти целиком ушло за горизонт, впереди загорелись огни вечернего Моздока. На железнодорожном переезде, путник уточнил у стрелочницы направление движения, и напрягая последние силы, поспешил к маячившим впереди городским огням. Ночь, что характерно для южных широт, наступила быстро, и теперь, в помощь путнику были одни лишь огни мчащихся навстречу автомобилей.
    На въезде в пригородный посёлок, крестоходца остановил бежевый «BMW». Вышедшие из него люди в штатском проверили документы странника, и выяснив подробности, отъехали в сторону Моздока. В самом посёлке, стайки молодых людей несколько раз пытались остановить крестоходца, задавая несуразные, свойственные возрасту вопросы. Но паломник, не прекращая движения, лишь односложно отвечал: «Иду в Моздок на престольный праздник!» Силы его давно были на исходе, и тратить их на разговоры являлось непозволительной роскошью.
    По выходе из посёлка путник вновь прибавил шаг, но, неожиданно, на его плечи как если-бы упала каменная глыба. В просторечии это именуется измором. Подобно хищному зверю, измор тихо подкрадывается к утомленному человеку, а затем, одним прыжком валит его навзничь. Кроссовки паломника разом превратились в подобие пыточных «испанских сапог». Крест как-будто налился свинцом, а лямки рюкзака готовы были оборвать плечи.
    Теперь, дыхание путника со свистом рвалось из ожестевших уст, а вместо молитвы слышался нечленораздельный хрип. Теперь каждый новый шаг исторгал – всхлип, всплачь, встон. Колеблющиеся огни от мчащихся навстречу автомобилей. И, - встон, всплачь, всхрип... Паломник свернул с дороги, и бросив рюкзак на землю, рухнул ничком под дерево. 
    Через несколько минут, разогнанное как молот сердце успокоилось в груди, а гул от перетруженных ног сменился млеющей усладой. Ток вечерней прохлады наполнял путника миром и благодатью. Ещё с четверть часа паломник отрешённо смотрел на тонкую полоску заката, и когда она догорела окончательно, решил продолжить движение. Увы, измор, как всякий другой хищник, не отступал от своей жертвы. Всего через сотню метров, на плечи вновь упала каменная глыба, а обутые в «испанские сапоги» ноги загорелись адовым огнём. И вновь ожестевшие уста стали исторгать вместо молитвы – всхрип, всплачь, встон… До Моздока оставалось не более двух километров. Эти страшные непроходимые километры. Всхрип, всплачь, встон, всхрап… Ноги в «испанских сапогах», и двоящиеся фары мчащихся навстречу автомобилей. Крестоходец понял, что следующий шаг будет для него последним.
    Вдруг, как бы крыло ангельское коснулось разгоряченного чела путника. Паломник вздохнул полной грудью, и в следующий миг, неведомая сила распрямила его плечи. Вдруг стало легко, и за спиной будто выросли крылья. И неожиданно для себя, крестоходец запел победительную пасхальную песнь: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав». Теперь, налитый свинцом крест весил не больше пёрышка. Паломник взял его наперевес, и как бы ринувшись в атаку, всё более ускоряя движение, запел уже в полный голос: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ…» - Гимн победы над смертью. Песнь Ангелов. Когда сотряслась земля, и сам собой отвалился камень от Гроба. Песнь Ангелов. Ликование Жизни. С гимном Победы на устах, и с Крестом наперевес. Печатая шаг. Как на Фермопилах. Как в битве под Августовом. Как в атаке каппелевцев. В полный рост. Не сгибаясь. С презрением к смерти: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав!..»
    Так, с победным натиском, не обращая внимания на редких прохожих, как если-бы находясь в гуще несметного войска, паломник и ворвался в Моздок: «Христос воскресе из мертвых!..» Вдруг войско ангелов как-бы покинуло его.
    Крестоходец стоял на привокзальной площади. Парочки молодых мирно прогуливались у вокзального сквера. Таксисты оживленно беседовали в отдалении на освещённой фонарями площадке. Последние пассажиры, с сумками и колясками, торопливо покидали перрон. Окна вокзала горели мёртвым неоновым светом. Перед паломником предстал совершенно другой мир.
    Помедлив минуту-другую, странник пересёк площадь, и едва успел сесть на скамейку, как к нему подошёл милицейский патруль. Патрульные вежливо вопросили гостя о цели прибытия, после чего взяли документы на проверку. После выполнения формальностей, милиционеры предупредили паломника о нежелательности ночных прогулок, после чего продолжили обход.
    Пообещав исполнить данные стражами порядка советы, крестоходец расположился в сквере. Вдруг вспомнил, что завтра в храме Успения Богородицы будет престольный праздник. Вынув поспешно из сумки молитвослов, странник пересел поближе фонарю, и стал читать правило ко причастию. Уже через пять минут буквы в глазах стали путаться, и паломник, клюнув носом, выронил молитвослов.
    Вскочив на ноги, странник сделал несколько гимнастических упражнений, но прилива бодрости хватило на пять минут. Когда молитвослов снова вывалился из рук, странник, несмотря на горящие от усталости ноги, дочитал молитвенное правило стоя. Лишь после завершения правила, путник взвалил на плечи рюкзак, и отправился на перрон, в поисках места для отдыха.
    Уже в полночь паломник проснулся от знобкого холода. Пришлось надеть на себя трико и свитер. Но, едва странник улёгся на скамейку, как к нему подошли служащие железнодорожной милиции. Проверив документы незнакомца, охранники предупредили гостя о происшедшем вчера убийстве женщины-прокурора, после чего продолжили обход вокзальной территории.
    Проснулся крестоходец от яркого солнечного света. Ручные часы показывали пять утра. Перрон уже был заполнен ожидавшими первую электричку пассажирами. Вдруг, от края толпы отделился крепкого ещё телосложения, но с лицом порченым алкоголем мужичок. Он, издали, будто старому знакомому, помахал рукой паломнику, и приблизившись, фамильярно спросил: «Прошу прощения, молодой человек. Вы, наверное, кого-то хороните?»
    - Нет, никого не хороню, - невозмутимо ответил крестоходец.
    - А-а, понятно, - мужчина некоторое время мучительно размышлял, но спохватившись, попытался сделать поклон.
    - Позвольте представиться – полковник в отставке, - здесь мужчину качнуло, и он ухватился руками за спинку скамейки.
    Замерев на минуту, он исподлобья посмотрел на паломника, после чего грозно произнёс: «А-а, быть может, вы кому-то объявили джихад?»
    - Нет, и джихада я не совершаю, - в голосе крестоходца послышались нотки раздражения.
    - Гм, но тогда, зачем? - полковник взял стоящий рядом со скамейкой крест, и с преданным видом прижал его к груди. 
    - Крест – символ победы над грехом и смертью, - странник подошёл к незнакомцу, и мягко высвободив крест, поставил его на место,- с ним, как с духовным оружием совершаю шествие в Минводы.
    - О-о, теперь понял, - полковник изобразил радушную улыбку, после чего безцеремонно хлопнул путника по плечу, - слушай, друг. Честное слово, я тоже крещёный, но, дай десятку. А, лучше, две. Бог тебя отблагодарит.
    Столь неожиданный изворот риторики поверг крестоходца и в гнев, и в смех, одновременно. Минуту-другую он молча смотрел на так называемого полковника, думая, что лучше – отогнать его грозным словом, либо прочитать молитву, но затем вздохнул, и дал просителю одну купюру.   
    Отставник, мгновенно, как слизывает пёс брошенный кусок, спрятал десятку в карман, и даже не поблагодарив жертвователя, побежал, шатаясь из стороны в сторону, к подходящей к перрону электричке.
    В шесть утра, когда жизнь на вокзале закипела полным ходом, паломник направил стопы к храму Успения Богородицы. Привычно распевая Иисусову молитву, крестоходец вышел на главную улицу, но, здесь его остановил окрик: «Гражданин, предъявите документы!»
    Рядом с путником остановилась милицейская машина, из которой вышел одетый в парадную форму капитан внутренней службы. Бегло взглянув на протянутый паспорт, и даже не раскрыв его, капитан приказал гостю сесть в автомобиль.
    - Прошу прощения, товарищ милиционер, - попытался возражать крестоходец, - но, до храма надо идти пешком, а не ехать. Таково условие моего паломничества.
    Капитан милиции, жгучий осетин, грозно поглядел на странника, и сдерживая себя, отчеканил каждое слово: «Я нахожусь при исполнении обязанностей! Поэтому, прошу сесть в машину!»
    Крестоходец вздохнул, и решил, за лучшее, подчиниться находящемуся при исполнении должностному лицу.
    Но, едва «Жигулёнок» отошёл от обочины, как перед ним остановилась другая служебная машина. Капитан, дав водителю знак – ожидать, выскочил на тротуар, и поспешил к припарковавшемуся к обочине автомобилю. По всей очевидности, в нём находился вышестоящий начальник, ибо, судя по жалкому виду оперативника, начальник делал ему выговор. Воспользовавшись паузой, крестоходец осторожно вопросил водителя «Жигулей»: «Скажите, если не секрет. Куда мы едем?»
    - Да-а, в отделение, - безразличным тоном отозвался водитель, после чего добавил с улыбкой, - вы не безпокойтесь. Проверят. Если всё в порядке, отпустят. Вчера женщину-прокурора убили.
    - А-а, - облегчённо перекрестился паломник, - слышал. Патрульные на вокзале вчера рассказывали.
    В этот момент оперативник подбежал к "Жигулям", и усевшись на переднее сиденье, произнёс с видом явного облегчения: «Поехали!»
    В милицейском отделении паломника действительно долго не задержали. После проверки документов и содержимого рюкзака, странника вывели на улицу, и показав направление к храму, пожелали счастливого пути.
    Впрочем, у ворот церкви Успения также стоял милицейский наряд. Но, патрульные и здесь странника долго не задерживали. После проверки содержимого сумки и рюкзака, разрешили пройти за ворота. В храме уже шла служба. Чтец на клиросе читал каноны, а на улице, с правой стороны церкви, священник принимал исповедь.
    В десять утра, после ранней литургии, к храму подъехал правящий архиерей, епископ Ставропольский и Владикавказский Феофан. Вместе с Владыкой прибыли ещё несколько священников. Только сейчас паломник понял цель присутствия у церковных ворот усиленного наряда милиции. После входа епископа в храм, сразу же началась торжественная архиерейская служба.
    На удивление паломника, долгое богослужение пролетело в один миг. Не успели на клиросе прочитать «Блаженства», как хор уже запел «Отче наш». Радостное ликование веселило душу, как если бы не было вчерашнего сорокапятикилометрового перехода, а также нынешней полубессонной ночи. По причине большого многолюдства, прихожан причащали из двух Чаш. На амвон, с Чашей вышел сам архиерей, маленького роста епископ. Других прихожан причащал молодой, лет тридцати пяти, круглолицый священник. Как потом оказалось, он приехал вместе с Владыкой, которого тот назначил новым настоятелем Успенского храма.
    По окончании службы епископ Феофан сказал проповедь, из которой стало ясно, что отец Василий, так звали круглолицего священника, будет в Моздоке новым настоятелем. Епархиальные власти пошли на этот шаг, поскольку не увидели иного пути разрешения многолетней церковной распри. Из той же проповеди стало известно, что ранее отец Василий служил в городе Минеральные Воды, где во всём показал себя с положительной стороны. При этом, Владыка поставил акцент на том, что в Моздоке, если говорить о последних двадцати годах, совершилась первая архиерейская служба. Прихожане ответили на эти слова архиерея одобрительным шумом. В заключение, епископ призвал прихожан любить и жаловать нового настоятеля, после чего, преподав крестоцелование клирикам, направился на выход из храма.
    По окончании службы, одна из служительниц церкви, увидев в руках паломника крест, пригласила его на праздничную трапезу. Во дворе, уже с утра выставили несколько длинных, сколоченных из досок столов, на которые, одетые в белые халаты женщины, расставляли тарелки с салатами и фруктами. Вышедшие из церкви прихожане расселись за столы, и когда появился священник, присутствующие хором пропели «Отче наш» и «Богородицу». Священник благословил трапезу и, несмотря на предложение отобедать, удалился.
    Даже беглый взгляд на ломящийся от яств стол заставлял вспомнить повесть Ивана Шмёлева «Лето Господне». Разнообразие приготовленных руками прихожан блюд, было близким к описанному в книге. Одна из работниц трапезной хотела вручить паломнику пакет с продуктами, но он отказался, сославшись на то, что остаётся до завтра. Впрочем, вопрос с ночлегом ещё предстояло решить.
    К счастью, крестоходцу не пришлось долго ожидать нового настоятеля. После отъезда Владыки, отец Василий вышел с тремя священниками во двор, и проводив их, вернулся к церковному дому. Представившись настоятелю, странник взял у него благословение, после чего объяснил суть своей проблемы. Отец Василий смиренно выслушал паломника, и сказав с улыбкой: «Сейчас решим твой вопрос», удалился. Через пару минут, во двор, вместе с отцом Василием вышла стройная, лет тридцати женщина.
    - Вот, матушка устроит вас на постой, - с той же улыбкой произнёс настоятель, после чего вновь удалился.
    Оставив в помещении «Воскресной школы» вещи, крестоходец отправился в город, на переговорный пункт. Надо было сообщить о себе родственникам, а также позвонить иконописцу, автору Песчанской иконы. Трубку взяла жена художника. По её сбивчивым объяснениям крестоходец понял, что заказчик поставил жесткое условие: в течение недели доставить икону по назначенному адресу. Ощущение пустоты и безысходности овладели паломником. Наверное, те же чувства испытывал князь Николай Жевахов, когда действиями тёмных сил был сорван крестный ход по фронтам Первой мировой войны. И, те же чувства испытывал Николай Федоров, когда, несмотря на все усилия, ему не удалось доставить Порт-Артурскую икону в осажденную крепость. Глухота и немота. И отсутствие всякого смысла в дальнейшем продолжении шествия. Час или два крестоходец бродил по городу, борясь с желанием немедленного оставления Моздока.
    - Как всё глупо, - с горечью думал паломник, - «Триумф и падение. Афины. Тирания тридцати – Хроники Ксенофонта». История повторяется. Сколько их было за века – триумфов, и следом падений. Рушились империи, уходили в небытие цивилизации. И кто – я, пытающийся повернуть колесо истории. Разве может слабый человек остановить Апокалипсис?.. А потому, будет крестный ход, или нет, какая разница?..
    С этими мыслями крестоходец вернулся в храм, и купив пучок свечей, стал не глядя расставлять их перед иконами. С горьким пониманием – плетью обуха не перешибёшь, паломник переходил от одной иконы к другой, но вдруг, как-бы наткнулся на невидимое препятствие. Подняв глаза, он увидел перед собой образ Моздокской Божией Матери. Богородица с болью смотрела на стоящего перед Ней человека. Казалось, что Она вот-вот заплачет. Тихо охнув, странник упал на колени, и в страхе прижался лбом к полу. Сердце бешено заколотилось в груди, а дыхание стало с шумом рваться из уст. Лишь по прошествии минуты крестоходец позволил себе подняться, и не смея глядеть на образ, сделал подряд ещё несколько поклонов. Вдруг, из сердца сама собой полилась молитва «Милосердия двери отверзи нам…», и крестоходец, выхватив из кармана четки, начал молиться со счётом, делая после каждого десятка три земных поклона. Вскоре закончилась вся лестовка, но на душе было по-прежнему смутно и тяжело. Богородица взирала на молящегося исполненным неотмирной печали взглядом.
    - Боже, что же это?! - надрывным шепотом вопросил паломник, - неужели всё зря?.. Неужели всё напрасно?!
    В этот момент ударил колокол, возвещая о начале вечерней службы.
    Несмотря на непрестанное чтение молитв, душевная туга так и не рассеялась. Через два часа богослужение закончилось, и чтобы скоротать время, странник вышел во двор. Присев на скамейку, минуту или две он размышлял о времени отъезда в Минводы – завтра с утра, либо днём, после окончания литургии. К скамейке, со стороны церковного дома подошли трое казаков, и неспешно беседуя, присели рядом.
    Судя по разговору, казаки были приезжие. Ко всему путник видел их днём, вместе с отцом Василием, поэтому осмелился задать вопрос.
    - Прошу прощения, вы случайно не из Минвод будете?
    - Да, случайно из Минвод, - ответил сидящий рядом с паломником, высокого роста казак.
    - А, не знаете ли вы атамана Олега Губенко?
    Возникла минутная пауза. После чего, присевший с другого края ординарец, указав рукой на высокого казака, произнёс с усмешкой: «Вот, пожалуйста, атаман – собственной персоной, сидит рядом с вами».
    Теперь пришла очередь замолчать крестоходцу.
    Положение выправил сам атаман.
    - Божией милостью, атаман Кавминводского казачьего войска, - с расстановкой произнёс он, - Губенко Олег Вячеславович.
    После чего, показав на сидящего рядом плотного сложения казака, добавил: «А это, Головко Николай Александрович, город Прохладный, в прошлом военврач. Имеет намерение строить воинский храм в подчинённом ему казачьем округе. Его руководителем является Бондарев Василий Павлович, атаман Терского казачьего войска».
    - Чудеса Божьи, - растерянно отозвался паломник, и представившись, спросил о возможности помощи, в случае осуществления инициативы крестного хода. Оба атамана сразу же дали согласие о поддержке, в случае, если икона прибудет в расположение их войск. Причём, Губенко продиктовал крестоходцу телефон и адрес своего штаба.
    На том, странник и казачьи атаманы разошлись. К скамейке подошел отец Василий, и благословив паломника на вечернюю трапезу, вместе с казаками направился к выходу. За воротами стояла одинокая, по всей очевидности принадлежавшая Губенко, легковая машина.
    Туга и смута в душе странника разом рассеялись. А воодушевление было столь велико, что он готов был идти хоть на край света. В эту ночь крестоходец спал впервые крепко и безмятежно, как младенец.


    Глава 2: «Аще ли кто от неверных призывает вы»

    После службы Третьего Спаса и дня памяти Феодоровской иконы Божьей Матери, паломник, нагруженный под самую завязку пожертвованными в трапезной продуктами, направился из Моздока в Минеральные Воды. Единственным огорчением являлось отсутствие ночлега в первый день пути. Накануне вечером, крестоходец несколько раз просмотрел дорожный атлас, но всякий раз приходил к выводу – чтобы дойти до Прохладного к вечеру, из Моздока надо выйти в пять утра. После некоторых колебаний, паломник решил отстоять литургию, а затем положиться на Божью волю.
    Должно сказать, что после беседы с Кавминводским атаманом, крестоходец, окрылённый надеждой, был морально готов и к ночному шествию. Тем более, что таковой опыт имел место. Два с половиной года назад, в марте 2002 года, во время похода из Москвы в Санкт-Петербург, паломник, из-за отсутствия ночлега, решил преодолеть марш-броском, оставшиеся до Северной столицы пятьдесят километров. Но, совершенно неожиданно, в эту ночь ударил не соответствующий марту сильный мороз. Тогда крестоходца спасла встретившаяся в придорожном посёлке котельная. Теперь было другое время года, другой была и географическая широта. Можно было дерзнуть. Но, находясь в Моздоке, крестоходец не предполагал, что ночных бросков в его жизни будет более чем достаточно. Будет предостаточно, как злых искушений, так и неожиданно проявляемой Божьей милости. Такого рода милость случится и вечером нынешнего дня. Несколько позднее, паломник расценил это событие, как прообразующее действие. Такого рода прообразований будет ещё немало в его жизни. Одно из них случится годом позже, в августе 2005 года.
    Странным образом, но движение от часовни прп. Феодосия Кавказского в Минводах, в следующем 2005 году, крестоходец начал также 22 августа. Дата выхода из Минеральных Вод, как и годом ранее, вновь выпала на день памяти Апостола Матфия. Этот Ученик Христов был избран по жребию, вместо отпавшего Иуды Искариота. При распределении уделов для проповеди, он получил от Бога самое непростое послушание. Матфий должен был приводить ко спасению африканских людоедов. Кроме общих для всех Учеников даров слова, целительства и чудотворений, Матфий мог становиться невидимым, в случае опасности. Нужно ли сомневаться, что покровительство такого Апостола была крайне важным, во время шествия по стреляющему региону.
    Как и годом ранее, в 2005 году, цель одиночного паломничества оставалась прежней – крестный ход по фронтам Первой мировой войны. Но, только идти теперь предполагось не к месту завершения подвига прп. Феодосия, но в посёлок Горный, к месту его начала. Именно во время шествия по Северному Кавказу, паломник и обрёл решимость, в случае необходимости, в одиночку пройти весь путь фронтов Первой мировой. Как оказалось, и это намерение было прообразующим. Потому что указанный маршрут всё же будет крестоходцем пройден, хотя случится это много позже, в 2014 году. Именно тогда он осознал до глубины души, насколько важной бывает добродетель «пождания», потому что Господь всякую просьбу и даже намерение исполняет во время Свое. Это стодневное шествие было совершено им в годовщину векового юбилея Первой мировой войны.
    После этого похода, странник побывал ещё и в Грузии. Впервые в своей жизни. Промыслительно, что благодаря пожертвованиям, которые в Бресте собрали друзья крестоходца, паломнику как раз хватило, чтобы оплатить билет на паром из Одессы в Поти. собрали для него пожертвования. Их как раз хватило на паром из Одессы в Поти. Необходимым же завершением шествия от Балтики до Черного моря, явилось участие паломника в крестном ходе по фронтам Первой мировой войны, в Сербии и Республике Сербской. Паломник воспринял для себя, дело участия в этом шествии, как награду от Бога, как выражение благодарности героям, самой скорбной и самой забытой войны. Но тогда, в 2004 и 2005 годах, как начало, так и продолжение шествия, в день памяти Апостола Матфия, можно было воспринять как благословение Свыше.
    Выход от часовни прп. Феодосия в посёлке Красный Узел гор. Минвод, был таким же поздним, как и годом ранее, из города Кизляра. Едва крестоходец покинул пределы города, как грохот раскалённого, переполненного транспортом автобана, лавиной обрушился на одинокого странника. Выход из Минвод был действительно похож на древнее княжеское – «Иду на Вы». Расстояние до Новинномысска равнялось ста километрам, а надежд на ночлег, в расположенных в стороне от дороги станицах, не было никаких. Такая же перспектива открывалась и после Невинномысска, но крестоходец вышел из Минвод с твёрдым упованием на помощь Божью.
    Лишь только к вечеру, когда жара стала спадать, дошагавший до завода «Рокада» паломник, позволил себе немного отдохнуть. Присев на обочину, и допив остатки компота, которым снабдил его в Красном Узле брат Александр, странник, глядя на стоявшие рядом с заводом церквушки, стал размышлять об устройстве на ночлег. Согласно карте, которую крестоходец изучил накануне вечером, ближайшим после «Рокады» населенным пунктом был посёлок Перевальный. В десяти километрах севернее Перевального находилась станица Нагутская. Далее по трассе располагались ещё несколько станиц и посёлков. Солнце стремительно падало за горизонт, и паломник, перекрестившись на кресты церквушек, двинулся вслед быстро гаснущей полоске заката.
    Действительно, вскоре на трассе появился указатель – «Перевальное». Сразу после него, теряясь в безпроглядной ночи, уходила дорога к станице Нагутской.
    - Хорошее дело, - покачал головой крестоходец, и развернувшись, стремглав перебежал на другую сторону магистрали. Слева от трассы грохотали проходящие по железной дороге составы. Ко всему, между кронами деревьев мелькали яркие фонари. Странник свернул в первую же попавшуюся на пути улицу и направился в сторону зазывных огней.
    Увы, здесь паломника ожидало разочарование. Дошагав до конца улицы, он наткнулся на освещенный мощными прожекторами завод газированный воды. Согласно вывеске, акционерное предприятие производило заморскую кока-колу. 
    - Все флаги в гости будут к нам, - вновь грустно вздохнул крестоходец, и услышав вдалеке лай собак, решил двигаться в сторону предполагаемого жилья. Через полчаса ходьбы по засыпанным гравием шпалам, окончательно избив и без того уставшие ноги, путник добрался до станичной околицы.
   Перед взором запоздалого гостя предстала пустынная улица. На счастье, у третьего или четвёртого дома он заметил широкую скамейку. Приблизившись к лавке, странник бросил в изголовье неподъёмный рюкзак, и со стоном рухнул навзничь.
    Когда крестоходец открыл глаза, то увидел перед собой лишь усыпанное яркими звёздами небо.    
    - Неужели я умер?.. Где люди?! - с ужасом подумал паломник, и в следующий миг с криком вскочил на ноги.
    Перед взором крестоходца предстала прежняя окраина станицы, и он, облегченно вздохнув, вновь сел на скамейку. На другой стороне улицы, в одном из домов ещё горел свет. Рюкзак по-прежнему лежал в изголовье. Правая рука крепко сжимала походный крест. Выходит, он так и лежал на скамейке, с крестом в руках, как покойник.
    Прийдя в себя, странник отставил крест в сторону, и стал искать в рюкзаке тёплые вещи. По прежнему опыту крестоходец знал, что ночи в этих широтах бывают холодными. Но, не успел он вытащить из рюкзака свитер, как окрестности села огласились рёвом мотоцикла. Минутой позже, мимо паломника промчался молодой парень. Мотоциклист ещё издали заметил незнакомого человека, а потому, развернулся, и подкатив к обочине, затормозил. Когда мотоцикл остановился, парень поставил его на подножку, и уверенным шагом направился к паломнику. Было видно, что нежданный знакомец выпил, хотя и старался изображать трезвого. По приближении к крестоходцу, молодой человек пожал ему руку, и хлопнувшись с размаху на скамейку, вопросил с грозной интонацией:
    - А, можно узнать, какова цель вашего прибытия?
    - Да, нет никакой цели, - ответил с усмешкой странник, - просто свернул с трассы, чтобы немного отдохнуть.
    На миг воцарилась тишина. В глазах парня отразился неподдельный интерес, и он попросил гостя рассказать о его путешествии.
    Выслушав паломника, парень минуту-другую молчал, а затем восхищенно произнес: «Потрясающе. Вы, точно, как моя бабушка. Помню, пацаном был, бабушка в Минводы пешком ходила. Каждое воскресенье, в три утра поднималась, и, в церковь на службу».
    - Так, ведь до Минвод сорок километров будет, - возразил крестоходец.
   - Отсюда, из Солуно-Дмитриевской, горная дорога есть, - пояснил молодой человек, - она намного короче.
    - Гм-м, - странник пожал плечами. В Минводах ему тоже советовали воспользоваться этой дорогой. Но, из-за опасения заплутать, он решил идти по трассе.
    Некоторое время сидели молча, но вдруг молодой человек с жаром воскликнул: «Скажи, пожалуйста: чья вера правильная? Здесь ходят какие-то сектанты. Говорят, Христа на столбе распяли. Или ещё, что Он был просто человеком».
    - Понятно, - усмехнулся паломник, - это иеговисты. Ко мне уже не раз подходили. С ними беседовать нельзя. А если что, сразу гнать палкой.
   - Вот-вот, - одобрительно рассмеялся собеседник, - я им тоже говорю: на каком столбе? Сами вы столбы? Моя бабушка пешком на каждую службу ходила. Одному чуть даже в зубы не дал. Отстали потом.
    Паломник и молодой человек посмеялись вместе, и странник вопросил об имени нечаянного знакомца.
    - Павел меня зовут, - отозвался молодой человек, - а тебя, как?
    - Александр.
    Павел согласно кивнул, и недолго поразмышляв, предложил: «Если хочешь, переночуй в доме моей бабушки. Ей уже год как Царствие Небесное. А дом пустой стоит».
    Приглашать паломника во второй раз было не нужно. Когда крестоходец устроился на заднем сиденье, Павел дал по газам, и станичная улица огласилась мотоциклетным рёвом. Уже через пять минут ночные наездники подъехали к бабушкиному дому.
    После того как гость напился чаю, Павел поставил условие, о том, что подняться надо будет в три утра. Не позже четырёх ему надо быть дома. Родители его просыпаются с восходом солнца, а потому должны увидеть сына в целости и сохранности.
    - Идёт, - согласился странник с хозяином, - сам был молодым, и употреблял такие же хитрости.
    - Павел понимающе улыбнулся, и показав, где находится санузел, ушёл ночевать в летнюю кухню.
    В половине четвёртого утра, после чая и нехитрой трапезы, хозяин и гость покинули дом богомольной бабушки. Готовый к отъезду мотоцикл уже стоял возле калитки. Паломник перекрестил принявший его дом походным крестом, после чего устроился на заднем сиденье. В следующий миг Павел ударил ногой по стартеру, и спящая станица вновь содрогнулась от мотоциклетного рёва.
    Уже через несколько минут паломник был доставлен к повороту на федеральную трассу. Наступило время прощаться. Немного замявшись, Павел спросил крестоходца, обратившись к нему на – «вы»: «Как думаете. В армии я отслужил. Учиться не надумал. Есть у меня девчонка, хорошая. Наверное, жениться надо».
    Паломник помолчал мгновение, но затем, хлопнув Павла по плечу, произнёс утвердительно: «Думаю, надо».
    Павел радостно улыбнулся, как если-бы ожидал такого ответа, и махнув рукой, вскочил на мотоцикл. Крестоходец вдруг вспомнил, что не спросил имени его бабушки, и обернувшись, крикнул, перекрывая рёв мотора: «А, бабушку твою, как звали?!»
    Мотоцикл рванулся с места, и уже издалека донеслось угасающее: «Аполлинария Игнатьевна!»
    Паломник перекрестил удалявшегося в предрассветную дымку мотоциклиста, и обратившись на восток, сотворил молитву: «Упокой, Господи, душу рабы твоей Аполлинарии, в селениих праведных. И молитвами её, помилуй и меня грешного».

    К концу дня, после нескольких часов шествия по жаре, путник ощутил полную неспособность к дальнейшему движению. Только после захода солнца крестоходец вышел к станции Черноярская, первому после Моздока населённому пункту. В десятке километров от станции, как гласил о том указатель на перекрестке, находилась станица с одноименным названием. Вдоль трассы простиралась единственная улица станционного посёлка. Странник огляделся по сторонам – ночь позади, слева – дорога на Черноярскую, справа – железная дорога, на перекрёстке стоял пост ОМОНа. Приблизившись к военным, крестоходец рассказал им о цели паломничества, после чего вопросил о возможности устройства на ночлег. Командир наряда, крепкого сложения лейтенант, недоуменно пожал плечами, и обернувшись к сослуживцам, о чем-то тихо спросил их. В ответ, военные лишь кисло улыбнулись, и только один из них лениво произнёс: «Пусть спросит у местных. Наверняка знают».
    - Да, точно, спросите у тех молодых людей, - присоединился к сослуживцу лейтенант, - видите, на обочине разгружают машину?
    - Как-будто вижу, - вглядываясь во тьму, - ответил паломник.
    - Вот-вот, - подтвердил старший наряда, - они минут десять назад как подъехали. Наверняка, местные.
    Поблагодарив военных, крестоходец направился к припарковавшейся к обочине грузовой «ГАЗели», и приблизившись, поздоровался с участвующими в разгрузке рабочими. Увы, никто из них, по виду кабардинцев, не обратил на незнакомца никакого внимания. Двое находящихся в кузове парней подтаскивали ящики к открытому борту, а четверо других переносили груз в расположенный неподалёку дом. Подождав минуту, путник уже громко спросил о возможности ночлега, но и на этот раз, на него никто не обратил внимания. Двое парней как заведённые вытаскивали из кузова ящики и мешки, а четверо других, чуть не бегом уносили их в ворота дома.
    Вдруг крестоходца осенило, и он крикнул одному из замешкавшися парней, о наличии в посёлке православных христиан. В этот момент, в руки ожидавшему своей очереди парню, прилетел ящик с яблоками, и он, лишь сверкнув глазами, побежал в сторону раскрытых ворот.
    - Слюшай, дорогой, - находящийся в машине рабочий наконец-то заметил странника, - вот, пройди по улице, это пятый дом будет. Там живёт Владик с сестрой Мариной. Они Христу молятся. Забор у них зелёный. Нетрудно найти.
    После краткого разъяснения, кабардинец с досадой махнул рукой на крестоходца и направился вглубь кузова, за новым ящиком.
    Паломник поблагодарил рабочего и уже через пять минут стоял у ворот дома Владислава и Марины. Увы, тёмные окна указывали на отсутствие хозяев. 
    Подождав, ради приличия, некоторое время, крестоходец стал настойчиво стучать в ворота.
    Через пару минут, из другого дома вышла соседка Владислава, и раздражённо спросила о причине шума. Странник, в самых мягких выражениях рассказал о своей ситуации, после чего соседка смягчилась, и дружелюбно ответив, - да, здесь Владик живет. Подождите немного, - вернулась в свой дом.
    Хозяев действительно не пришлось долго ждать. Вскоре к дому подошли, невысокий круглолицый мужчина, лет около тридцати, и следом, такая же невысокая, с чёрными вьющимися волосами женщина. Паломник поклонился хозяевам и, представившись, в двух словах рассказал о цели паломничества. Владислав радостно оглядел незнакомца, и тоже представился. Затем, указывая на женщину, добавил: «А, это Марина, моя сестра».
    Получив приглашение, крестоходец вслед за хозяевами вошёл в горницу, после чего произнес заповеданное: «Мир вашему дому». Владик и Марина недоуменно переглянулись, но гость, не обращая на них внимания, перекрестился в сторону предполагаемой божницы над столом. Икон в «красном углу» не было. На лицах хозяев вновь отобразилось недоумение, после чего Владислав усадил гостя за стол, и попросив сестру приготовить ужин, вышел во двор. Вернувшись через некоторое время, он поставил на стол трехлитровую банку с молоком, а на скамейку ведерко с яйцами. Яйца были больших размеров, и увидев взгляд паломника, Владислав пояснил: «Держим коров, кур, индеек».
     - Ещё есть ишачок, - добавила занимавшаяся приготовлением ужина Марина.
    - Да, а это яйца от индюшки, - подытожил рассказ Владислав, - хотя, куриные тоже, есть. Вы, какие больше любите, куриные или от индейки?
    - Всё, что приготовите на ужин, будет как от Самого Бога, - постарался успокоить хозяев паломник.
    Владислав радостно улыбнулся, после чего поставил рядом с Мариной ведерко с яйцами, а молоко спрятал в холодильник. Сестра тут же употребила содержимое ведра в дело, и вскоре яйца весело заскворчали на раскалённой сковородке. Владислав занялся приготовлением салата, и чтобы занять внимание гостя, стал рассказывать о себе.
    В посёлок Черноярский Владислав приехал с мамой и Мариной лет семь или восемь назад. Дом же получили недавно, перед кончиной, умершей три года назад мамы. В детстве они жили в Карабахе, но после начала событий переехали в Душанбе. В столице Таджикистана пришлось мыкаться по квартирам, из-за чего беженцы вернулись на Северный Кавказ. Увы, на Северном Кавказе тоже пришлось не сладко, приходилось без конца ездить с места на место. И неизвестно, сколько бы им пришлось бедствовать, если бы Владислав не устроился на ПМК, находящемся рядом со станицей Черноярской. Несмотря на сложную ситуацию 90-х годов, на ПМК была квота на получение квартиры. Отработав на предприятии положенное количество лет, он и получил четыре года назад этот дом. Увольняться же с ПМК Владислав не стал, так как работать ему, бывшему беженцу, по большому счёту негде.
    Пока шла неспешная беседа, хозяин нарезал салат, хлеб, и когда всё было готово, Марина поставила посреди стола чугунную сковороду со скворчащими на ней яйцами.
    - Теперь можно ужинать, - то ли спросила, то ли повелела сестра, - чайник скоро вскипит.
    - Что ж, если всё готово, то сотворим молитву, - хозяин дома радостно оглядел присутствующих, и обратив ладони кверху, воздал славу… Иегове.
    Паломнику тут же вспомнилась похожая ситуация в Чечне, в станице Шелковской. Вопрошавший странника о Вселенском соборе Василий, тоже был адептом подобной деноминации. Но, если тогда крестоходец был свободен в исполнении Православных обрядов, то здесь пришлось слушать длинную, по всей очевидности экспромтом сочинённую молитву, в которой Владислав просил Иегову освятить вечернюю трапезу. Паломнику же ничего не оставалось, как мысленно читать Иисусову молитву.
    После окончания славословия, Владислав, взглянув на кислое лицо гостя, милостиво спросил: «Может быть, вы тоже желаете помолиться?»
    - Да, конечно, - как бы очнувшись, отозвался крестоходец, и бодро отчеканив «Отче наш», размашисто перекрестил стол.
    На этот раз, уже хозяин смиренно преклонил  главу, и после окончания молитвословия, дал знак садиться.
    Первую минуту ели молча, но затем Марина поведала, что они с Владиславом крещёные. Мама крестила их в местной церкви, причём, пока хватало здоровья, возила их на праздники в Моздок или в Прохладный. Как оказалось, бывали они с мамой и у прп. Феодосия Кавказского. На осторожный вопрос паломника, о принадлежности к новой деноминации, Марина ответила в том же духе, как отвечали страннику местные мусульмане: «Бог один, но веры разные». Крестоходец подумал про себя, что, верно, не без содействия иеговистов, Владислав, будучи беженцем, устроился на ПМК. Возможно, с их же помощью и получил от этой организации дом.
    Чтобы поддержать беседу, паломник более подробно рассказал о цели своего паломничества, после чего незаметно перешёл к теме крестных ходов, а также житий святых, как древних, так и современных. Здесь донельзя пригодился опыт занятий в «воскресной школе». Гость рассказал хозяевам о чудесах, совершенных святыми блаженными Ксенией Петербургской и Матроной Московской. Не упустил возможности поведать о жизни и чудесах прп. Феодосия Кавказского. Завершил же свой рассказ историей о чуде воскрешения Клавдии Устюжаниной. История эта была знаменательна тем, что случилась сравнительно недавно, в годы хрущевских гонений. Хозяева внимательно и без возражений слушали гостя. Чувствовалось, что посеянные стараниями мамы семена, ещё не засохли на «камне», не забиты «терниями» и не склёваны «придорожными птицами». После окончания трапезы, Владислав снова воздал хвалу Иегове, а паломник уже смело прочитал благодарственную молитву Христу.
    Покинув же следующим утром гостеприимных переселенцев из Карабаха, паломник долго мучительно думал: «Не согрешил ли он вкушением посвященной чуждому богу трапезы?» И, лишь много позднее, читая Первое Послание к Коринфяном Апостола Павла, получил ответ: «Аще ли кто от неверных призывает вы, и хощете идти, все предлагаемое вам ядите, ничтоже сумняшеся, за совесть» (10; 27).


    Глава 3: «Насмерть стоять»

    Наш Царь – Христос, Царица – Пресвятая.
    Державная икона – Русский щит.
    Мы вышли в путь, оружием блистая.
    Отныне нас никто не победит.

    И если ненавидящая стая
    Дорогу тёмной ратью преградит –
    Её мечами верными пластая,
    Пройдём насквозь. А Бог благословит.

    Над нами развернулось наше знамя,
    И чёрный шёлк явил Господень лик,
    Сияющий как золотое пламя.

    И многим в сердце взор Его проник…
    Узнали мы: Благой Спаситель – с нами.
    Пусть видит мир, как наш Господь велик![2]

    Тогда, в 2005 году, после станицы Солуно-Дмитриевская, паломник, на исходе второго дня пути, доехал на попутке до города Невинномысска. Ночевать пришлось на вокзале. Но, едва странник засыпал, как к нему подходили милиционеры, с неизменной проверкой документов, и таким же неизменным советом покинуть помещение. Едва дождавшись восхода солнца, невыспавшийся и злой, крестоходец отъехал с первой электричкой на маршрут.
    Вечером того же дня, паломник, уже своими ногами прибыл на тот же вокзал. На сей раз, дабы не привлекать внимания милиции, странник решил ночевать на улице. Увы, уже в полночь, несмотря на свитер и куртку, он проснулся от пробирающего до мозга костей холода. Волей-неволей пришлось вернуться в зал ожидания. Как и предыдущей ночью, громкоговорители без конца будили пассажиров, милиция периодически проверяла документы, отчего паломник как бы плавал в зыбкой гудящей дремоте, то погружаясь в неё, то, наоборот, всплывая.
    Проснулся крестоходец даже не от очередного объявления диктора, но от ударившего по ногам баула. Услышавшие объявление пассажиры спешно поднялись, и шумным потоком направились к выходу. Усталый голос диктора громко объявил о прибытии поезда «Кисловодск – Москва». Увлекаемый общим движением, паломник тоже поднялся, и вышел на перрон. Предутренняя прохлада быстро изгнала остатки сна. Пассажиры устремились, каждый к своему вагону, а крестоходец, зевая, стал наблюдать за процессом посадки в поезд.
    - Счастливые люди, в тёплых купе поедут домой, - ядовитый, подобный змеиному укусу помысел поразил сознание странника.
    - В самом деле, - с завистью подумал путник, - одному мне больше всех надо.
    - Вот-вот, - повторил помысел, - это твой рейс.
    Крестоходец непонятно зачем вытащил из кармана деньги, и стал подсчитывать наличность.
    - Бери скорей билет, успеешь, - теперь помысел не советовал, а командовал.
    От этой команды, странник едва не помчался к вокзальной кассе.
    - Господи, что это?! - пытаясь отогнать наваждение, помотал головой крестоходец. 
    В следующую минуту диктор объявила об отправлении поезда, и паломник, придя окончательно в себя, направился прочь от железнодорожного вокзала.
    После недолгой прогулки по улицам Невинномыска, крестоходец вернулся в зал ожидания, но теперь уже до утра не смыкал глаз, читая по чёткам Иисусову молитву.
    Возможно, об этом искушении следовало забыть, ибо, мало ли что может случиться, если бы вслед за ним не напало невыносимое уныние. Теперь, вокруг паломника крутился целый рой злых помыслов. Отбиваться от них было также безсмысленно, как от мошкары в тундре. Но, если мошкара гнусила лишь по поводу отсутствия отдыха, её интересовал вопрос физической усталости, то влетающие в их рой шершни, не жалели в адрес крестоходца самых мерзких эпитетов.
    - Да, ты прельстился, козёл!.. - нагло кричали они, - Понимаешь, это прелесть!.. Собрал манатки, и бегом до дома!.. Ты, чё-о, не понял?!..
    В конце концов, и эти помыслы прекратились, но шершней сменили осы поменьше. В отличие от первых, этот род насекомых специализировался по насмешкам.
    - Ответь нам, кому ты, и что хочешь доказать?.. И ради чего гробишь своё здоровье?.. - с въедливым участием вопрошали они, - или ты думаешь, что кого-то спасёшь?.. Надо же, спаситель нашёлся. Сейчас умрём от смеха… Да, поехал бы домой. Никто тебя не осудит… Вот-вот, другой на твоём месте так бы и поступил…
    После недолгой, следовавшей за льстивыми уговорами паузы, вновь влетали шершни, и путник ещё сильней сосредотачивался на Иисусовой молитве.
    Уже на рассвете пришло стылое обречённое чувство: «Зачем так мучиться? Может, действительно, уехать?» И вдруг, будто утренняя зарница заиграла в душе странника. Он, как если-бы увидел себя на крестном ходе из Николо-Тихоно-Лухского монастыря в Кострому. Впервые этот крестный ход совершился в 1998 году, в год восьмидесятилетия убиения Царской Семьи. Несмотря на препятствия со стороны светских властей, этот крестный ход стал традиционным. Шествие всякий раз начиналось после литургии праздника Апостолов Петра и Павла. В Кострому крестный ход прибывал 16 июля, и вечером того же дня, направлялся от Богоявленского монастыря в Ипатьев монастырь. Здесь, в месте, где родилась Династия Романовых, правящий архиерей, с собором священников, монашествующих и мирян, служил ночную литургию.
    Именно тогда крестоходец попросил у игумена Агафона, организатора и духовника этого крестного хода, благословение на шествие по уделу Феодосия Кавказского. Выслушав просьбу паломника, игумен некоторое время пребывал в раздумии, а потом, печально взглянув на просителя, произнес со вздохом: «Если не втопчешь в пыль и грязь свое самолюбие, то уже через два дня поедешь домой».
    Увидев же отразившееся на лице вопрошавшего непонимание, добавил: «Помнишь историю, как инок просился к старцу в келейники?.. Что ответил старец?.. Он бросил под ноги скуфейку послушника и стал топтать её ногами. А затем сказал: пока не истопчешь свою самость, как я твою скуфейку, не выйдет из тебя послушника».
    Лишь после этого отец Агафон дал благословение, и как-бы прозревая грядущие искушения паломника, внимательно посмотрел ему в глаза.
    Крестоходец ярко, как в кинокартине увидел себя берущим это благословение, и в следующий миг зашелся гомерическим смехом: «Так, вот оно что?.. Ха-ха-ха… Скуфейка… Себялюбие… Ха-ха-ха… Это, как же мне себя жалко… Ха-ха-ха…Это, как же я бедный устал?..» И вдруг, как-бы холод сошел на чело странника, и поднявшись, он уже спокойно произнёс: «Встать, и шагом марш, на трассу!.. Исполнять благословение!..»
    Вдруг вспомнились, причём, сразу, свернуто – битва под Москвой, битва за Брестскую крепость, сражение под Сталинградом, на Курской дуге… Вспомнились военные лозунги: «Ни шагу назад!.. За Волгой земли нет!» Вспомнился самый главный призыв: «Насмерть стоять!»
    Паломник спокойно поднялся, одел на плечи рюкзак, и взяв в руки крест, покинул зал ожидания.

    Когда Архангел Михаил,
    Взмахнув крылами за плечом,
    Повёл собор небесных сил,
    Блистая огненным мечом,
    На сатану – не отступил
    Гордец. И бой вскипел ключом:
    Визжали бесов голоса,
    И содрогались небеса.

    Но устоять не суждено
    Лукавому клеветнику,
    И силе ангельской дано
    Нести ущерб его полку;
    Уж войско тьмы окружено,
    Деваться некуда врагу,
    И наконец, виновник зла
    Летит на землю как стрела.

    «Низвержен, но не побежден!» –
    Сказал упрямо сатана,
    В своей победе убеждён, –
    И снова вспыхнула война.
    Но битвы не продолжил он
    С безплотными, чья рать сильна.
    Воздвиг же брань коварный змей
    На племя слабое людей.[3]

    Как впоследствии оказалось, искушение в Невинномысске было также прообразующим. Подобная ситуация повторилась, без малого через семь месяцев, но уже в Одессе, в 2006 году.   
    Вечером 15 марта, в день памяти Державной иконы Божьей Матери, один из организаторов крестного хода прибыл в Одессу, дабы заручиться поддержкой правящего архиерея. Руководитель шествия «За Веру и верность», Юрий Иванович Шишков, собирал в это время людей, искал спонсоров, налаживал связи с православными патриотами Украины. В целом, делал много чего необходимого, несмотря на то, что ещё не имел ни одного архиерейского благословения.
    Работа по подготовке крестного хода совершалась с большим трудом. Ко всему, у организатора возникли разногласия с руководителем, в отношении времени начала шествия. Юрий Иванович Шишков, сославшись на указание от Локотского образа «Умиление», наметил выход из Одессы на 2 апреля. Организатор настаивал на дне празднования Ченстоховской иконы Божьей Матери, память которой отмечалась 19 марта. По преданию, этот, написанный самим Апостолом Лукой образ, прибыл из Константинополя, чтобы стать покровителем князей Киева. С позицией руководителя пришлось в конечном итоге согласиться, так как икона «Умиление» являлась в этом шествии главной. Тем не менее, организатор прибыл в Одессу, во исполнение своего плана, в день памяти Державной Божьей Матери.
    Город-герой встретил крестоходца холодной промозглой погодой. Двери обоих, находящихся у вокзальной площади монастырей, были затворены по причине позднего времени. Ночевать паломнику пришлось в холодном неотапливаемом помещении железнодорожного вокзала. Едва дождавшись утра, крестоходец поехал в Одесский Успенский монастырь, для личной встречи с Владыкой Агафангелом. Месяца за два до указанных событий организатор уже встречался с митрополитом, но получил от него только устное благословение. Собственно, такая осторожность со стороны архиерея была естественной, так как вопрос о маршруте и дне выхода крестного хода оставался открытым. На этот раз крестоходец привёз подробный план шествия, с указанием дат и населённых пунктов.
    Внимательно выслушал посланника, митрополит Агафангел, как-бы посовещавшись с собой, ответил после некоторой паузы: «Не далее, как вчера, ко мне приходили двое – мать и сын. Они тоже просили у меня благословения. Желают выйти на Ченстоховскую. Причём, почти по такому же маршруту. А вот, месяц назад, некий Юрий Шишков оставил мне Прошение о крестном ходе с образом «Умиление». Вы, у меня будете уже третьим».
    - Да, Владыко… - паломник хотел возразить, что прибыл именно от Шишкова. Но архиерей уже поднялся из-за стола, и увлекая за собой просителя, на ходу вынес окончательный вердикт: «Поэтому, просьба – скоординируйте ваши действия, определитесь с маршрутом и временем выхода, а затем, приходите на приём».
    Ещё час или два проситель провёл в монастырском храме Живоносный Источник, с пустой душей молясь перед ракой преподобного Кукши. Страшное чувство оставленности овладело им. Молитва была подобна свече на ветру. Едва сумев загореться, она тут же гасла. Паломник вновь и вновь пытался взывать к святому Кукше, но молитва, всякий раз безкрыло падала под ноги. Лишь только в середине дня крестоходец решился покинуть монастырь. Выйдя за его пределы, он без всякой цели побрёл в сторону Одессы, и лишь к вечеру, пустота и стылость немного отошли от сердца паломника. Именно тогда он понял, что чувствовал Николай Федоров, когда, в канун Рождества 1904 года получил весть о сдаче Порт-Артура. Служка Божьей Матери оставил тогда образ «Торжество Пресвятой Богородицы» в штабе фронта, а сам, в глубокой печали возвратился домой. От этой же печали Николай Николаевич вскоре и скончался. От жгучего сострадания к Николаю Федорову, крестоходец даже забыл о своих проблемах, но просветление это было недолгим. Ни в Ильинском, ни в Пантелеимоновом мужском монастырях, паломника на ночлег брать не желали.
    Промыслительно, что крестоходец ничего не знал тогда об Иверском женском монастыре, где можно было переночевать. Господь сокрыл от него эту возможность, потому что, иначе не стал бы он, в течение двенадцати дней, с утра до ночи молиться в одесских храмах и монастырях. Ночевать паломник всякий раз возвращался на железнодорожный вокзал.
    Святые отцы согласно предупреждают: «Если дело Божье прошло без искушений, то оно и не Божье». Как оказалось, отсутствие благословения, а также нормальных для отдыха условий, таковыми искушениеми ещё не являлись. Настоящее искушение случилось вечером 21 марта, после шести дней пребывания паломника в Одессе.
    Ежедневная молитва на вечерних богослужениях в Ильинском либо Пантелеимоновом монастырях, стала привычной для крестоходца. После дневного обхода Одесских обителей, паломник возвращался на привокзальную площадь, и отстояв вечерню в каком-либо из монастырей, ночевать отправлялся на вокзал. В этот раз молитвенный обход закончился слишком рано. До вечерней службы оставался целый час. Странник зашёл в Ильинский храм, и присев на скамейку, у северной стены, рядом с Иверской иконой, начал по чёткам вычитывать Богородичное правило.
    Незаметным образом мысль соскользнула с молитвы, и перекинулась на жизненные воспоминания. Вдруг вспомнились события трёхлетней давности, когда Андрей Савостицкий и группа единомышленников решили доставить в Китай образ Порт-Артурской Божьей Матери. Перед началом крестного хода, настоятель Леушинского подворья Санкт-Петербурга о. Геннадий Беловолов благословил читать «Неусыпаемый акафист». Действенную помощь тогда оказал вице-адмирал Михаил Моцак.
    Через полтора месяца после отъезда из Северной столицы, 9-го мая 2003 года, трое мирян и один священник отслужили панихиду и молебен на мемориальном кладбище Порт-Артура. Знаменательно, что никто тогда не планировал закончить крестный ход в день Великой Победы. Более того, никто не знал, что в Порт-Артур (ныне – Люй-Шунь), вьезд разрешён именно 9-го мая. В этом городе расположена китайская военная база, из-за чего вьезд туда разрешён исключительно по особым случаям.
    Годом позже, со списком иконы «Торжество Пресвятой Богородицы», в Порт-Артур прибыл архиепископ Владивостокский и Приморский Вениамин. Событие это было в высшей степени торжественным. В мемориальную крепость образ был доставлен на белом паруснике, в сопровождении команды моряков. Но, всё-таки, нужно отдать дань справедливости. Повеление Божьей Матери, первыми исполнили не епархиальные власти, и не правительственные организации, но эти четверо единомышленников, доставивших Порт-Артурскую икону к могилам воинов Дальней Руси.
    - Да, славное было время, - очнулся паломник от воспоминаний, - но, кто поможет мне?.. Где найти второго Михаила Моцака?.. Ведь крестоходцы прибудут только через десять дней. И, прибудут ли?..   
    Странник тяжело вздохнул, и огляделся по сторонам. Храм Ильинского монастыря постепенно заполнялся прихожанами. В алтарь, через диаконские врата вошли трое монахов. Неожиданно, в сознании паломника высветился отчетливый план: «А что, если сегодня вечером уехать домой, и вечером 31 марта возвратиться в Одессу».
    - Эврика! - от этой мысли паломник вскочил на ноги, и стал возбужденно ходить из стороны в сторону.
    - Действительно, благословения Владыки он получить не смог. Ко всему, Юрий Иванович справится сам, он опытный боец. Отсюда вопрос: чего ради, ещё десять дней мучиться без сна и отдыха?
    - В самом деле, - подтвердил помысел догадку странника, - отдохнёшь в нормальных условиях, помоешься в бане. От тебя уже и запах идёт. Люди, поди, носы воротят.
    - Да, в бане помыться не мешало бы, - согласился паломник с помыслом, и вынув из сумки блокнот, стал изучать записанное в нём расписание поездов.
    Первый поезд на Москву отходил в 19-00, следующий, двумя часами позже. Теперь оставалось подсчитать наличные, с расчётом, сколько их останется после поездки домой и обратно. В любом случае, должно было остаться три тысячи рублей.
    - Что ж, вопрос решёный! - подвёл итоги странник, и взвалив на плечи рюкзак, направился к выходу. В этот момент ударил колокол, и началась вечерняя служба.
    Со стороны алтаря раздался возглас: «Благословен Бог наш всегда, ныне и присно, и во веки веков». Чтец на клиросе возгласил: «Аминь. Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе». Следом запели: «Царю Небесный, Утешителю…»
    Услышав молитву, паломник невольно остановился у входа. В этот момент, в храм вошла запыхавшаяся, грузной комплекции женщина, и увидев стоящую у свечного ящика товарку, радостно произнесла: «Уф-ф, знаешь Надя, успела. Севастийским мученикам служба. Спешила, не знаю, как».
    - Да-а, Севастийские мученики, - пропела в ответ подруга, и… крестоходца как если-бы ударило током.
    - Сорок Севастийских мучеников!
   Ошеломленный, он схватился рукой за голову и с ужасом прошептал: «Гнида!.. В баньке решил попариться?!.. Подонок!»
    Житие мучеников Севастийских мгновенно высветилось в сознании паломника, и в особенности, характерный эпизод. Когда один из воинов, решив погреться в бане, выскочил из ледяной воды. Вероятно, беглец намеревался вернуться к товарищам, но… едва он вошёл в разогретое помещение, как упав замертво, тут же растёкся по полу зловонной лужей.
    Горький вздох изошел из груди крестоходца и, едва не бегом вернувшись к Иверской иконе, он бухнулся перед ней на колени.
    - Прости, Царице Небесная, - произнес он, едва сдерживая слёзы, - истинно знаю теперь себе цену. Помоги нам подготовить крестный ход.

    Именно тогда, на вечернем богослужении, вспомнился двухгодичной давности случай. В июне 2004 года, икона муч. Лукии, во время написания её иконописцем Михаилом Осипенко, из гор. Покров Владимирской области, плакала кровью. По окончании написания образа, его отвезли в Португалию к монахине Люсии, которой в Фатиме (в детстве, вместе с другими пастушками) несколько раз являлась Божья Матерь. Вскоре после принятия иконы своей небесной покровительницы, Люсия умерла. Она всю жизнь молилась за Россию. В тот год, именно в день памяти мч. Лукии (26 декабря 2004 г.), в год 1700-летия кончины святой мученицы, произошло землетрясение в Индийском океане. Второй тур выборов на Украине пришёлся также на 26 декабря. Характерно, что Второй тур прошёл на гребне первого оранжевого бунта, который едва не сдвинул с оси Третий удел Богородицы. Тогда, по требованию «мировой общественности», на пост президента был избран «человек из ада», как говорил о нём одесский старец Иона.
    Есть основания полагать, что землетрясение было назначено. Оно должно было ударить именно по России. По планам «творцов катаклизмов», это было землетрясение Апокалипсиса. Зародившись в Индийском океане, оно должно было пройти далее по линии разлома через всю Россию. На этой линии расположены города Волгоград, Москва, Тверь, Санкт-Петербург. Следовательно, все они должны были провалиться под землю. Но, мученица Лукия, по молитвам монахини Люсии предстала пред Царицей Небесной, плача о Доме Пресвятой Богородицы кровавыми слезами.   
    Думается, что икона далекой от России святой, не случайно написана в городе Покрове. Ради этих кровавых слез, Божья Матерь распростерла Покров над страной, которую отцы именуют Подножием Престола Господня. И есть все основания полагать, когда недописанный до конца образ закровоточил, святая уже тогда стала молиться за Россию. Возможно, икона св. Лукии закровоточила по молитвам Люсии земной, которая всегда за Россию молилась. Лукия, значит – свет. И потому, вскоре после кончины монахини Люсии, эстафету молитвы за Россию взяла Лукия небесная. Именно она умолила Божью Матерь взять Дом Пресвятой Богородицы под Свой Покров, и тем отодвинуть за её пределы  назначенное христоборцами землетрясение. 
    И хочется добавить. Эпицентр был отодвинут с Кавказа в Индийский океан, ещё и по той причине, что на Кавказе была уже принесена умилостивительная жертва – кровь Бесланских мучеников. Вспомним, что неподалеку от Беслана в течение 600 лет находилась покровительница Северного Кавказа – Моздокская икона Божьей Матери.

    В тот вечер, возвратившись после службы на вокзал, паломник с удивлением обнаружил наличие другого зала ожидания. Располагался он на первом этаже. Зал этот отапливался. И хотя являлся платным, но цена была невысокой. В этом зале ожидания странник провел ещё шесть ночей.
    В отличие от верхнего холодного зала, в отапливаемом нижнем, круглые сутки работал телевизор. По причине предвыборной кампании, по ящику, через каждые полчаса крутили один и тот же ролик, с программами баллотировавшихся в Верховную Раду партий. С вечера и до утра в зале ожидания продолжалась вакханалия новостей, рекламы, предвыборных программ, но на душе у паломника, несмотря на накопившуюся усталость, царили тишина и покой. Теперь, после вразумления на вечерне Сорока Севастийских мучеников, он твёрдо знал, что Одесса, это его личный Сталинград, личная Брестская крепость. Это его личные Фермопилы. А значит, на этих Фермопилах он должен оставаться до тех пор, пока крестный ход из России не прибудет в Одессу. Фермопилы, это Крест, это подобие Голгофы. А с Креста, по слову христианских отцов, не сходят.
    Именно здесь паломнику начал сниться один и тот же сон. Воздушный бой «Яка» с «Мессершмиттом». Крестоходец видел себя во сне лётчиком истребителя «Як-9». Волей случая, бой пришлось вести после выполнения задания, при возвращении домой. Стрелка топливного датчика неуклонно приближалась к красной отметке, боезапас был почти полностью израсходован. Принять бой в такой ситуации, означало сжечь последние остатки топлива. Спасаться бегством?.. Но, тогда противник обнаружит спрятанный в лесу запасной аэродром. Оставался единственный выход – таран. Лобовая атака.
    Этот сон снился трижды. Два раза, когда до мчащегося навстречу «Мессершмитта» оставалась сотня-другая метров, паломник неизменно просыпался. Перед глазами вновь представал монитор телевизора, по которому, круглые сутки шли предвыборные дебаты. Дикторы через каждые полчаса комментировали рейтинги «Батькивщины» и «Партии регионов». Периодически, между ними выставлялась реклама блоков «За единую Украину», «Фронт перемен», а также Аграрной и Народно-демократической партий. Для полного комплекта, между главными политическими акулами, проскакивала рыбешка партии «Зелёных». Причём, как ни странно, именно рыбешке выделялся основной массив рекламного времени. В ночь на 27 марта, в день памяти Феодоровской Божьей Матери, крестоходцу вновь приснился воздушный бой.
    Как и в предыдушие две атаки, «Мессершмитт» вылетел из под свисающей до земли простыни слоистых облаков. «Як» выполнил задание, и теперь шёл на посадку к запасному аэродрому. Противник как-будто знал, и о последних литрах топлива, и об израсходованном боезапасе. Хотя, возможно, и для немецкого пилота эта встреча была неожиданной. Как бы то ни было, вывалившийся из под облаков противник не пошёл на манёвр, но ринулся в лобовую атаку.
    Главная суть лобовой атаки заключена в способности жертвовать собой. В таранном сражении побеждает не мастер высшего пилотажа, но тот, чьи нервы крепче. А если говорить о русской закваске – побеждал духовный наследник Пересвета. Потому что – всё, как всегда. Нет для русского ратника великой разницы, на каком поле он вступил в бой. На Прохоровом, Бородинском, или на Куликовом поле. Эпохи могут быть разными, но – одинакова суть. Ради России и Веры Православной, русский воин без раздумья проливал кровь на этих полях. И, как правило, побеждал в подобных сражениях не численным превосходством, и не одним только умением. Побеждал готовностью положить душу свою за други своя. В этом, пожалуй, и состоял главный секрет непобедимости Русского воина.
    Стальная машина «Мессера» камнем выпала из глубины облаков, и с устрашающей скоростью помчалась навстречу «Яку». Через несколько секунд, за стеклом кабины уже была видна голова пилота. Из-под кожаного шлема глядели расширенные, наполненные ненавистью глаза. Закушенные тонкие губы слились в узкую нить. Время будто остановилось, из-за чего немецкий самолёт приближался как-бы рапидными толчками. До столкновения осталось менее двухсот метров. Нет, немец вовсе не собирался сдаваться. Тот же буравящий, полный ненависти взгляд. Те же плотно сжатые губы. И скулы, от напряжения ставшие мраморными. И вдруг, в глазах противника произошло едва заметное колебание. Лётчик «Яка» поймал, как в оптический прицел этот дрогнувший взгляд, и… В следующую секунду «Мессер» резко взмыл вверх, подставляя своё беззащитное брюхо. Спасаясь, «Мессер» пошёл вверх, но гашетка спаренного 12,7-миллиметрового пулемёта, уже была до отказа притянута к себе. И, едва фонтанчики пулевых взрывов пропороли фюзеляж «Мессера», как пилот, отработанными много раз на тренажерах движениями, сразу же направил рули вниз, и вправо. Мгновением позже лётчик повторил обратный маневр, боковым зрением успевая увидеть уходящий вниз шлейф дыма от самолёта противника. «Як-9» вышел на курс к запасному аэродрому, но теперь, впереди него открывалось синее, исполненное ярким солнечным светом небо.
    От этого яркого, бьющего в глаза света, паломник проснулся. Ещё минуту он приходил в себя, осознавая, что воздушная битва являлась сном. Часы показывали как всегда – пять часов тридцать минут. На соседних креслах дремали ожидавшие поезда пассажиры. На мониторе телевизора диктор вновь сравнивал рейтинги партий и блоков, а на душе крестоходца пела Пасха. Казалось, что само пространство зала ожидания изменилось. Потому что оно тоже пело. Пели бьющие сквозь широкие окна лучи рассвета, и даже воздух в зале пульсировал как живой в этих лучах.
    - Что-то будет сегодня, - сказал про себя паломник, и поднявшись, взвалив на плечи ставший привычным рюкзак, направился к выходу.
    Отстояв раннюю службу в Пантелеимоновом монастыре, крестоходец сошёл по широкому маршу вниз, и уже у свечного ящика, на выходе, решил написать записки на завтрашнюю службу. Неожиданно, его внимание привлекла стопка ксерокопий. На серых, плохого качества копиях с Прошением на имя правящего архиерея, стояла резолюция: «Агафангел. Благословляю».
    Не веря своим глазам, паломник дважды прочитал текст Обращения. Подписи доброй дюжины руководителей патриотических организаций, а также казачества Одессы, вызывали доверие. А потому, в верхнем углу Прошения на крестной ход «По Трём славянским республикам», стояла торжественная подпись: «Агафангел. Благословляю».
    Паломник, в третий раз, теперь уже с расстановкой перечитал Обращение, и выбрав две наиболее чёткие ксерокопии, покинул монастырь в крайней задумчивости.
    Дозвониться до Юрия Ивановича Шишкова удалось только вечером. Как оказалось, что журналисты «Новороссийского курьера», по его просьбе написали Прошение и собрали подписи у известных им людей. Но, странным образом, известие о полученном благословении, Шишков узнал не от них, а от паломника, позвонившего ему вечером дня памяти Феодоровской иконы.
    Кстати, дежурная тёплого зала ожидания отказалась в очередной раз продавать крестоходцу суточный билет. Гость из России вызвал у неё подозрения. Поэтому, последнюю тринадцатую ночь, паломник вновь ночевал на втором холодном этаже. Но, самое странное, а может быть, как раз и нет, на следующий день крестоходца взяли в качестве трудника в Пантелеимонов монастырь. Через три дня в Одессу приехал автобус с крестоходцами из России.

    Каждый день – это шанс воскреснуть,
    Убежать из-под гнета тьмы!
    Просиять красотой Небесной
    В черносливе большой тюрьмы.

    Совесть ярым лучится оком,
    Среди серых могильных плит…
    Завтра новый костер с востока
    Бросит солнце в слепой гранит.

    На, дерзай, отступать нет смысла,
    Должен высь обрести посев!
    Прожигает ночные числа
    Обнаженного света нерв.

    Пока пыль веков не накроет,
    Испытай себя над волной!
    Каждый день – это поле боя,
    Поле боя с самим собой.[4]


    Глава 4:«Цхинвал»

    В 2004 году, когда паломник шёл по уделу Феодосия Кавказского, до событий, связанных со Всеславянским крестным ходом, было слишком далеко. Сегодня в понедельник, 30 августа, паломник, насмерть уставший после пройденных сорока километров, уже на закате прибыл к Никольскому храму города Прохладный. Было даже немного чудно. Вчера он ночевал в Северной Осетии, а сегодня будет ночлег в Кабардино-Балкарии. Завтра, если Бог благословит, в России. Право, чудно.
    Находящийся в церковном дворе сторож, внешне похожий на клоуна Юрия Никулина (в такой же, сдвинутой на ухо кепке), внимательно выслушал крестоходца, и сделав знак – ждать у ворот, отправился звонить настоятелю храма. Впрочем, ожидание было недолгим. Всего через пару минут охранник вышел на крыльцо сторожки, и приглашающе махнул рукой.
    Уже после того, как гость расположился во дворе, сторож указал ему на скамейку под навесом, и извиняясь, добавил: «Вот, здесь будешь ночевать. Ночи сейчас тёплые, думаю, не замёрзнешь. А, если что, принесу из кладовки пальто».
    Паломник поблагодарил охранника, и достав из рюкзака полотенце, направился к находящемуся неподалеку умывальнику. Едва крестоходец успел умыться, как сторож вышел на крыльцо и пригласил гостя на трапезу.
    Вскоре, когда паломник уже допивал компот, за церковными воротами раздались возгласы, и через минуту, в дверь сторожки вошел молодой человек со спутницей. Маленького роста и крепкого сложения, он с интересом посмотрел на гостя, и протянув руку, поздоровался. Паломник поднялся из-за стола, и ответив на приветствие, назвал свое имя. Мужчина тоже представился. Его, как и гостя, звали Александром. Здесь, в Никольской церкви, он служил псаломщиком.
    - Надо же, два Александра Невских собрались, - прокомментировал ситуацию сторож, и предложил посетителю чай. Мужчина помахал в знак отказа рукой, после чего задал несколько вопросов о целях и задачах путешествия. Чувствуя пристрастный интерес, паломник рассказал всё без утайки, посетовав под конец, о коварстве заказчика Песчанской иконы.
    Выслушав рассказ гостя, псаломщик помолчал некоторое время, после чего со вздохом произнес: «Надо молиться Александру Невскому и Моздокской Божьей Матери. Они покровители этого края». Тут вдруг вспомнилось, что святой князь Александр был осетином, по матушке – Марии Ясской. Трое мужчин разом замолчали, и в следующую минуту, псаломщик предложил гостю пройти в церковь.
    По входе в храм, в северном его приделе, Александр подвёл паломника к потемневшему образу Божьей Матери, и указав на него, с благоговением произнёс: «Это и есть подлинник Моздокской иконы».
    - В самом деле, - отозвался с сомнением крестоходец, - я слышал, что подлинник утрачен.
    - Нет, - Александр с досадой поморщился и замахал руками, - даже не сомневайся. Подлинник перед нами. А иначе, для чего южный придел освятили в честь Моздокской Божьей Матери?
    Едва паломник сделал земной поклон перед потемневшим от времени образом, как брат Александр, показывая на другие чтимые иконы, повёл гостя к южному приделу.
    Кратко рассказав об истории храма свт. Николая, а также, о других церквах, разрушенных в годы лихолетья, псаломщик посоветовал зайти завтра в находящуюся у вокзала церковь Покрова, которую недавно восстановили.
    В это время, в двери показался сторож с ключами в руках, и предупредил гида о необходимости ставить храм на сигнализацию.
    - Всё, мы уже выходим. Можешь закрывать двери, - успокоил его Александр, после чего знаком поманил паломника к выходу.
    Южный вечер стремительно переходил в ночь. Двое поздних гостей попрощались с крестоходцем, после чего покинули церковный двор. На скамье под навесом уже лежали два зимних пальто. Страннику осталось только прочитать Серафимово правило и отойти ко сну.
    Уже устраиваясь на отдых, паломник подумал, что совпадение – Никольский храм, причём, с приделом Моздокской иконы, не может быть случайным. Именно это совпадение и подвигло крестоходца к более глубокому изучению истории образа, а затем и истории Алании. По мере изучения, в его душе утверждалось благоговейное отношение к осетинскому народу. Ибо, не будь такого благоговения, поездка с Порт-Артурской иконой в Цхинвал, в 2008 году, могла-бы не совершиться. А тремя годами позже, летом 2011 года, могло бы не совершиться крестное паломничество, в составе трёх человек, из Абхазии в Минеральные Воды.
    Тогда, в конце сентября 2011-го, трое паломников, побывав на могилке прп. Феодосия Кавказского, поехали в Беслан, откуда совершили пешее шествие в верховье реки Фиагдон. Здесь, в Куртатинском ущелье, в четырёх километрах от Иверского мужского монастыря, находилось древняя часовня «Мады Майрам». По народному преданию, в этой часовне, до второй половины XVIII столетия находилась, присланная от царицы Тамары икона Иверской Божьей Матери. Предание гласит, что именно в Моздоке, повозка, на которой везли Покровительницу Кавказа, остановилась. Сдвинуть её не смогли даже самые сильные волы. Лишь после того, как перед образом был отслужен молебен, икона позволила снять себя с повозки. Переселенцы сделали из этого вывод: «Матерь Божья желает остаться в Моздоке». Именно по этой причине, образу было присвоено название Моздокской Божией Матери. По преданию осетинского народа, – сей образ охраняет своей благодатью весь Северный Кавказ.
    Причина паломничества к часовне «Мады Майрам», в 2011 году, состояла ещё вот в чём. За несколько лет до окончания чеченской войны, настоятелю Рыльской обители старцу Ипполиту (+17-12-2002 г.) было ниспослано от Бога откровение – в Фиагдоне необходимо построить монастырь. Старец благословил своих чад, монахов из Осетии, на строительство этого монастыря. При этом, всякий раз, во время посещений монахов к старцу, строго напутствовал их: «Постарайтесь успеть. Иначе будет великая беда». Беда случилась вскоре после кончины отца Ипполита. Первого сентября 2004 года, чеченские террористы захватили школу № 1 в Беслане. Но, и монастырь в честь Иверской Божией Матери в Фиагдоне, и бесланская обитель Георгия Победоносца, к тому времени уже действовали. Благословение старца было исполнено в точности, а потому, Божия Матерь смогла умолить Господа о перемене гнева на милость. Третьего сентября 2004 года, после самопроизвольного взрыва бомбы в спортзале школы, чеченские террористы в Беслане были ликвидированы.

    В августе 2008 года бедствие могло разрастись до более страшных, если не сказать, глобальных масштабов. Теперь, против безоружных жителей выступили не десяток-другой боевиков, но государственные армейские подразделения. Грузия пошла войной на бывшую свою провинцию – Южную Осетию. Операция  грузинских вооруженных сил имела название «Чистое поле». Планировалось ни много ни мало – зачистить территорию Осетии от всех коренных жителей. Как на такое могло решиться Православное государство, человеку с нормальной логикой понять нельзя. Тем не менее, это случилось. Причём, на глазах у всего мирового сообщества. По иронии судьбы (хотя, силы зла всё спланировали заранее), вновь избранный президент России находился в отпуске, где-то на Волге, а премьер-министр и вовсе отъехал в Китай на Олимпийские игры. Россия, а вместе с ней и Кавказский регион, оказались как-бы брошенными.

    Но, как говорит народная пословица: «У Бога милости много». Именно тогда в 2008 году, указом Патриарха Алексия II, были прославлены для всецерковного почитания две военные иконы, «Августова Победа» и «Торжество Пресвятой Богородицы». С походным образом «Торжество Пресвятой Богородицы», именуемой Порт-Артурская, в этом же году был совершён масштабный крестный ход – «Малая земля – Мамаев курган – Екатеринбург». Волею Божьей икона побывала тогда и в Свято-Михайловской Закубанской пустыни.
    Наместник монастыря, игумен Герасим, высказал в день отъезда иконы, пожелание о совершении крестного хода к Царской часовне у станицы Новосвободная. В 1861 году, в этом месте произошло эпохальное событие. Народы Кавказа присягнули на верность Императору Александру Второму. Для увековечения этого события и была построена часовня, поименованная Царской. Увы, безбожная эпоха прошлась катком и по этому памятнику. К началу XXI столетия, от часовни сохранилась только западная стена. К этим святым останкам и задумал пройти крестным ходом игумен Свято-Михайловской обители.
    В середине сентября 2008 года, желание игумена исполнилось. Трое крестоходцев привезли в Закубанскую Свято-Михайловскую пустынь образ «Торжество Пресвятой Богородицы». Первый шаг для прибытия Порт-Артурской иконы в Цхинвал был сделан. Паломники тогда спрашивали себя: «Есть ли смысл в этой поездке?» Поскольку боевые действия на Кавказе закончились. Но, лишь по прибытии в Цхинвал, стало известно о происках мировой закулисы, подталкивавшей Грузию на новые боевые действия.
    Из Закубанской Михайловской пустыни крестный ход вышел 18 сентября, сразу после литургии. Идти пришлось по горным, непроходимым для транспорта тропам. Возглавил шествие сам игумен Герасим, который здесь не столько руководил, сколько нёс носилки с иконой. К слову сказать, вместе с киотом образ весил двадцать восемь килограмм. Да, и вес носилок был не маленьким. Но, игумен, подстраховывая шествие со стороны обрыва, то и дело подменял на носилках уставших братьев.
    К Царской часовне крестный ход прибыл на закате солнца. Служить молебны Божьей Матери и Архангелу Михаилу пришлось при свете фонарей. После десятилетий забвения, месту сему была оказана честь. Господь не замедлил откликнуться. Уже поздно вечером, когда крестоходцы устроились на ночлег, один из послушников увидел радугу на ночном небе. С громкими восклицаниями он стал будить паломников, и уже через несколько минут, когда закончились обычные в таких случаях возгласы, крестоходцы, не сговариваясь, трижды пропели Величания Царице Небесной и Архистратигу Михаилу. После столь явного знамения, многим было не до сна. Послушники разожгли костёр, и до глубокой ночи от него слышались возбужденные разговоры.
    Через несколько дней, пешее шествие закончилось в станице Псебай Ставропольского края. Сопровождавшие икону послушники отбыли в Закубанскую пустынь. Основная группа из оставшихся трёх паломников, приняла решение закончить крестный ход в находящемся в четырёх днях пути Архызе. Место это, ко времени описываемых событий, обрело всероссийскую известность.
    В конце девяностых годов, один из местных жителей случайно обрёл здесь наскальный образ Спасителя. Прибывшие по приглашению правительства республики специалисты не смогли объяснить характер фрески. Мнение одних склонялось к естественному её происхождению, другие считали фреску произведением художника Десятого века. Но, для людей верующих, Образ на скале являлся аналогом Эдесского Спаса, либо Туринской Плащаницы. 
    Более подробную историю этой фрески, крестоходцы узнали от трудников монастыря св. князя Александра Невского, находящегося на месте Карачаево-Черкесского музея под открытым небом. Из этого рассказа паломники узнали, что образ Спасителя находится на месте духовного центра Древней Алании. Город Магас (на территории которого находится музей) являлся в древности столицей Аланского царства. Согласно своему названию, Магас действительно был самым могущественным городом на Северном Кавказе. Его географическое положение способствовало процветанию всего края. Город сей являлся кавказскими вратами на Великом шёлковом пути. В XI-XII веках, после принятия осетинами христианства, вокруг Магаса образовалась монашеская республика со множеством монастырей, скитов и киновий. Горные склоны близ реки Зеленчук являли настоящую аланскую Фиваиду, а в самом городе было построено более двухсот храмов. Иностранцы называли Магас городом алтарей. Увы, процветание это закончилось в первой половине XIII века, в результате нашествия татарской орды. Столица Алании была разгромлена, монашеские обители опустели, а на святом месте, на многие века воцарилась мерзость запустения. Именно здесь, в Магасе, и было принято окончательное решение о поездке в Цхинвал.

    28 сентября, после молебна Феодосию Кавказскому в Покровском соборе Минеральных Вод, Порт-Артурская икона отбыла в столицу Южной Осетии. Через четыре часа паломники – Вячеслав, Александр, и водитель Георгий, прибыли на таможенный пункт Южной Осетии. Несмотря на сравнительно небольшую очередь, машину держали на посту более двух часов. Увы, доводы об особой духовной миссии не оказали никакого воздействия на таможенников. Уже у самого шлагбаума, пограничники, заметив стоящую на багажнике «Жигулей» Икону, развернули легковой автомобиль и поставили его в ряд крупнотоннажного транспорта. Пришлось снова ехать в конец очереди, и тратить другой час времени. Наконец, все формальности остались позади, и путь на Цхинвал был открыт.
    После Рокского тоннеля, спасённого благодаря решительным действиям генерала Трошева, последовали крутые, подобные петлям слаломиста серпантины. «Жигули» с Иконой осторожно, на малой скорости преодолели препятствие, пока не вошли в долину со стремительными водами Большой Лиахви. В долине, с нависающими над дорогой утёсами, прямо на скалах, а также на бетонных ограждениях, пестрели в разных вариантах одни и те же фразы: «Спасибо, Россия!.. Слава России!.. Россия и Осетия – вместе!» Радость от этого простодушного ликования стала омрачаться при въезде в пригород Цхинвала.
    По обеим сторонам дороги пригорода стояли разбитые одноэтажные жилые дома, магазины, бензоколонки. Паломники несколько раз останавливались, чтобы с помощью фотокамер засвидетельствовать ужасные разрушения. Особо били по глазам останки автозаправок, кафе, магазинов, и парикмахерских. Пройдёт шесть лет, и нечто подобное крестоходец увидит в прифронтовых районах Донбасса. Ничего не изменилось в этом мире. Везде, где происходят военные действия, несмотря ни на какие международные конвенции, остаются именно они – руины мирных городов и селений. Уже на следующий день паломникам объяснят, что пригород являлся целиком грузинским. Именно там российскую танковую колонну и встретила грузинская артиллерия. После гибели двух головных танков, был дан приказ о полном уничтожении всех зданий пригорода. Уже на обратном пути, водитель «Жигулей» измерит по спидометру километраж последствий войны. Итоговая цифра вызывала шок – ровно одиннадцать километров.
    Лишь на заходе солнца паломники добрались до центра Цхинвала. На площади у храма Рождества Богородицы, нечаянный знакомец в красках рассказал об ужасах пятидневной войны. На вопрос же, о возможности ночлега, подробно объяснил местонахождение городской гостиницы. По иронии судьбы, единственная в городе гостиница ответила отказом.
    Услышав отказ администратора, водитель Георгий с демонстративным видом вышел из вестибюля, и сел в машину. Брат Вячеслав попытался ещё раз поговорить с гостинником, но, вновь услышав отказ, направился к находящемуся неподалёку отделению милиции. Минут через десять Вячеслав вернулся в гостиницу, и с победным видом объявил с порога: «Вопрос решённый. Скоро сюда приедет алтарник Рождественского собора». 
    Дежурившие в отделении милиционеры, по просьбе гостя из России связались с местным священником, и, уже он послал алтарника для встречи гостей.
    По-прошествии получаса, в вестибюль гостиницы вошёл молодой худощавый человек среднего роста. Увидев паломников, он сдержанно улыбнулся, и уверенно направился в их сторону.
    - Здравствуйте. Меня зовут Алан, - приветливо произнёс мужчина, и пожав гостям руки, попросил следовать за ним.
    После долгого блуждания по узким окраинным улочкам, крестоходцы оказались наконец в двухэтажном особняке тестя Алана. Во дворе дома, икону Божьей Матери уже ожидали его родственники и соседи. После радостных возгласов, многие женщины стали взахлёб рыдать, обращаясь к Царице Небесной, как к живой. За ужином, паломники узнали от Алана, что осетины, несмотря на присутствие российских войск, ожидали повторного наступления грузин. Тогда же, за вечерней трапезой, он рассказал о случившемся в первый день войны чуде.
    Будучи призванным в ополчение, Алан, со взводом минометчиков прибыл на южный рубеж Цхинвала. На этом месте, за год до событий, был установлен большой железный крест. Характерно, как это будет потом на Донбассе, по причине бегства начальства в Россию, ополченцы оказались брошенными на произвол судьбы. Как и ожидалось, со стороны Грузии на Цхинвал вышла танковая колонна. Миномётчики тогда едва успели занять оборону. Боевые позиции находились рядом с Крестом. Алан понимал, что это их последний бой, ибо, что мог сделать взвод ополченцев, с ручными гранатами и минометами советского производства? Но, неожиданно колонна остановилась. Двигатели танков разом заглохли, после чего воцарилась неотмирная тишина. Казалось, тишина эта будет продолжаться вечно. С одной стороны Креста находился расчёт миномётчиков, с другой – бронеколонна карателей. Осетинские ополченцы прощались с жизнью, ибо спор с закованным в броню противником, был явно не в их пользу. Но, случилось непредвиденное. Через несколько минут двигатели машин заработали, и бронеколонна, после двух-трёх выстрелов в сторону города, ушла восвояси. Когда Алан рассказал об этом случае священнику, тот ответил, что колонну остановил Крест.
    На следующий день грузинские части всё же вошла в город, но, вновь, необъяснимая сила заставила боевиков покинуть Цхинвал. Пленные грузины свидетельствовали, что всякий раз, когда они пересекали черту города, навстречу им выходила Женщина в сверкающих одеяниях. И всякий раз, военных охватывал такой ужас, что они тут же поворачивали назад. Жители Цхинвала видели эту Женщину около десяти раз.
    Сподобился чудесного видения и глава Юго-Осетинской Аланской епархии, епископ Георгий. Поначалу он с недоверием отнёсся к рассказам прихожан. Но, люди много раз видели, как Божья Матерь сходила с купола храма, после чего отправлялась в город. На третий день Владыка сам сподобился лицезрения Пречистой. После окончания службы и молебна, епископ Георгий вышел во двор храма, и вдруг услышал всеобщий вскрик удивления. Оглянувшись, Владыка увидел Царицу Небесную, выходящую в сверкающих одеждах из северных дверей собора.
    Как, если не заступничеством Богородицы, можно объяснить факт, отчего город, подвергавшийся в течение трёх дней безпрерывным бомбежкам, остался цел. По расчётам баллистов, пострадать должны были едва ли не все здания. Но, странным образом, мины падали, либо на проезжую часть улиц, либо в приусадебные участки домов. После окончания боевых действий, металла на улицах было столько, что его приходилось убирать с помощью тракторов и грейдеров. Обстреливали же Цхинвал не из одноствольных минометов, как это предписывают международные конвеции, но из РСЗО «Град», «ЛАР-100» и «Ураган». За три дня весь город должен был превратиться в подобие Сталинграда. Тем не менее, этого не случилось. Пострадали только пятнадцать процентов городских зданий.
    Отец Иаков, клирик Рождественского храма, поделился с крестоходцами историей о спасении четвёртого батальона. Глубокой ночью, осетинское подразделение предприняло попытку по ликвидации восточной батареи противника. Передвигаясь по-пластунски по склону горы, ополченцы всё же обнаружили себя. Немедленно по ним начался обстрел из минометов. Система «Град» работала около двух часов. Как молились в это время солдаты четвёртого батальона, знают только они. По воспоминаниям бойцов, земля под ними просто кипела и колыхалась от взрывов. Лишь только на рассвете, когда у грузин кончился боезапас, был дан приказ – отходить. При перекличке личного состава оказалось, что в живых остались все. Был легко ранен только один человек. Любой военный скажет, что для ликвидации батальона бойцов, достаточно и одного выстрела «Града». После же двухчасовой обработки местности, от тел бойцов не должно было остаться ничего.
    Как сказано в Евангелии: «Имеющий уши, да слышит… Читающий, да разумеет». Случавшиеся во множестве, за пять дней войны чудеса, показали воочию – на чьей стороне правда, на чьей стороне Бог.
    Утром следующего дня, икона «Торжество Пресвятой Богородицы» прибыла к Рождественскому собору города Цхинвал. Отец Иаков завершил к тому времени крещение нескольких человек, и выйдя во двор, благословил паломников со словами: «Слава Богу, после войны, чуть не каждый день приходят люди, желающие принять крещение». После чего рассказал историю об одном незадачливом адвентисте. Спасаясь от бомбёжек, этот человек спрятался в подвале священника. Из всех присутствующих, он был единственным мужчиной. Отец Иаков благословил гостя алтарничать. И очень скоро, это крещеный в Православной Церкви, но попавший в сети сектантов человек, обучился всем положенным по чину премудростям. Всего через два дня он уже осмысленно отвечал на возгласы, читал Псалтирь по церковно-славянски, и вообще, показал большие способности к усвоению Православных обрядов.
    Едва отец Иаков рассказал эту поучительную историю, как во двор храма вошел Алан и доложил священнику о прибытии сотрудников службы безопасности. Попросив у паломников прощения, батюшка поспешил на соборную площадь, где его ожидала машина полиции. Поздоровавшись с сотрудниками как со старыми друзьями, отец Иаков в нескольких словах обрисовал суть проблемы. Начальник спецслужбы пообещал взять дело на контроль, после чего отбыл восвояси.
    Действительно, уже через десять минут приехали две полицейские машины, и автомобиль с местными журналистами. Чуть позже, у церковной ограды стали собираться группы молодых людей. Как оказалось, это были старшеклассники из находящейся неподалёку школы. По распоряжению департамента образования, их только что сняли с занятий, для участия в крестном ходе.
    Несколько старшеклассников Алан сразу отправил в собор, чтобы одеть облачения. Тем временем, двое журналистов, молодые мужчина и женщина, подошли к одному из крестоходцев и стали брать у него интервью. По окончании записи, находившийся рядом Алан спросил что-то у журналистки на осетинском языке. В ответ она лишь помотала головой, и направилась к другому гостю из России. На лице Алана отобразилась досада, и он выхватил из кармана мобильник.
    - Как это, не пригласили телевидение? Разве каждый день у нас бывают крестные ходы? - возмущенно произнёс он, после чего набрал номер.
    Когда на другой стороне трубки послышался ответ, Алан громко крикнул: «Инга, пришли телевидение на крестный ход. Мы находимся на площади у храма. Почему никого не прислали?!»
    - Хорошо, сейчас вышлю машину, - раздался мелодичный голос на другой стороне трубки.
    - И сама приезжай тоже, - вновь прокричал Алан, - как некогда?..
    Мелодичный голос что-то долго убеждённо говорил, после чего Алан смягчился: «Ладно, операторов пришли… Через двадцать минут выходим...»
    - И ещё, - выкрикнул напоследок алтарник, - обязательно скажи президенту, пусть приедет и приложится к иконе, - но, с той стороны уже послышались короткие гудки.
    Паломники не раз потом со смехом вспоминали историю, когда алтарник приказывал министру связи прислать операторов, а также вызывал президента республики для поклонения иконе.
    Телевидение действительно вскоре приехало. Отсняв необходимые материалы и взяв у крестоходцев интервью, корреспондены отошли в сторону, ожидая начала шествия.
    В это время Алан выстроил школьников по ранжиру, а затем, по его приказу, четверо крепких, одетых в облачения юношей, поставили на плечи носилки с иконой. Трое других старшеклассников, с крестом и хоругвями вышли вперёд. Отец Иаков с прибывшим к тому времени протопресвитером Алексием встали перед Порт-Артурской иконой. У отца Иакова в руках были кропило и крест. Отец Алексий совершал каждение. Послышалась команда: «Становись!», и крестный ход, с молитвой «Царю Небесный», двинулся к центру города.
    Первая остановка была сделана у здания Дома правительства. Священники прочитали краткий молебен, и отец Иаков окропил руины святой водой. Сразу за Домом правительства находилась городская площадь, с разбомбленным фонтаном в центре, и с таким же разбомбленным, находящимся на заднем плане кинотеатром. Именно на этой площади, после окончания боевых действий, дирижер Валерий Гергиев давал благотворительный концерт.
    После краткого отдыха на площади, Алан повелел крестоходцам рассаживаться по ожидавшим их автобусам. Чёрная сверкающая иномарка и вставшее за ней тёмно-вишнёвое «Жигули» паломников, возглавили колонну. Алан загнал в автобусы нескольких особо неугомонных ребят, и едва икону закрепили на багажнике «Жигулей», был дан сигнал двигаться.
    Первый молебен за городом совершили у того самого креста, где была остановлена грузинская танковая колонна.
    - Вот, отсюда они сделали выстрелы по городу, - сказал подошедший к паломникам Алан, и скорбно поглядев на находящийся в долине Цхинвал, добавил, - а затем развернулись, и ушли.
    - Невероятно, - паломники лишь смиренно улыбнулись.
    - Но, факт, - с серьёзным видом ответствовал Алан, и минуту помолчав, направился к священникам, готовящимся к служению молебна.
    Следующая остановка была сделана на высотах. Именно здесь находилась главная позиция боевиков. Во время наступления российских войск позиция была полностью уничтожена. Характерной деталью являлся факт – все солдаты противника не имели нательных крестов. Одна эта деталь показывала – пришедшие сюда наёмники отреклись не только от всего человеческого, но и от Христа.
    Вечером Алан показал паломникам запись на видеомагнитофоне: Вот, они, смеющиеся бравые ребята – ударом БМП ломают стелу на въезде в город. Затем, давят её колесами. А через четыре дня их уже не будет в живых. И снова кадры: те же бойцы лежат рядами под брезентом. Некоторые ещё живы, брошены на землю лицом вниз, со связанными сзади руками. Ради чего они пришли сюда?.. Неужели думали, что операция, начатая в день шестидесятилетия кончины Феодосия Кавказского (8-08-2008 г.) может завершиться успехом?.. Не может такого быть. Ибо, также, как помог святой заложникам Беслана, так помог он и сейчас. Кстати, во время Великой Отечественной войны, Беслан стал для Кавказа «Малым Сталинградом». Битва была такой же страшной, как под Москвой, как под Новороссийском. Враг стоял на самых подступах Беслана, но в город так и не вошёл. Это были в прямом смысле кавказские Фермопилы. И потому, хочется задать вопрос: «Неужели можно было в 2004-м поставить Россию на колени, совершив захват школы на месте Фермопил?» Враги глубоко ошиблись. Их замысел был с самого начала обречён на поражение.
    При осмыслении событий в Южной Осетии, на ум приходили те же, связанные с Бесланом аналогии. Цхинвал, город, находящийся в узкой, словно ущелье долине. Через это узкое место, враг, руками боевиков хотел нанести удар в подбрюшье России. На Кавказе планировалась новая масштабная война – безсмысленная, до полного изнурения обоих сторон противника. Война всех против всех. Узкое место. Ущелье. Фермопилы. Снова – они. Как тогда в сорок первом, на Можайском направлении: «Широка Россия, а отступать некуда. Позади – Москва». А в сорок втором, новый девиз: «За Волгой земли нет!» Вот так же и сейчас, в 2008-м – за Цхинвалом земли нет. Потому что – позади Россия.
    Следующая остановка в крестном объезде состоялась у школы № 12. К счастью, сама школа не пострадала. Её защитили расположенные рядом пятиэтажки. Теперь верхние этажи домов зияли обгоревшими провалами окон. Пятиэтажки стояли на открытом, удобном для обстрелов месте. Было видно, что били по домам прицельно, хотя сидящие в подвалах жители не представляли для боевиков никакой угрозы. Через шесть лет, когда автору довелось побывать на Донбассе, он узнал, что боевики АТО сначала забрасывали подвалы гранатами, и лишь потом узнавали, кто в них находится. Нет никаких сомнений, если бы грузинские части вошли в город, они бы сделали то же самое.
    После молебна в 12-й школе крестный ход отъехал к школе № 5. Расположенная на открытом месте пятая школа пострадала куда более серьёзно. Но, несмотря на внешний ущерб, из учебных классов раздавались звонкие детские голоса, а над главным её входом висел яркий плакат: «В школе № 5 все учатся на – пять!». Яркое солнце заливало окрашенное в белый цвет школьные стены. Улыбающиеся ученики во все глаза смотрели из окон на диковинное зрелище. И невольно думалось: здесь действительно все учатся на – пять.
    После окончания молебна, отцы Иаков и Алексий стали готовиться к панихиде. Рядом со школой находились могилы ополченцев, погибших во время войны 1991 года. Сейчас к ним добавились свежие могилы. Как бы само-собой, несмотря на окрики учителей, вокруг крестоходцев скопилась группа любопытных учеников. Паломники из России едва успевали дарить им иконки «Торжество Пресвятой Богородицы», попутно объясняя значение образа.
    Порт-Артурская икона Божьей Матери – Дальнероссийская икона. А поскольку, Кавказ, это – Дальняя, хотя и на южных рубежах Россия, то значит, образ явился в свой удел.
    Выслушав разъяснения, дети с благодарностью принимали иконки, но на смену им прибегали новые, с радостно горящими глазами ученики.
    Уже на закате дня автобусы возвратились на городскую площадь, откуда участники крестного хода в полном составе вошли под сень Рождественского собора. Во дворе храма крестоходцев ожидала большая группа людей. Приветствуя икону радостными возгласами, православный люд присоединился к шествию. Через несколько минут, в храме, в прямом смысле, яблоку негде было упасть. Священники установили Порт-Артурскую икону в центре собора, после чего сразу начали служить благодарственный молебен.
    Раздался возглас: «Благословен Бог наш…», и только тут пришло понимание – ныне совершилась великая победа. Причём не только на земле, но и на небе. Как если бы Сама Царица Небесная сейчас находилась в соборе. Один из паломников огляделся по сторонам, и увидел перед собой до боли знакомые иконы: святой блаженной Матроны, святого Александра Невского, прп. Феодосия Кавказского, свт. Николая Мирликийского. Как если бы паломники никуда не уезжали, а находились у себя дома.   
    Вдруг пришло на ум ещё одно понимание: войны на Кавказе – большой, всех против всех, здесь никогда не будет. Географически, Матерь Божия пришла в самый центр Иверского удела. А потому, здесь, в центре, Она поразила сам корень вражды. Она лишила врага победительной силы.
    На следующий день, утром, Алан сообщил о звонке от епископа Георгия. Владыка лечился в санатории, а потому принёс извинение за своё отсутствие. Епископ сердечно поблагодарил паломников из России, пригласив их приезжать в Цхинвал в любое время года и суток. Он всегда будет рад российским гостям.
    После утренних сборов, Алан сел на свою машину, и проводил паломников до выезда из северного пригорода. Снова потянулись многокилометровые руины грузинских кварталов. Страшное и грозное напоминание о войне. У северного блок-поста паломники остановились. Прощались как братья. Неполные два дня, как прожитая жизнь. А вскоре, вновь началась извилистая, вдоль горной реки дорога, с надписями на скалах и бетонных ограждениях: «Слава России!.. Спасибо, Россия!.. Осетия и Россия – вместе!»

    На земле и на Небе,
    Наяву и во сне
    Будем петь о Победе,
    О Пасхальной весне!

    Тьма проносится мимо,
    Как ни скалится дым,
    Вертикаль негасима,
    Горизонт неделим!

    Под рубахой крестильной
    Дышит вечный Рассвет.
    Ты обязан быть сильным,
    Просто выбора нет!

    Просто жизнь – это бритва,
    Кровью так запеклось –
    Прорезается в битвах
    Наша Белая кость!

    Вековечный фундамент –
    Огневой монолит.
    Бесогонный орнамент –
    Наш молитвенный щит.

    Свят Господь Вседержитель,
    Зарубите рубец –
    Бог не только Спаситель,
    Но ещё и Боец!

    Это – Истина свыше,
    На калёном мосту
    Только Сим Победиши!
    Слава Спасу Христу!![5]


    Глава 5: «Послушание или любовь»

    По выходе из Прохладного, как если-бы что-то не заладилось. С утра стояла пасмурная погода, местами прошёл небольшой дождь. Ко всему, при выходе на трассу, на путника набросилась свора собак. Пришлось с молитвой пережидать нападение. В течение первого часа шествия, дважды приходилось отскакивать на край обочины, чтобы не быть сбитым летящим навстречу транспортом. Самое же большое искушение произошло, когда паломника едва не сбила шедшая на обгон иномарка. Мчащийся на скорости автомобиль едва не коснулся зеркалом руки крестоходца. Получалось, как в песне Высоцкого: «С меня при цифре 37 слетает разом хмель, вот и сейчас, как холодом подуло». Проводив взглядом исчезающий вдали автомобиль, паломник отошёл на обочину, и вынув из сумки молитвослов, прочитал Псалмы 26, 50 и 90. Каждый по три раза. Искушения после молитвы прекратились.
    Шагать по прохладной погоде было легко, но уже через пару часов вновь наступила полуденная жара. Вместе с палящим солнцем вернулись и все утренние негоразды. Главной же бедой сейчас были не летящие навстречу фургоны, и не мчащиеся на обгон машины, но, новое дорожное покрытие. Гравийный асфальт, являвшийся последним словом дорожной технологии, был очень неудобен для хождения. Благодаря такому асфальту уменьшался риск в дождливую погоду. Крупногравийная подушка давала дополнительные преимущества скоростному транспорту. Но… не пешеходу. Уже через час, ступни крестоходца стали болезненно реагировать на это новшество. Теперь, каждый шаг давался с трудом. Промучившись ещё с полчаса, путник сошёл на обочину, почитая за лучшее шагать по бурьяну, чем сбивать до крови измученные ноги.
    Подобная ситуация повторится и в следующем, 2005 году. Участки крупногравийного асфальта, идеального для транспорта, но не для человека, будут не раз встречаться на трассе от Невинномысска до Армавира. Дополнительной трудностью тогда являлось отсутствие нормального отдыха. После станицы Солуно-Дмитриевской, крестоходца никто больше не брал на ночлег. Здесь вновь вспоминалось напутствие игумена Агафона: «Если не втопчешь в грязь свою самость, твоё шествие закончится через два дня». Поэтому, крестоходцу ничего не оставалось, как в прямом смысле эту самость втаптывать. Тогда, в августе 2005-го, странник на полном серьёзе считал себя победителем.
    - «С Богом моим прейду стену», - гордо думал о себе крестоходец. А также: «Аще не Господь созиждет дом, всуе трудишася зиждущие». Но, Тот, кто назвал Себя Светом миру, увидев в сердце паломника змею тщеславия, предоставил ему возможность самому эту змею обнаружить.
    На закате очередного дня крестоходец свернул к расположенной неподалеку от трассы станице. Один из станичников даже подвёз паломника к церкви. При этом, пожелав на прощанье Божьей помощи, пожертвовал  ему сто рублей. Попрощавшись с добрым станичником, крестоходец уверенно направился к церковным воротам.
    Подойдя к калитке, паломник постучал в неё, и стал ожидать выхода охранника. Прошло несколько томительных минут, но на зов странника никто не отозвался. Пришлось стучать снова, но и в этот раз никто не внял зову паломника. Только после третьей попытки к воротам подошёл сухопарый молодой человек и поинтересовался причиной позднего визита.
    Крестоходец в нескольких словах рассказал о себе, но, на намоленном лице сторожа не дёрнулась ни одна чёрточка. Выслушав паломника, и не подымая потупленных глаз, он ответил смиренным отказом. Крестоходец даже задохнулся от негодования, и не веря себе, помотал головой: «Как?!.. Отказать странствующему!»
    - Но, подождите, - сдавленно произнёс паломник, - я уже который день ночую, то на вокзале, то на улице.
    - Нет! - сторож сделал полупоклон, после чего воздел очи гор;, - батюшка не благословил.
    - Но, может быть, позвонить батюшке? - уцепился за последнюю соломинку крестоходец, - ведь не каждый день сюда приходят странники.
    - У нас нет телефона, - послушник ещё ниже склонил потупленную голову, и постояв минуту в молчании, повторил прежнее, - батюшка не благословил.
    После этих слов, сторож развернулся, и не оглядываясь, направился в свою келью.
    Крестоходец, сбросил рюкзак на землю, и усевшись прямо на него, будто оглушенный взрывом, несколько минут недвижно глядел на погружающуюся в сумерки станицу. В точности, как в одном зарубежном фильме – «Вердикт подписан, и обжалованию не подлежит». Странник только сейчас понял, что чувствует приговоренный к смерти узник – «Вердикт подписан». Сейчас, даже если бы он всю ночь просидел под забором, его все-равно никто бы не взял на ночлег.
    Со стороны станции, в станицу прошли несколько человек. Минутой позже, по улице с грохотом пролетел мотоцикл. И снова всё стихло. Где-то в отдалении лаяли собаки, звучал транзисторный приёмник, в садах раздавались громкие вскрики. Станица жила своей, чужой для паломника жизнью. Придя немного в себя, паломник встал на ноги, и взвалив на плечи рюкзак, поплёлся на железнодорожную станцию.
    Добравшись до платформы, странник плюхнулся на лавку, и пустым взором устремился на последние всполохи уходящего за горизонт солнца. Всего через четверть часа небо запестрело звёздами, и дневной зной сменился вечерней прохладой. Далеко в предгорьях засветились огни селений, но, и им был глубоко безразличен одинокий путник. Был он безразличен и проходящим мимо поездам. Вдруг вспомнились стихи Межелайтиса: «И становится холодно человеку. И глаза его застилает мгла. И несет его по земле словно ветку, дикой бурей отломленную от ствола».
    Крестоходец воздел очи горе, и только тут почувствовал исходящий от звёзд космический холод. Накинув на себя куртку, паломник стал размышлять над создавшейся ситуацией. Тяжелые как булыжники мысли с трудом ворочались в голове. Итог этих размышлений был неутешительным – надо снова ехать на вокзал. Странник встал со скамейки, и увидел вдалеке огни идущего со стороны Невинномысска поезда. Это была последняя рейсовая электричка. Всего через двадцать минут паломник прибудет на уже привычный для него вокзал.
    Многодневная усталость сделала своё дело, а потому, крестоходцу больше не мешали, ни объявления дикторов, ни дежурная милиция. В эту ночь, они только однажды подходили к страннику, но, после изучения данных паспорта, потеряла к нему всякий интерес.
    Поднявшись с восходом солнца, крестоходец решил прочитать акафист прп. Феодосию Кавказскому. Первая электричка ожидалась через час, и надо было с пользой провести время. Но, лучше бы паломник этого не делал. После прочтения Первого икоса, рой помыслов обрушился на крестоходца, и с остервенением стал бомбардировать дерзкого пришельца. Ропот. Черный ропот на всех и вся. На Феодосия Кавказского. На Божью Матерь. И даже на Бога. А уж тем более, на церковного сторожа, и на настоятеля храма, отказавших ему в ночлеге.
    - Надо же, какой святоша нашёлся! - гнусили помыслы, - батюшка, видите ли, не благословил. Где Божье милосердие?!.. И, что это за батюшка?!.. Какой поп, такой и приход!.. Надо было прах от этой станицы отряхнуть!..
    Паломник судорожно выхватил из кармана чётки, и прекратив читать акафист, стал отогонять помыслы Иисусовой молитвой. Увы, тщетно. На одну краткую молитву, помыслы извергали десяток богохульств, и уже через пару минут странник перестал понимать, или это он молится, или же сам произносит богохульства. Пришло страшное понимание – опыт победы, приобретённый недавно, в Невинномысске, принадлежал как если-бы не ему. И пройденные в натиске и штурме километры, как если-бы преодолел кто-то другой.
    - Прости Господи, - с горечью произнёс паломник, - воистину, я никто, и звать меня никак.
    С этими словами странник покинул зал ожидания, и стал на платформе дожидаться прибытия электрички.
    Утренняя прохлада охладила на время жжение невидимых шершней, но едва крестоходец прибыл на маршрут, как они набросились на него с прежней яростью. Отравленные иглы помыслов непрестанно вонзались в сознание, и уже к середине дня странник возненавидел не только мчащиеся по автобану автомобили, но, и весь мир, и всё человечество. Иногда, как бы всплывая из болотной топи, крестоходец краем ума понимал, что христианин не должен допускать до себя таких мыслей. Но злая невидимая сила вновь затягивала его в эту топь. 
    - Да, будь оно всё проклято! - вдруг, со зловещим восторгом воскликнул путник, и вскинув над собой крест, грозно потряс им. 
    - Вся эта дорога, и место – достойны проклятия!
    Упиваясь яростной ненавистью, крестоходец чаял теперь только одного – отмщения.
    - Да-да, это надо сделать сегодня же! - со злым восторгом говорил он себе, - по приходе на станцию, я прокляну, и место сие и край сей, на все четыре стороны! Долг платежом красен! Пусть всё горит огнем! За таких сторожей, и за таких священников!..
    В этот момент, на обочине остановился большегрузный «КАМаз», из окна которого высунулось круглолицее улыбающееся лицо. Поравнявшись с машиной, паломник с ненавистью взглянул на сидящего в ней водителя, но в следующий миг, перед лицом путника показались две сотенные бумажки.
    - Друг, помолись обо мне, грешном! - послышалось откуда-то сверху.
Странник остановился как вкопанный, и не веря себе, медленно перевёл взгляд от руки с двумя сотенными, на лицо жертвователя.
    Круглолицый водитель смущённо улыбался, и как бы отвечая на вопрос крестоходца, вновь смиренно произнёс: «Помолись о грешном Георгии».
    Что означает – стало стыдно до корней волос, паломник понял только сейчас. Прошла безконечно долгая минута. Наконец, странник кивнул, и сглотнув комок в горле, ответил заикаясь: «Х-хорошо. Я-а, запишу вас в помянник».
    - Вот, и лады, - водитель отдал деньги путнику, после чего широко улыбнулся, и крикнув: «Зайдёшь в церковь, свечку поставь!» - дал по газам.
    Ещё две или три минуты, крестоходец, как зачарованный провожал взглядом уходящий по трассе грузовик, и лишь затем, покаянно покачав головой, продолжил маршрут.
    Следующие двадцать километров странник пролетел на одном дыхании, но, увы, к вечеру вновь навалилась усталость. К общему утомлению добавилась рвущая тупая боль в подошвах ног. Прежний опыт подсказывал – так дают знать о себе свежие кровавые мозоли. Где-то там, за крутым подъёмом, будет поворот на Армавир. Три километра, не более. Шаг, ещё шаг, ещё десяток шагов…
    - Всё, больше не могу! - со свистом выдохнул паломник, и остановившись, опёрся на черенок Креста, - есть предел силам человеческим!
    Из-за крутого взгорка выныривали один за другим автомобили: «DAF», «MAN», «Isuzu», «KIA-Motors», перемежаясь с российскими «Жигулями», «Ладами», «МАЗами», автобусами «ПАЗ», и вновь их сменяли – «Nissan Pathfinder», «Audi Quattro», «Volksvagen Touareg»... Несть им числа...
    Крестоходец с отчаянием смотрел на вздымающуюся перед ним трассу. О, сколько ещё будет в жизни этих подъёмов – на Урале, Северном Кавказе, Карпатах, перевалах Грузии, в Сербии. И всякий раз, новые перевалы будут более тяжелыми, чем предыдущие. Но, эти победы над перевалами придут потом, а на сей раз, небольшой трехсотметровый взгорок был подобен горной вертикали. Время шло, а паломник так и стоял, опершись на черенок креста, всё более наполняясь ропотом и унынием. И вдруг, в лучах клонящегося к закату солнца, и трасса, и поля, и рощицы, по обе стороны дороги, засияли неземным светом. Теперь, каждый листок на дереве, каждый колос, переливались как бриллианты, а мчащиеся по дороге автомобили двигались без шума, будто в немом кино.
    Паломник взял в руки крест, и изумлённо озираясь, медленно зашагал по трассе. Вдруг, светлая могучая сила вошла в его изможденный организм, и совершенно неожиданно из груди крестоходца рванулась Песнь, как тогда, годом раньше, при входе в Моздок: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав!» В следующий миг странник воздел над собой походный крест, и уже во всю мощь лёгких запел гимн победы над смертью: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ…». Теперь крест над головой был подобен знамени победы. Нет, больше того – подобен хоругви «Спас – Ярое око». Теперь он был оружием против собственного безсилия. Натиск и штурм. Крестоходец шёл теперь, как в атаке «мертвецов» крепости Осовец, как гоплит в битве на Фермопилах, и вдруг случилось невероятное. Вынырнувший из-за взгорка фургон резко затормозил, и поднимая тучи пыли, пополз вниз, отчаянно визжа тормозами. От изумления паломник даже перестал молиться, но лишь только шёл с высоко воздетым крестом, навстречу визжащему тормозами «КамАЗу». Наконец, грузовик встал как вкопанный, и крестоходец увидел свозь облако пыли, высунувшееся из окна скуластое лицо водителя. Странник приблизился к кабине «КамАЗа», и вновь, перед его лицом появилась рука, с зажатыми в ней двумя сторублевыми купюрами.
    - Как зовут тебя, брат? - уже ничему не удивляясь, вопросил крестоходец.
    - Юрием, - простодушно отозвался хозяин фургона.
    В воздухе повисла пауза, и не доверяя слуху, странник переспросил имя водителя.
    - Юрой меня зовут, - водитель пожал плечами, и наклонившись, засунул деньги в нагрудный карман рубашки крестоходца.
    - Да-а… благодарю вас, - ошарашенно отозвался паломник, - по православному, значит, Георгий, - и неожиданно смутившись, добавил, - я запишу вас в синодик, буду поминать о здравии.
    Водитель недоуменно хмыкнул, как-бы осмысливая сказанное, но затем, понимающе кивнул, и сдержанно улыбнувшись, нажал на газ. Уже через минуту машина слилась с остальным автотранспортом, но крестоходец ещё долго провожал грузовик взглядом, после чего, воздав хвалу Богу, двинулся к повороту на Армавир.
    После поворота в город, паломник промаршировал ещё километр, пока не увидел беседку автобусной остановки. Всего через пару минут на дороге показался рейсовый автобус. Маршрутный «ПАЗик» следовал в центр города, как раз туда, где находился недавно отстроенный храм свт. Николая. Забравшись в салон, паломник уселся на свободное место, и вытянув ноги, стал с наслаждением взирать на пробегающий мимо ландшафт. В открытое окно дул прохладный ветер. Солнце клонилось к закату. Мимо пробегали нескончаемые поля подсолнечника. А в транзисторном приёмнике водителя звучал, в исполнении Натальи Ветлицкой, беззаботный лирический шлягер:

    А твои глаза – цвета виски.
    От меня они близко-близко.
    А твои глаза цвета счастья,
    Сберегут меня от ненастья…

   Странное дело, но в такт беззаботному, и довольно глупому шлягеру, в душе крестоходца пело ликующее чувство победы. Победы – над жарой, над убитой раскалённой трассой, над собственным малодушием. В конечном итоге, над самим собой.
    Поля подсолнечника недвижно провожали уходящее на закат солнце. Деревья в лесополосах лениво шевелили кронами. И лишь голос певицы торжественно возглашал: «А твои глаза цвета счастья, сберегут меня от ненастья…»
    Паломник ехал в неизвестный ему город, но душа его радовалась и веселилась. Во всех храмах сейчас служили вечерню Успения Божьей Матери. Завтра будет праздничная служба. Крестоходцу оставалось лишь вычитать правило ко причастию. Свежий ветер дул из открытого окна. Душа паломника радовалась и ликовала. Автобус вёз его в светлую неизвестность. И надеясь на благополучный исход, странник ещё не ведал, что всего через сорок минут с ним случится… Агония!..
    От автостанции крестоходец благополучно дошёл до Никольского храма. Душа его по-прежнему пела и ликова. Поднявшись с трепетом на высокое крыльцо, паломник широко и размашисто перекрестился. В следующую минуту, сбросив с себя неподъёмный рюкзак, и прислонив к перилам крест, он сделал земной поклон. 
    Вдруг, как если-бы кто-то загнал в ступни путника несколько калёных гвоздей. Странник потерял сознание и ничком распростёрся на паперти. Придя в себя, крестоходец попытался встать, но рвущая боль вновь повергла его наземь. Приложив нечеловеческое усилие, он все же встал на колени, но пространство тут же замельтешило чёрными, зелёными и жёлтыми мушками.
    - Боже! - прокричал с клёкотом паломник, и чтобы не упасть, упёрся в кафель руками и головой. Теперь, по ступням словно ударили кувалдой, и странник вновь потерял сознание. Вынырнув спустя минуту из гиблого морока, он с ужасом увидел себя бегающим вокруг распластавшегося тела.
    - Боже! - вновь воскричал паломник, и воздел руки к дверям храма. Тело его неестественно завалилось набок, и он снова провалился в черноту.
    Сознание медленно возвращалось к крестоходцу. Но, едва он встал на трясущиеся колени, как боль вновь опрокинула его в бездну. Чернота и глухота. Глухота и немота. Ни света, ни тьмы. И снова, как в стробоскопическом кино – колеблющееся пространство… боль… тошнота… чёрные мушки... провал в небытие. И вновь, эта рвущая непереносимая боль. И снова – провал. И вид своего распластавшегося, со стекленеющим взглядом тела.
    - Боже!!! - паломник забарабанил безплотными руками по дверям храма, - сделай что-нибудь! 
    И вновь последовал провал в бездну.
    Распластавшийся на паперти человек медленно приходил в себя. Пространство продолжало плыть и колебаться. Чёрные и зелёные мушки также мельтешили перед глазами. Непереносимая боль по-прежнему рвала ступни. Но сознание больше не покидало странника. Встав на колени, и вцепившись обеими руками в перила крыльца, он вдруг начал, неожиданно для себя, со слезами славить Бога. Славить за всё. За боль, за отсутствие нормального отдыха, за чёрствость людей, за предельную усталость. И… как если бы Ангел-хранитель обнял странника своими крылами.
    Со стороны это могло выглядеть как юродство. Паломник стоял на коленях, и неистово крестясь, со слезами славил Бога. От этой молитвы постепенно утихла боль в ногах, мушки перестали мельтешить перед глазами. Но, на смену им пришёл мелкий озноб. Неудержимая дрожь стала подниматься из самой глубины нутра, разворачиваясь и усиливаясь, как падающая с гор лавина. Уже через минуту, тряслись не только язык, губы и конечности, тряслось само сердце. Оно трепыхалось, как выброшенная на песок рыба.
    - Боже! - последнее, что успел произнести крестоходец. 
    Когда паломник вновь пришёл в чувство, то увидел себя стоящим на коленях, и упершимся головой в паперть. Из глаз и носа ручьём текли слезы. Боль продолжала ещё отдалённо стучать в подошвах, а из храма, после вечерней службы выходила толпа прихожан. Некоторые бабушки стали бросать деньги перед коленопреклоненным странником. Рядом с монетками стали появляться и сотенные купюры. Но, они ли сейчас нужны были крестоходцу?
    Вскоре паломник остался один. Перед ним лежала горстка монеток, и кучка денежных знаков. Крестоходец долго смотрел на эти пожертвования, решая, можно ли ему забрать их. Внутреннее чувство подсказало: оставить деньги на паперти, значит выразить презрение к жертвователям. Странник вздохнул, и аккуратно собрав деньги, сложил их в карман рюкзака. Перед дверями церкви больше никого не было.
    Опершись на перила, путник осторожно поднялся. Боль в обеих ступнях ушла вглубь, напоминая о себе лишь слабыми толчками. Поняв, что он сможет идти, странник закинул рюкзак на плечи, и взяв крест, двинулся к калитке церковного двора. Остановившись у выхода, он развернулся лицом к храму, и с поклоном перекрестился. В это время, из южных дверей храма вышел бородатый средних лет мужчина, с ярко выраженным казачьим типом лица. За ним проследовала женщина церковница.
    - Наверное, священник, - колыхнулась в сознании безразличная мысль, - но, до меня ему тоже нет дела.
    Крестоходец развернулся, и медленно поковылял в сторону калитки. Вдруг, со стороны церкви послышался окрик: «Молодой человек!»
    Странник остановился. Священник и женщина смотрели прямо на него.
    - Куда вы, молодой человек?!
    В воздухе повисла пауза. Крестоходец развернулся, и стараясь скрыть хромоту, направился к окликнувшим его церковнослужителям.
    - Продолжать маршрут, - ещё издали прокричал путник, - я совершаю паломничество по уделу Феодосия Кавказского. Из Минеральных Вод, в посёлок Горный.
    Священник изумлённо поглядел на гостя, после чего подошёл к нему сам.
    - Как вас зовут?
    - Александр, - отозвался крестоходец, и сложил руки лодочкой, чтобы взять благословение.
    От этого жеста мужчина пришёл в замешательство, но в следующий миг произнёс с улыбкой: «Я, пока ещё дьякон. Но, думаю, скоро рукоположат». После этого, дружески потрепал странника по плечу, и сделал приглашающий жест, к выходу на улицу.
    Дьякон и паломник вышли проспект, по тротуару которого неспешно прогуливались горожане. То и дело их обгоняли стайки местной молодёжи, на лавочках сидели парочки. Обычная обстановка южного вечернего города. В ходе разговора гость узнал, что собеседника зовут Георгием. Крестоходец даже усмехнулся, и произнёс про себя: «Надо же, третий Георгий сегодня оказывает мне помощь».
    По пути, странник кратко рассказал дьякону о цели паломничества, упомянув в ходе беседы о главной проблеме – отсутствии полноценного отдыха. Отец Георгий понимающе кивнул, и в следующий миг, увидев стоящих у дверей парадного входа женщин, остановился.
    - Скажите, пожалуйста, - обратился он к женщинам, - вы не из этого общежития?
    Судя по табличке у входа, четырехэтажное массивное здание являлось рабочим общежитием.
    - Да, только заступили на дежурство, - ответили они.
    - Не могли бы вы устроить на одну ночь этого человека, - придав лицу максимум смирения, дьякон жестом указал на крестоходца.
    Женщины переглянулись, и одна из них отрицательно помахала рукой.
    Как-бы совещаясь с самим собой, отец Георгий минуту молчал, после чего попросил у дежурных разрешения позвонить по телефону.
    Дежурные разрешили, и дьякон, ободряюще кивнув крестоходцу, вошёл в вестибюль. Через пару минут, с выражением крайней детской безпомощности, он вновь появился на улице.
    - Как назло, знакомые ещё не приехали, - развёл руками отец Георгий, - у меня, к сожалению, нет возможности принимать гостей.
    Постояв минуту в раздумье, дьякон вопросительно взглянул на паломника: «Может быть, довести тебя до вокзала?» 
    И немного погодя, со смущением добавил: «Там есть медпункт, в котором твои ноги подлечат».
    - Что ж, переночую ещё одну ночь, - согласился паломник. Человеческое участие добавило ему сил.
    Отец Георгий радостно улыбнулся, и указав вперёд рукой, - да, вот, уже и вокзал, - повёл за собой крестоходца. 
    Увы, на вокзале медсестры категорически отказались осматривать паломника. Аргументом им послужило отсутствие у больного железнодорожного билета. От такой дерзости, отец Георгий просто задохнулся от гнева. Минуту или две он стоял, яростно сверкая глазами, а затем, покачав головой, произнёс тихо, почти шепотом: «У вас совесть есть!»
    Вдруг случилось то, что происходило неоднократно в Чечне, или же год назад в Новопавловске. Именно оно – «тихое веяние». Будто очнувшись от морока, сёстры разом повскакивали и забегали по кабинету. Уже в следующий миг они усадили паломника, и заискивающе извиняясь перед дьяконом, начали обрабатывать ступни ног больного. Оказалось, что на левой ноге было сразу три кровавых мозоля, и один на правой. Именно из-за кровавых сгустков под кожей и создавалось ощущение непереносимой боли. Через несколько минут ноги странника были перебинтованы, и он, поблагодарив медсестёр, вышел в коридор. Дьякон Георгий ожидал его там.   
    Увидев вышедшего из медпункта крестоходца, он радостно улыбнулся, и пожелав паломнику помощи Божьей, напомнил: «Завтра поезжай в Троицкий храм. Он никогда не закрывался. Там должно быть помещение».
    Крестоходец с поклоном поблагодарил дьякона, после чего направился в уже знакомый по двум последним ночёвкам зал ожидания. В душе странника воцарились удивительные тишина и спокойствие, как если-бы не было прошлой полубессонной ночи, и не было этого непереносимо тяжёлого дня.
    Лишь только сейчас, со всей отчетливостью он понял причину случившегося на пороге храма искушения. Причиной был ропот, который есть хула на Духа Святаго. И как говорит учение отцов: горе тому, кто с этой хулой отойдёт на Божий Суд.

    «Не суди»

    В нескольких километрах к югу от Парижа расположено Русское кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. Создано оно было тщанием княгини Веры Кирилловны Мещерской (1876-1949), которая зарезервировала в 1927 году часть его территории для русских могил.
    Любящий русскую историю паломник найдёт здесь захоронения военных и казаков Белой армии, а также известных в России людей. Из числа военных, на Русском кладбище покоятся полковники Николай Иванович Алабовский, Абрам Михайлович Драгомиров, генералы Петр Петрович Калинин, Николай Николаевич Головин, Александр Павлович Кутепов, Николай Александрович Лохвитский, казачий генерал Сергей Георгиевич Улагай.
    Здесь же находятся и несколько памятников, воздвигнутых во славу Белой армии: русским ветеранам Галлиполи, генералу Михаилу Гордеевичу Дроздовскому, памятник в честь дивизии Алексеева, и монумент Донским казакам. Здесь, под 5220 могильными плитами, покоятся 15 тысяч русских и французов русского происхождения.
    14 октября 1939 года, митр. Евлогием (Георгиевским) здесь была освящена церковь Успения Божией Матери. Построена она в старинном Новгородском стиле. Внутри храма, справа от иконостаса, находится мемориальная табличка, в память о 37 генералах, 2605 офицерах и 29 тысячах казаках, ставших жертвами лагеря Лиенц в Австрии. В 1945 году, англичане, нарушив договор, выдали русских казаков и военнопленных в руки НКВД.
    Кладбище Сент-Женевьев-де-Буа – это скорбный памятник былой России. По нему можно ходить многими часами, открывая всё новые и новые имена. Могилы участников Белого сопротивления Красному террору. Но, есть здесь одна могила, которую можно назвать не совсем классической. Под надгробной плитой её покоится не Белый офицер, и не казак, но старший брат Якова Свердлова – Зиновий Пешков. Судьба этого человека парадоксальна и удивительна. Его друг, писатель Луи Арагон, называл жизнь Пешкова «одной из самых странных биографий этого безсмысленного мира».
    Родился Зиновий (Иешуа-Залман) Пешков в 1884 году, в Нижнем Новгороде, в семье гравёра Мойши Израилевича Свердлова. В конце 90-х годов XIX века Зиновий стал увлекаться социальными идеями, и на этой почве познакомился с Максимом Горьким, который приносил заказы в скоропечатную мастерскую его отца. В 1901 году, вместе с Максимом Горьким, Зиновий был подвергнут аресту за революционную пропаганду. Вскоре он уехал в Арзамас к Горькому, где тот отбывал ссылку. Именно там Зиновий и становится приёмным сыном Алексея Пешкова (есть версия, что отец проклял его за отречение от иудаизма) и крестится в православную веру.
    Благодаря Горькому, Зиновий попадает в актёрскую труппу В.И. Немировича-Данченко, но актёрская судьба его не сложилась. В 1904 году Пешков уезжает в Канаду, откуда переехал в США, а затем в Италию, где стал жить в доме приёмного отца. Здесь Зиновий, в 1910 году женился на Лидии Петровне Бураго, дочери казачьего офицера, но, через пять лет пути их навсегда разошлись. Пешков, с началом Первой мировой войны поступил в Иностранный легион. В 1915 году, в битве под Верденом, он был тяжело ранен. Потеря крови была столь значительной, что санитары не хотели выносить Пешкова с поля боя. Доставили же Зиновия в госпиталь лишь по настоянию молодого лейтенанта, которого звали – Шарль де Голль. Из госпиталя Пешков вышел без правой руки. Её пришлось ампутировать.
    После излечения, в 1916 году, бывший легионер поступил на дипломатическую работу. Зиновий Пешков свободно разговаривал на семи языках, поэтому его посылали, то в Америку, то в армию Колчака, затем Деникина и Врангеля. Здесь он представлял французские интересы. Бывал также в Румынии, Китае, Японии, Манчжурии. До начала Второй Мировой войны служил в МИД Франции и при Верховном комиссариате в Леванте (территории Передней Азии). Во всем странах, где бывал Пешков, происходили военные действия, лилась кровь. Задача дипломата Пешкова состояла в том, чтобы она лилась в нужном направлении.
    После поражения Франции в июне 1940 года, Пешков был арестован и приговорён к расстрелу. Зиновия спасли золотые часы, подаренные в юности Горьким. Ему удалось столковаться с охранником, который обменял часы на гранату. Когда Пешкова повели на расстрел, то он бросился к начальнику караула и взял его в заложники. Затем приказал посадить себя в машину и отвезти на аэродром. В самолёте Пешков дал пилоту команду взять курс на Гибралтар, где находилось правительство Франции в изгнании. Именно там он встретился со старым другом – Шарлем де Голлем.
    К концу войны Зиновий уже имел чин генерала корпуса – звание, которого не удостаивался ни один иностранец, ни до него, ни после. За годы службы он получил свыше пятидесяти наград, в том числе и высшую награду – орден Почетного легиона с пальмовой ветвью. В послевоенные годы, местом его деятельности снова были Китай, Япония, Дальний Восток. В 1950 году Пешков вышел в отставку. Лишь только в 1964 году, когда ему исполнилось 80 лет, его отправили со специальной миссией к Чан Кайши на Тайвань.
    По выходе в отставку, агент двух разведок – Франции и США, остался совершенно один. С родственниками в СССР он порвал отношения с самого начала. Пути с женой разошлись слишком давно. Личные отношения с дамой сердца – Саломеей Андрониковой, которой он неоднократно предлагал руку и сердце, не сложились. После выхода в отставку, Зиновию оставалась лишь одинокая старость, государственная пенсия, и бессмысленное доживание в такой же государственной квартире.
    Всё чаще после прогулок по парижским улицам, после посещения музеев и театров, он доставал свой именной браунинг, и задумывался о смысле существования. Никакого смысла в дальнейшей жизни Пешков более не видел. В прошлом остались подвиги, стремления, надежды. Всюду, где бы ни появлялся он с разведывательной миссией, лилась кровь. Война и кровь. Этого от него требовала служба. Чистой политики в мире не бывает, а в разведке, тем более.
    - Что сделал я доброго? - всё чаще вопрошал себя Пешков. Наверняка ему вспоминались месяцы, проведенные в ставке Колчака. Вспоминались дни, когда, ради составления донесений, он приезжал на Ганину Яму. Там, по приказу Колчака работала группа следователей, с целью обнаружения Царских останков.
    Как странно. Царская Семья была убита по инициативе его брата, Якова Свердлова. Ему же приходилось участвовать в расследовании этого преступления. Один брат убил Семью Царя, а другой был в следственном комитете. Причём, оба докладывали своим правительствам: «Да, Царская Семья убита. Можете не беспокоиться». Как знать, возможно, именно тогда, на Ганиной Яме, в сердце агента двух разведок появилось сожаление о смерти Самодержца. Ведь он был убит так страшно, и так несправедливо. Возможно, именно этот покаянный вздох и спас Пешкова от решения свести счёты с жизнью.
    Однажды утром воскресного дня, он поехал на улицу rue Daru. Поехал без всякой цели. Просто, от того, что там находится русский квартал, с улицей Петра Великого, рестораном «Петроград», и собором Александра Невского. В собор Пешков тоже зашёл без всякой цели, не всё ли равно – ресторан «Петроград», или же – храм. Он вошёл внутрь, в это время совершался Великий Вход, и вдруг, что-то случилось в душе Зиновия. Под пение «Херувимской песни» из алтаря вышли, нет, не люди. Это были ангелы в образе людей. Пораженный, он отстоял литургию до конца, и покинув храм понял, что обязательно приедет сюда в следующее воскресенье. С нетерпением он ожидал следующего воскресного дня. И вновь, во время Великого Входа он увидел не людей, но ангелов в образе людей. Это повторилось и в третий раз. Теперь Пешков стал постоянно ездить на воскресные службы. Зиновий знал, что если он пропустит хотя бы одну литургию, то, где гарантия, что он не применит браунинг по назначению. Через полгода Пешков попросит исповеди у настоятеля собора.
    В последние годы жизни, Пешков неукоснительно посещал службы храма св. Александра Невского. Маленького роста, незаметный, он всегда молился где-то в задних рядах собора. Скончался Зиновий совершенно неожиданно в 1966 году, в возрасте 82 лет. Похоронили его в изножии могилы княжны Оболенской, на Русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа. К его генеральскому мундиру был приколот орден Почетного легиона с пальмовой ветвью. На грудь положили Православную икону. Приехавшая на похороны Саломея Андроникова вложила в нагрудный карман Зиновия фотографию Максима Горького, который стал невольной причиной принятия им Православия.
    Служащий панихиду священник сказал тогда посмертное слово: «Да, я знаю грехи этого человека. Они ужасны. Но, я знаю и его покаяние. А потому, могу с чистой совестью произнести эти слова: упокой Господи, раба Твоего Зиновия. И даруй ему Царствие Небесное».
    «Что было, то и будет, - говорит божественный Экклесиаст, - и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем». В древности был Каин и Авель. Был Иоанн Богослов и был Иуда. Был разбойник по правую сторону, и был по левую. Нет ничего нового под солнцем. Кто ведал, что из двух разбойников, один принесёт покаяние?.. Ведал Бог. А потому, именно Он вёл благоразумного разбойника на крест, чтобы там, на Кресте, принять у него последнюю исповедь. «Ныне же будешь со Мною в раю», - сказал Христос.
    У гравёра Мойши Свердлова было два сына – Залман и Яков. Младший до конца дней творил зло и хулил Бога. Старший делал то же самое, но раскаялся, как тот разбойник с правой стороны. Чудны дела Твои, Господи. А потому – не суди!..


    Глава 6: «Старец Пётр Иванович»

    На следующий день, в праздник Успения Божией Матери, паломник причастился в Никольском соборе Святых Христовых Таин. В конце службы, дьякон Георгий подошёл к крестоходцу, и поинтересовавшись, как он провёл ночь, поручил одной из церковных работниц отвести гостя в трапезную.
    Находилась трапезная рядом, в криптовом помещении собора. При виде незнакомца, среди обедающих священников произошло оживление. Один за другим посыпались вопросы о цели паломничества, о месте жительства и роде занятий. Удовлетворяя любопытство вопрошавших, паломник рассказал также о том, что движение по уделу Феодосия Кавказского начал годом ранее, с города Кизляр.
    Сидевший рядом с паломником молодой священник, он на исповеди громко отчитывал покаявшуюся в курении девушку, возмущенно высказался в адрес священноначалия, не желавшего прославлять святого в Екатеринодарской епархии.
    - Да, Владыку неправильно проинформировали, - священник постарше вежливо приструнил не в меру горячного клирика, - хотя, я тоже молюсь ему как святому.
    - Вот-вот, - согласился с ним молодой батюшка, - если в Ставрополье Феодосий свят, то, неужели у нас он потерял святость. Никак не может такого быть. Что Владыка об этом думает?!
    - Дело тут, конечно, не во Владыке, - возразил вошедший в трапезную дьякон Георгий, - а в том, что прп. Феодосий был катакомбником. - Не присаживаясь за стол, он взял с подноса стакан компота, после чего закончил мысль, - именно это осложняет вопрос канонизации.
    Молодой священник недовольно хмыкнул, и поковырявшись вилкой во втором блюде, обратился к сидящему рядом крестоходцу: «А, вы, что думаете по этому поводу? Феодосий свят, или нет?»
    - Несомненно, это великий святой, - без раздумий ответил паломник, - земля с его могилки лечит даже трофическую язву.
    Некоторое время в трапезной царило молчание. Первым из-за стола поднялся старший священник и, перекрестившись на иконы, направился к выходу. Его примеру последовал молодой горячий батюшка, и ещё двое служителей. Отец Георгий тоже допил свой компот, и пожелав паломнику Божьей помощи, направился вслед за отцами. Вскоре поднялся и гость. Сотворив молитву, он поблагодарил дежурную по трапезной, и забрав рюкзак и крест, вышел во двор.
    Добравшись до нужной остановки, крестоходец сел в городской автобус, но по прибытии в Троицкий храм, никого, кроме производивших уборку работниц, там не обнаружил.
    - Надо было с вокзала сразу ехать сюда, - с досадой подумал паломник, и выйдя на улицу, уселся на свободную скамейку, - теперь придётся ждать вечернего богослужения.
    Чтобы не тратить время впустую, крестоходец достал из кармана чётки, и стал вычитывать «Богородичное правило».
    Часа через полтора странник обнаружил неприятную подробность: впервые за время путешествия он понял, что означает – иметь «слоновые» ноги. Его голени распухали буквально на глазах. Ко всему, кровь на месте вскрытых мозолей стала усиленно пульсировать, поэтому, для уменьшения кровотока, приходилось поочередно ложить ноги на лавку.
    Ни на что более не надеясь, продолжая, теперь уже механически читать молитву Богородице, крестоходец решил дождаться вечернего богослужения. Вдруг вспомнилось, что ровно год назад он сидел во дворе Успенского храма в Моздоке, также ни на что не надеясь. Помощь тогда пришла неожиданно, в лице атамана Губенко.
    - Как давно это было, - подумал про себя паломник, - и, в то же время, как будто вчера.
    Солнце постепенно клонилось к закату. Церковный двор всё больше заполнялся прихожанами. Скоро должна была начаться вечерня Третьего Спаса. Вдруг, к паломнику подошла одна из женщин, и участливо вопросила: «Скажите, пожалуйста. Кто вы, и откуда будете? Я сижу здесь уже полчаса. Вы, наверное, кого-то ждёте?»
    Странник вкратце рассказал сердобольной прихожанке о своём положении, на что она, просветлев в лице, радостно всплеснула руками: «Так, вам надо пойти к Петру Ивановичу! Он вас наверняка примет!»
    - А, кто он, Пётр Иванович? - без особого интереса вопросил крестоходец.
    - Он, у нас, как старец, - переходя на заговорщичешский тон, пояснила женщина, и отчего-то огляделась по сторонам, - мы ходим к нему иногда, просим молитв. Он никому не отказывает.
    - Да-да, он, правда, старец, - поддержала женщину сидящая поодаль товарка, - и живёт совсем недалеко, - здесь она назвала адрес, - вам он не откажет.
    Добравшись до указанного адреса, крестоходец увидел над воротами негасимую лампаду. Эта деталь приятно удивила паломника, и он, громко прочитав «Иисусову молитву», смело постучал в калитку. Почти сразу, с другой стороны раздался мужской голос: «Кто там?»
    - Крестоходец Александр, - отозвался гость, - меня направили сюда ваши духовные чада!
    - Хорошо, входите, - произнёс голос, и в следующий миг калитка открылась. У открытых ворот стояла молодая девушка. В глубине двора, на стуле с высокой спинкой сидел совсем не похожий на старца человек. Это был коротко стриженный мужчина кавказской внешности, с едва тронутой сединой аккуратной бородкой, семидесяти с небольшим лет.
    - А, где же старец? - спросил себя паломник, и недоуменно посмотрел на сидящего в глубине двора человека. Неожиданно он встретился вглядом с хозяином дома, и на мгновение замер. Хозяин смотрел на гостя, как на самого дорогого ему человека. Казалось, что этот взгляд излучает океан любви, и путник буквально тонул в этом океане. С правой стороны от старца стоял молодой человек, лет двадцати. Весь вид его выражал глубокое почтение, и если бы не русые волосы парня, то его можно было принять за внука. Наконец, девушка пропустила гостя во двор, и проскочив вперёд, стала с другой стороны кресла хозяина. 
    - Как предстоящие Престолу Серафимы, - мелькнула мысль в голове паломника, и войдя во двор, он догадался, наконец, сделать поясной поклон.
    - Меня зовут Александр, - на всякий случай вновь представился гость, продолжая оставаться посреди двора.
    - Хорошо-хорошо, проходи, Александр, - добродушно отозвался хозяин, и знаком указал на скамейку, у стола под навесом, - меня зовут Пётр Иванович. Заходи, присядь.
    Паломник не заставил себя ждать, и расположившись в тени, стал кратко рассказывать о себе. Хозяин развернулся к гостю вполоборота, но через пару минут отвлёкся, и подозвав к себе парня, что-то тихо сказал ему. Тот согласно кивнул, и зайдя в дом, вскоре вышел с холщовой сумкой в руке. Когда же он вместе с девушкой вышел за калитку, старец с любовью произнёс: «Это студенты. Муж и жена. Живут у меня в другой половине дома».
    - Вот как? - отозвался паломник, - а, я думал, что они ваши внуки.
    - И то, правда, - с улыбкой кивнул Пётр Иванович, - они мне как внуки. Денег с них не беру.
    Воцарилось недолгое молчание, и хозяин, будто осознав оплошность, поспешно поднялся.
    - Пойду, чайник поставлю. Да, и сварить что-то надо.
    Минут через пять-семь во двор вошли возбужденные квартиранты, и приблизившись к вышедшему на крыльцо хозяину, отдали ему наполненную продуктами сумку.
    - Благодарю, - тепло отозвался старец.
    Девушка на ходу сунула Петру Ивановичу сдачу, и молодожёны упорхнули на свою половину.
    - Вот, и слава Богу, - старец проводил взглядом убегающих квартирантов, после чего доложил: «Вода уже закипела. Чай, тоже, почти готов. Если хочешь, умойся пока». Пётр Иванович кивнул на стоящий в глубине двора умывальник, после чего вернулся в дом.
    Едва паломник успел привести себя в порядок, как хозяин вынес из дома дымящуюся кастрюльку со спагетти, сверху которой лежали несколько разваренных сосисок.
    - Сегодня, ради праздника можно, - пояснил старец, и поставил кастрюльку посреди стола, вновь поспешил на кухню.
    Пётр Иванович ещё трижды возвращался в дом, вынося поочередно, то корзинку с нарезанным хлебом, то салат из свежих помидоров, то кружку с горячим чаем. При этом, постоянно увещевал гостя не стесняться, и быть как у себя дома.
    За трапезой крестоходец рассказал историю своего паломничества. Старец же, слушая путешественника, как-бы ненароком подкладывал в тарелку, то салат, то новую сосиску, то спагетти.   
    Уже за чаем, Пётр Иванович рассказал и свою историю. Оказалось, что он смолоду знал многих духовных чад прп. Феодосия Кавказского. Причём, некоторые были его сотаинниками. Под конец беседы старец объяснил, отчего он не покидает Армавир, хотя, дети давно зовут его. Оказалось, что недалеко от поворота в город, совсем рядом с трассой, есть место, в котором появляются ангелы и другие жители неба. Некоторые подвижники, будучи в теле, подобно Апостолу Павлу, входили с этого места в райские сады.
    Здесь, Пётр Иванович строго поглядел на паломника, и тихо произнес: «Но, им позволяли созерцать эти сады только издали».   
    В этот миг у крестоходца по спине пробежали мурашки: «Не сам ли Пётр Иванович сподобился таких посещений?» И в следующий миг вспомнил, что именно на этом участке дороги он почувствовал вчера благодатное прикосновение: «Славь Бога за всё!» Именно тогда, неожиданно для себя, паломник пошёл в гору с Пасхальным гимном на устах. Следствие этого дерзновения было совершенно явственным – затормозивший на полном ходу, будто наткнувшивийся на непреодолимое препятствие «КамАЗ».
    - Дивны дела, Твои, Господи, - тихо произнёс паломник, и с благоговением перекрестился.
    Здесь, старец поднялся из-за стола, и пропев вместе с гостем благодарственную молитву, повёл его в дом.
    Показав паломнику его комнату, Пётр Иванович пригласил гостя на вечернюю молитву. Прочитав же предначинательные молитвы, он предложил крестоходцу читать остальное правило. Когда же гость стал читать его наизусть, старец одобрительно кивнул и кротко улыбнулся. Только в двух или трёх местах, заметив ошибки, он поправил паломника, пребывая в молчании всё остальное время.
    По окончании же правила, старец ещё долго рассказывал гостю о своём пути к вере. Также, о духовных чадах прп. Феодосия Кавказского, благодаря которым он полностью воцерковился. Паломник надеялся, что Пётр Иванович вновь расскажет о таинственном месте под Армавиром, но, увы, старец даже косвенно не вспомнил о своей недавней оговорке. Заметив же, что гость начал клевать носом, он прекратил рассказ, и по-отечески погладив странника по голове, ласково произнес: «Иди, отдыхай. А то, я тебе утомил».
    Крестоходец поблагодарил старца, и прошёл в отведённую ему комнату. Едва он лёг на приготовленную ему кровать, как мгновенно провалился в сон.

    «Разбойник на кресте»

    После смерти матери, когда Дисмасу Раху, или – Титу, как его звали впоследствии, исполнилось двенадцать лет, он убежал от хозяина и стал жить на подаяния добрых людей. Иногда, когда становилось совсем трудно, промышлял воровством. Мать отрока была рабыней, об отце Дисмас ничего не знал. Помнил лишь тяжёлый труд с раннего детства, да скудное питание. Но, когда мама, смиренная кроткая женщина, умерла, Дисмас решился покинуть помещика. Когда маму похоронили, он подумал: если останется и дальше у хозяина, то, тоже скоро умрёт. Впереди, до конца жизни предстоял лишь тяжелый изнуряющий труд, и ничего больше. И потому Дисмас бежал.
    Переходя из одного города в другой, и выпрашивая подаяние, Рах постепенно обошёл всю Галилею. Одно место сменялось другим: Кесария, Назарет, Кана, Тивериада – он хорошо изучил эти города. Впрочем, Дисмас опасался подолгу задерживаться в одном городе. Грозные центурионы могли схватить его, и с помощью плетей узнать о роде и звании беглеца. Возвращаться к хозяину Дисмас не хотел, а потому, из Тивериады он проследовал в Магдалу, а оттуда в Вифсаиду и Капернаум.
    «И ты, Капернаум, до неба вознесшийся, до ада низвергнешься!» Уже на третий день отрок понял, что в городе сем живут особо жестокосердные люди.
    В первый раз Рах едва скрылся, когда один из распорядителей рынка попытался его схватить. На следующий день Дисмасу удалось украсть горсть смокв, но, из опасения быть схваченным, на рынок он больше не появлялся. Лишь на рассвете другого дня, когда торговцы раскладывали товары на лотки, движимый голодом отрок тайно проник на рынок. Никем не обнаруженный, он успел схватить с лотка укрух хлеба, но воришку заметил сосед увлеченного работой торговца.
    - Шайтан тебя возьми! - яростно воскликнул купец, и бросив лоток на попечение соседа, помчался за вором.
    Чтобы прекратить погоню, Дисмасу надо было бросить хлеб в сторону, но злоба на толстого преследователя придавала ему силы. Заполняющие рынок торговцы кричали вслед беглецу проклятия, чем ещё больше воодушевляли хозяина укруха.
    - Да, когда же ты отстанешь, проклятый толстяк! - со злобой выдохнул Дисмас, и выскочив с рыночной площади, опрометью бросился в ближайший проулок. И… О, ужас! Улочка являлась внутренним двором. Тяжелое рвущееся дыхание торговца уже было за спиной беглеца. Ещё минута… Не помня себя, Рах схватил валяющийся на мостовой камень, и изо всех сил швырнул им в голову торговца.
    - На! Подавись, проклятый! - в ярости крикнул он, но в следующий миг, догонявший Дисмаса торговец покачнулся, и с глухим стоном упал навзничь. Из разбитого виска преследователя потекла алая струйка крови.
    Рах в ужасе прижался к стене, и осторожно обойдя мертвеца, побежал куда глаза глядят. Теперь ему казалось, что каждый прохожий в городе знает о его преступлении, и потому, петляя узкими улочками, Дисмас добрался до Торговых ворот Капернаума. На его счастье, караваны купцов ещё заходили в город, и благодаря им, прячась за повозками, можно было скрытно покинуть Капернаум.
    Ещё несколько недель, боясь приблизиться к жилищу, Дисмас скитался по горам. Пищей ему служили дикие смоквы и коренья. И неведомо, сколько бы ещё продолжались его мытарства, если бы однажды он не был схвачен разбойниками.
    Поначалу бандиты хотели продать Дисмаса в рабство, в Хайфе и Птолемаиде были невольничьи рынки, но когда узнали, что отрок убил человека, переменили своё решение. К Раху назначили наставника, который без всякого милосердия стал обучать его разбойничьему ремеслу. Наставника звали Гестас Думах. Человеком он был грубым, но справедливым. Видимо, за это атаман и сделал Гестаса своим первым товарищем. С этого дня, для Дисмаса потекли месяцы изнурительной муштры.
    Когда Рах овладел начатками разбойного искусства, его стали использовать в качестве приманки для проходящих по дорогам торговцев. Связанного Дисмаса бросали посреди дороги, и когда караван останавливался, разбойники выскакивали из укрытий. Отбитые товары и скот бандиты продавали перекупщикам. Оставшихся в живых людей отправляли на невольничьи рынки. Через несколько лет Рах стал полноценным членом их сообщества.
    Перевернувшее жизнь Дисмаса событие произошло на пути в египетский Гермополис. Вместе с Гестасом Думахом они вышли на ночную стражу. Сегодня пришёл их черёд охранять сон собратьев. Когда солнце коснулось горизонта, охранники увидели странную процессию. На ослике ехала молодая женщина с ребёнком в руках. Сопровождавшие её мужчины шли по обеим сторонам, как-бы охраняя госпожу. Впереди, на правах старшего, шествовал седобородый старец. Он вёл ослика под уздцы. Безусый юноша следовал поодаль, с другой стороны. Ситуация была редкостная, и разбойники, едва перекинувшись взглядами, во мгновение ока предстали перед запоздалыми путниками.
    Процессия остановилась. Страх отобразился в глазах юноши, а старец, взглянув с мольбой на разбойников, робко указал на младенца в руках молодой женщины.
    Видя, что пленники не предпринимают попыток к сопротивлению, Дисмас вложил меч в ножны, и приблизившись к женщине, приказал ей сойти. Странным образом, женщина не обратила никакого внимания на разбойника, и лишь только поправила пелёнки своего младенца. Стоявший рядом юноша попытался усовестить Раха, но он, оттолкув его в сторону, уже со злобой повторил приказ. Вдруг Дисмас замер, как поражённый громом. Младенец в руках госпожи смотрел прямо в его глаза. Заметив перемену в лице разбойника, женщина улыбнулась, и прильнув щекой к ребёнку, тоже ласково посмотрела на него.
    Что чувствует выброшенная на сушу рыба, Дисмас понял только сейчас. Ему показалось, что младенец знает о нём исключительно всё. Глаза ребёнка излучали бездонные скорбь и любовь, но самое страшное – Рах понял, и это понимание жгло, как расплавленный свинец – младенец прощал его, грабителя и убийцу. Прощал, даже если бы он убил сейчас его отца и мать. Прощал, если бы он убил и его самого. Удушающий комок застрял в горле Дисмаса и, он в ужасе отступил. Сердце разбойника забилось как молот. Слезы раскаяния полились из глаз. И вдруг, взгляд младенца возгорелся солнечным ликованием, и в следующий миг, он протянул к Раху свои крохотные ручки.
    Рах сдавленно вскрикнул, и упав на колени, забился в рыданиях.
    - Что там происходит?! - Гестас грозно окликнул напарника, но неудержимые рыдания продолжали бить Дисмаса.
    - Тогда, я сейчас сам расправлюсь с ними! - Думах выхватил меч и направился к восседающей на ослике женщине.
    В одно мгновение, и то же, с мечом в руках, Дисмас предстал перед Думахом.
    - Не трогай их, Гестас, - твердо произнёс он, - эти люди не простые. Не должно нам проливать их кровь.
    Думах попытался оттолкнуть напарника, но Дисмас вновь предстал перед ним.
    - Не трогай их, Гестас, - Рах увещевательно коснулся руки наставника, и в следующий миг, сорвав с себя пояс с золотом, протянул его старшему разбойнику.
    - Здесь почти всё мое состояние, Гестас. Возьми его. А завтра, отдам тебе ещё сорок драхм.
    В мёртвой тишине было слышно, как где-то вдалеке стрекочут цикады. Грубый ум Думаха старался осмыслить выгоду. Минуты как если-бы превратились в вечность. Старец с уздечкой, стоял, опустив очи долу. Юноша с мольбой глядел в небеса. 
    Наконец, разбойник, ещё раз взвесил тяжесть пояса, и нехотя произнес: «Ладно, будь по-твоему. Но, исполни обещание. Завтра я жду ещё сорок драхм». После чего, вложив меч в ножны, он, взмахом руки повелел странникам уходить.
    Получив разрешение, старец повёл ослика под уздцы. Юноша пошёл рядом. Женщина ласково поглядела на разбойника, и произнесла певучим голосом: «Господь Бог поддержит тебя Своею десницею, и отпущением грехов одарит».
    Дисмас потупил взор, и тут же услышал как-бы глас Ангела: «О, Мати! Распнут Меня через тридцать лет и три года иудеи в Иерусалиме».
    В ужасе Рах взглянул на Младенца, ибо это говорил Он: «А два разбойника эти, со Мной на одном кресте повешены будут: Тит – одесную, а ошую – Думах».
    Странники быстро уходили в сторону гаснущей вечерней зари, и как если-бы ветер донёс до Дисмаса угасащий глас: «На другой день внидет предо Мною Тит в Царствие Небесное».
    …Долгие годы пронеслись для Дисмаса как один день. Теперь, младшие разбойники его звали Титом. Гестас стал атаманом, а Дисмас Рах был его первым товарищем. Много раз они были на волосок от гибели. Дважды были пойманы, но всякий раз им удавалось бежать. За эти годы, очень многих торговцев они ограбили, и очень многих убили. В руках Дисмаса теперь были великие богатства, но они не радовали его. Нередко, странная тоска овладевала душой Раха, и тогда он уходил в пустыню, где пребывал по нескольку дней в одиночестве. Никто из разбойников не смел безпокоить Дисмаса в эти дни. Год проходил за годом. Для Раха и Гестаса приближалось время старости. Невольно они стали терять бдительность. А потому, со всей неизбежностью были схвачены.
    По законам Римской империи их должны были отправить на галеры. Если разбойник не был повинен в смерти римского гражданина, то его не наказывали смертью. Но, к несчастью, их бросили в один подвал с сикарием Вараввой. Варавва, чтобы не погибать одному, оклеветал сокамерников, назвав их своими сообщниками. Сей человек занимался подготовкой бойцов для войны против Рима. Созданные им отряды неоднократно нападали на малочисленные подразделения легионеров. На совести Вараввы была кровь нескольких римских чиновников. Теперь его приговорили к казни. А вместе с ним, Гестаса и Дисмаса.
    Накануне субботы, когда весь Иерусалим готовился к Пасхе, разбойников повели на казнь. Здесь они узнали невероятную новость. Варавва был оправдан по воле римского прокуратора. Тот самый Варавва, который оклеветал их, теперь ходил на свободе. А вместо него, на Голгофу повели неповинного человека. Узнав об этом, Гестас злобно выругался: «Нет справедливости в этом мире! Ведь он, как и мы, не убил ни одного римского гражданина. И тем не менее, его тоже казнят!»
    Когда разбойников повели на казнь, Дисмас впервые увидел сего неповинно осуждённого Страдальца. Когда он увидел Его изуродованное лицо, то невольно содрогнулся от жалости.
    - В чем согрешил этот Человек? - вопросил себя Рах, - ведь Он совсем не похож на разбойника.
    Неожиданно Дисмас вспомнил. В течение трёх последних лет до него доносились слухи о некоем Проповеднике, который рассказывал странные вещи, и при этом творил чудеса. Не раз, когда к нему подступала тоска, Рах желал найти этого Человека, но всякий раз приходил к выводу: «Этот Святой отвернется от такого грешника, как он», - а потому отказывался от своих намерений. И теперь, Человек, рассказы о котором он слушал с замиранием сердца, шёл впереди них. Когда же этот Человек падал под перекладиной своего Креста, сердце Дисмаса всякий раз обливалось кровью.
    - В чем согрешил этот Человек, - безмолвно восклицал Рах, глядя в небо, - о, Боже! Если возможно, я бы вдвое пострадал за Него, но только, чтобы Ему избегнуть казни!
    Процессия взошла на Голгофу, когда солнце поднялось к зениту. Первым был распят Проповедник. Затем Гестас. Потом Дисмас Рах.
    Тяжело и мучительно Дисмас приходил в себя. Кровавая бездна клокотала перед глазами и не желала отпускать пленника. И лишь когда один из воинов ткнул в лицо Раха губкой с оцетом, сознание вернулось к Дисмасу. Первые минуты пробуждения были наполнены глухотой и немотой. Вокруг Голгофы бесновалась та же самая, сопровождавшая их на место казни толпа. Странно, но эти люди не стояли в молчании, а словно опившись сикеры, что-то кричали и даже требовали. Вдруг, слух вернулся к Дисмасу, и он услышал крики:
    - Разрушающий храм и в три дня Созидающий! спаси Себя Самого; если Ты Сын Божий, сойди с креста.
    - Что говорят эти безумные люди? - ужаснулся Дисмас, но, тут же услышал ещё более страшное кощунство. Теперь слово исходило от книжников, старейшин и фарисеев:
    - Других спасал, а Себя Самого не может спасти; если Он Царь Израилев, пусть сойдет с креста и уверуем в Него; уповал на Бога; пусть теперь избавит Его, если Он угоден Ему. Ибо Он сказал: Я Божий Сын.
    - Негодяи, как можете злословить Его! - воскричал Дисмас, но его сдавленный и едва слышимый крик, потонул в общем гвалте и шуме.
    - Если Ты Сын Божий, сойди с креста!
    - Сойди, и уверуем в Него!
    - Если Ты Сын Божий, спаси Себя Самого!
    - Разрушающий храм и в три дня Созидающий!
    И вдруг, соединившись в одном вопле, скандируя, толпа взревела: «Сойди с креста! Сойди с креста! Сойди с креста!»
    Вместе с ними стали кричать и безучастные поначалу воины: «Если Ты Царь Иудейский, спаси Себя Самого!» В довершение же этих слов, один из легионеров ткнул тростью с уксусом в губы Страдальцу, и злобно захохотал: «Так, спаси же Себя!»
    Как если бы очнувшись от этих слов легионера, воскричал и повешенный с другой стороны Гестас: «Если Ты Христос, спаси Себя и нас!»
    Подстёгиваемый всеобщим неистовством, Думах обрёл нечеловеческие силы. Он вдруг забился в конвульсиях, и казалось, вот-вот сорвется с креста. И одновременно с этим, новые хулы и проклятия стали срываться из его уст. Теперь, Гестас как-если бы мстил этому ни в чём неповинному Человеку, сделав Его главным виновником своих страданий, начиная от самого рождения. 
    Глядя на изрыгающего яростные проклятия атамана, Дисмас вдруг исполнился гневом, и стараясь перекрыть рёв толпы, воскричал: «Гестас! Или ты не боишься Бога, когда и сам осужден на то же? И мы осуждены справедливо, потому что достойное по делам нашим приняли, а Он ничего худого не сделал!»
    И вдруг, Дисмас увидел обратившееся к нему лицо Распятого. И встретил Его полный сострадания взгляд. И ужасом наполнилась душа Раха, ибо он сразу всё вспомнил: «Да, именно так. Это были глаза того Младенца, которого он спас на пути в Египет, более тридцати лет назад».
    И как тогда, на пути в Египет, когда Младенец протянул к Дисмасу свои ручки, так и теперь, Рах понял – этот Человек прощает его. Все сомнения за последние три года разрешились в одно мгновение, и… Рах рванулся к Господу всем своим существом. Сердце, как птица, с размаху ударилось о грудную клетку, и разбойник, что есть силы прокричал: «Господи! Помяни меня, когда приидешь во Царствие Твое!» 
    И Страдалец, почувствовав рванувшееся к нему сердце Тита, едва заметно кивнул. И в следующий миг Дисмас услышал слабый, как-бы ветром донесённый ответ: «Истинно говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю».
    Было же около шестого часа дня, и сделалась тьма по всей земле до часа девятого: и померкло солнце…

    Странник проснулся и прислушался к шагам хозяина в соседней комнате. Стрелки будильника приближались к шести часам утра. За окном брезжил рассвет. В следующую минуту Пётр Иванович вошел в спальню гостя.
    - Наверное, разбудил тебя, - произнес он виновато, - я обычно рано встаю.
    - Нет-нет, что вы, - успокоил его странник, - проснулся только сейчас. К тому же, на дворе утро, пора подниматься.
    - Что ж, хорошо, если так, - согласился хозяин, - завтрак уже готов.
    - Благодарю вас, - скороговоркой отозвался странник, и встав с кровати, начал одеваться.
    Через пятнадцать минут, после утренних процедур, гость сел за стол, на котором уже стояли, дымящаяся вермишель, тарелка с салатом и кружка со свежезаваренным чаем.
    Пётр Иванович в задумчивости стоял рядом, и вдруг, как обухом ударив, произнёс: «То, что ты сейчас делаешь – подвиг».
    От этих слов, паломник чуть не подавился, но Пётр Иванович, положив руку на плечо крестоходца, вновь доброжелательно произнёс: «Нет-нет, это подвиг».
    Видя смущение гостя, хозяин оставил паломника одного, а когда вернулся, положил перед ним две сторублевые бумажки. Крестоходец тяжело вздохнул, и помотав головой, отставил в сторону недопитый стакан.
    - Пётр Иванович, не могу я этого взять.
    Хозяин, как бы ожидая подобной реакции, ласково улыбнулся, и положил поверх денег две записки с именами – о здравии и упокоении.
    - Вот, помянешь моих родных и близких. Оно, ведь, совсем не в тягость.
    Паломник молча кивнул, после чего, со вздохом положил в карман деньги и записки.
    Вскоре пришла пора прощаться. Пётр Иванович принес из дому икону Божьей Матери, и осенив ею странника, произнес краткое напутствие: «Милость Царицы Небесной, да будет на всем твоем многотрудном пути».
    Паломник приложился к иконе, после чего, взвалив на плечи рюкзак, и взяв в руки крест, вышел со двора. Светло и радостно было на душе крестоходца. Утренняя свежесть просветляла мысли. И лишь когда он миновал Троицкий храм, то вдруг понял – его ноги были как новые. Опухоль сошла всего за одну ночь. Не веря себе, путник остановился и задрал штанины. Факт оставался фактом. Ноги были нормальными.
    - Чудны дела, Твои, Господи, - изумленно, в который раз за последние сутки, произнёс паломник, и с благоговением перекрестился в сторону храма, - не по молитвам ли старца всё это случилось?


    Глава 7: «Мы тоже Православные»

    Путь от Прохладного до Новопавловска паломник преодолел на удивление быстро. Хотя солнце близилось к закату, но, впереди уже были видны окраины города, где в частном секторе можно было поискать ночлег. Ко всему, слева, за крышами домов, сверкали в закатном свете кресты на церковных куполах. Паломник прибавил шаг, но тут его окликнули.
    В расположенной за обочиной дороги беседке сидели несколько мужчин. Судя по стоящей рядом синей «ГАЗели», мужчины были приезжими, и здесь остановились на ужин. Паломник подошел к незнакомцам, и произнёс положенное в таких случаях приветствие: «Ангела за трапезой».
    - Куда идешь, дорогой? - отвечая на приветствие, обратился к страннику крупного телосложения мужчина.
    Путник представился, и в двух словах рассказал о цели своего паломничества.
    Мужчина согласно кивнул, и знаком показал на свободное место у стола.
    - Садись с нами, зачем стоять? Кушать будем.
    Крестоходец поблагодарил за приглашение, и поставив крест у дерева, присел за стол. В ходе трапезы он кратко рассказал о себе. Под конец же решил задать вопрос о возможности ночлега.
    - Мы не местные, - отозвался тот же мужчина, - в Беслан едем. Здесь не знаем никого.
    - Что же, тогда простите, - паломник был немного обезкуражен.
    - Да, не расстраивайся. Вот, ешь-пей, - успокоил его хозяин машины, - хочешь, коньяк. Выпей. Хороший.
    - Премного благодарен, - паломник приложил руку к сердцу, и отрицательно помотал головой, - в походе не пью.
    - О-о, сразу видно, святой человек, - заулыбался старший, и подняв стопку коньяка, выпил.
    Закусив же кусочком индейки, он внимательно поглядел на гостя, и сказал задумчиво: «Мы, здесь тоже, все православные, кроме Махмуда, - и он кивнул на пожилого мужчину в тюбетейке, - он мусульманин. Свинину не ест, коньяк не пьёт».
    Махмуд лишь смущённо улыбнулся, но не высказал никакого недовольства.
    Воспользовавшись случаем, паломник выразил солидарность с Махмудом, в отношении коньяка.
    - Почему так? - удивился старший, - коньяк, это же – святое. За Устер Джи можешь выпить? Кстати, меня Георгием зовут.
    - Могу выпить, но, не в походе, - твёрдо возразил крестоходец, и считая вопрос исчерпанным, налил компот в пластмассовый стаканчик.
    - Н-да, - Георгий хмыкнул, и помолчав минуту-другую, как-бы посовещавшись с собой, вновь обратился к паломнику.
    - Я вижу, ты верующий человек. По-настоящему, верующий. Мы, немножно не такие. А потому, прошу. Помолись о нас, дорог;й. Помолись. Осетия устала. За неё надо молиться.
    После этих слов, Георгий тяжело вздохнул, и поднявшись, дал знак к отъезду. Спутники, словно ожидая команды, сразу же встали из-за стола и стали собираться. Поднялся было и паломник, но старший знаком усадил его обратно. Одновременно с тем, дал Махмуду распоряжение, оставить на столе индейку, а также хлеб, помидоры и огурцы. Махмуд покорно сложил продукты в три разных пакета, и приложив руку к сердцу, поспешил за собратьями.
    Вскоре нечаянные знакомцы уселись в машину, и микроавтобус двинулся к дороге. Провожая отъезжающих, паломник поднялся из-за стола. В это время, из окна высунулся Георгий, и помахав рукой крикнул: «Дорогой, помолись за нас. Мы, тоже православные!»
    - Обязательно помолюсь! - крикнул вдогонку паломник, и вдруг, побуждаемый внутренним чувством, схватив стоящий у ствола крест, несколько раз перекрестил им выезжающую на обочину машину.
    - Молодец! - крикнул в ответ Георгий, - ай, большой молодец! - после чего, ещё раз махнул рукой, и скрылся в окне «ГАЗели».
    Минуту или две странник стоял в молчании, осмысливая происшедшее. Эта встреча показалась ему не случайной. Сказанные с надрывной болью слова: «Осетия устала», - рефреном звучали в сознании. И особенно, просьба, почти стон: «Помолись!» Лишь только завтра вечером паломник поймет смысл этих слов. Знакомцы, которые накормили его, были из Беслана. А потому, не случайно, такой болью были наполнены слова одного из них. И этот вскрик, - помолись! - был как-бы из этого – завтра. Потому что, завтра будет – Беслан.
    Закончив с ужином и отдохнув некоторое время, паломник двинулся в направлении куполов, которые увидел ещё при входе в город. Не прошло и десяти минут, как странник дошёл до храма, но здесь его ожидало первое разочарование. Открывший калитку сторож, рявкнув с порога, - нет благословения! – тут же с грохотом закрыл её.
    Крестоходец постоял минуту в раздумье, и перекрестившись, понуро побрёл вдоль улицы. Встречая время от времени местных жителей, паломник просился на постой, но всякий раз получал отказ.
  Южная ночь очень быстро вступила в свои права. Отчаявшись, путник хотел было расположиться на лавочке у забора, но услышал весёлый смех с другой стороны улицы. Странник пригляделся. За деревьям угадывались силуэты нескольких человек. Ни на что более не надеясь, странник приблизился к кампании, и в очередной раз изложил свою просьбу. На мгновение в воздухе повисло молчание. Было слышно, как в отдалении лаяли собаки, и с треском пролетали мотоциклы.
    - Да-к, нету места. Рады бы пустить, - елейно пропела одна из женщин.
    - Мне много места не надо, - упавшим голосом ответил паломник, - где-нибудь на веранде, или в беседке.
    Гробовое молчание вновь повисло в воздухе. Путник со вздохом повернулся, но, пройдя пару шагов, вопросил напоследок: «Если позволите, я переночую на другой стороне. Там есть лавка широкая. Мне бы только воды холодной».
    После этих слов воздух вмиг наполнился нездешней прохладой. Это было оно – дыхание альпийских высот. Такое не раз случалось со странников в Чечне, даже в полуденный зной. Тихое веяние Святаго Духа. Хладный ток продолжал растекаться во все стороны, и сидевшие на лавочке мужчина и женщина, опомнившись, вскочили. Первым подал голос мужчина: «Воды холодненькой. Сей момент будет. У меня в холодильнике стоит». После этих слов мужичок опрометью побежал в дом за водой.
    Второй подала голос молодая женщина: «Может молочка принести? Я сегодня купила у частника».
    И вновь повеяло ни с чем несравнимой альпийской прохладой. Мужичок уже бежал из дома с полуторалитровой бутылкой, и вдруг, стоящая поодаль пожилая грузная женщина произнесла твёрдо, как о давно решённом деле: «Ладно, пусть у меня ночует. Внучка уехала, летняя кухня свободная стоит». Выбежавший за калитку мужичок радостно сунул паломнику бутылку, и большуха, повелительно махнув рукой, степенно направилась к соседней хате.
    Устроив гостя в летней кухне, хозяйка предложила было компоту, но странник только махнул рукой.
    - Меня, час назад, проезжие осетины досыта накормили.
    - Ну, что ж, это вам видней, - не стала возражать хозяйка, и пояснив, что в семь утра она уходит из дома, пожелала гостю спокойной ночи.
    Оставшись один, паломник нашёл на кухне умывальник. Здесь же стоял прислоненный к стене эмалированный таз. Помыв ноги холодной водой и умывшись, почувствовал себя заново родившимся.
    Казалось, что между городом Прохладный, где находился список Моздокской иконы, и Новопавловском, пролегала вечность. Шествие по «стреляющей республике», Моздок, Прохладный… как давно это было. А завтра, и вовсе будет иная эпоха. Первое сентября. Завтра надо придти в Георгиевск. Предчувствие не обмануло паломника. Завтра, для Северного Кавказа действительно начнётся другая эпоха. Потому что, 1-го сентября 2004 года весь мир узнает о маленьком городишке в Северной Осетии. Завтра будет Беслан. Завтра будет решаться судьба не только России, но возможно и всего мира.
    Крестоходец сотворил перед сном краткую молитву, и едва его голова коснулась подушки, как он тут же провалился в небытие.

    Крестный ход «По Полям Боевой славы» в 2013 году, не задался с самого начала. 30 июля, за три дня до его начала, умер президент Фонда «Порт-Артур» Михаил Осипенко – младший. Онкология, которую он заработал, облучившись на международном гидрографе, прогрессировала. Ещё три месяца назад было понятно, что Михаилу не выкарабкаться, но… теплилась надежда: дотянуть до октября, а там, отвезти его на Афон. На Афоне Михаила должны были, или вымолить, или постричь в монашество. А там, как Бог изволит. Крестный ход организовывался под эгидой именно этого фонда, и Михаил являлся координатором готовящегося шествия.
    Звонок о смерти Михаила застал крестоходца в Дивеево. Шествие «По полям Боевой славы» должно было выйти именно оттуда. По закону «странных приключений», претыкания в организации крестного хода, начались с первого дня. Шесть человек, которые могли предоставить транспорт, последовательно дали откат. Сказано: «Не надейтесь на князи и сыны человеческие». Встретившиеся же в Дивеево друзья-крестоходцы, пожелавшие принять участие в шествии, дали совет свернуть инициативу. Организатор крестного хода остался в полном одиночестве. И всё-таки, посоветовавшись со своей совестью, он решил выйти на маршрут. Годом ранее, крестоходец уже прошёл по всем трём Полям Боевой славы, а потому, решил действовать аналогичным образом и в этот раз. Купив в Дивеево самый простой велосипед, и прикрепив к его багажнику фанерную площадку для вещей, утром 3-го августа он отправился на маршрут.
    К слову говоря, образ Порт-Артурской Божьей Матери остался тогда у дивеевских друзей, с надеждой на то, что Господь поможет «имиже весть судьбами» провезти его по маршруту. Впоследствии, именно так и случилось, но тогда паломник ничего об этом не ведал. Знал лишь одно – после прохождения Полей Боевой славы, шествие должно в Дивеево и закончиться. Главная же сложность маршрута состояла в том, что крестоходцу приходилось преодолевать по 40-45 километров в день, а в иные дни, и более того. По неписанному крестоходному уставу, в некоторых случаях, если километраж был слишком большим, дозволялось разделять число участников на две-три группы. Но, ни о каких трёх группах тогда не было и речи. На маршрут вышел один человек.
    Уже за день до прихода к гор. Кораблино Рязанской области случился первый слом. Как говорят в таких случаях крестоходцы: «Измор подкрадывается долго, но ломает сразу, как саблезубый тигр». У святых это именуется понятием – «набег». «Набег» может быть физическим, как результат крайнего истощения организма, а может быть духовным, как результат истощения сил души. Похоже, что в этот раз, и первая и вторая категории «набега» совпали.
    Проснувшись утром в холодном поту, странник с трудом собрал вещи и палатку, и после выхода на трассу понял, что не преодолеет сегодня и третьей части пути. Через пару километров силы окончательно оставили крестоходца, и он, со стоном: «Больше не могу!» - прислонил велосипед к столбу дорожного указателя.
    Странник ещё долго не мог прийти в себя. Сердце колотилось, как после марафонской дистанции. Воздух со свистом рвался из уст. Перед глазами качалось марево из зелёной листвы, кустарника и деревьев. И лишь только через несколько минут он заметил в отдалении на опушке, окрашенные в весёлые тона чурбачки. Вокруг большой жёлтой плахи стояли кругом красные пеньки.
    - «И хлеб сердце человека укрепит», - вдруг пришла на ум цитата из Псалтири. Крестоходец вспомнил, что сегодня ещё не завтракал.
    Спустившись с обочины, и выложив на плаху пакет с едой, он вылил из термоса в кружку остатки чая, после чего приступил к трапезе.
    Неожиданно из барсетки раздался звонок мобильного телефона. Странник нажал на кнопку приёма и произнёс дежурное: «Алло!»
    - Добрый день, - раздался из трубки бархатный голос, - с вами говорит заместитель председателя Синодального отдела по взаимодействию с обществом, протоирей Михаил Ефимов.
    - Да, я слушаю вас, - состояние обуморенной вялости сдуло как порывом ветра. Паломник поднялся и отошёл подальше от дороги.
    Протоирей Михаил был краток. Из разговора стало понятно, что Синодальный отдел дал положительную резолюцию на крестный ход «По Полям Боевой славы». При этих словах паломник даже встал по стойке смирно. Всем существом почувствовав силу слов: «Уширил еси стопы моя подо мною, и не изнемогосте плесне мои» (Пс. 17; 37), он вдруг понял, что не имеет права на болезнь. Не имеет права сойти с дистанции. Но обязан, даже если никто не окажет ему помощи, пройти этот маршрут. По окончании разговора, крестоходец побросал в сумку продукты и термос, и выйдя на трассу, на предельной скорости зашагал в сторону посёлка Кораблино. Ещё вчера вечером, от благочинного поступило известие – в Кораблино крестоходца примут.
    Теперь, двигаясь без остановки, паломник почти не чувствовал усталости. С того момента, как он получил известие от Синодального отдел, состояние натиска и штурма не оставляло его. Даже к вечеру, когда стала собираться гроза, возникшее препятствие лишь раззадорило крестоходца. Уже на подходе к Кораблино подул сильный боковой ветер, впереди загремел гром, и молнии располосовали затянутый тучами небосвод. Шквалистый ветер норовил сорвать с паломника плащ, и вдруг, безшабашное чувство волной накрыло крестоходца.
    - Атака! - как бывало не раз, во время многолюдных шествий из Тихоно-Лухского монастыря в Ипатьев монастырь Костромы, - Атака!.. Натиск и штурм!
    Такое же чувство было и несколько раньше, в 2011 году, когда, во время одиночного шествия в Екатеринбург, уже на выходе из Татарстана, паломник был застигнут шквальной грозой. Небо разрывалось тогда в клочья десятками молний. Ниагара льющейся с небес воды превратила дорогу в  ревущий поток грязи. А крестоходец всё толкал и толкал сквозь бурлящую жижу гружёную вещами тележку. Но, несмотря на бушующую вокруг стихию, душа странника ликовала от необъяснимого безшабашного чувства: «Атака!.. Атака!.. Натиск и штурм!»
    Уже на входе в Кораблино, вместе с новым ударом молнии, сознание будто озарилось яростным всполохом: «Знамение победы!»  Но, победы – чего? Путник ещё не знал тогда, что обстановка в Сирии близилась к фазе мирового конфликта. Понимание остроты ситуации на Ближнем Востоке придёт позже.
    Некоторое время спустя, когда обстановка в Сирии достигнет предельной напряженности, Порт-Артурская икона прибудет на Прохорово поле. Тогда, вечером 8 сентября 2013 года, в праздник Сретения Владимирской иконы, трое крестоходцев, закрывшись зонтами от ветра и промозглого дождя, прочитали акафист «Торжество Пресвятой Богородицы». Надежд на перемену погоды не было никаких. Но, случилось чудо. Едва паломники прочитали акафист, как ветер стих, а по прочтении литии погибшим воинам, прекратился и промозглый моросящий дождь.
    А всего через несколько минут, как-бы отвечая на молитвы трёх полоумных мужиков, небо на юго-западе возгорелось багряным закатом. Трое до нитки промокших паломников, открыв рты, зачарованно смотрели на это знамение. И вдруг, один из них, истово перекрестившись, произнёс с уверенностью: «Бомбёжки Сирии не будет! Барак Абама отведёт свои корабли!» На следующий день, российские СМИ объявили о выходе флотилии США из восточной акватории Средиземного моря.
    Но, всё это случится позже. А сегодня вечером, когда благочинный устроит крестоходца в городской гостинице, раздастся звонок незнакомого священника. Приход этого батюшки находился в стороне от маршрута, но, он очень хотел, чтобы Порт-Артурская икона пришла в его храм. Благодаря этому «доброму пастырю», образ «Торжество Пресвятой Богородицы» был вывезен из Дивеево, а затем, при поддержке друзей из Курска и Орла, стал двигаться по маршруту, от одной епархии в другую.
    После отдыха в Кораблино, ежедневное преодоление сорокакилометровой дистанции, стало для паломника нормой. Иной раз приходилось делать марш-броски по шестьдесят и даже восемьдесят километров. В этих случаях приходилось двигаться сутки напролёт, хотя и с кратким отдыхом, во-время дня и ночи. Марш-бросок от поворота на Ливны до Курской Коренной пустыни был рекордным – 92 километра. И хотя, последние десять верст, друзья довезли странника на «ГАЗели», но, таким образом они тоже приняли участие в шествии. Ситуация тогда складывалась наилучшим образом, если бы не одно – но: у крестоходца медленно, но неуклонно, развивалась правосторонняя пневмония.
    Образ Порт-Артурской Божьей Матери, после недельного пребывания в храме «пастыря доброго», был к тому времени перевезён в Орёл. На следующий день его доставили в пос. Свобода, в дом принявших крестоходца друзей. Завтра им предстояла поездка на Прохорово поле, а затем, паломника вновь ожидало одиночное шествие. Теперь уже от Поля Южного фланга «Курской дуги», до Курской Коренной пустыни. Во время войны, в здании монастыря находился Главный командный пункт штаба фронта.
    Радость после отслуженного на Прохоровом поле молебна была недолгой. На следующий день паломник обнаружил у себя крайне неприятную подробность. Затихшая накануне боль в правой стороне груди стала нестерпимой. Весь следующий день был потрачен на лечение, хотя прежний опыт подсказывал – необходима госпитализация.
    Проснувшись утром 10 сентября, паломник понял, что болезнь перешла в новую стадию. Теперь, и без медицинских приборов можно было услышать хрипы в правом лёгком. Сильные же боли между рёбрами, будто от вонзившихся ножей, указывали на серьёзность заболевания.
    - Всё, конец крестному ходу, - обречённо подумал паломник, и привстав на постели, со слезами обратился к Порт-Артурской иконе Божьей Матери.
    - Царица Небесная, сделай что-нибудь! - воскричал он мысленно, - помоги, Матушка Божия!..
    Минуту или две, в комнате стояла полная тишина. На соседней кровати спал хозяин дома. Выплывший из соседний комнаты кот, с любопытством глядел на гостя. И вдруг, от иконы последовал ток, который нельзя было спутать ни с чем. В комнате изменился даже воздух. Паломник со страхом перекрестился, и спешно поднявшись, стал собираться к отъезду.
    Уже во время пешего движения на электричку, к станции Будановка, крестоходец с радостью констатировал, что боль в груди постепенно оставляет его. За полтора часа пути ушла не только боль, но, также одышка, и вызывающая липкую испарину температура. Нормализации же дыхания способствовало искушение, которое можно назвать трагикомичным. Уже в Курске, паломнику, чтобы успеть на Белгородскую электричку, пришлось бежать с велосипедом и вещами, сначала по подземному переходу, а затем по железнодорожному виадуку. Вскочив в электричку, перед самым её выходом, крестоходец понял, что дышит полной грудью. Искушение было необходимо, единственно для раскрытия схлопнувшихся от болезни альвеол. От нежданного бега с препятствиями, крестоходец стал дышать глубоко и свободно. Вечером, по прибытии в Прохоровку, он почувствовал себя полностью здоровым.
    …17 сентября, в день памяти свт. Иоасафа Белгородского, после двухдневных переговоров в епархии, было дано устное разрешение на пребывание Порт-Артурской иконы в Курской Коренной пустыни. Новый наместник монастыря, узнав о данном разрешении, созвонился с секретарем Владыки, после чего благословил привезти икону в монастырь.
    К чести наместника, образ был встречен с колокольным звоном и пением вышедших навстречу иконе монашествующих. Казалось, что в эти минуты тожествовали не только паломники, торжествовали сами небеса. Вдруг, со всей отчетливостью высветилась связь Дивеевской обители, от стен которой началось движение образа «Торжество Пресвятой Богородицы», с городом Курском, в котором жил и родился прп. Серафим Саровский. 
    - Разве могло быть иначе? - вопрошал себя в ликовании крестоходец, - ведь, это сам батюшка Серафим устроил торжественную встречу Спасительнице России. Вторя звону колоколов, душа паломника пела, и вдруг, на душу легло отчётливое и ясное понимание – даже если ему придётся в одиночку дойти до Дивеево, он обязан будет это сделать. 
    Полноценный же крестный начнётся двумя неделями позже, с Бородинского поля. Братья Вячеслав и Анатолий из Орла, приедут туда на восьмиместном «Мерседесе». Следом прибудут ещё двое братьев во Христе, но, о том, какие мытарства придётся вытерпеть крестоходцу до этого перелома, он, конечно же не ведал. В этот же самый день, после прибытия Порт-Артурской иконы в стены Курской Коренной обители, паломник отправился продолжать маршрут.   
    Путь до следующего областного центра был разделен на три больших участка. Через пять дней, после окончания Престольного праздника, икону из Курской Коренной следовало забрать. Исходя из этих позиций, шествие в Орёл должно было завершиться 20-го сентября вечером. Именно поэтому, сразу после утверждения образа Богородицы в обители, паломник покинул друзей из посёлка Свобода.
    Наличие велосипеда, на котором крестоходец перевозил поклажу, делало его свободным от заботы о ночлеге. Купленный ещё в Дивеево велосипед, использовался в качестве тележки для вещей, сам же паломник двигался пешком. С наступлением сумерек, странник ставил палатку в любой лесополосе, а утром продолжал движение. Но, как говорят в таких случаях: «Человек предполагает, а Бог располагает».
    Лишь к полуночи крестоходцу удалось выйти на федеральную трассу. За спиной осталось более сорока километров. После захода солнца начал моросить мелкий дождик, а потому, странник решил остановиться там, где Бог укажет. Самыми реальными пунктами здесь были, либо посёлок Верхний Любаж (путник останавливался там годом ранее), либо город Тросна, уже в Орловской области.
    - Существует ли какая-то связь между битвой при Марафоне, и марафонским бегом? - вдруг спросил себя крестоходец. - Если существует, то, в любом случае, необходим отдых. Вестник победы при Марафоне погиб исключительно из-за отсутствия такового. Странник ещё не ведал, что к концу следующего дня, он едва не повторит судьбу эллинского бегуна.
    После выхода на федеральную трассу, едва паломник успел спрятаться под навес автобусной остановки, как тихая морось сменилась шквальным ливнем. Двигаться под проливным дождём не было никакого смысла. Крестоходец расстелил на лавке туристкий коврик, и улегшись на него, с головой завернулся в военную плащ-палатку.
    Как всегда бывало в таких случаях, проснулся паломник от ночного холода. По небу гуляли чёрные, освободившиеся от излишней влаги тучи. Отдых частично восстановил силы крестоходца, а потому, он решил продолжить движение. 
    Всего через час странник прибыл на автостанцию города, который называют родиной «Курского Соловья» – Георгия Свиридова. На станции Фатеж работало круглосуточное кафе. Двойной кофе дал организму иллюзию бодрости, но, благодаря этой иллюзии можно было идти без остановки до самого рассвета.
    По прежнему опыту крестоходец знал, что в случае ночных шествий, необходимо, хотя бы дважды давать телу отдых. Второй привал был сделан утром, на подходе к Верхнему Любажу. Сон теперь был в прямом смысле каменным, но пробудившись от высоко поднявшегося солнца, путник почувствовал себя отдохнувшим.
    Испросив в одном из окраинных домов Верхнего Любажа кипятка в термос, крестоходец решил дойти до города Тросна. Там он запланировал разбить палатку в лесополосе. Увы, погода к вечеру снова испортилась. Порывистый ветер принёс чёрные тучи, а вместе с ними и нудный промозглый дождь. Теперь, во что бы то ни стало нужно было дойти до районного центра. Странник надеялся отыскать там гостиницу.   
    На подходе к городку, промозглая морось вновь сменилась шквальным дождём. Теперь, плащ-палатка спасала не столько от дождя, сколько от волн вздымаемой проходящим транспортом жижи. Отплёвываясь от льющейся с капюшона воды, крестоходец взобрался на взгорок с одинокой церквушкой, и лишь тогда огляделся. На противоположной стороне дороги зазывно горели огни кафе и магазинов, но, не это сейчас нужно было паломнику.   
    - Есть ли здесь хоть какой-то мотель? - с досадой вопросил странник, и перекрестившись на сиротливо замершую под дождём церквушку, пошёл куда глаза глядят.
   Неожиданно крестоходец уткнулся в высокое крыльцо «Сбербанка», под козырьком которого стоял мужчина в форменной одежде и сигаретой в руке. Всем своим видом выражая равнодушие, охранник выпускал периодически кольца дыма и задумчиво глядел вдаль.
    - Уважаемый, можно к вам обратиться? - вопросил паломник охранника.
    - Да, пожалуйста, - с непоколебимым видом отозвался мужчина в форме.
    - Подскажите, есть ли у вас в городе гостиница?
    - Увы, нет.
    - ?!
    Охранник без интереса поглядел на вопрошавшего, и сделав очередную затяжку, добавил с отсутствующим видом: «В Жерновцах есть гостиница».
    - Это, где? - переспросил упавшим голосом крестоходец.
    - Километров семь, вверх по трассе, вскоре за Муханово. Там, увидишь. 
    С этими словами охранник стрельнул окурком в поток воды, и вошёл внутрь сияющего неоновыми огнями помещения.
    Будто оглушенный контузией, паломник постоял ещё минуту под дождём, и лишь осознав страшный смысл сказанного, медленно побрёл вдоль улицы. Казалось, с неба лилась теперь не вода, но – новокаин, от которого замирали и мысли, и молитва, замирало само дыхание. Расстояние, обычное для дневного времени, теперь казалось непреодолимым.
    - Так вот отчего погиб вестник Марафонской битвы, - едва слышно прошептал крестоходец, и цепенящий холод стылой как ноябрьская шуга мысли, окончательно сковал его сознание.
    Ещё днём, на одном из привалов, паломник подсчитал расстояние от Курской Коренной пустыни до центра города Тросна. Итог был запредельным – ровно сто километров. Сейчас предстояло пройти ещё семь. Путник вдруг понял, отчего, отсидевшие долгий срок зэки, если им переносили день освобождения на пару дней (вместо субботы, в понедельник), резали вены, либо пускались в бега. По той же самой причине: «Семь километров, вверх по трассе, вскоре за Муханово».
    На выходе из города, к водяному шквалу добавились громовые раскаты. Теперь, они уже не грохотали в отдалении, как час назад, но сопровождаемые мёртвыми вспышками молний, разрывались над самой головой. От слепящего, в глаза – от машин, а сверху – от молний, света, паломник то и дело терял ориентацию. При встрече с большегрузными фургонами, он не всегда успевал отойти в сторону. Дорожная жижа, в этом случае, с головой накрывала крестоходца. Впрочем, и движение по краю обочины не давало преимуществ. Велосипедные шины здесь просто засасывало в грунт.
    Душа паломника, от сверхутомления, от нечувствия людей, от ударов грома, шквалов воды, от бьющих в глаза фар, и от раздирающих пространство молний, онемела как рыба глушёная аммоналом. Великая кататония. Глухота и немота. «Дух глухий и немый – выйди!» Ум оцепенел, будто накачанный новокаином. Молитва, слова, мысли – всё замерло как в крещенский мороз. Не это ли чувствовал попавший в бурю Лаэрт из «Короля Лир?!..
    - Donnerwetter! - память вспышкой выбила фразу из школьной программы. И странник вновь с головой погрузился в морок немоты. «Дух глухий и немый…» Ни молитвы, ни слов, ни дыхания.
    Вдруг, очередная молния с шипением разорвала пространство, и ударила в перелесок. Где-то совсем рядом, в десятке шагов.
    - Gott! - вскрикнул паломник, почему-то по-немецки, прорывая сковавшее ум и душу мёртвое оцепение. И, тут же, следом, раздался новый удар грома.
    - Gott! - вновь вскричал крестоходец, теперь уже с плачем, и просьбой о немедленной помощи: «Майн Готт!»
    И затем, окончательно вырываясь из вязкого, как болотная топь небытия, его гортань разорвал страшный душераздирающий вопль: «Дьё!.. Дьё!.. Или, Или! Лама савахфани!»
    И следом, уже тихие и смиренные слёзы, смешиваясь с дождём и грязью, потекли по щекам крестоходца: «Боже! Зачем Ты меня оставил?!»
    Вдруг, из мутного марева, с правой стороны, вынырнула торжествующе светящаяся бензозаправка. Паломник остановился. В изможденном мозгу колыхнулся холодный как ноябрьская шуга помысел: «Заправка! Кафе! Кофе! Надо выпить кофе!»
    Ввалившись в помещение заправочной станции, и оставляя за собой лужи воды, крестоходец направился к стойке дорожного буфета.
    Оказалось, что кофе, по причине неисправности автомата, на заправочной станции отсутствовало. Минуту поразмышляв, паломник попросил у буфетчицы чаю, но вместо чая перед ним поставили стаканчик с какой-то бурой жидкостью. Путник с болью посмотрел на стоящий перед ним напиток, и с тоскливой мольбой устремил «очи гор;».
    В следующий миг в кафе воцарилась бездонная тишина, в которой растворились и громовые раскаты, и всполохи молний, и шквальные удары дождя по стёклам. Время остановилось, замерло, его более не существовало. И молнии, и гром, и дождь застыли как в стоп-кадре.
    Вдруг, женщина за стойкой увидела под плащом крестоходца икону Божьей Матери. Её глаза наполнились страхом и изумлением.
    - Господи, Боже мой! - вскрикнула она. И неожиданно всё изменилось. Казалось, даже воздух стал играть и искриться. И… как тогда в Чечне, как тогда, в Новопавловске, как тогда, в тяжкой болезни – в Курской Коренной, паломник почувствовал этот ни с чем несравнимый ток.
    - Матерь Божия, помоги! - едва слышно прошептал он.
    - Ой, я сейчас налью вам нормального чаю! - в радостной догадке воскликнула женщина, и включив электрический чайник, вновь встала к стойке, - зелёный, можно?..
    Паломник согласно кивнул.
    - А, вот, ещё хлеб с медом! - буфетчица достала из под стойки банку с мёдом, и намазала его на хлеб.
    - Благодарю вас, - ответил с поклоном паломник, и взяв поставленные перед ним чай с хлебом, направился к ближайшему столику. Уже через минуту он хлебал из кружки обжигающую жидкость, от которой по жилам стало разливаться тепло.
    Когда чай был выпит, а хлеб съеден, на ум пришла благостная мысль: «Плат Вероники. Праведная Вероника, которая отёрла рушником лик Христа».
    Паломник поднялся из-за стола, и поблагодарив буфетчицу, вопросил: «Как вас зовут?»
    - Дарья, - с некоторым смущением отозвалась женщина.
    Услышав имя, странник задумчиво кивнул, и сказав на прощание: «Я буду поминать вас о здравии», - направился к выходу.
    Гроза за четверть часа выдохлась. Дождь теперь не лил, а струился с тихим шелестом. Лишь  изредка за горизонтом отдаленно б;хало, а на западе, в прогалинах туч, уже алел закат. Паломник вывел велосипед на трассу, и повернувшись к востоку, истово возгласил: «Спаси Господи и помилуй Дарью, и весь род её. Потому что, она спасла человеку жизнь».
    Через тридцать-сорок минут странник уже находился в Жерновцах, под спасительной крышей дорожного мотеля…

    Близка мне лирика берёз,
    Просветы неба огневые…
    Я знаю, Бог Исус Христос
    Благословил края родные.

    Благословил! Дал крест и меч,
    И ясность вечного приказа –
    Держать Огонь! Огонь беречь,
    Испепеляющий заразу.

    Недаром грозные цари
    Не поддавались карме тленной…
    И меч Евангельской Зари
    Разил чертей самозабвенно!

    Но время – заговор! И тьма
    Грохочет танками по крыльям…
    Пирует горе от ума,
    И от безумия бессилье.

    Убита Правда, смят закон,
    Сквозит жестокая изнанка.
    Громят крестами злой бетон
    Руси последние подранки.

    Сквозь полночь катится звезда…
    Шагнёт в рассвет последней битвы –
    Сакральный Орден – сталь Христа,
    Россия, ставшая молитвой.[6]

    В этом испытании был конечно же Промысел Божий, потому что ситуация с дистанцией в 107 километров вскоре повторилась, но, уже в Калужской области. Тогда пришлось идти из Оптиной пустыни, через Калугу, до посёлка Детчино. Понадеявшись на отдых в дешёвой гостинице, паломник серьёзно обманулся. За год в Калуге произошли перемены. Известная крестоходцу муниципальная гостиница была ликвидирована и продана в частные руки. При этом, сам город был уже пройден, а номера в попадавшихся на пути отелях, стоили баснословно дорого. Ночевать в палатке, после недавно перенесённой пневмонии, когда «бабье лето» сменилось хмурой осенью, было чистым безумием. Именно поэтому, лишь изредка давая себе отдых, странник шёл, механически передвигая ногами, пока не прибыл в посёлок Детчино. Это было странное, как на пороге инобытия движение, без всякой надежды на помощь людей, и даже без просьбы о милости Свыше. Помня грозовое испытание на Орловщине, странник преодолевал один километр за другим, не дерзая вопрошать о благополучном исходе этого марафона.
    - Равви, где живешь? - спросили Ученики Господа.
    Он ответил им: «Пойдите и увидите».
    В поселке Детчино никто ни о чём странника не спрашивал. И даже тот факт, что местная церковь, по причине небогослужебного дня была закрыта, не огорчил крестоходца.
    Ещё на последнем привале путник посчитал расстояние от Оптиной пустыни до указанного посёлка. В результате, оказались те же 107 километров.
    - «Пойдите и увидите», - вновь вспомнились слова из Евангелия.
    - Значит, должна быть помощь Божьей Матери, - с равнодушной отстранённостью подумал крестоходец, после чего покинул территорию храма.
    В течение получаса паломник стоял на главной поселковой площади, понимая, что здесь, он ни от кого помощи не получит.
    - «Выйди от нас, Господи», - сказали Христу жители Десятиградия.
    Жители посёлка проходили мимо, не обращая на незнакомца никакого внимания.
    - «Оставь мертвым хоронить своих мертвецов», - вновь вспомнилась евангельская цитата.
    В направлении местного ресторана двигалась стайка молодых людей. Но, никто из них даже не взглянул на паломника.
    - Молодые люди, есть ли в вашем посёлке гостиница?! - без надежды на ответ, крикнул им вдогонку странник. Нет, никто не оглянулся.
    - Молодые люди, - вновь, поникшим голосом прокричал он.
    - Безполезно, они не слышат.   
    Вдруг, самый младший из мальчишек оглянулся, и с неподдельным изумлением посмотрел на крестоходца.
    - Скажи, пожалуйста, - странник сделал шаг в его сторону, - где здесь гостиница?
    Отрок удивлённо похлопал глазами, и махнув рукой вперёд, крикнул: «Там, мотель на трассе. Метров восемьсот отсюда». После чего, резво побежал догонять товарищей. Дополнительных разъяснений паломнику не потребовалось. Он развернул велосипед, и уже через десять минут стоял у дверей дорожного мотеля.
    На следующий день, расстояние в шестьдесят километров, до Пафнутьев-Боровского монастыря, было пройдено им за четырнадцать часов. В монастырь крестоходец прибыл за двадцать минут до закрытия…

    Американский актёр Джеймс Патрик Кэвизел, сыгравший главную роль в фильме «Страсти Христовы», так говорил о своей работе в этой картине: «С того времени, как начались съёмки казней Христа, а они продолжались целых семь недель, для меня началась настоящая Голгофа. Сначала на моё тело и лицо наносили грим, а эта работа совершалась ночью в течение нескольких часов, и лишь потом производили съёмки. Через некоторое время кожа на моём теле стала покрываться волдырями. Многослойный грим препятствовал нормальному влагообмену и воздухообмену. Это было настолько мучительно, что я с великим трудом засыпал. Особенно тяжелыми были съёмки распятия на Кресте. Ведь они продолжались по нескольку часов. И когда я полностью изнемогал, Мэл Гибсон просил меня потерпеть. А потерпеть, означало согласиться на продолжение этих мук. Нередко, я замечал во время съёмок, что, как если бы казнят не меня, но Самого Христа. И то, что, не я несу крест на Голгофу, изнемогая и падая, но – Христос. И не я вознесён на Древо, но Иисус Сын Божий. При этом, всегда понимал, что страдания Иисуса были неизмеримо б;льшими. И никакой человек не сможет вытерпеть даже малой части этих страданий».
    Характерно, что в 2002 году, во время съёмок триллера «Особо тяжкие преступления», Джэймс Кэвизел отказался сниматься в постельных сценах, поскольку это противоречило его религиозным убеждениям. Актёр совсем не по-американски сохраняет верность своей супруге Кэрри Броуитт. Они взяли на воспитание трёх китайских детей. У двоих мальчиков была диагностирована опухоль мозга. Тем не менее, супруги Кэвизел приняли их в свою семью. Исследуя факты биографии актёра, можно сделать вывод: Господь не случайно избрал этого человека для экранного изображения Самого Себя. По свидетельству Кэвизела, съёмки в фильме не были игрой, ибо Мэл Гибсон предупреждал, что после «Страстей», он, скорее всего, оставит карьеру артиста. Работа в этом фильме являлась Голгофой, по слову Спасителя: «Если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода». Во время съёмок этой картины, ветхий человек в исполнителе главной роли должен был умереть.

    Ровно в шесть утра гость проснулся от возгласов хозяйки, которая занималась кормлением домашней живности. Наскоро одевшись, и приведя себя в порядок, паломник вышел во двор и поприветствовал хозяйку.
    - Как спалось? - ласково вопросила большуха.
    - Слава Богу, хорошо! - бодро отозвался гость.
    - Завтракать будете?
    - Пожалуй, нет, - паломник отрицательно помотал головой, - потом, на привале. Вчера мне пожертвовали три пакета продуктов.
    - А, тогда, как знаете, - не стала возражать хозяйка, - мне тоже надо через полчаса уходить, хочу до дочки съездить.
    - Так, и я, уже готов к выходу, - бодро отпарировал гость, - вот, только крест и рюкзак возьму в летней кухне.
    Выйдя через пару минут во двор, паломник вновь с поклоном поблагодарил хозяйку, отчего она лишь смущенно заулыбалась.
    - Так, мы тоже, православные. В церкву то, ходим… правда, нечасто.
    Взгляд хозяйки затуманился на мгновение, после чего она глубоко вздохнула, и сделав полупоклон, произнесла напутственно: «Вам, тогда, тоже, Божьей помощи. А нас, лихом не поминайте».
    После этих слов большуха проследовала в дом, а паломник, осенив двор походным крестом, направился к выходу.
    Проходя мимо городской церкви, осенил крестом и её, мысленно попросив у Бога прощения за ревнующего не по разуму сторожа.
    - Мы, ведь тоже, православные, - произнес он уже вслух, - а потому, должны всех прощать.


    Глава 8: «Западенцы – друзья или враги?»

    В конце апреля 2006 года, когда крестный ход покинул после Пасхи гостеприимные Тульчин и Гнивань, стало известно, что благословение Владыка Винницкой епархии ещё не дал. Теперь, крестный ход шёл как-бы в никуда. Ко всему, Винница считалась пограничным между востоком и западом Украины городом. Как объяснили идущие с крестным ходом одесситы: «Це ще не запад, но уже и не восток». Наконец, на подходе к Виннице, благословение от архиерея было получено, а потому, по городу крестоходцы шли торжественным маршем, водрузив на плечи носилки с иконами «Знамение» и «Умиление». Как и ожидалось – Матерь Божия всё управила. Паломниками владело чувство, пусть небольшой, но победы. Ко всему, крестный ход сопровождали две машины местных ДПС. Единственным указанием руководителей было – не отвечать на возможные провокации местных «западенцев».
    Божьей милостью, никаких провокаций в Виннице не случилось, если не считать двух п;рубков, которые шли по тротуару, и показывая пальцами на икону, выкрикивали: «Во, москали, Матку Божу маслом намазали, гутарят – мироточивая».
    Эти выкрики хотя и создавали напряжение, но присутствие обеспечивающих милицейских машин служило для гостей гарантом безопасности. В конечном итоге прекратились и выкрики, тем более, что п;рубки сошли с тротуара, и присоединились к крестному ходу. Но, самое удивительное случилось в конце шествия, когда крестный ход приблизился к кафедральному собору Винницы. Во время очередной смены носильщиков иконы, парни, не сговариваясь, подставили плечи под рукоятки носилок. Строевой старшина тут же доложил об этом руководителю – Юрию Ивановичу Шишкову. Приблизившись к украинским парням, Юрий Иванович поинтересовался, как долго они будут идти с крестным ходом.
    - Да, понесём трохи, - широко улыбнулся один из них, - це ж, Матка Божа. А там, москали не москали. Матка Божа, ведь.
    После этого случая, среди крестоходцев заметно уменьшилось напряжение по поводу злобных «западенцев». Хотя, в церквах и монастырях гости постоянно слышали рассказы, о разного рода провокациях, об отнятых храмах. Окончательная же боязнь прошла после ночлега в воинской части.
    Через одну неделю, по прибытии шествия в кафедральный собор города Хмельницкий, крестоходцев отвезли на выделенных мэрией автобусах, в расположенную на окраине воинскую часть. Одна казарма в военном городке полностью пустовала, поэтому её обустроили в качестве паломнической гостиницы. С правой стороны поселили братьев, в левой – сестёр. Поначалу вышла небольшая неувязка с водопроводом, но, воду тоже вскоре подключили.
    Уже после ужина, когда крестоходцы устроились на ночлег, в казарму зашёл дежурный по части, с сопровождавшими его прапорщиком и сержантом. Офицер, с улыбкой посмотрел на галдящих паломников, и бодро спросил: «Здравствуйте россияне! Всё ли в порядке?»
    - Да-а! - раздался в ответ дружный хор голосов.
    - Тогда, добре, - удовлетворённо кивнул офицер, и для порядка прогулялся по центральному проходу казармы. Закончив обход, офицер поинтересовался, откуда прибыли гости. Некоторые из сестёр, которые побойчее, стали объяснять, указывая то на себя, то на братьев: «Мы, с Курска, Орла, Брянска… а вот, с нами, несколько человек из Одессы идут».
    - Вот как, - покачал головой офицер, - а, из Москвы есть?
    - А как же, я из Москвы! - сестра Галина выбежала из-за коек чуть не на центр прохода.
    - Из Тверской области, тоже, присутствуют, - отозвался со своего места брат Павел.
    - Из Смоленска… из Вологодской губернии… - раздались следом другие голоса.
    - Еще есть брат Сергий, из Сургута, - добавил кто-то из братьев, но, он сейчас моется.
    - Приличная география, - покачал головой сопровождавший офицера прапорщик, - а с Сахалина есть кто-нибудь?
    На миг в казарме повисла тишина, но, вдруг, ни на кого не обращавший внимания Кириллыч, прекратил копаться в рюкзаке, громко воскликнул: «Как, нет? Вот, Саня с Сахалина!» - после чего подтолкнул вперёд автора этих строк: «Мы с ним оба моряки-подводники. Только, я сам, из Владивостока».
    - Точно?! - задавший этот вопрос прапорщик, даже раскрыл рот от удивления. - А, я с родителями, на Сахалине жил до 92-го года. Мой отец военный был… Вот, это дела.
    В ходе разговора выяснилось, что после распада Советского Союза, юноша, бывший ныне прапорщиком, вернулся с родителями на Украину, здесь пошёл в армию, в которой и остался на сверхсрочнную.
    Военный с живым интересом спрашивал паломника, то, о месте его проживания в Южно-Сахалинске, то, об Аниве, то о порте Корсаков. Было видно, что названия улиц и населённых пунктов будили в нём воспоминания. Там, на Сахалине, прошли его школьные годы. Там осталась часть его души.
    Года через два, автору этих строк удалось посмотреть в интернете рассказ воина Владимира Виноградова – «Как я ездил на войну в Чечню». Характерным эпизодом повествования был рассказ о проезде группы российского ОМОНа через Харьковскую область. Собственно, ничего криминального в этом проезде не было, если бы не выданные накануне автоматы Калашникова и табельные пистолеты. Братья-славяне на харьковской таможне никак не могли понять, что делать со взводом вооруженных до зубов пьяных военных, которые почему-то оказались на территории соседнего государства.
    Воин Владимир, с невозмутимостью Василия Тёркина разъяснил, что братишки куда-то там позвонили, что-то там выяснили, и уже сутки спустя, группа российского ОМОНа прибыла в зону конфликта в Чечне.
    После просмотра этого ролика, автор долгое время находился в уверенности, что никакая сила не сможет разделить два братских народа. Автор был убеждён, что в случае войны, братья-славяне вновь станут плечом к плечу. В 2014 году от этой уверенности не осталось и следа. Тогда, и русские и украинцы, причём, в одинаковой пропорции, с оружием в руках вышли друг против друга. Линия разграничения на Донбассе поставила вопрос ребром: Кто русский, а кто?..

    Но тогда, в мае 2006 года, скорби пришлось терпеть (как ни странно) от белорусских властей. На Сретение же Владимирской иконы (3 июня), стало понятно со всей определённостью – крестный ход через Белоруссию не пойдёт. Юрий Иванович Шишков, руководитель шествия, уже дважды ездил в Минск к митрополиту Филарету, но, оба раза, как в письменном виде, так и при личной встрече с экзархом, получал твёрдый отказ. Предупреждение одесского старца Ионы (Игнатенко) сбывалось с неумолимой точностью: «В Белоруссию вас не пустят. Поэтому, если крестный ход по Белоруссии не пройдет, то, Третья мировая война начнется именно с неё».
    После второй встречи с экзархом, Юрий Иванович собрал крестоходцев на совет. Право решать судьбу шествия, было отдано собору крестоходцев. К чести запертых в Луцкой епархии паломников, никто не возроптал, но все единодушно решили, пройти по Белоруссии в качестве гражданских лиц. Паломники согласны были терпеть разного рода лишения, и даже спать на улице, потому что, старец Иона ничего не говорил впустую. Впрочем, возможность сна под открытым небом вскоре представилась.
    Солнечное утро 25 мая вселило некоторую надежду. Тем более, что из села Ратно, последнего пункта перед границей, с крестоходцами вышли два местных священника. Уже на подступах к таможенному посту Доманово подул резкий северо-западный ветер, который принёс хмурые, висящие до земли тучи.
    Украинские таможенники пожелали российским гостям удачи, причём, многие из них подходили к иконам, и с благоговением лобызали их. Юрий Иванович Шишков, не теряя времени даром, вёл среди пограничников миссионерскую работу, раздавая образки иконы «Умиления».
    Белорусский пост Мокраны встретил паломников хмуро и неприветливо. Дежурный офицер без интереса оглядел гостей, и приказав оставаться на месте, куда-то отошёл. Как если-бы в соответствии с названием поста, заморосил унылый мелкий дождь. По команде старшины шествия, крестоходцы перекрестили иконой вход в таможню. Теперь оставалось только ждать.
Время тянулось непереносимо медленно. Стоящие под иконой паломники начали вполголоса читать молитву Богородице. Наконец, из-под арки блок-поста вышли два подполковника – МВД и Миграционной службы. По кривым улыбкам и бегающим глазам ответственных лиц, паломники поняли: путь в Белоруссию крестному ходу закрыт. Причина была как-бы законной: руководитель шествия не подал в адрес властей Прошения на право прохождения белорусской территории. Вторая причина была не менее значимой – отсутствие благословения со стороны экзарха Белоруссии Филарета. Над таможенным пунктом повисла мёртвая тишина. Юрий Иванович резко развернулся, и подавленно, то ли сказав, то ли вскрикнув: «Уходим!» - быстро пошёл в сторону основного состава крестоходцев.
    Четверо паломников, опустив икону с плеч на руки, тоже развернулись, и понуро двинулись вслед за руководителем.
    - А, что случилось?! - нарушила тишину Галина москвичка, когда братья подошли к ожидавшим их крестоходцам.
    - Вот, то и случилось, - отозвался с угрюмым видом Кириллыч, всё это время напряжённо наблюдавшим за ситуацией, - как белорусов теперь можно называть братьями?
    - Да, белорусы здесь, ни при чём! - воскликнул кто-то из паломников, - нас политики не пускают, а не белорусы!
    Вдруг, участники крестного хода загалдели все разом. Каждый стал с возмущением высказывать своё мнение. Но, уже через несколько минут, галдёж и перепалки прекратились. Со стороны таможни набежала чёрная дождевая туча, а вслед за ней, шквалистый ветер стал угрожающе раскачивать верхушки деревьев. И, как бы подгоняемые этими шквалами, из ворот блок-поста вывалились десятка полтора людей в форме, с резиновыми дубинками в руках.
    Когда таможенники приблизились к крестоходцам, Кириллыч, с прямотой военного стал обличать их, но, по ледяному блеску в глазах пограничников было видно – ещё минута-другая, и они применят дубинки на деле. Достаточно было одной неосторожной фразы… И тут, Юрий Иванович, ни не говоря слова, взял вместе со строевым старшиной икону «Умиление», после чего оба направились в сторону нейтральной полосы. На помощь к ним подбежали ещё двое братьев. После чего, возложив носилки на плечи, они походным шагом двинулись прочь от таможни. «Се оставляется дом ваш пуст». Вслед за иконой потянулись и остальные крестоходцы.
    Уже на нейтральной полосе, Юрий Иванович спешно обзвонил священников в Ковельской и Луцкой епархиях. Батюшка из ближайшего к границе села Ратно пригласил изгнанников к себе, до времени, пока не решится вопрос. Ободрённые этим известием паломники решили терпеливо дождаться утра.
    Характерно, что на нейтральной полосе находился памятник воинам Афганистана трёх братских республик. Неподалеку от него крестоходцы и решили разбить лагерь. Увы, с наступлением темноты воодушевление закончилось. Стало холодно как в октябре. Ко всему, пошёл стылый моросящий дождь. По рассказам белорусских друзей, в Бресте, в эту ночь была такая буря, которую не помнили даже пережившие войну старики.
    Сразу после ужина, Леонид Кириллыч решил изучить ситуацию. Вернувшись с разведки, он язвительно буркнул: «Смотри-ка, поставили на дороге пограничников. Тоже мне, служаки, с Божьей Матерью решили воевать». От этой, как бы невзначай брошенной фразы, повеяло ледяным холодом: «В Белоруссию не пустили Божью Матерь. Не пустили Ту, Которая Одна лишь и может не допустить начала Третьей мировой».
    Утром крестоходцы действительно увидели на нейтральной полосе военный «УАЗик». А рядом с машиной стоял бравый автоматчик, с АКМом на груди. Наблюдавший эту сцену Кириллич сплюнул и едко усмехнулся: «Сволочи! На Царицу Небесную, с автоматом! Не зря старец Иона о войне говорил!»
    Странным образом, едва крестоходный лагерь расположился вечером на нейтральной полосе, как было решено читать Неусыпаемый акафист. Понуждать при этом никого не пришлось. Проснувшиеся от холода люди сами подходили к молящимся, и отправив предыдущую группу на отдых, становились на молитвенную вахту. Эта традиция ночного Неусыпаемого акафиста, продолжалась ещё две недели, во всё время вынужденных хождений по Луцкой епархии.
    На другой день было ниспослано как если-бы знамение Свыше. Юрий Иванович уехал утром в Ратно, с целью приготовления места для встречи паломников. Вернувшиеся на Украину крестоходцы, понуро топали по слякотной трассе, распевая вполголоса Иисусову молитву. Молитву теперь пропевалась без воодушевления, порой даже не в такт, отчего как-бы падала под ноги, в эту же грязь. Хмурое уныние воцарилось не только в душах паломников, но и в окружающей природе. Пасмурное небо над головой, грязь под ногами, да мокрые кустарник и деревья по обеим сторонам дороги.
    Внезапно перед крестным ходом остановился легковой автомобиль, и вышедший из него парень вопросил о цели шествия. Услышав краткий рассказ, молодой человек покачал головой, и пожелав доброго пути, отъехал в сторону таможни. Но, уже через десять минут, автомобиль вопрошавшего вновь появился перед крестоходцами. Припарковавшись на обочине, водитель вытащил из салона объёмистый сверток, и чуть не бегом понёс его навстречу шествию.
    По просьбе дарителя свёрток развернули, и в следующий миг, возгласы ликования огласили окрестность. Это был ковёр с изображением Георгия Победоносца.
    Окруженный паломниками даритель лишь недоуменно улыбался, и сбивчиво произносил одну и ту же фразу: «Да, вот, как озарило. Словно голос был какой – езжай, отдай ковёр братьям. Вот, решил отдать».
    Строевой старшина попросил дарителя подождать пятнадцать минут, чтобы вручить ковёр лично руководителю крестного хода. Но, едва он успел набрать номер телефона, как Юрий Иванович подъехал сам на легковом автомобиле. Увидев же перед собой тканую икону небесного покровителя, он замер в изумлении, и с благоговением перекрестившись, приложился к образу. Приняв подарок, Шишков растроганно поблагодарил дарителя, после чего спросил его имя. Молодой человек назвал себя, и Юрий Иванович пообещал поминать его о здравии до самого конца крестного хода. 
    - Да, вот, голос был – езжай, отдай братьям! - в который раз повторил нежданный даритель, и попрощавшись, направился к своей машине.
    Через несколько минут крестный ход выстроился, и зашагал по трассе. Теперь, Иисусова молитва победно оглашала окрестности, отражаясь эхом в лесах «Рiдной Украины». В селе Ратно их ждал ночлег, ужин и тёплый приём.

    Годом позже, в августе 2007 года, после окончания крестного хода «В честь 90-летия обретения Державной иконы Божьей Матери», автор решил закрыть не пройденный им участок от станции Чудово на севере новгородчины, до Свято-Тервенического монастыря. В начале мая этого года крестоходцу пришлось в одиночку пройти маршрут от монастыря Александра Свирского до монастыря в Тервеничах. Благословения от правящего архиерея, несмотря на молитвы старцев, получить так и не удалось. Паломникам, которых было более сорока человека, ничего не оставалось, как помолиться перед мощами преподобного, и отъехать несолоно хлебавши в Санкт-Петербург. Лишь только один крестоходец отправился пешком в Тервиничи, откуда добрался автобусами и электричками до станции Чудово на севере Новгородчины.
    Увы, в Чудово паломники встретились с другой неожиданностью. На границе Новгородской области автобус был остановлен машинами ДПС. В течение часа-двух происходило выяснение обстоятельств, и лишь вмешательство независимой прессы помогло в корне переломить ситуацию. Охочие до жареных фактов журналисты нагло снимали на камеру, и паломнический автобус и самих милиционеров. Не желавшие громкой огласки служители порядка, позвонили куда следует, и отпустив автобус, ретировались.
    К чести настоятеля Чудовского храма, он сжалился над паломниками, приняв их на пару дней, ради праздника 9-го мая. Предоставив кров и питание, попросил только об одном – не устраивать шествий без благословения Новгородского Владыки. Печальная ситуация с Петербургской епархией повторилась едва не в точности. Через два дня, утром 10-го мая, паломник вышел из Чудово, в направлении станции Дно, в Псковскую область.
    Получить благословение от Псковского архиерея, тоже оказалось непростым делом. Но, именно здесь, на земле, где происходило сражение на Чудском озере, и где подвизался Всероссийский старец Николай Гурьянов, и совершился прорыв безысходной ситуации. По небесным молитвам Псковоезерского старца, архиепископ Псковский и Великолукский Евсевий благословил крестный ход пройти по возглавляемой им епархии.
    Сразу по возвращении крестного хода с острова Залит, Владыка принял паломников в епархиальном управлении. При этом, отечески побеседовав с гостями, каждому преподал благословение. После чего, раскрыв большую коробку конфет, угостил ими всех присутствующих. Паломники с радостным воодушевлением пропели правящему архиерею «Многая лета», а Владыка со смиренной улыбкой выслушал поздравления. Над входом в кабинет архиепископа висела икона Царя-мученика Николая II-го. Многим крестоходцам тогда казалось, что святой Государь тоже преподаёт им свое благословение.
    За последующие два месяца, в крестном ходу было немало ситуаций, когда поднимался вопрос о роспуске шествия. Но, как бы там ни было, крестный ход всё-таки дошёл до Екатеринбурга, и принял участие в ночном шествии до монастыря на Ганиной Яме. Именно тогда, во время всеобщего торжества, автор дал себе слово, по возвращении домой, закрыть непройденный участок от Чудово до Свято-Тервенического монастыря.
    …В поселок Краснофарфорный крестоходец прибыл вечером, но, увы, никто из его жителей не пожелал брать на ночлег незнакомого человека. Перекрестив на выходе негостеприимный посёлок, и пожелав его жителям добросердечия, паломник направил стопы в Тихвинский монастырь. Уже глубокой ночью, на повороте в Окскуй, путник сделал первый большой привал. Ситуация была почти безнадёжной: с правой стороны дороги находилась лесопилка, с левой угадывались тёмные здания посёлка. Перетруженые непрерывной ходьбой ноги требовали отдыха. Увидев сваленную у обочины груду горбыля, паломник присел было с краю, но уже через минуту, бригадир смены потребовал от него покинуть территорию. К счастью, на расположенной поодаль автобусной остановке стояла деревянная скамейка. Странник сел на скамейку, и положив голову на рюкзак, забылся каменным сном.
    Несмотря на промозглую стылость, паломник спал как убитый. Проснулся, как всегда в таких случаях, от утреннего холода. На востоке, сквозь серые тучи брезжил рассвет, и крестоходец поднялся для продолжения маршрута. Если с утра, перемежаясь с бликами солнца, то и дело моросил мелкий дождь, то, уже во второй половине дня, шквалистый ветер принёс ливень. Периодически дождь прекращался, но, после краткого перерыва, новая пришедшая с запада туча, обрушивала на землю поток влаги. В течение дня, паломник несколько раз вытаскивал из рюкзака плащ, а затем, по прекращении дождя, вновь его прятал. В конечном итоге решил пользоваться зонтом. В этом была его глубокая ошибка.
    Шквальный ливень обрушился на путника неожиданно и поистине с ураганной мощью. Небо, от непроницаемых тяжёлых туч, стало чёрным. Не прошло и двадцати минут, как крестоходец вымок до самой макушки. Теперь зонт, если и служил средством защиты, то не от дождя, а от разбрызгиваемой транспортом грязи. Шествие сквозь воду и грязь продолжалось несколько часов. К вечеру стало совсем темно. Странник взглянул на ручные часы, но они, залитые водой, показывали пятнадцать часов дня. Неожиданно, в водяном мареве блеснула табличка: «Деревня Кукуй».
    Свернув в вытянувшийся в одну улицу дачный посёлок, паломник стал стучаться в каждый встречающийся по пути дом. На воротах многих домов висели замки, а редкие местные жители, увидев незнакомца в окно, лишь отрицательно махали руками. 
    Мечущийся от дома к дому странник, был подобен либо загнанному зверю, либо римскому гладиатору, судьба которого состояла в том, чтобы умереть на потеху публике. А потому, также как в древнем колизее, так и сейчас, из мёртвых окон следовал отрицательный взмах рукой, или же – большим пальцем вниз. Паломник, раз за разом, будто получив пощёчину, отходил от непринявшего его дома, и следовал к другой хижине. Но, вот, посёлок закончился. Впереди оставался один единственный дом. Дальше… начинался лес.
    С трепещущим сердцем, ни на что более не надеясь, паломник прочитал «Молитву Господню», и робко постучал в дверь. Минутой позже, изнутри выглянула пожилая женщина, и оглядев без особого удивления незнакомца, спросила: «Чего тебе, хлопче?»
    Паломник стал сбивчиво объяснять женщине о цели своего путешествия, выразив под конец просьбу о ночлеге.
    - Ну, так, заходьте, - вновь, без удивления произнесла женщина, и знаком пригласила путника в дом.
    Когда странник вошёл в помещение, женщина крикнула с порога: «Грицко, чоловика прими. Нехай, ночуе!»
    - Да, тёть Ань. Не треба безпокойства, - раздался голос из горницы, и навстречу гостю вышел молодой, с пышной черной шевелюрой парень. Дружелюбно взглянув на странника, он приветливо улыбнулся и знаком пригласил его в комнату.
    Бросив в угол рюкзак, и повесив на крюк мокрую куртку, крестоходец вошёл в горницу. В обширном помещении, вдоль стен стоял ряд из десяти коек. У глухой задней стены за печкой, втиснулись двухэтажные нары. Сидевшие на койках обитатели общежития, при виде незнакомца оживились, и выражая общее любопытство, один из них с улыбкой спросил: «Откудова будете?»
    Паломник представился, и в нескольких словах обрисовал цель своего путешествия.
    - Та-а, мы тоже нездешние, - ответил за всех Грицко, - из-под Чирновцив. А Петро, вин, из-под Львива. Микола с Закарпатьтя. - И далее, он поочередно перечислил имена всех находящихся в горнице людей.
    В ходе разговора оказалось, что эти ребята приехали сюда на заработки, занимаются тем, что валят лес. Дом сей, на краю деревни, принадлежал бабе Ане, который она и сдавала за умеренную плату украинским лесорубам.
    За разговором, один из парней подогрел на плитке кастрюлю с супом и вскипятил воду в чайнике.
    - Хей, Сашко, бери, что на столе, - уже по-свойски подбодрил гостя Грицко, и подвинул поближе корзинку с хлебом, - налягай, не стесняйся. 
    Подогревавший суп сотрудник, достал из холодильника пачку масла, и положил её рядом с паломником.
    Покончив с ужином и уже подробней рассказав о себе, крестоходец попросил разрешение на отдых. Тот же Грицко указал гостю на свободное место, за печкой у стены. Затем принёс вторую подушку и плед, на случай, если к утру станет холодно. И лишь после этого, пожелав паломнику спокойной ночи, вернулся к товарищам.
    Едва коснувшись головой подушки, странник провалился в каменный сон. Проснулся же вполне отдохнувшим, как бы от прикосновения крыла ангела. В залитой светом горнице находились только трое из вчерашних обитателей, но, и они собирались на работу. Наскоро одевшись в подсохшую за ночь одежду, паломник собрал рюкзак, и уже на выходе был остановлен одним из обитателей ночлежки.
    - Вот возьмите, - молодой парень протянул крестоходцу двести рублей, - если в каких церквах будете, поставьте свечки. Меня Миколой кличут, а жинка моя – Марина, и Оксанка – дочка.
    - Хорошо, - радостно отозвался странник, - помолюсь, когда буду в Тихвине и Тервеничах, - после чего, поклонился в пояс хозяевам, и вышел на улицу.
    Сойдя же с крыльца, паломник перекрестил дом иконой Божьей Матери, которую нёс на груди, а затем произнёс истово: «Да будет место сие свято, мирно и благословенно, во веки веков!»
    И уже много позднее, летом 2014 года, когда крестоходец шёл по Западной Украине, то не встретил там ни одного человека, который причинил бы ему какое-либо зло. На юго-востоке государства шла гражданская война, но, горячие сторонники её, пожалуй, были только на экранах телевизоров. Или, скорее всего, Господь уберег крестоходца от этих сторонников. Именно тогда, семь лет спустя, после шествия в Тихвин и Свято-Тервенический монастырь, будучи на Западной Украине, он не раз добром вспоминал и бабу Аню, и тех парней с Черновцов и Закарпатья, которые спасли его тогда от неминуемой гибели. А потому и не было у него никакого страха во время шествия летом 2014-го. Ибо видел в окружающих его людях, не западенцев, и тем более, не укров и бандерлогов, но братьев, но родных по крови и языку людей.

    Я – русский! Спасибо, Господи!
    Я – поле, бабушкин крест.
    Я – избы рязанской области,
    Я – синь подпирающий лес.

    Я – русский по самое горлышко,
    Я – воина павшего кость,
    В сегодняшней склоке и подлости,
    Всем бедам хриплю назло:
    Я русский! Спасибо, Господи!
    Иного мне не дано…[7]

    Если хочешь пройти пешее паломничество в одиночестве, то забудь про понятие – справедливость. Потому что, иначе тебя хватит только на два дня. Забудь также о том, что существует человеческое милосердие, иначе сойдешь с дистанции через какую-нибудь неделю. Забудь также о милосердии Божьем, не ищи его. Иначе измучают тебя ропот, уныние и осуждение. Но более всего забудь о себе. Забудь о том, что идёшь путем подвига, исполняешь важное дело, иначе Господь найдет много возможностей для твоего смирения. А самое важное – благодари Бога за все: за голод, жажду, усталость, за отсутствие ночлега, за сбитые ноги, за болезни. Не требуй к себе снисхождения. Напротив, сам неси добро. Самоосуждение, это лучшее лекарство от уныния, гордости, желания справедливости, и от желания воздаяния добром за добро. Ибо, только так и сможешь пройти. Не сомневайся, как улыбка Ангела – люди, а через них, Сам Бог, будут проявлять к тебе милосердие.
    После бурь, труса и молний, ибо сказано – «не в трусе Господь», всегда нисходит «глас хлада тонка» – «тихое веяние» Святого Духа. Знай, одиночный путник, первые монахи-пустынники побеждали восставшие против них стихии, именно этим «веянием», и этим «гласом». Побеждают и до сего времени, потому что – «Господь всегда и всюду тот же».
    И как тысячу лет назад, так и сейчас, только после самой главной победы – победы над собой, утихают страсти, начинает литься молитва, и воцаряется мир душевный. А в тайная тайных сердца начинается созерцание Бога. Хотя, этот путь тоже таит опасность, но уже не бурь, но – духовной прелести. Прелести тонкой и самостному сердцу неразличимой, которая, как предупреждают отцы, гораздо опаснее, чем видимые бури и потрясения.
     А потому, уходя в одиночное шествие, со всей отчетливостью надо понимать, что ты идёшь, с одной стороны – для встречи с Богом, который не имеет лицеприятия. А с другой, и тоже – лицом к лицу, для встречи с врагом рода человеческого, нападающего на подвижника посредством его же страстей. Странник уходит для того, чтобы в очередной раз понять: почему из тысяч первых монахов-пустынников спасались единицы. Чтобы понять: в чём причина твоего спасения, когда ты мог погибнуть, как и эти самонадеянные тысячи.
    Самонадеянность, вот что губит любого из нас в трудных обстоятельствах жизни. Губит любого, а не только одиночника. Одиночник, хотя бы знает, что у него, с одной стороны Бог, а с другой – дьявол. И каждый неверный шаг, как у альпиниста в горах, может стать последним.
    Избави нас Боже от этих неверных шагов. Не позволяй нам быть самонадеянными. Да будет так. Аминь.

    На следующий день, после истории на белорусской границе, стало известно, что от митрополита Луцкого и Волынского Нифонта, крестному ходу было дано благословение, обходить епархию до той поры, пока ситуация окончательно не разрешится. Собственно, митрополит Нифонт, узнав о беде, сам позвонил Юрию Ивановичу, и преподал в телефонном разговоре, спасшее крестный ход благословение.
    Каждое утро, после молебна и трапезы, паломники выходили на маршрут, и двигались до следующего населённого пункта. После устройства на ночлег, братья и сестры разделялись на четвёрки, для чтения Псалтири и Неусыпаемого акафиста. Ещё в течение двух недель, без всякой надежды на положительный исход, продолжалось это шествие в никуда. От одного населённого пункта к другому, по замкнутому кругу. Безысходно. Безнадёжно. Но, знамение, подвигнувшее к усилению молитвы, случилось уже к концу третьего дня.
    Вечером 27 мая 2006 года, в субботу, крестный ход прибыл в город Камень-Каширский. После вечернего богослужения в храме Рождества Богородицы, прихожане разобрали паломников по квартирам. Ради воскресного дня крестоходцам дан был однодневный отдых, и лишь только в самом храме остались два дежурных брата. Чудо от иконы Божьей Матери «Умиление» случилось вечером следующего дня, после молебна, отслуженного по просьбе сестер из Сретенского Михновского монастыря.
    По рассказу двух дежурных братьев и матушки настоятеля храма Рождества Богородицы, произошло следующее. Шесть сестер из Михновского женского монастыря приехали в воскресенье вечером. После прочтения акафиста иконе «Умиление», они собрались возвращаться в монастырь, но, в это время икона засияла… нетварным светом. От нимба иконы изошел яркий свет, и одновременно с тем, три рубина на окладе как бы наполнились пульсирующей кровью.
    Немой от рождения сын матушки подбежал к образу и трижды крикнул: «Кровь! Кровь! Кровь!» Присутствующие замерли, не смея шелохнуться. Время как будто остановилось. Но, минуту спустя, стоящий у иконы младенец вновь оглядел образ, после чего отчётливо произнёс: «Нет!»   
    Утром следующего дня крестоходцы собрались у ворот храма, и только тогда узнали о происшедшем вечером чуде. Узнав о знамении Богородицы, каждый стал высказывать своё мнение, но, конец многочисленным версиям положил Юрий Иванович Шишков.
    Едва выйдя из машины, он громко вопросил: «Кто вчера смотрел телевизор?!»
    Крестоходцы разом замолкли, и в ожидании ответа, как один сгрудились вокруг руководителя.
    - Так, вот, - продолжил Шишков, - докладываю. Вчера, в Крыму – в Симферополе, Феодосии и Севастополе, высадился НАТОвский десант.
    На площади перед храмом воцарилась мёртвая тишина. Лишь через минуту-другую стали раздаваться недоуменные возгласы.
    Юрий Иванович повелительно поднял руку, после чего продолжил: «Лишь в этом ключе можно понять причину происшедшего вчера чуда Богородицы. В этом ключе можно понять, отчего рубины на окладе наполнились кровавым светом, и отчего немой мальчик прокричал – кровь!»
    Шишков помолчал некоторое время, и строго оглядев крестоходцев, подвёл резюме: «А потому, я призываю вас усилить молитву! Призываю к ещё большей строгости и дисциплине! Потому что, от нашего крестного хода сейчас многое может зависеть! Последние события показывают, что старец Иона не напрасно предупреждал нас о войне!»
    Крестоходцы стали молча расходиться, без подсказок разбирая иконы, хоругви, и выстраиваясь затем в походный порядок. В этот день автору впервые пришла мысль, о необходимости прохождения Белоруссии малой группой. С особой отчётливостью вспомнилась вдруг чеченская эпопея, и продолжившееся годом позже одиночное шествие по Северному Кавказу. Вдруг вспомнилось написанное им тогда стихотворение:

    Приходит время становиться в строй.
    Имён пред битвой не изъять из списков.
    В предощущенье бури грозовой,
    Мы пишем поминальные записки.
    Строка на лист ложится за строкой,
    И на холмах белеют обелиски,
    И похоронки собственной рукой,
    Сам загодя раздам друзьям и близким.

    С этого дня автор стал присматриваться к братьям, выбирая из них тех, кто согласился бы на крестный прорыв, по теперь уже не совсем братской Белоруссии. Первым, кому автор поведал свое намерение, был капитан третьего ранга в отставке, Леонид Кириллович Шушарин.


    Глава 9: «Жаворонки Православия»

    *  *  *
    Моя Родина с Богом святая,
    А без Бога, от западных псов
    Заразилась от края до края
    Радиацией смертных грехов.

    Грех измены Отечеству нужно
    Покаянием вымолить всем,
    Ведь не зря продолжается служба
    За пределами храмовых стен.

    Крестный ход – настоящее дело,
    Кто решился сражаться со злом,
    Как на битву великую смело,
    С русской песней идет за Христом:

    Крестный ход – киловерсты терпенья,               
    Когда холод, жара и дожди      
    Крестный ход это школа смиренья,
    Покаяния в духе любви.

    Где молитва за сирых и нищих,
    За питающих, давших ночлег,
    Где служением жертвенным ближним
    Богатеет душой человек.

    Крестный ход расчищает дорогу
    И округу от нечисти зла.
    Крестный ход – делегация к Богу
    «SOS» молитвенный ввысь вознесла:

    Крестный ход, свет спасительной веры
    Возжигает в народной глуши,
    Отворяя духовные сферы
    Исторической русской  души.

    Крестный ход это строгость молитвы,
    Послушанье Заветам Христа,
    За Царя и Отечество битва
    И  Апостольский путь до креста.

    На чело когда враг самый главный
    Заготовил всем код штриховой,
    Крестный ход движет Дух Православный,
    Сохраняя Россию живой.[8]

    Старшее поколение помнит, что в середине шестидесятых годов на экраны вышел фильм «Жаворонок». Сюжет этого фильма был прост. Трое советских военнопленных и присоединившийся к ним представитель французского «Сопротивления», вырвались на танке Т-34 с немецкого полигона. На этом полигоне гитлеровцы испытывали бронебойную артиллерию на танках советского производства. Побег из глубокого тыла врага являлся делом безнадёжным. Но, эти четверо все-таки дерзнули. На протяжении всего фильма, по дорогам Германии мчалась одинокая Т-тридцатьчетверка – в своем одиночестве подобная крику жаворонка. Крику, вслед которого неизбежно прогремит выстрел.
    Крестный ход уже вторую неделю шествовал по Луцкой епархии. Ежедневные дожди сменились наконец солнечной погодой, и на одном из привалов автор поделился своими мыслями с друзьями.
    - Кириллыч, - как-бы невзначай вопросил он капитана третьего ранга в отставке, - долго мы ещё будем валять дурака?
    Кириллыч хмуро усмехнулся, и минуту спустя повелительно произнёс: «Говори».
    - Вот, и я о том думаю, - продолжил автор, - если всему флоту невозможно пройти скрытно от противника, то одна подводная лодка всегда может.
     Кириллыч молчал ещё минуту, но затем, оглядевшись по сторонам, произнёс едва слышно: «Намёк понял. Кого предлагаешь взять в группу?»
     В группу вошли двое крестоходцев с Украины, по армейской службе танкисты. Кириллыч потом не раз посмеивался по этому поводу: «У нас не группа, а поход в составе двух экипажей. Один из военно-морских сил. Другой, из бронетанковых». 
    Собравшиеся на прорыв паломники, весь оставшийся день посвятили обсуждению маршрута. Главным условием в подготовке шествия по Белоруссии, являлся режим полной секретности. Тем не менее, уже следующим утром весь крестный ход знал об инициативе четырёх заговорщиков. То и дело, либо к Кириллычу, либо к тому, кто выступил с прорывной инициативой, подходили паломники, и слёзно умоляли взять их с собой. Остальные крестоходцы, не возгоревшиеся идеей прорыва, желали диверсантам Божьей помощи. Юрий Иванович, узнав об этой инициативе, пожертвовал смельчакам тысячу рублей, и уже к вечеру, как-бы мимоходом поведал о готовой к выходу второй прорывной группе. Здесь, духовным диверсантам более всего помогла активист из Минска Вера Романовна Перепелица. Встретившись с руководителями обеих групп, она раздала списки телефонов друзей по маршруту от Бреста до Минска. К ней присоединилась сестра Инна из Курска, которая дала телефоны проживавших в Барановичах родителей. Увы, ни первой, ни второй группе, этими телефонами воспользоваться не пришлось. Обстоятельства сложились так, что за лучшее было соблюдать режим полной тишины. В обоих случаях, планы пришлось корректировать на ходу.
    После двухнедельных блужданий по Луцкой епархии, крестный ход уже во второй раз прибыл в село Оленино. Утром 8 июня, в местном храме была отслужена литургия, а затем совершён крестный ход по посёлку. В середине дня, неожиданно для всех, был дан приказ к отъезду. Автобус с паломниками выехал с такой поспешностью, что нескольким братьям пришлось догонять его на другой машине. Лишь только в самом автобусе стало известно о возвращении крестного хода в Россию. Причина состояла в том, что согласно графику, уже через пару дней надо было выходить на маршрут в Псковской области. По пути, на посту Дольск, была сделана попытка транзитного проезда через Белоруссию. Но, белорусские власти и здесь не пропустили российский автобус. Когда паломники вернулись на украинскую сторону, то от иконы «Умиление» изошло дивное благоухание. Автор этих строк, обратившись к сидящему рядом Кириллычу, заговорщически произнёс: «Слышишь, благоухание. Разумею, это как благословение на проход Белоруссии».
    Кириллыч хмуро улыбнулся, и вздохнув, ответил: «То-то и оно. Не нравится мне это. Драпаем, как немцы в сорок пятом».
    Впереди заговорщиков сидел ещё один участник прорывной группы – брат Андрей. Его товарищ, Александр Бражник, поэт-песенник, неунывающая душа, отъехал домой в Одессу, исправлять просроченный паспорт. На заднем сиденье смиренно молились по чёткам две монахини из Городокского Ровенского монастыря. Наконец, одна из них сказала: «Надо будет ещё раз позвонить матушке. Пусть сообщит место, где нас заберёт машина».
    - Когда будет остановка, позвоним, - согласилась другая инокиня, - сейчас плохая связь.
    Услышав эти слова, Леонид Кириллыч насторожился, и толкнув сидящего рядом брата, со значением произнёс: «Чует моя душа, пора десантироваться».
    - Для верности надо спросить Жребий Богородицы, - отозвался крестоходец, и поднявшись стал пробираться по проходу, к расположенной впереди иконе «Умиление».
    Написав две записки – «Да» и «Нет», автор положил их перед иконой, предварительно закрыв листком бумаги, и прочитав краткое правило, достал, не глядя, одну из записок. На записке было написано слово – «Да».
    Вернувшись на своё место, он громко и не таясь, произнёс: «Десантируемся вместе с монахинями. Богородица сказала – Да».
    На первой же остановке инокини созвонились с игуменией, замолвив слово и о троих, решивших покинуть крестный ход братьях. Конечно, Саши Бражника, неунывающей души, здесь явно не хватало, но, до отъезда в Одессу, он сумел дозвониться до келейника старца Ионы. Старец передал Божье благословение для обеих прорывных групп. Характерно, что благословение было дано в виде притчи: «Хоть по одному, хоть по двое, хоть ползком, хоть пешком, но пройдите. От пирога кусочек отломите, и пустите его по Белоруссии». Благословение старца как-бы разорвало хмарь непогоды, и из-за туч стали пробиваться лучики надежды. Теперь, несмотря на то, что крестоходцы знали, какие события разворачивались в Крыму, но после благословения старца, души их освободились от сетей безысходности.
    Уже по возвращении в Россию, троим братьям рассказали о детском крестном ходе вокруг Севастополя. Тогда, матери с детьми на руках, целую неделю обходили военный город. А наученные ими малютки, вместе с родителями и священниками пели – «Господи, помилуй!» и – «Богородица, спаси нас!» Рассказали также о том, что из России в Крым приехали пять тысяч казаков, которые, в помощь местным жителям, организовывали отряды самообороны. Сопротивление отрядам НАТО было воистину всенародным.
    Но, об этом крестоходцам расскажут позднее, а сейчас, присланный матушкой Михаилой «Ниссан», ожидал сестер и паломников, на одной из дорожных развязок в Житомирской области. Характерно, что и «Ниссан» и паломнический автобус, остановились в неположенном месте. И, как всегда бывает в таких случаях, словно из-под земли появившиеся сотрудники ДПС, стали грозить штрафами, как первым, так и вторым нарушителям.
    От мигающих в ночи огней дорожной полиции, а также, огней поставленного на аварийный сигнал «Икаруса», от неоновых огней находящейся неподалеку бензозаправки, создавалось ощущение ирреальности события. Ощущение боевика или вестерна.
    Едва автобус встал у обочины, как Кирыллыч, выкрикнув: «Братья, десантируемся!» - подхватил рюкзак, и первым ринулся к выходу. Следом, под возбужденные возгласы паломников, последовали два других крестоходца.
    Минутой позже, машина ДПС взвыла коротким сигналом, после которого последовала грозная команда: «Водителю «Икаруса»! Немедленно покинуть место на обочине! Немедленно покинуть! Последнее предупреждение!»
    Несколько человек крестоходной братии выскочили было из автобуса, чтобы попрощаться с прорывной группой, но Юрий Иванович окриками загнал их в салон. Затем, со словами: «Держите со мной связь», пожал руки каждому участнику группы, и, сунув Кириллычу пятьсот рублей, впрыгнул в отходящий «Икарус».
    Минутой позже, когда сестры и братья забрались в восьмиместный «Ниссан», монахиня-водитель сделала крутой разворот, и автомобиль устремился в ночь, навстречу неизвестности.
    Уже на подворье Городокского монастыря в Млынове, паломники узнали от игумении о неудачной попытке перехода границы другой группой. Назначенный старшим, брат Михаил, прислал СМС-ку о столкновении с белорусскими пограничниками. Причина тайного пересечения границы объяснялась тем, что из шестерых участников группы, четверо являлись жителями Приднестровья. Самое большее, на что могли рассчитывать жители непризнанной республики, это пересечение границы с Украиной. Но, ни в Россию, ни в Белоруссию, обычным путем они попасть не могли.
    Весь следующий день ушёл у паломников на то, чтобы добраться из Млынова в Ковель. После вечернего богослужения в кафедральном соборе Ковеля, духовные диверсанты отправились на вокзал, где сели на идущую в Брест ночную электричку.
    В Бресте, после открытия почтовых отделений, удалось приобрести телефонную карту. Благодаря ей, крестоходцы смогли позвонить по указанным телефонам. Из нескольких, данных в монастыре, а также Верой Романовной номеров, отозвался только один. Адресатку звали Ниной Фаддеевной. Указав место встречи во дворе Никольского собора, она вскоре приехала, доставив для паломников пакет с разного рода провизией. Из её рассказа узнали, что собор был построен ровно сто лет назад на средства участников Цусимского сражения. Это известие особо вдохновило Кириллыча и автора этих строк. Нет, не случайно, день прибытия в Брест совпал с Троицкой Родительской Субботой. Поставив свечи о упокоении участников Русско-японской войны, крестоходцы отстояли панихиду, испрашивая небесной помощи у погибших за Отчизну моряков. Господь не замедлил эту помощь явить.
    Сокрушавшаяся по поводу семейных обстоятельств Нина Фаддевна, из-за которых ей нельзя было принять гостей, нашла в церкви знакомого человека по имени Валерий. Высокого роста мужчина средних лет, поздоровался с крестоходцами как со старыми знакомыми, и после окончания службы повёл их в монастырь преподобного Афанасия Брестского.
    Брат Валерий восстанавливал этот монастырь с первого дня, а потому, пользуясь давними связями, решил походатайствовать об устройстве паломников. Настоятель, молодой, лет тридцати пяти человек, с чёрными как смоль, стянутыми сзади резинкой волосами, поначалу отказал в приёме странников, но потом, то ли убеждённый Валерием, то ли ещё из каких соображений, благословил гостей остаться до утра. После вечернего богослужения игумен принёс для крестоходцев матрасы и одеяла, которые сам расстелил в церковном притворе. После устройства паломников, настоятель направил их в трапезную, а трудникам дал задание, чтобы нагрели воду для умывания. 
    Уже с наступлением ночи, когда накормленные и умытые крестоходцы устроились на отдых, Кириллыч произнёс вслух, как бы размышляя с самим собой: «Завтра, думаю, так – после подъёма пьём чай, и сразу уходим».
    - А, как же служба? Завтра праздник Троицы? - вопросил один из паломников.
    - Зайдем в Брестскую крепость. Там, тоже есть храм. - невозмутимо отозвался Кириллыч, и обратился к уже укрывшемуся одеялом Андрею, - а по поводу зарядника для мобильного, который ты забыл взять, есть Промысел Божий.
    Андрей выглянул из-под одеяла, и сонно хлопая глазами, непонимающе посмотрел на Кириллыча.
    - Говорю прямо, - уже громче произнёс Кириллыч, - пятьсот процентов – информаторы сообщили о нас, кому следует.
    - Какие информаторы? Ты что, Кириллыч? - сонно отозвался Андрей, - без зарядника батарея сядет.
    - Вот, и хорошо, что сядет! - металлическим голосом возразил Кириллыч. - Потому что, группу Михаила засекли по наводке информаторов. К тому же, у Миши привычка, часами трепаться по мобильному, - и выдержав паузу, примирительно добавил, - поэтому, звонить разрешаю только с телефона-автомата.
    Услышав отповедь, Андрей глубокомысленно помолчал, и вздохнув: «Ладно, доживём до завтра», - снова нырнул под одеяло.
    На следующий день, поднявшись с рассветом, и попив чаю, который вынес работающий в трапезной брат, крестоходцы попрощались с игуменом, и направили стопы к Брестской крепости. К слову сказать, настоятеля немало ошарашило столь скорое отшествие гостей, но, как бы то ни было, преподал паломникам благословение, и отправился в храм, готовиться к службе.
    В воинский храм Брестской крепости крестоходцы прибыли к середине богослужения. По окончании службы, они обошли расположенные на территории памятники, и поклонившись им, как живым могилам, лишь после этого покинули крепость.
    Уже на выходе из мемориала, Кириллыч вынул из рюкзака походную икону, и повесил её себе на грудь. Его примеру последовали и два других брата. Все трое перекрестились на стоящий в отдалении храм, но, при выходе в город сразу начались искушения.
    Один из братьев, не обращая внимания на стоящего у обочины милиционера, смело шагнул на проезжую часть. Кириллыч едва успел втащить брата обратно на тротуар. Милостью Божьей, милиционер, занятый нарушившим правила автомобилистом, не обратил внимания на пешеходов с иконами.
    Через десять минут шествия по городу, руководитель группы стал то и дело оглядываться. На немой вопрос братьев, он глухо произнёс: «За нами идёт какой-то шнырь. Уже который квартал подряд».
    Действительно, на почтительном расстоянии от паломников следовал невысокий мужчина лет сорока, в чёрных очках.
    - Ну, и что? - флегматично усмехнулся Андрей, - мало ли людей гуляет в воскресный день.
    - Вот, опять споришь, - стал заводиться Кириллыч, - ты, когда в горы ходил с альпинистами, все ситуации просчитывал?
    - Ну, допустим, - Андрей недовольно хмыкнул.
    - Поэтому, я, как командир моторной группы АПЛ, в прошлом, эти ситуации тоже просчитываю, - отчеканил Кириллыч, - вон, смотри – идёт себе, дела нет, - кивнул он в сторону человека в очках.
    Через несколько минут паломники подошли к троллейбусной остановке и стали ожидать свой маршрут. Мужчина в очках тоже остановился неподалёку, и развернув газету, углубился в её чтение. Наконец, подошёл идущий за город троллейбус. По указанию Кириллыча, братья ещё минуту с безпечным видом стояли на остановке. И лишь, когда двери нужного им маршрута стали закрываться, они разом вскочили в салон. Прилипнув к заднему стеклу, и тяжело дыша, все трое стали наблюдать за реакцией топтуна. Мужчина в очках, действительно, дёрнулся было к остановке, но затем выхватил из кармана мобильный, и повернувшись спиной к дороге, стал что-то возбуждённо говорить.
    - Надеюсь, всем всё понятно, - произнёс Кириллыч не требующим возражения тоном, и победно взглянул на братьев.
    Один из крестоходцев перекрестился, а Андрей лишь покачал головой, но возражать старшине группы не стал.
    Конечной остановкой троллейбуса была находящаяся в лесной зоне городская больница. Паломники направились было к трассе, но Кириллыч дал команду идти по лесополосе. Андрей вновь хотел что-то возразить, но с усталым вздохом махнул рукой, и подчинился приказу.
    Через пару километров дорожка в лесополосе закончилась, а потому пришлось выходить на автостраду. Предваряя братьев, Кириллыч осторожно выглянул из леса, и убедившись в отсутствии наблюдения, дал команду на переход дороги. После преодоления проезжей части, группа снова углубилась в лес. Лишь на закате солнца крестоходцы прибыли в Хмелевский Спасо-Преображенский монастырь, где их определили на ночлег в паломническую гостиницу. Собственно, гостиница являлась обычным железнодорожным вагоном, расположенным в километре-двух от монашеской обители, но паломники были рады и этому.
    На следующий день, после литургии в честь Святого Духа, крестоходцы решили дождаться игумена Серафима, чтобы взять у него благословение. Как оказалось, желающих благословиться было немалое количество, но, приехавшие сюда люди терпеливо ждали приёма. После богослужения крестоходцы вновь одели походные иконы, а потому, к паломникам стали время от времени подходить любопытствующие.
    Одна молодая женщина из Минска, назвав себя сестрой Ниной, завела разговор о крестном ходе «По Трём славянским республикам». Под конец же беседы, как-бы невзначай задала вопрос – не являются ли трое паломников его участниками.
    Прохаживавшийся неподалёку с безразличным видом Кириллыч, во мгновение ока приблизился к братьям и, не дав им раскрыть рта, угрюмо пробормотал: «Нет! Мы идём своим маршрутом, из Почаева!»
    - А, куда же, если не секрет? - понимающе усмехнулась женщина.
    - Если Богу угодно, то, в Сергиев Посад, - с ноткой вызова ответил Кириллыч, и вновь изобразив безразличие, встал к братьям спиной.
    - А-а, теперь поняла, - радостно пропела Нина, - а тот крестный ход тоже идёт в Сергиев Посад, - и хитро улыбнувшись, отошла к монастырским воротам.
    В это время, к калитке братской половины подошёл монах, и попросил ожидавших задавать вопросы кратко и по существу. Отец Серафим, через десять минут действительно появился, но за это время сестра Нина ещё два раза подходила к Андрею и другому брату.
    Наконец, грузный и тяжело дышащий священник появился в калитке, и прихожане, оставив разговоры, как один ринулись к нему навстречу. Увлеклись общим движением и братья крестоходцы. Отец Серафим, преподав благословение нескольким, вставшим рядом с ним прихожанам, начал выслушивать задаваемые ему вопросы. По всему было видно, что сам он с трудом держался на ногах, но ради духовных чад пересиливал себя. Неоднократно, выслушав очередного паломника, батюшка уходил за ограду, и по возвращении выносил с собой иконки и брошюрки с наставлениями, которые раздавал прихожанам. В числе последних к игумену подошли крестоходцы, и сложив ладошки лодочкой, попросили благословения на дальнейший путь.
    Отец Серафим, со словами: «Не пейте, не курите, храните мир душевный. И будет, всё – слава Богу», - благословил всех троих, подарив при этом по иконке Ченстоховской Божьей Матери. Эти образки игумен дарил и другим прихожанам, потому что в монастыре находился чтимый список Богородицы Ченстоховской. Но, паломникам показалось, что игумен благословил их как-то особенно, раздав не только иконки, но и перекрестив наперсным крестом.
    Уже у выхода из монастыря паломники вновь столкнулись с сестрой Ниной. Женщина пожелала крестоходцам Божьей помощи, и озорно погрозив пальцем, утвердительно произнесла: «А все-таки, вы из Всеславянского крестного хода. Я же вижу. Но, да поможет вам Господь».
    До самого Минска, Леонид Кириллыч вёл друзей в соответствии с тактикой военного времени. По Брестской области шли исключительно по грунтовым дорогам и по пересечённой местности. Ежедневные марш-броски составляли по сорок и более километров, а потому, уже к концу пятого дня, крестоходцы прибыли в Жировицкий монастырь. Монах гостиник определил паломников в вагончик, находящийся за монастырской оградой. Впереди предстоял трёхдневный отдых. Передышка была крайне необходима. Совершенно не ко времени, все трое набили водяные и кровавые мозоли – следствие марш-бросков по лесным и грунтовым дорогам. Кириллыч же продолжал упорно твердить о конспирации, и как оказалось, не ошибся в своих опасениях. Ко всему, у одного из участников развился артрит стоп. Длительный отдых был необходим всем. Но, как гласит пословица: «Человек предполагает, а Бог располагает». Уже вечером следующего дня, монах-банщик, с которым Кириллыч нашёл общий язык, посоветовал паломникам не задерживаться.
    - Полагаю, что здесь вас взяли на заметку, - поведал инок крестоходцам, - сами понимаете, у нас, ведь, как при советской власти.
    Вопрос состоял в том, что именно ему Кириллыч открыл тайну прорывной группы, и как оказалось, не напрасно.
    Утром следующего дня, трое братьев вновь вышли на маршрут. Лишь по выходе на главную трассу, был сделан первый привал. Паломник с артритом постоянно отставал, и когда догнал своих товарищей, с порога получил от Кириллыча указание: «Значит, так. Мы с Андреем посовещались. Дальше идём налегке. А ты, лови попутку, и езжай до Барановичей. Место встречи – автовокзал».
    Догнавший друзей паломник хотел что-то возразить, но Кириллыч уже поставил свой рюкзак у ног брата, и безапелляционно добавил: «Ищи в Барановичах место для ночлега». После чего, снял с дерева икону, и перекрестив ей трассу, двинулся по обочине встречь движения. Андрей тоже поставил рюкзак у получившего послушание паломника, после чего бросился догонять старшего группы.
    В Барановичи, вновь испечённый начальник интендантской службы, после упорного голосования на трассе, прибыл только через три часа. Дело оставалось за малым, позвонить с телефона-автомата, по нескольким, записанным в телефонной книжке адресам. С этого момента начались новые хождения по мукам.
    Оказалось, что в Барановичах невозможно позвонить по брестской телефонной карте. Целый час ушёл на то, чтобы уговорить одного из посетителей вокзала дать на минуту свой мобильный. Наконец, нашёлся сердобольный пассажир, благодаря которому удалось дозвониться до сестры Жанны. С ней крестоходцы познакомились в Жировицком монастыре. Почему-то именно у них она спросила: каким иконам надо молиться о её больном отце, и какие молебны лучше заказать. Увы, именно в этот день она повезла своего родителя в больницу. В-третьих, оказалось, что новоначальный интендант потерял все расходные белорусские деньги. Сумма была небольшой – двести рублей в российском эквиваленте, но, теперь, чтобы проехать на городском транспорте, надо было разменять рубли в сберегательном банке.
    После долгих поисков, банк был найден. Получив в руки белорусские «зайчики», паломник поехал по адресу, данному Верой Романовной Перепелицей. Увы, на входе в подъезд стоял кодовый замок. По переговорному устройству искомой квартиры ответил мужской голос. Осведомившись о сути вопроса, мужчина отказался принимать незнакомых людей. Его жена, к которой обращался проситель, уехала неделю назад в Москву. В поисках пристанища, паломник совершил ещё две поездки в разные концы города, но незнакомых людей принимать никто не желал. Только к вечеру незадачливый интендант вернулся на автовокзал на закате солнца. Братья прибыли к месту встречи, и вовсе, когда солнце зашло за горизонт. Молча выслушав доклад интенданта, Кириллыч предложил ехать на железнодорожный вокзал.
    Увы, на вокзале едва не случилось так, как с предыдушими негостеприимными адресатами. Работницы гостиницы отказались поселять граждан других государств, которые не имели проездных билетов. Но, милостью Божьей, взяло верх природное белорусское добродушие, а скорее всего, Сам Господь просветил сердца работниц гостиницы.
    - Ладно, поселим вас, - согласилась наконец старшая смены, - но, только, чтобы до семи утра. В восемь приходят другие люди.
    - Нет вопросов, - расплылся в улыбке Кириллыч, - в семь ноль-ноль, нас здесь уже не будет.

    Интендантской службой – перевозить рюкзаки, искать ночлег, приобретать продукты, другому паломнику пришлось заниматься на протяжении всего маршрута. Как оказалось, решение старшего группы о разделении обязанностей, было, при создавшейся ситуации, единственно верным. Уже к Минску, артрит окончательно успокоился, но, для скорости передвижения, интендантские обязанности пришлось выполнять до входа в Псковскую землю.
    Повреждение ног, во время одиночного шествия, смерти подобно. Ибо, заболевания всех других органов можно перенести на ходу, но повреждение конечностей перенести невозможно. Вместе с поврежденной связкой или суставом останавливается и само шествие. Подобный случай был во время шествия в 2005 году, по уделу преподобного Феодосия Кавказского. И, если бы не отдых у Петра Ивановича в Армавире, и не его молитва, то пешее паломничество закончился бы именно там. Подобная ситуация случилась много позже, в 2011 году, во время одиночного шествия в Екатеринбург. На подходе к Пермскому краю паломник перетрудил ноги. Лечение повреждённых связок с помощью листьев лопуха перешло в рожистое воспаление. Тогда, положение спас крестный ход из Санкт-Петербурга. Паломник присоединился к нему в Богоявленском монастыре города Перми. Рожистое воспаление было вскоре излечено обыкновенной крутой марганцовкой.
    Аналогичный случай случился и в 2016 году, во время шествия по маршруту: «Ныроб – Пермь – Екатеринбург – Челябинск – Уфа – Оренбург – Самара». Маршрут снова был одиночным, а потому, любая травма могла полностью остановить шествие. На подходе к Оренбургу именно такая травма и была получена.
    «Искушение странное», милостью Божьей, случилось не во время августовской жары, когда пришлось идти по Великому Уральскому хребту. И не тогда, когда в западноуральских степях начались ежедневные сентябрьские дожди. Искушение случилось, когда шествие близилось к концу.
    Двенадцать ночлегов в отсыревшей палатке сделали своё дело. Крестоходец решил добить оставшиеся до Оренбурга тридцать километров, последним ночным броском. Ранним утром, 18 сентября, странник  уже был на окраине областного центра. Узнав в одной из церквей, о нахождении Свято-Троицкого храма, - там находился центр социального служения, путник направил стопы по указанному адресу.
    Увы, уже при входе в город обнаружилась неприятная подробность. Из-за ежедневных дождей, жирный чернозём превратился в подобие смазки, а потому, стоило паломнику ступить с тротуара на грунт, как его движение принимало сходство с танцами коровы на льду. Но, идти по грунту всё-таки приходилось. Причиной служили глубокие лужи посреди тротуаров. Преодолевая очередную лужу, паломник осторожно переводил велосипед на грунт, и пройдя мелкими шажками по природной смазке, таким же образом возвращался на асфальт. Странник шёл квартал за кварталом как по тонкому льду: тротуар – лужа – обочина. Тротуар – лужа – обочина. И все-таки, паломник поскользнулся. Первое, что он услышал, в замедленном, как рапидом падении, это – страшный хруст в коленном суставе. В голове молнией полыхнуло: «Это, конец!» Крестоходец бросил велосипед, и распластался на земле в акробатической позе. Правая нога странным образом завернулась за спину. В следующую минуту, перевалившись на бок, паломник медленно вытащил её обеими руками. И снова, в голове молнией полыхнуло: «Это, конец!»
    Оренбург упорно не желал принимать странника. Борис Викторович Ступичкин – папа новомученика иерея Олега Ступичкина, находясь в Армавире, целую неделю обзванивал знакомых и друзей. Увы, результат оповещения был подобен евангельской притче о званных и избранных. Как сказано: один купил землю, другой пять пар волов, третий женился, четвёртый пошел на торговлю свою.
    Поднявшись с земли и став на ноги, странник почувствовал острую боль в коленном суставе. Охая при резких движениях, стараясь с осторожностью ступать на поврежденную ногу, крестоходец через пару часов доковылял до Троицкого храма. 
    Ко времени прихода странника, литургия в церкви закончилась. Крестоходец сел на скамейку рядом с часовней во дворе, и стал ждать исполнения на себе Божьей воли. Находящаяся в сторожке привратница Нина, посочувствовав незнакомцу, посоветовала дождаться окончания планерки, которую настоятель проводил в помещении благотворительного центра.
    Через полчаса планерка действительно закончилась, и паломник, представ перед настоятелем, рассказал ему о своей проблеме.
    Отец Александр, выслушав со вниманием историю крестоходца, прагматично задал несколько вопросов о месте жительства, роде занятий, после чего перепоручил его своей помощнице.
    - Так и быть, оставайся до завтра, - произнёс он, направляясь к выходу, - хотя, мы паломников не принимаем. Но, есть у меня свободная келья. Тебе покажут.
    Исполняя указание настоятеля, старшая сестра отвела гостя к месту ночлега, в соседнее здание. Келия, в которой поселили паломника, являлась раздевалкой душа. Топчан для отдыха в аккурат входил между стенками, но это обстоятельство нисколько крестоходца не огорчило. После выхода из Уфы, мыться ему приходилось либо небесной влагой, либо брызгами от проходящего мимо транспорта. 
    Приняв горячий душ, и прочитав правило ко причастию, паломник решил положиться во всём на милость Божью. Для себя же принял решение: если к завтрашнему дню боль в колене не усилится, то, пойдёт дальше, до Самары. В противном случае, шествие завершится здесь, в Оренбурге.
    На следующий день, причастившись на литургии в память Чуда Архангела Михаила в Хонех, паломник прислушался к своему состоянию. Боль в коленном суставе отсутствовала. Ко всему прочему, и это было очень важно, нога могла слегка сгибаться. Выйдя во двор, странник прошёлся взад-вперёд перед церковным крыльцом. Он почти не хромал. От благодарности Богу даже слёзы выступили на глазах. Сделав низкий поклон в сторону церкви, крестоходец отправился собирать вещи.
    В тот день паломник прошёл более двадцати километров, и только к концу дня боль в колене дала знать о себе. На следующее утро нога сгибалась уже наполовину. К середине пятого дня, на подходе к Сорочинску, странник совсем забыл о болезни. На счастье, по выходу из Оренбурга закончился и период дождей. Все эти дни стояла солнечная погода, а от того, и на душе светило солнце. Ещё через восемь дней крестоходец войдёт в город Самару, в которой и закончится стодесятидневный, и самый длительный за всю крестоходную историю одиночный маршрут.

    В благословенном Минске, трое обросших щетиной паломников, отмывшись и отоспавшись в квартире Веры Романовны, в день начала Великой Отечественной войны, поехали на экскурсию по городу. Внучка Веры Романовы Ольга уже перешла в седьмой класс, а потому, не потеряв ещё детской непосредственности, старалась изо всех сил изображать профессионального экскурсовода. 
    Экскурсия началась с центра города, с метро «Октябрьская», где находился палац (или – дворец) президента. Вскоре к экскурсии присоединилась и Вера Романовна, отпросившаяся для этой цели с работы. Уже вполне профессионально, приводя множество исторических подробностей, она показала театр Якуба Колоса, затем Александровский сад, со знаменитым туалетом «на вечные времена». Туалет этот являл точную копию особняка, который минский архитектор должен был строить для одного богатого аристократа. Сей аристократ отказался выдавать за архитектора свою дочь, а потому, получил памятник в виде туалета.
    Далее проследовали здания Духовного училища, дворца Республики, Дома офицеров и находящиеся в отдалении костел и Православный кафедральный собор. Именно возле костела, на Пасху 2002 года молодежная гулянка закончилась трагедией. Многим стало казаться, что на них сходит чёрное облако. От облака исходил необъяснимый ужас, отчего толпа ринулась в метро. Тогда в давке погибло более ста человек.
    И хотя, главной целью крестоходцев, ради чего они и поехали в город, была встреча командующих трёх стран СНГ у Обелиска, но пройти мимо собора, где находилась Минская Божья Матерь, было никак нельзя. Приложившись к иконам Минской Божьей Матери и святой блаженной Валентины, крестоходцы отправились к Обелиску.
    Почетные караулы из Белоруссии, России и Казахстана уже ждали своих военных представителей. Ровно в два часа дня подъехали и они. Последовала команда начальника караула и, под звуки духового оркестра, генералы проследовали к памятнику. После официального доклада, представители армий трёх государств возложили к Обелиску венки. Торжество прошло буднично и без особого подъёма. Просто, в день 65-летия начала Великой Отечественной войны был исполнен положенный ритуал. Крестоходцы ожидали чего-то большего. Домой возвращались в подавленном состоянии, и лишь только однажды Кириллыч произнёс со вздохом: «У кого бы узнать, как там дела в Крыму?.. По сути, ведь, все на волоске висим».
    Вечером братья решили позвонить из телефона-автомата в Ровенский Городокский монастырь. К телефону подошла сама игумения Михаила, от которой узнали, что находящиеся вблизи Крыма корабли НАТО снялись с якоря и ушли к месту постоянного базирования. Минуту паломники стояли, словно оглушенные громом. И лишь затем, Кириллыч, оглянувшись по сторонам, громко прошептал: «Саша, Андрей, вы всё поняли!.. Это победа!» После чего повелительно махнул рукой, призывая следовать за ним. Все трое, молча, подобно заговорщикам, направились к дому Веры Романовны, чтобы сообщить ей радостную новость.

    Последнее слово за нами!
    Растоптана тяга ко дну.
    Пылает набатное пламя,
    Сам Бог продолжает войну!

    До срока землица истлела…
    И мёртвых касается Суд!
    По косточкам собрано тело,
    Прочитан пророческий труд.

    Прицельно орудует скальпель,
    Рубцуются всполохи ран…
    Из малых былинок, из капель
    Берет свою мощь океан!

    Последнее слово за нами,
    О, Русское небо, сквозь прах
    Хранит твоё имя и знамя
    Дух Божий, ходящий в полках![9]

    Дистанцию от Минска до Полоцка паломники преодолели за пять дней. Ландшафт северо-восточной Белоруссии разительно отличался от обустроенных посёлков западных областей. Создавалось ощущение перемены не только местности, но и времени. В северо-восточной Белоруссии по-прежнему царствовала советская эпоха времён упадка. Если не считать посёлков городского типа, чистых и ухоженных, везде царило запустение, которое старшее поколение помнит с 80-х годов.
    Например, в деревне Слаговище, где крестоходцев взял на ночлег чеченец Баглан, две подвыпившие женщины откровенно сказали: «Здесь живут одни дачники, пьяницы и дебилы». Точная характеристика дотационных колхозов конца 70-х начала 80-х годов. В следующем селе путники поселились в пустом доме, который им уступил местный забулдыга, разумеется, за пару бутылок водки. На последней ночёвке перед Полоцком, странникам пришлось самим покупать хлеб и картошку, которую потом варили на костре, и которой потом угощали гостеприимных хозяев.
    В Полоцком женском монастыре путники подлечили свои избитые ноги, и самое главное, наконец-то смогли причаститься. До выхода из Белоруссии оставалось полтора дня пути.
    В посёлке станции Дретунь, месте последней ночёвки в Белоруссии, путников пустила на ночлег одна престарелая бабушка: коротко стриженая, худенькая, по виду, с юности – комсомольский, а затем партийный работник. Разъяснив нечаянному интенданту, как найти дачу её сына, напоследок сказала: «Если будут спрашивать, скажите, что Ольга Андреевна разрешила переночевать. Летняя кухня там большая. Можете спать в ней».   
    Характерно, что советская реальность в Дретуни, была не просто повторением гиблых 80-х, но и являлась гротескным их отображением. На дверях государственного магазина висел пудовый амбарный замок, а в частной лавке, расположенной в усадьбе местной жительницы, кроме кильки, круп, и вермишели быстрого приготовления, больше ничего не было. Интенданту пришлось купить двадцать пачек вермишели, чтобы употребить её вместо хлеба. Картошку, по опыту последних дней, снова купили у дачников. Зелень росла тут же в огороде.
    Летняя кухня дачи Ольги Андреевны, действительно имела обширные размеры. В одной половине находилась сама кухня, а в другой нечто похожее на баню. Поставив на плитку кастрюлю с водой, паломники принялись чистить картофель. Впрочем, половину его пришлось выкинуть, в соответствии с временем года, вместе с кожурой. Но, паломники были довольны и этим. Когда же картошку бросили в кастрюлю, двое братьев пошли в огород, чтобы нарвать зелени. В этот момент, на усадьбе появилась невестка хозяйки. С изумленным видом выслушав незнакомцев, она минуту молчала, после чего гомерически рассмеявшись, стала почём зря ругать свекровь. Наконец, выговорившись, с победным видом оглядела понурых гостей, и махнув рукой, уже добродушно произнесла: «Ладно, ночуйте. Только, смотрите, чтобы все электроприборы были выключены».
    - Это, уж обязательно, - в один голос отозвались повеселевшие братья, и поблагодарив хозяйку, вернулись на летнюю кухню.
    Хозяйка тоже отошла в свой дачный домик, но ещё некоторое время был слышен её возмущенный голос: «Это, значит, Ольга Андреевна их благословила? Сколько помню, она и в церкви то ни разу не была! Вот, бабушка даёт!»
    В середине следующего дня, трое паломников пересекли Российско-белорусскую границу. Ещё в Полоцке им казалось – возвращение домой станет эпохальным событием. Но переход из одной республики в другую оказался донельзя обыденным. Просто, трое странников вышли из леса, и проследовали по дороге, по обеим сторонам которой простирались луга, усеянные лиловым кипреем. Буднично и просто. Природа Белоруссии и России не имела никаких отличий. В обеих республиках был тот же смешанный лес, и те же состоящие из разнотравья луга.  Как если-бы всё было тем же самым, но, в тоже время – другим. Есть такое понятие – изменение градиентов. Градиенты эти измененились во всём, в том числе, в болотных комарах и мошкаре. Странным образом, но в России они почему-то жалили сильней, чем в братской Белоруссии.
    В дачной деревне Кляст;ца, паломники переночевали в пустом рыбацком доме, на который им указали местные дачники. Утром, едва проснувшись, братья поспешили на железнодорожную платформу, о которой вчера узнали от тех же дачников. Несколько раз в день здесь курсировал дизель-поезд «Полоцк – Великие Луки». И хотя, все трое понимали умом грандиозность выполненной задачи – именно 22 июня корабли НАТО покинули акваторию Крыма, но на душе было до удивления буднично. К платформе постепенно подходили жители деревни. Никто из братьев не разговаривал друг с другом. Хотелось просто молчать. Молчать и смотреть вдаль полей. Вскоре подошел дизель-поезд. Пассажиры неспешно разошлись по вагонам, и через минуту за окном понеслись однообразные русские пейзажи – поля, леса, снова поля. И вдруг, как бы жаворонок пропел высоко в небе: «Прошли!.. Они прошли!.. Во славу Божьей Матери, во славу Господа нашего Иисуса Христа!»
    Одному из братьев вдруг вспомнился старый фильм, о трагической попытке прорыва советских танкистов – «Жаворонок». Это название вызывало щемящую боль. Танк Т-34 мчащийся по дорогам немецкого тыла. Бронемашина, стремящаяся навстречу свободе, и одновременно, навстречу гибели. Этот экипаж не сумел прорваться в Россию, а потому, воспоминание о фильме незатихающей болью отдавалось в душе. «Жаворонок». Крестоходцы молча смотрели на однообразно меняющиеся пейзажи псковской природы. Поезд стремительно уносил их к друзьям в Великие Луки, и далее, на следующий день, после отдыха, на воссоединение с крестным ходом. Каждый думал о своём, ещё не ведая, каких опасностей им удалось избежать. Годом позже, Леониду Кириллычу расскажут о той охоте, которую устроили определённые силы, за нарушителями высокого запрета. Матерь Божья защитили их тогда от беды.
    А следом за первой прорывной группой шла другая, из шести человек. Им тоже придётся преодолевать трудности. За весь период шествия, только в Минске эти братья и сестры отдохнут в квартире Веры Романовны. Всё остальное время будут ночевать на улице, в лесополосах, обходя стороной населённые пункты и избегая главных автомобильных трасс. Пожалуй, им было трудней, чем идущим впереди паломникам. Поэтому, Господь утешал их, кормящих по ночам клещей и комаров, чудом мироточения икон. Жаворонки. Жаворонки глубокой осени Православия.   
    Трое друзей молча смотрели, как за окном бежит однообразный ландшафт родной псковской земли. А поезд, отстукивая колёсами однообразную песнь, всё дальше уносил выполнившую задание группу.

    «Самсон»

    Уже многие дни, с утра до ночи Самсон работал на мельнице. После ослепления, его приковали медными цепями к вороту и заставили вращать жернов. Враги радовались – тот, кто досаждал им целых двадцать лет, теперь стал подобием тягловой скотины. Время слилось для Самсона в один сплошной поток. Слепой, он не видел ни дня, ни ночи. И распознавал ночь лишь по времени отдыха, когда ему разрешали спать.
    Однажды Самсон проснулся, словно кем-то разбуженный. Он вдруг понял со всей отчётливостью, что его участь должна измениться. И ради изменения этой участи, он должен вспомнить свои ошибки.
    - Я в чём-то согрешил против Бога, - сокрушенно произнёс Самсон, - а иначе бы не оказался на этой мельнице, в положении раба… Я согрешил, но в чём?..
    В ответ на вопрос Самсона, перед мысленным взором стали проплывать картины его жизни, начиная от юности. С той поры, как Самсон обрёл богатырскую силу, он уподобился изгою. Единоплеменники боялись богатыря, но при этом не считали своим. А некоторые из них, даже отвечали чёрной неблагодарностью. Первый же серьёзный обман последовал от жены, которая выпытала у мужа ответ на заданную им загадку. Вспомнив это, Самсон усмехнулся. История знакомства с женщиной, которую он имел несчастье полюбить, предстала пред ним живо, во всех деталях.
     Знакомству сопутствовал случай, имевший провиденциальное значение. В тот день Самсон отправился в Фимнафу, в удел филистимлян, чтобы ближе познакомиться с понравившейся ему женщиной. Именно тогда, навстречу Самсону вышел лев, как бы преграждая путь в землю, которая сделает его несчастным. Герой просто порвал его голыми руками, как козлёнка. Вспомнив это событие, Самсон понял, что лев был послан Богом, ибо Господь предвидел итог его своеволия.
    - Так, вот в чём дело? - догадка озарила ум раба, - я проявил своеволие, и в этом причина всех моих бед. Разве не сказано в Законе, что верным нельзя ходить на совет нечестивых?
    Перед внутренним взором раба всплыл следующий эпизод: через несколько дней Самсон вновь направился в Фимнафу. Убитый лев лежал на прежнем месте, но, о – чудо! В устах льва пчёлы свили улей. Самсон тогда не придал значения этому знамению, – в пасти льва, вместо мух поселились пчёлы. Подивившись, он просто взял мёд, и дорогой употребил его в пищу. Этот мёд ели его отец и мать. Запомнив этот случай, уже на свадьбе с филистимлянкой, Самсон загадал гостям загадку: «Из ядущего вышло ядомое, и из сильного вышло сладкое». Гости долго искали ответ, но, так и не смогли отгадать загадки. Впрочем, чудо сие являлось загадкой и для самого Самсона. Теперь он нашёл к ней ответ: этим знамением Господь вновь предупредил его о грядущих бедах.
    - Да, и здесь, я вновь проявил своеволие, - горько вздохнул Самсон.
    Три дня филистимляне пытались найти ключ к загадке, но зайдя в тупик, потребовали от жены Самсона вызнать ответ. У женщины не было выхода. В случае отказа, её дом подлежал сожжению. А потому, она плакала она перед Самсоном семь дней, в которые продолжался у них пир. Наконец в седьмый день разгадал ей; ибо она усильно просила его. И она разгадала загадку сынам народа своего.
    Узнав о коварстве жены, Самсон возмутился духом, и чтобы отдать долг в тридцать перемен, ибо таково было условие, назначенное им самим, Самсон отправился в Аскалон. Здесь убил он тридцать человек, и сняв с них одежды, отдал перемены платья разгадавшим загадку.
    Горько и тяжело было на душе Самсона. Предательницей стала его родная жена. Как могло такое случиться?.. Лишь через несколько дней, когда свет коснулся сердца богатыря, он вернулся в Фимнафу, чтобы примириться с женой. Но, произошло непостижимое. Отец её преградил Самсону путь в спальню.
    - Я подумал, что ты возненавидел ее, - сказал отец, - и я отдал ее другу твоему. Вот, меньшая сестра красивее ее; пусть он будет тебе вместо нее.
    Вспомнив об этом, Самсон горько покачал головой: Как могло такое случиться?.. Не успел супруг покинуть дом, как его собственную жену вновь выдали замуж!.. О, как правы были отец и мать, которые предупреждали: «Разве нет женщин между дочерями братьев твоих и во всем народе моем, что идешь взять жену у филистимлян необрезанных?»
    Самсон сел и уткнулся лицом в ладони: «Разве не гласит пятая заповедь – Чти отца и матерь свою?!» Самсон воздел пустые глазницы вверх, и шепотом произнёс: «Я ослушался отца и мать, а потому наказан справедливо».
    Пробыв некоторое время в молчании, раб поднялся, и приблизившись на ощупь к стене, прильнул к крохотному окошку. Где-то в горах выли шакалы, в стойлах мычали животные, да на псарне взлаивали собаки.
    - Верно, скоро утро, - подумал Самсон, и вновь, воспоминания потекли перед его мысленным взором.
    Вспомнилась первая месть, когда он связал лисицам хвосты, и пустил их с привязанными к хвостам факелами на поля филистимлян. Эта месть привела к войне филистимлян с иудеями. Единоплеменники, словно не были избранным народом, испугались войны, и связав Самсона, отдали на погибель к врагам. Воспоминание принесло герою почти физическую боль, и отвернувшись от окна, он прижался спиной к стене.
    - Не так ли было с лазутчиками израилевыми, во времена Моисея? Когда десять из двенадцати, кроме Навина и Халева, испугались язычников и ввели народ в страх и ропот.
    Самсон увидел тогда не народ избранный, но наследников именно этих ропотников. С горечью он позволил иудеям связать себя, а затем, у них на глазах перебил ослиной челюстью пришедших за ним филистимлян.
    Поразив тысячу язычников, Самсон бросил челюсть на землю, и почувствовав сильную жажду, он воззвал ко Господу: «Ты соделал рукою раба Твоего великое спасение сие; а теперь умру я от жажды, и попаду в руки необрезанных».
    Услышав героя, разверз Бог ямину в Лехе, и потекла из нее вода. Самсон напился, и возвратился дух его, и он ожил… И был он судьею Израиля во дни филистимлян двадцать лет.
    Через это чудо Господь посрамил малодушных единоплеменников героя, но они так и не вразумились.
    Здесь новое воспоминание пришло на ум к Самсону. Он вспомнил недавнее событие, когда полюбил Далиду, жившую на долине Сорек. Разве не подавал ему Бог вразумление, незадолго до Далиды? Разве не указывал, что, также как жители Газы, так и обитатели других мест, будут пытаться схватить его. Ибо, чем Далида лучше той женщины из Газы?.. Сколько раз она спрашивала Самсона, об источнике его силы. Самсон трижды обманывал Далиду, но однажды, душе его стало тяжело до смерти. Каким зельем она его тогда опоила, каким чародейством околдовала?..
    Самсон открыл ей все сердце свое, и сказал ей: «бритва не касалась головы моей; ибо я назорей Божий от чрева матери моей. Если же остричь меня, то отступит от меня сила моя; я сделаюсь слаб, и буду, как прочие люди». 
    Когда Самсону остригли во сне семь его кос, он стал как прочие люди. Филистимляне связали Самсона, выкололи ему глаза, и оковав двумя медными цепями, заставили молоть в доме узников.
    - Блудницы, именно они, стали причиной моей гибели, - с горечью произнёс Самсон, и сев подле стены, вновь уткнулся лицом в ладони…
    Проснулся Самсон от грубого окрика. Дверь его каморки открылась, и на пороге появился стражник.
    - Сейчас, меня вновь погонят на мельницу, вращать жернов, - обречённо подумал раб, но, странным образом его отвели в другое место. Самсона переодели в чистую тунику, тело же отерли благовонными маслами. Из оговорок стражи он понял, что филистимская знать, после принесения жертвы Дагону, желает повеселиться. А потому, герой Израиля, должен был предстать перед знатью в качестве шута-затейника.
    До полудня ожидал Самсон своей участи. И вот, когда развеселилось сердце вельмож, они сказали: «Позовите Самсона, пусть он позабавит нас». И призвали Самсона из дома узников, и он забавлял их, и поставили его между столпами.
    Воссевшие на кровле храма вельможи, упившись вином, бросали в героя кости и объедки. В неистовстве, они кричали: «бог наш предал Самсона, врага нашего, в руки наши». А также: «бог наш предал в руки наши врага нашего и опустошителя земли нашей, который побил многих из нас».
    С кровли доносился женский визг, и хохот упившейся знати: «Эй, Самсон, пляши! Повесели нас!» - Но, герой стоял, а потому, вслед за криками, в него летел град костей и объедков.
    - На, возьми! Мы хотим накормить тебя! - продолжали глумиться вельможи, - стань на колени, подбери подаяния!
    Горький вздох изошел из груди Самсона, и обратившись к отроку, который водил его за руку, он сказал: «Подведи меня, чтобы ощупать мне столпы, на которых утвержден храм, и прислониться к ним». Отрок подвёл героя к столпам. И воззвал Самсон ко Господу: «Господи Боже! вспомни меня, и укрепи меня только теперь, о Боже! чтобы мне в один раз отмстить филистимлянам за два глаза мои».
    И сдвинул Самсон с места два средних столпа, на которых была утверждена храмина сия, упершись в них, в один правою рукою своею, а в другой левою. И сказал Самсон: «Умри, душа моя, с филистимлянами!» И уперся всею силою, и обрушилась храмина на князи, и на вся люди иже с ними…
    Крики ужаса огласили храмовые своды, ибо на кровле было свыше трёх тысяч пирующих. Плиты кровли полетели вниз. И последнее, что увидел Самсон, впервые за многие дни, после ослепления и рабства, это – отверстые небеса…

    Россия, по отношению, как к Западу, так и Востоку, поступает всегда как «Моби Дик» с преследующим его китобоем «Пеккотом». Таким образом «Моби Дик», это образ России, а «Пеккот», это образы Запада и Востока, которые много раз ходили на Россию войной. Но гонка эта всегда заканчивается тем, что Белый кит вдребезги разбивает китобой, оставляя возможность уцелеть только одному из членов экипажа, который спасается на всплывшем из корабельного трюма гробе.
    Увы, история ничему наших врагов не учит. Они, словно одержимые гонятся за Китом, ранят его, и когда, казалось бы, победа близка – «Дик» расколачивает в ошмётки своих преследователей, не оставляя им никакой надежды на спасение.
    Народ русский, народ богоносец, до той поры, подобно Самсону, удерживал мировое зло, пока не позволил Далиде вызнать тайну своей силы, не позволил обрезать себя, а затем ослепить и заковать в кандалы.
    Да, русский народ согрешил. Но, при этом, ничто не препятствует ему придти к покаянию. И когда покаяние совершится, то придёт момент, и Самсон опрокинет капище филистимлян. Опрокинет, в тот день, когда высокие вельможи будут менее всего этого ждать.

    Всякий крестоходец-одиночник, должен неизбежно познать все стадии «Страстей Христовых». Должен познать всё, что написано в Евангелии: суд, поругание, побиение, крестоношение, когда тяжесть креста просто ломает крестоходца. С неизбежным пропятием – Крест, гвоздие, оцет, копие, и – «Боже! почему Ты меня оставил!.. Или! Или! лама савахвани! » И следом: «Жажду!.. Свершилось!» И – «снятие со Креста» – «Пиета». С одной лишь разницей, что Христос страдал за грехи народа, а крестоходец страдает поначалу за свои грехи, и лишь потом, в какой-то степени за грехи чужие. Но, самое горькое, по возвращении с очередной Голгофы, после снятия со Креста, это слышать хохот в лицо пушкинской Наины: «Герой! Я не люблю тебя!» В «Руслане и Людмиле» Пушкина, Финн, в любых его ипостасях – пастух, поэт, герой – будет получать отповедь: «Не люблю!» Финн, это Самсон. Его могут презирать, когда он пастух, не замечать, когда он поэт, его будут с опасением сторониться, когда он герой. Но, Самсона невозможно полюбить. Это и есть Пиета без погребения. А значит, и без Воскресения.
    Самое худшее, когда человека снимают с Креста не для того, что положить во гроб, но чтобы распять снова. Чтобы пнуть снятое со Креста тело, или (если снятый ещё жив) вновь погнать его на Голгофу. Именно поэтому, главным воплем камикадзе Христа ради, является евангельское «Жажду!» Жажду погребения!
    Но, и эти умирания и воскресения должно претерпеть, потому что только так рождается главное – опыт стояния в Истине. Рождается опыт жизни во Христе.

    Прощаясь, ты смотрела на меня,
    Как Ярославна, с Игорем прощаясь,
    Когда он сел на белого коня,
    С дружиной на погибель отправляясь.

    Я уходил не в бой, не на войну,
    Но взгляд твой был такой наполнен болью,
    Что я теперь, куда бы не взглянул,
    Лишь синий взгляд твой вижу пред собою.

    Так женщины смотрели на Руси,
    Когда навек любимого теряли,
    Когда, устав просить и голосить,
    Без сожаленья косы постригали.

    Но в монастырь, родная, не спеши:
    Ведь я вернусь однажды на рассвете,
    Душа моя – в тебе, а без души
    Какой мне смысл блуждать на белом свете?..

    Прощаясь, ты смотрела на меня,
    Как Ярославна, князя провожая,
    И с этого мучительного дня
    Вся жизнь моя мне без тебя чужая.

    Я точно знаю этот женский взгляд
    И что он на Руси обозначает.
    Но я вернусь, хоть приползу назад.
    И в этом мне никто не помешает…[10]

    Женщины никогда не понимали души крестоходца. С ними происходило тоже, что с поэтом Николаем Рубцовым: неодолимое притяжение сменялось неодолимым отталкиванием. То же самое происходило с поэтом и режиссером Николаем Мельниковым, автором поэмы «Русский Крест». Ариадна странным образом превращалась в Далиду. Типичный самсонов комплекс. Всякий Самсон неизбежно терпит предательство со стороны тех, кого он осмелился полюбить. Самсон, это – сталкер. Тот, который идёт на заведомую гибель, но, при этом чудом побеждает и остаётся живым. Для победы необходимо чудо. Самсон верит в него, он живёт чудом, а потому и облекается силою Свыше. Это первое. Второе – Самсона нельзя приручить. Сталкера нельзя удержать на поводке, его нельзя разместить в стойле. Он неизбежно сорвётся с поводка, и выломав запоры, это стойло покинет. А потому, после неодолимого притяжения к Самсону со стороны женщин, происходит неодолимое же и отталкивание.
    Позднее раскаяние происходит в женской душе, когда она видит, что тот, к кому она летела, как бабочка на огонь, не вмещается ни в какую уютную схему, и не исчисляется ни по какой стандартной линейке. Самсона невозможно идентифицировать ни по какой матрице. И потому, Ариадна превращается в Далиду. Она начинает гнать Самсона, хуже того, злословить и предавать его. Прости Господи, всех предательниц. А понять героя очень легко. Он – сталкер и камикадзе Христа ради. Таким «камикадзе» был Александр Пересвет, который своей победой спас Россию. А задолго до него – воины Фермопил; триста спартанцев, ценою жизни задержавшие полчища персов. Сталкерами и камикадзе самсонова духа были – Александр Васильевич Суворов, «Белый генерал» Михаил Скобелев, флотоводец Федор Ушаков, лейтенант Дмитрий Ильин – сжегший на брандере Чесменскую флотилию турок. Все они, русские Самсоны – сталкеры Христа ради. Лишь только с этих позиций можно понять того, кому Господь дал самсонову харизму. Да, Самсоны неудобны, их нельзя запихнуть в уютную схему. Но, не лучше ли тогда, эти схемы вовсе не создавать.


    Глава 10: «Сегодня – Беслан»

    *  *  *
    Есть мир добра, покоя и любви,
    В нём ценят ум и не выносят брани.
    Но даже слово, в нём, способно ранить;
    Он мил тебе? Ступай туда, живи.

    Есть мир иной, и в нём покоя  нет.
    Он полон страсти, зависти и злобы.
    Там правят те, на ком не ставят пробы,
    Кто тащит за собой кровавый след.

    Нам не дано одновременно жить
    И тут и там – мы разные по сути,
    А суждено застрять на перепутье,
    Чтоб вечной стражей меж мирами быть.

    Из двух миров выдергивает нас
    Безстрастный рок и заставляет биться;
    Нам в том бою придётся подружиться
    Под посвист пуль и труб походных глас.[11]

    Едва Новопавловск остался за спиной, как паломнику пришлось сойти на обочину, чтобы осмотреть подошвы ног. К прежним кровавым волдырям добавились ещё несколько. Путник достал из рюкзака маникюрные ножницы, но вскрыть волдыри не смог. Они находились ещё в стадии созревания. Крестоходец со вздохом обулся, и продолжил движение. По прежнему опыту он знал, через час-другой боль притупится, и можно будет перейти на походный шаг. Даже при спокойном режиме, он должен был прийти в Георгиевск засветло. После Георгиевска останется один дневной переход в Минводы, откуда можно будет отъехать домой.
    Утро 1-го сентября 2004 года было солнечным. Во всех школах в этот день проходят торжественные линейки. Первоклассников разбирают по группам. Завтра у них начнутся полноценные занятия. Для остальных школьников, первое сентября, это встречи с друзьями. Ко всему, родители первоклашек приносят букеты цветов, чтобы дети навсегда запомнили этот день. Сегодня – первое сентября. Паломник шёл и радовался солнечному, но нежаркому дню. Радовался утихшей боли в подошвах, и в особенности, скорому окончанию крестного хода. Не ведал крестоходец только одного: там, на юге Северной Осетии воцарилась великая скорбь. Беслан. Сегодня, как и двумя годами ранее в Норд-Осте, Россия была поставлена на грань катастрофы. Россию вновь пытались поставить на колени.
    Но, в самом Беслане паломник побывал не во время трагедии, но на её годовщину. В 2005 году, ради этого пришлось прервать шествие из Минеральных Вод в посёлок Горный. Выехав со станции Кавказская утром 2-го сентября, странник прибыл в Беслан поздно вечером. Школа, в которой совершился теракт, находилась в получасе ходьбы от вокзала, и крестоходец отыскал её без особого труда. Здесь, уже в одиннадцатом часу вечера, пройдя пост проверки, и протолкнувшись сквозь толпу людей, он вошёл в помещение бывшего спортзала.
    Первое, что бросилось в глаза, это множество развешенных на стенах фотографий. Перед каждой из них горели свечи, лампады и плошки. Все полы у стен, особенно со стороны фасада, представляли собой сплошной цветник. Странным образом, но среди моря огня и цветов, сидящие на лавочках родственники погибших, выглядели как сироты. Большая же часть жителей толпилась во дворе школы. Периодически, кто-либо из них заходил в зал, ставил новые свечи, и постояв недолго перед фотографиями, выходил на улицу.
    Что-то неправильное было в этом непрестанном хождении. Крестоходец ожидал увидеть непрестанное служение панихид, чтение Неусыпаемой Псалтири? Увы, ничего этого не было. Паломник со вздохом раскрыл Псалтирь, и начал читать семнадцатую кафизму. Вдруг, он словно увидел себя со стороны. Крестоходец был единственным человеком, который молился в этом зале. Прекратив чтение, он огляделся по сторонам. Им овладело состояние близкое к шоку: «Вот причина, почему Бог попустил это бедствие!.. Потому что никто тогда не молился, не молится и сейчас!.. Бог попустил такую беду, и всё-равно, никто не молится!»
    Вспомнилось, что и в 2004 году, в дни трагедии, он нигде не увидел заполненных народом храмов. Каждый занимался своим делом, как будто беда в Первой школе происходила на другом континенте. И вот, прошёл год, и разве что-то изменилось? Такие же полупустые храмы, и даже здесь, где пролилась кровь, некому встать на молитву. Некому встать на колени перед  фотографиями на стенах.
    Паломник с горечью закрыл Псалтирь, и взвалив рюкзак на плечи, хотел отправиться на вокзал. Вдруг, как неоднократно бывало на маршрутах, что-то неуловимо изменилось в пространстве. Странник остановился. И в следующий миг ему стало нестерпимо стыдно от своего малодушия. Теперь, он уже другим взглядом увидел родственников погибших. Ему стало жаль их.
    - Куда же я? - растерянно спросил себя крестоходец, и отгоняя наваждение, решительно сбросил рюкзак на пол. Вынув из сумки спрятанную было Псалтирь, он решил молиться до утра.
    Ровно в полночь к гостю подошёл представитель спецслужб, и проверив документы, вежливо попросил его покинуть территорию школы.
    - Но, ведь я никому не мешаю, - попытался возражать странник, - тем более, возношу молитвы о погибших.
    - Да, я всё понимаю, - парировал сотрудник, - но, находиться здесь после полуночи разрешено только родственникам погибших.
    Минуту крестоходец пребывал в недоумении – может быть, для погибших, он сейчас самый первый родственник, – но затем, со вздохом закрыл Псалтирь, и забрав крест и рюкзак, направился к выходу.
    Вернувшись знакомой дорогой к вокзалу, странник столкнулся с идущим навстречу милиционером. Рослый осетин, с короткоствольным «УЗИ», проверил документы незнакомца, после чего императивно посоветовал остановиться в гостинице. На вопрос о расположении гостиницы, постовой знаками указал дорогу, и пожелав спокойной ночи, продолжил обход территории.
    Переночевав в самом дешёвом номере гостиницы «Полёт», помпезном строении советского периода, паломник направился утром в храм великомученицы Варвары. Церковь эта являлась приходом находившегося неподалёку монастыря Георгия Победоносца. Сегодня в этом храме, в первую годовщину теракта, должна была совершиться архиерейская служба. 
    Церковь святой Варвары и монастырь разделяла железная дорога. Преодолев её, странник вошёл в храм. Каково же было его удивление, когда увидел шедшего навстречу земляка, иконописца Михаила Осипенко. Иконописец радостно поприветствовал паломника, и дружески приобняв за плечи, в двух словах объяснил причину нахождения в Беслане. Благодаря поддержке прот. Геннадия Беловолова и осетинской диаспоры Санкт-Петербурга, на годовщину бесланской трагедии были доставлены две иконы: Вифлеемских младенцев, и Моздокской иконы Божьей Матери. Сегодня после литургии, образ Моздокской Божьей Матери должен пойти крестным ходом в школу № 1. Собственно, богослужение уже началось, и паломник, приложившись к прибывшим накануне иконам, присоединился к числу молящихся.
    По окончании службы епископ Ставропольский Феофан произнёс слова благодарности в адрес осетинской диаспоры Санкт-Петербурга, также митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Владимира, иконописца Михаила Осипенко, и настоятеля Леушинского подворья прот. Геннадия Беловолова.
    Сразу после окончания проповеди раздался удар колокола, и иноки, выстроившись с хоругвями в центре храма, направились к выходу. Вслед за ними, двое одетых в облачения причетчиков понесли Моздокскую икону. По преодолении железнодорожных путей, крестный ход выровнял строй, и направился торжественным маршем к Первой школе. Совершенно неожиданно, несмотря на выглянувшее из-за туч солнце, заморосил мелкий дождь.
     - Жемчужный дождик, - произнесла со скорбью одна из женщин и тихо улыбнулась, - Бог слышит наши молитвы.
    Уже через пару минут, солнце засияло по летнему ярко, и лишь по приближении процессии к школе, тучи снова закрыли небо. В школьную ограду крестный ход вошёл, сопровождаемый тихим, едва заметным веянием дождя. И сразу же, контрастом, подобно джазовой музыке на похоронах, ударило в глаза великое обилие журналистов.
    - Зачем они здесь?! - сверкнула в сознании гневная мысль, - разве можно из трагедии делать шоу?..
    Но, для репортёров, любое событие являлось работой. Едва крестный ход вошёл в школьную ограду, как наперебой защёлкали с полсотни фотоаппаратов, а вместе с ними, десяток теле – и видеокамер, подобно жерлам пулемётов уставились на траурное шествие. Увы, в спортивный зал позволили войти только архиерею, хоругвеносцам, и сопровождающим Моздокскую икону.   
    Впрочем, в школьном дворе тоже было слышно, как епископ Феофан служил литию о погибших. Было видно и саму икону. Говорили, что год назад, епископ поминал в Беслане о упокоении, всех погибших, без различия веры. Внутренний помысел подсказал паломнику, что в этом не было экуменизма и политического расчёта. Такое решение могло быть принято лишь из чувства сострадания. Вот и сейчас, паломник стоял и молился, и тоже – о упокоении всех погибших, без различия их веры. По устроенной у входа чёрной базальтовой плите, символе стены плача, тихо текли струйки воды. С неба сыпал тонкий, перемежаемый лучами солнца дождик. И на душе крестоходца тоже было – тихо-тихо. Невольно на глазах проступили слёзы. Слёзы сострадания и сожаления одновременно. Потому что год назад паломник так и не смог приехать в Беслан. Слава Богу, он приехал сейчас.

    В находящейся почти на самом въезде в Георгиевск церкви святителя Николая, крестоходцу посоветовали дойти до храма Георгия Победоносца. Староста даже сама позвонила настоятелю, и договорившись о приёме странника, объяснила, как дойти до Георгиевской церкви. Ещё час крестоходец потратил на поиск искомой улицы, но храма святого Георгия так и не нашёл. Поздние сумерки уже пали на землю, и надо было что-то предпринимать. Паломник остановился посреди тротуара, и стал ждать кого-либо из прохожих. Наконец такой прохожий появился. Мужчина плотного телосложения, лет тридцати пяти, куда-то спешил. Он шёл быстро, почти бежал, и странник даже засомневался, стоит ли останавливать этого человека. Крестоходец огляделся – увы, улица, до следующего перекрёстка была пустой. Страннику пришлось обратиться к спешащему мужчине.
    - Скажите, пожалуйста, где здесь храм Георгия Победоносца?
    Прохожий резко остановился, и обернувшись, взглянул на путника так, как если-бы знал о нём всё.
    - А, вы кто будете? - спросил он угрюмо. Но, в следующий миг, во взгляде прохожего отразилось недоумение. Он, только сейчас увидел крест в руках вопрошавшего. Улыбнувшись, едва-едва, одними уголками губ, прохожий приглашающе кивнул, и повелительно произнёс: «Идите за мной. Дело в том, что я как раз направляюсь в этот храм».
    - Вот как? - оторопело отозвался крестоходец, но уже в следующий миг поспешил за незнакомцем. По пути он кратко рассказал о себе, на что, прохожий, как бы размышляя, ответил: «Да, у каждого своя брань. У одних, с невидимым врагом, у других с видимым. Дело в том, что я офицер спецназа, сегодня мы выезжаем на задание. Слышал, что произошло в Беслане?»
    - Нет, ничего не слышал, - крестоходец едва успевал бежать за спецназовцем, - я же весь день в пути.
    - Понятно, - офицер кисло улыбнулся, и помолчав, добавил, - чеченские террористы захватили в Беслане школу.
    - ?!
    - Да-да, для этих выродков нет ничего святого. Ко всему, за два года они многому научились. И Норд-Ост по сравнению с Бесланом, это просто детские шалости.
    - Неужели, всё так серьезно? - упавшим голосом произнёс паломник.
    - Я бы сказал – безнадёжно, - горько вздохнул провожатый, и в отчаянии махнул рукой, - единственно остается, молиться. А там, как Бог даст. Пойду, поставлю свечи ко всем иконам. Через два часа мы должны уехать. Жена уже собрала вещи.
    - Помоги Господь, - чувствуя, как в душу заползает ледяной холод, отозвался паломник.
    - В том-то и дело, что на одного Бога надежда, - скорбно добавил офицер, и в следующий миг показал на появившиеся впереди купола церкви, - а вот, и храм святого Георгия.
    При входе в церковный двор, офицер попрощался с крестоходцем, и поспешил к храму, двери которого ещё были открыты.
    Паломник остался один. Подождав минуту-другую, и не увидев никого во дворе, он решил зайти в церковь. Но, и там не увидел никого, кроме стоящего на коленях офицера спецназа. Уже на выходе, в дверях, едва не столкнулся с женщиной церковницей.
    - Мужчина, вы кого ищете? - строго спросила она.
    - Здравствуйте, могу ли я увидеть настоятеля храма?
    - Отец Михаил уже полчаса как уехал, - дежурно отпарировала женщика, но увидев крест в руках паломника, вопросила уже с другой интонацией, - это, случайно, не по вашему поводу звонили из Никольского храма?
    - Да, примерно час назад я заходил в Никольский храм, - пояснил крестоходец, - тот, что на въезде в город.
    Церковница приказала страннику ждать во дворе, сама же направилась к спецназовцу, который ещё продолжал стоять на коленях.
    Через пару минут оба вышли. Офицер, заметив паломника, молча пожал ему руку, и кивнув на прощание, поспешил к выходу. Церковница закрыла дверь храма, и приказав ждать, направилась в находящееся в другой стороне двора служебное помещение. Всего через пару минут, вместе со следовавшим за ней низкорослым коренастым мужчиной, она вышла на улицу. Мужчина знаком показал паломнику, следовать за ним, а староста стала запирать двери.
    Последовав приглашению, поломник поспешил к расположенной у ворот сторожке, и войдя в неё, произнёс общепринятое: «Мир вашему дому».
    Сторож, ответив такое же общепринятое: «С миром принимаем», показал гостю место для отдыха, и лишь затем спросил об имени паломника.
    Крестоходец представился. Охранник назвал своё имя, его звали Николаем, после чего предложил гостю помыться в душе.
    Уговаривать паломника не пришлось, так как мылся он ещё неделю назад, в Чечне, а потому, взяв банные принадлежности, направился вслед за охранником.
    Когда крестоходец, чистый и распаренный, вернулся в сторожку, на газовой плитке уже кипела большая эмалированная кастрюля. Заметив, что гость при ходьбе прихрамывает, Николай спросил участливо: «Мозоли, небось, набил?»
    - Так точно, - бодро отозвался крестоходец.
    - Водяные или кровавые?
    - И то, и другое.
    Николай понимающе кивнул, после чего открыл на стене белый шкафчик.
    - Вот, возьми, йод, бинт, зелёнку. Если надо булавку, то, пожалуйста. - и охранник, взяв с подоконника булавку, протянул её гостю.
    Через несколько минут все мозоли были вскрыты, ступни перебинтованы, а вскоре и хозяин сторожки принёс дымящуюся кастрюлю супа.
    За ужином, Николай и Александр беседовали уже как старые знакомые, рассказывая каждый историю своей жизни. И, как всегда бывает у верующих людей, самой важной вехой этих историй была повесть о пути к Богу. У кого-то этот путь длился много лет, кто-то проходил его в считанные дни и даже часы. И, как ни странно, с точки зрения стороннего наблюдателя, нашедший Бога, почему-то совсем не обязательно обретал личное счастье и материальное благополучие. Сторонний наблюдатель всегда высказывает искреннее удивление: для чего тогда Бог, если в жизни человека ничего в материальном плане не меняется. Но, напротив, тот, кто нашёл Бога, уже не стремится следовать стандартам «мира сего». В отличие от сторонних наблюдателей, верующий человек знает, что стандарты эти относительны. И бывает, даже потерпев неудачу, или полный крах в жизненном плане, верующий во Христа не впадает в отчаяние, но напротив, всё более и более смиряется со своей участью. И тогда происходит чудо. Благодаря смирению, познавший Бога человек обретает, причём здесь на земле, самое главное – предчувствие вечности. Обретает познание идеала, о котором сказано: «Идеже несть болезнь ни печаль, ни воздыхание, но жизнь безконечная».
    Собеседники, поведав о своих непростых судьбах, высказав друг другу наболевшее, вдруг замолчали. Каждый теперь думал о своём. За окном стояла тёплая южная ночь. Где-то на горизонте полыхнула молния и вдалеке бухнул раскат. Минутой позже налетел порыв ветра, и вскоре по стёклам забарабанили капли дождя.
    Николай со значением взглянул на паломника, и произнёс со вздохом: «Небо плачет. Там, в Беслане, дети. Слышал сегодня?»
    - Да, - тихо отозвался гость, - слышал.
    Небо вновь разорвала молния, и едва новый раскат докатился до земли, как стремительные ливневые потоки обрушились на ночной город.

    Рябины красной крик по небесам,
    Желтеют ветхой осени страницы…
    Перо скользит по краю, к облакам,
    Сквозь краску листьев проступают лица.

    То сон, то явь, то солнце, то дожди…
    То тьма, то свет – старинные качели…
    Железный крест у неба на груди
    Готов рассечь грядущие метели.

    В седых туманах жатвы алый диск!
    Однажды треснет кокон тьмы жестокой,
    Когда взметнётся в Богу русский риск,
    И пламя молний вымолят пророки.[12]


    Глава 11: «Сербия благословенная»

    Предыстория первой поездки крестоходца в Сербию началась ещё в 2006 году. Именно тогда иконописец Сергий Осипенко, его племянник Михаил Осипенко-младший, и Андрей Савостицкий повезли в Сербию Порт-Артурскую икону Божией Матери. Образ был огромным, в полтора человеческих роста. Был он написан родителем Сергия, священником-иконописцем Михаилом Осипенко. Сергий Михайлович лишь завершил написание этой иконы, и вскоре после кончины родителя, образ отправился для совершения объезда западного форпоста Православия. В конечном итоге, Порт-Артурская икона так и осталась, в расположенном на западном рубеже Сербии городке Шабац. Именно тогда автор и загорелся идеей совершить такой же объезд. Стремительно приближался 2009 год, ознаменованный десятилетием бомбардировок Сербии и Белграда. Откладывать дальше было уже нельзя.
    Получив приглашение от председателя Сербско-Российской дружбы Миленко Милошевича, автор купил билет и поехал с комплектом икон (среди которых главной была – походная Порт-Артурская) в аэропорт Шереметьево. На пропускном пункте случилось первое искушение.
    Специалист по культурным ценностям вдруг потребовал документы и чеки на иконы изготовленные фабричным способом. Как говорят итальянцы: «Финита ля комедиа». Паломник тут же выхватил из кармана мобильник и стал звонить келейнику схимонаха Симона. Старец жил тогда в пос. Абрамцево под Москвой, и автор неоднократно у него бывал. Ездил он к нему и накануне заграничной поездки.
    Звонить долго не пришлось. Игумен Викторин обратился к старцу, и тут же ответил, что отец Симон будет молиться. Уже через пару минут, к стойке регистрации подбежал другой искусствовед, и взглянув на фабричные иконы, махнул рукой сотруднице: «Пропускай. Это не является культурной ценностью». Следующее искушение было куда более серьёзным.
    Как оказалось, согласно таможенным правилам, в самолёте разрешалось провозить безплатно багаж весом в 24 килограмма. За избыточный вес надо было доплачивать в соответствии с таможенной сеткой. Увы, вес одной только Порт-Артурской иконы составлял 28 килограмм. Если же говорить о других, приготовленных к дарению иконах, а это были две большие копии «Аз есмь с вами и никтоже на вы», также образ св. прав. Иоанна Кронштадского – молитвенника о Порт-Артурской иконе, прп. Серафима Вырицкого – хранителя образа «Аз есмь с вами…», то вес их достигал вместе с вещами пятьдесят пять килограмм. Билеты, в этом случае получались «золотыми». Регистрация на уходящий в Сербию рейс подходила к концу, а паломник не мог зарегистрировать багаж из-за отсутствия нужной суммы. Неожиданно, к незадачливому пассажиру подошёл занимавшийся перевозками молодой человек, и спросил о возникших проблемах.
    - Проблема простая, - ответил паломник, - не могу зарегистрировать вещи. Слишком большой вес.
    - Хорошо, попытаемся её решить, - посочувствовал перевозчик, - если у вас есть девять тысяч рублей, то, я всё устрою.
    Пассажир не стал торговаться, и уже через десять минут он прошёл через пункт регистрации багажа.
    Паломник отправился к посадочному терминалу, и... уже через три часа вышел из аэропорта «Никола Тесла» в Белграде. Увы, в аэропорту его никто не встречал. Подождав с полчаса, гость стал звонить приглашающей стороне, но, из-за роуминга деньги на счету закончились через две минуты. Как потом выяснилось, все ранее приглашаемые гости добирались до нужных представительств сами, и лишь потом договаривались о встрече с приглашающей стороной. Смирившийся «до зела» паломник просидел в аэропорту до утра, разумеется, без сербских динаров, без связи, голодный. Утром к гостю подошёл таксист и предложил услуги. Гость в нескольких словах обрисовал создавшуюся ситуацию, и таксист проявил деятельное участие в судьбе паломника. Через полтора часа к аэропорту подъехал сотрудник Миленко, которого звали Радоица.
    Поскольку вечером из России должны были прилететь ещё трое братьев, то решено было потратить день на экскурсию по Белграду. В течение дня Радоица показал паломнику монастырь Введения Богородицы, затем Патриархию, также собор на Кралья Петра, собор св. Апостола Марка, в котором находятся мощи Деспота Душана, также огромный как Храм Христа Спасителя собор святого Саввы. Завёл он паломника и в малый храм св. Саввы, с чудотворным списком Божьей Матери «Троеручицы». По пути следования, Радоица намеренно заехал на улицу Неманьина, где находился разрушенный НАТОвцами Генштаб. Здание это так и осталось стоять, являясь немым памятником бомбёжек 1999 года. Когда к вечеру вернулись к собору Апостола Марка, то Радоица показал находящуюся рядом Русскую церковь Пресвятой Троицы, где находилась гробница барона Петра Врангеля.
    Прибывший к вечеру председатель Сербско-Русской дружбы попросил у гостя прощения за «приключение странное», после чего обнялись как братья, и отправились в аэропорт, встречать ещё троих паломников из России. Это были, писатель Вячеслав Шумаков из Курска, крестоходец Сергей Ракутин - самый молодой из всех, и Владимир Попов из Липецка. На ночлег их устроили в монастыре святого Стефана в Сланцах.
    На другой день, в праздник иконы Ченстоховской Божией Матери, организатор поездки и трое братьев поехали в Патриархию, на приём к митрополиту Черногорскому и Приморскому Амфилохию. Ждать Владыку долго не пришлось. По прибытии в Патриархию, он сразу пригласил гостей в кабинет, и очень милостиво побеседовал с ними. В отношении Порт-Артурской иконы, благословил привезти её в собор Апостола Марка, утром 24 марта. На этот день была назначена панихида по всем погибшим во время бомбардировок 1999 года. Подаренную же икону «Аз есмь с вами и никтоже на вы», митрополит Амфилохий определил для больничного храма свт. Луки Крымского. В отношении поездки в Косово, он также обещал оказать содействие. Когда Владыка покинул кабинет, то паломники обменялись контактами с секретарем о. Небойшей (Тополичем), обещавшим поддерживать с ними связь.
    На следующий день, теперь уже двое паломников встретились с иеромонахом Небойшей. Он сразу соединил по телефону гостей из России с настоятелем Русской церкви прот. Виталием Тарасьевым. Не прошло и часа, как паломники прибыли в храм Пресвятой Троицы. Встретивший их отец Виталий тоже обещал оказать содействие – разослать письма по епархиям. Преподав несколько практических советов, он в первую очередь направил братьев в Российское посольство, или амбасаду, как говорят сербы. Вскоре паломники предстали перед входом в посольство России на Делиградской – 32.
    Находящаяся на проходной женщина долго не могла понять, по какому вопросу прибыли гости. В конце концов (видимо, позвонив кому надо), она открыла электрический замок в калитке и пустила паломников внутрь. В вестибюле братьев уже ждали два дипломата, которые, по выяснении сути проблемы, дали несколько дельных советов. Говорил в основном старший дипломат, молодой сотрудник только уточнял детали. Рекомендации эти состояли из нескольких пунктов. Во-первых, для въезда на Косово, надо было найти машину с местными косоварскими номерами. Во-вторых, если придётся разговаривать с албанцами, то, только на английском и немецком языках. В-третьих, не показывать сразу же Российские загранпаспорта, и не говорить, что гости прибыли из России. В конце беседы, сотрудники дали посетителям телефоны посольства в Белграде, а также Российского консульства в Приштине. С этим, дипломаты пожелали паломникам удачи, пообещав, в случае инцидента, сразу придти на помощь.
    Впереди, у братьев Александра и Вячеслава был целый день, и чтобы не терять времени даром, они совершили пешую прогулку по Белграду. Ещё вчера паломники обратили внимание, что в столице Сербии почти полностью отсутствует иностранная реклама. На сей раз они обнаружили много улиц с названиями сербских князей и королей. Например, улица Кралья Петра, или пешеходная князя Михаила, и далее князя Милоша, откуда был виден разбомбленный Генштаб. Улица сербских Владаров вела к собору святого Саввы. Прошли также по бульвару Деспота Стефана и улице князя Душана. Стала даже обидно за Россию – почему в ней почти нет улиц, посвящённых князьям и святым угодникам.
    Едва паломники вернулись в монастырь в Сланцах, как приехал Миленко и повёз братьев, вместе с иконами, в монастырь Велика Ремета к игумену Стефану. Одной из главных святынь, этой посвященной св. Димитрию Солунскому обители, является образ «Похвала Пресвятой Богородицы», доставленный из России в XVIII веке. От сей иконы происходило много чудес. Был случай, когда она осталась целой после сильного пожара.
    На другой день, после литургии и трапезы, Миленко повёз гостей по монастырям Фрушки Горы. В монастыре Крушедол, Миленко особо указал на гробницы, как в самом храме, так и за его пределами. Построен монастырь был в XVI веке, на средства митрополита Максима, в миру – Георгия Бранковича, и его матерью Ангелиной, женой слепого правителя Сербии Стефана Бранковича. Династия Бранковичей на них прекратилась, но при этом дала высший плод – святость. Церковь прославила Бранковичей в лике святых. Митрополита Максима, в чине святителя. Его мать Ангелину, в чине преподобной. А деспот Стефан, и брат святителя Йован, прославлены в чине святых блаженных.
    Следующим был монастырь Гергетек, главной святыней которого являлась чудотворная икона «Троеручица». В обители Ново Хопово находились мощи св. Феодора Тирона. Монастырь Каона, во имя Архангелов Михаила и Гавриила, знаменит тем, что в первой половине XVIII века здесь стала действовать богословская школа. Эта духовная академия являлась главной кузницей кадров для Сербской Православной Церкви. Во время Первого Сербского восстания, Каона являлась для повстанцев главным штабом. Здесь действовала больница и находился склад оружия. Сербы особо чтят этот монастырь. На Великие юбилеи, в Каону приезжают по двести тысяч человек.
    Услышав от Миленко эту цифру, паломники только покачали головами: почему в России нет такого почитания святынь? Даже не юбилейные торжества в Дивеево, приехали едва тридцать тысяч человек. Закончился объезд святынь в монастыре Радовашница, основанном в конце XIII века стараниями короля Драгутина Неманича.
    Здесь, брат Миленко вынужден был оставить паломников (ему надо было возвращаться в Субботицу), поэтому, на другой день, игумен монастыря о. Николай, сам отвёз паломников на воскресную службу в Шабац, в храм Василия Острожского. Организатор поездки, знал о нахождении здесь образа «Торжество Пресвятой Богородицы», но когда походную Порт-Артурскую икону внесли в храм, возникло чувство, что Сама Царица Небесная встречает гостей из России. Этот огромный, в полтора человеческих роста образ, был начат священником-иконописцем Михаилом Самуиловичем Осипенко, а закончен его сыном Сергием.
    После литургии в память Сорока Севастийских мучеников, настоятель храма отец Йован, пригласил паломников и прихожан к себе домой на праздничную трапезу. Уже по выходе из церкви, к паломникам подошёл невысокий, крепкого сложения молодой человек, и предложил им доехать к отцу Йовану на его машине. Водителя звали Миланом. Сам он работал строителем в России, а сейчас приехал в Шабац, проведать родственников. Уже в квартире настоятеля, паломники поделились с Миланом своей нуждой – они не имели собственного транспорта. Милан смиренно улыбнулся, и по выходе на улицу, предложил паломникам совершить поездку по близлежащим монастырям. Благодаря Милану, паломники объедут потом всю Сербию. А по возвращении в Россию, крестоходцы, вспоминая Милана, будут неизменно называть его служкой Божией Матери.
    Порт-Артурскую икону, с благословения отца Йована, оставили в храме Василия Острожского. Брат Сергий взял лишь свою икону «Умиление». Первым по маршруту был монастырь Илинье. Сюда приезжали духовно болящие, над которыми проводили отчитки. Когда паломники вошли с иконой в храм, то собравшиеся здесь бесноватые пришли в неистовство. Церковь сразу наполнилась истошным визгом, криками и топотом ног. Некоторые одержимые злобно тянули руки к образу Божьей Матери, но не могли до него дотронуться. Брату Сергию ничего не оставалось, как выйти из храма. Он долгое время пребывал в смущении. Ведь икона была бумажная, он лишь сделал для нее киот, но сейчас она проявила себя как чудотворная.
    Самая умилительная встреча состоялась в монастыре Петковица. Ещё по приближении к обители, пасущиеся на лужайке овцы, с радостным блеянием побежали к крестоходцам. Столпившись перед образом Богородицы, животные смиренно стояли, и лишь доверчиво тянули мордочки к иконе. Здесь сразу вспомнились слова Псалмопевца Давида: «Всякое дыхание, да славит Господа».
    Через несколько минут паломников увидела дежурная сестра, и приказав ожидать, поспешила с докладом к игумении. Вскоре из церкви вышел строй монахинь с игуменией во главе. Причём, шедшая впереди настоятельница несла в руках образ Царицы Небесной. Следовавшие за ней сестры громко воспевали молитвы. С поклоном приняв паломников, они, с тем же пением молитв, сопроводили икону «Умиление» в храм.
    После краткого молебна, и обязательного в Сербии кофе, монахини торжественно проводили паломников. А в благодарность за посещение, монахини принесли крестоходцам целый пакет с подарками. Чего там только не было – полотенца, чётки, образки, пакет с постными пирожными, и самое главное – большой гипсовый крест. Уже на выходе, игумения сунула руководителю свернутый вчетверо листок бумаги. В нём было тысяча динаров.
    Объезд монастырей закончился в обители Рождества Богородицы Чокешина. Духовник этого монастыря архимандрит Герасим, облобызал икону Богородицы, и положив образ на аналой, прочитал акафист «Умиление» на сербском языке. Паломников снова напоили кофе, и отпустили восвояси. В монастырь Радовашница приехали поздно вечером. Завтра Милан пообещал отвезти гостей на родину свт. Николая Сербского.
    На другой день, по приезде Милана в Радовашницу, братья отправились в сторону Вальево, в монастырь Лелич. Обитель эта знаменита тем, что в селе с одноименным названием родился Сербский Златоуст свт. Николай (Велимирович). Вместе со своим отцом Драгомиром, епископ Николай построил в 1929 году церковь свт. Николая Мирликийского. Именно сюда, в 1991 году были перенесены мощи святого, из сербского монастыря свт. Тихона Задонского в штате Пенсильвания в Америке. А уже в 1996 году, на месте церкви был устроен мужской монастырь. Несмотря на то, что обитель эта находится высоко в горах, паломники едут сюда со всех концов земли.
    Судьба святителя Николая и славна и драматична одновременно. Духовный поэт и писатель, руководитель Богомольческого движения, молитвенник за весь мир, и при этом, открытый в общении, он был душей сербского народа в период между Первой и Второй мировыми войнами. Остаётся же он таким и сейчас. Во время гитлеровской оккупации, Владыка находился в концлагере Дахау. После войны, когда победили коммунисты, свт. Николай эмигрировал в США. Там он и скончался, 19 марта 1956 года. Но, теперь его мощи находятся на Родине, и потому, каждый серб может свободно приехать на поклонение к Сербскому Златоусту.
    Настоятель монастыря архимандрит Аввакум, встретив русских паломников, открыл им мощи святого (что случается отнюдь не всегда, но по особым случаям), после чего прочитал вместе с ними акафист Божьей Матери «Умиление».
    Посетили паломники и музей святителя Николая, в котором, языком фотографий и старых артефактов, рассказана не только история села Лелич и биографии святителя, но и эпохи рубежа XIX-XX веков. Последнее, что попросил автор, поклонившись мощам святого, это – разума духовного и сердца разумного.
    Следующим местом паломничества был женский монастырь Челие. Находится он также в горной долине, недалеко от селения Лелич. По преданию, монашеская жизнь началась здесь ещё в XIII веке. В эпоху владычества турок, Челие не раз разрушали до основания, но всякий раз он отстраивался вновь. В начале XIX века монастырь служил военной больницей, где проходили лечение раненые в первом сербском восстании. При Милоше Обреновиче (князь Сербии в 1817-39 гг. и 1858-60 гг.) в обители организовали школу – одну из первых в стране. В этой школе учился и будущий святой – свт. Николай Сербский. Здесь же, после Второй мировой войны, проходил свой подвиг прп. Иустин (Попович). Могила его находилась сразу за храмом. Когда преподобный Иустин учился в семинарии св. Саввы в Белграде (по крещению он имел имя Благое), то его учителем был именно свт. Николай (Велимирович). В 1916 году преподобный был пострижен в монашество с именем Иустин (в честь Иустина Философа), а потому, получая покровительство святого своего имени, он стал продолжателем дела Сербского Златоуста. Прп. Иустин, кроме того что был выдающимся апологетом и богословом (статью «Внутренняя миссия нашей Церкви» можно назвать поистине прорывной), он был ещё и выдающимся подвижником благочестия. Например, в день святой делал от пятисот до тысячи поклонов, и вычитывал не менее тысячи Иисусовых молитв. В посты же он вдвое умножал свой подвиг. Не случайно, что сестры этого монастыря во всём следуют примеру «острого» подвига этого святого.
    Мало кому известно, что первым, кто оказал поддержку Богомольческому движению, был именно прп. Иустин. Благодаря его влиянию, руководители Движения избрали своим духовником епископа Николая (Велимировича). Но, самое важное, святой с самого начала внушил Богомольцам стремление к молитвенному деланию, а также к частому причащению Святых Таин.
    Все предвоенные годы прп. Иустин писал богословские труды, а в 1932 году опубликовал свой первый том «Догматики», которую озаглавил «Православная философия истины». За этот труд он в 1935 году получил должность профессора богословского факультета Белградского университета. Во время гитлеровской оккупации, когда богословский факультет был закрыт, преподобный занимался переводами, составлял комментарии на Священное Писание и собрал 12 томов «Житий святых».
    После войны прп. Иустин был изгнан из университета, а потому, с 1948 по 1979 годы жил безысходно в Челие, в монастыре во имя Архангела Михаила. По сути, таким образом, власти отправили его в пожизненную ссылку. Святой имел великий авторитет в народе, и коммунисты опасались его влияния на умы. Прп. Иустин отошёл ко Господу на праздник Благовещения, как бы оправдывая имя данное ему при рождении – Благое.
    Когда, после поклонения могилы преподобного, братья отошли в храм, автор снова, как и накануне в Леличе, попросил, теперь уже у преподобного – разума духовного и сердца разумного.
    В монастыре Йоване (Иоанна Предтечи), где находится резиденция епископа Вальевского Милютина, встретивший паломников монах, перед тем как приложиться к иконе «Умиление», сделал земной поклон. Как оказалось, в храме этого монастыря тоже есть чтимый образ «Умиление». Паломникам стала понятна такая реакция монаха. Встретивший гостей инок, с благоговением подвёл паломников к монастырской иконе Божьей Матери, после чего все вместе пропели Тропарь Царице Небесной.
    На ужин Милан повёз друзей к себе домой. В доме этом жили две его племянницы. Милан наведывался сюда лишь во время отпусков. После трапезы братья посмотрели фильм о свт. Николае Сербском, диск с которым Милан купил сегодня в Леличе. Такие же диски он подарил и всем четверым братьям. Хотя фильм был на сербском языке, но паломники улавливали главную суть. Ко всему, хозяин периодически давал пояснения. Затем, один из братьев поставил фильм «Как на войне приходят к Богу». Поглядывая на монитор, Милан лишь смиренно улыбался. Ведь события в Чечне ничем не отличались от недавних событий в Сербии. Для него всё показанное в фильме было до боли знакомым.
    В монастырь Радовашница отъехали уже затемно. Завтра нужно будет ехать в Белград, на панихиду в память десятилетия НАТОвских бомбардировок.
    Дождавшись утром настоятеля собора Апостола Марка прот. Тадия, паломники взяли у него благословение, после чего поставили Порт-Артурскую икону в храм. Поскольку панихида должна была начаться в 17 часов, времени у паломников было предостаточно. В связи с чем решили вновь посетили Русский храм Пресвятой Троицы.
    Построен храм был в 1924 году, русскими эмигрантами в Сербии. После Второй мировой войны, он вошёл под омофор Русской Православной Церкви Московского Патриархата. Настоятелем его стал видный деятель Русской эмиграции прот. Виталий Тарасьев. Сейчас настоятелем является его внук, тоже Виталий Тарасьев. В период бомбардировок в 1999 году, храм этот серьёзно пострадал, но был отремонтирован к 2007 году. До 1944 года в Троицкой церкви находились боевые знамёна войск Наполеона и Османской империи.
    Особо следует рассказать о Русском некрополе на Новом кладбище Белграда. В 2008 году стал вопрос о реставрации некрополя. К столетию Первой мировой войны реставрация была полностью завершена. Двумя годами ранее была отреставрирована и освящена находящаяся здесь Иверская часовня. Кладбище это является довольно обширным. Здесь находятся могилы 124 генералов, трёх адмиралов, 280 полковников и капитанов первого ранга армии и флота. Общее количество захоронений около трёх с половиной тысяч. Особо знаменательным является памятник «Царю Николаю и двум миллионам русских воинов Великой войны».
    Служительница Снежана, с которой познакомились несколькими днями ранее, кратко рассказала паломникам об истории Троицкого храма, а также показала привезённые с Афона мощевики. Иконы святых Александра Невского и Царя Николая II, гости увидели сами. Находится здесь, при входе, у кануна, и гробница генерала Петра Николаевича Врангеля. Паломники приложились ко святым образам, ковчежцам с мощами и прочитали литию мирским чином об упокоении воина Петра Врангеля.
    По выходе из храма, братья увидели множество собравшихся в парке собора Апостола Марка людей. По приближении к ним, они узнали о начале гражданской панихиды. По окончании панихиды и торжественного возложения венков сербскими военными, прошёл митинг, на котором, официальные представители сказали слово. Среди них были министр религий Сербии Боголюб Шиякович, и посол России в Белграде Александр Васильевич Конузин. Присутствовавший здесь брат Вячеслав, всё время внимательно смотрел на посла, и после окончания церемонии высказал свою мысль. Предложение Вячеслава состояла в следующем – вечером перед панихидой, куда посол России конечно же придёт, надо встретить его в дверях и попросить помощи, в вопросе поездки Косово.
    Уже за полчаса до панихиды, двое паломников стояли в притворе собора и внимательно всматривались в лица входящих. Наконец, вошли представители дипломатического корпуса. Вячеслав и Александр сразу же последовали за послом, и поклонившись ему, вкратце рассказали о своей ситуации. Посол остановился, и без особого удивления взглянув на незнакомцев, сказал после недолгого раздумья: «По всей очевидности, вам может помочь лидер патриотической партии Томислав Николич. Записывайте его телефон». С этими словами, он нашёл в мобильном нужный номер и продиктовал его просителям. Паломникам оставалось только поблагодарить посла и отойти к находящимся в храме привезенным из России иконам.
    Служил панихиду сам митрополит Черногорский и Приморский Амфилохий. Де факто, он являлся местоблюстителем Патриаршего Престола, а после кончины Святейшего Патриарха Павла в течение трёх месяцев действительно был им. По окончании панихиды, присутствовавший здесь игумен Николай из Радовашницы пригласил паломников на чай. Здесь, русские гости увидели всех трёх – А, как говорили о них, учеников Иустина Челийского: митрополита Амфилохия и епископов Артемия и Анастасия.
    По большому счёту, чаепитием назвали архиерейское собрание. Владыка Амфилохий выслушивал по очереди архиереев и игуменов, при этом давал указания, а в некоторых случаях, даже спорил, ни в чём не проявляя высоты своего положения. В целом, в трапезной царила атмосфера живой деловой планёрки. Обуморенной официозностью, к которой так привыкли в России, здесь даже и не пахло. Самое важное, и паломники это ясно видели – между архиереями и игуменами не чувствовалось никакого барьера. Под конец совещания, игумен Николай напомнил митрополиту Амфилохию о русских гостях, тем более, что все архиереи, перед началом панихиды, приложились к привезенным из России иконам. Владыка вновь дал о. Небойше указание о поддержке паломников, после чего совещание закончилось.
    Уже когда архиереи стали расходиться, к паломникам подошёл епископ Афанасий (Евтич) и присев рядом, спросил о происходящих в России событиях. Во всём Православном мире ещё ходили слухи о странной кончине Патриарха Алексия Второго, и ревнители с большим напряжением восприняли факт избрания на Патриарший Престол митрополита Смоленского Кирилла. Вопрос епископа был именно о новом Предстоятеле Русской Церкви.
    - Что могу сказать, Владыко, - произнёс один из паломников, - если Патриарх Алексий был в первую очередь молитвенником, и лишь только потом политиком, то нынешний Предстоятель, наоборот, в первую очередь является политиком, во вторую – администратором, и лишь в третью – молитвенником.
    Епископ Афанасий задумчиво помолчал, и вздохнув, покачал головой.
    - Что ж, будем молиться, - ответил он паломнику, и со значением оглядел сгрудившихся вокруг него братьев, - конечно, мы знаем его прошлое. Но, надеемся, что он не настолько глуп, чтобы сразу поворачивать корабль Церкви в фарватер Ватикана.
    Здесь Владыка вновь помолчал, и утвердительно кивнув, добавил: «Будем молиться. И да просветит Господь разум нынешнего Патриарха России».
    С этими словами епископ Афанасий поднялся и направился вслед выходящим из трапезной епископам.
    Поздно вечером, после концерта в «Сава-центре», на котором, в официальной части выступали как представители Церкви, так и государственные деятели (приятно удивило выступление прибывшего прямо из аэропорта Никиты Сергеевича Михалкова), паломники вновь поехали в монастырь в Сланцах. По дороге решили, завтра утром созвониться с Томиславом Николичем.
    Роль дипломата в переговорах взял на себя Милан Самарджич, поскольку Николич мог не владеть русским языком. После третьего или четвёртого звонка Николич взял трубку. Выслушав Милана, председатель партии попросил перезвонить через десять минут, чтобы он мог выяснить вопрос с машиной. Получив это известие, паломники сразу же поднялись, и стали читать молитву «По соглашению». Томительно потянулись оставшиеся минуты. Двое братьев вынули чётки и стали читать про себя Иисусову молитву. Наконец, Милан вновь набрал номер, и сразу услышал ответ Николича: «Записывайте телефон депутата Любо Краговича. Он отвезёт вас до Косовской Митровицы». В третьем часу дня крестоходцы подъехали к храму св. Апостола Марка. Депутат Скупщины уже ожидал их.
    К сожалению, в багажник автомобиля депутата, Порт-Артурская икона не вошла. Пришлось оставить её в соборе. На переднее сиденье сел брат Сергий с иконой «Умиление». Трое братьев устроились сзади. С пением молитв паломники отъехали от собора Апостола Марка. Вскоре, позади остались - Белград, холмы и равнины Центральной Сербии, и уже в сумерках начались извилистые дороги предгорных районов. В Косовскую Митровицу прибыли поздно вечером.
    Остановившись у храма св. Димитрия Солунского, депутат Скупщины дошёл до дома настоятеля, и переговорив с ним, передал гостей на попечение отца Милия. Настоятель благословил занести иконы в храм, в котором находилась копия Порт-Артурской иконы, оставленная Андреем Савостицким в 2006 году, после чего устроил паломников в гостинице местного трактира. Помещение трапезной приятно удивило гостей. Оно были устроено в старинном стиле. Деревянные стены и мебель погружали в атмосферу XIX века. Ко всему, на передней стене рядом с баром, открывалась обширная экспозиция старинной утвари. На самом же видном месте была вывешена Грамота Царя Александра Первого, от 1929 года, данная хозяину трактира за заслуги.
    Утром, после завтрака в отеле, гости направились в храм, где их уже ожидал корреспондент местного ТВ. Репортаж этого журналиста по вечерним новостям, наведёт немалый переполох в Приштине. Дело состояло в том, что двое паломником являлись членами российского казачества, о чём, дававший интервью Вячеслав, честно сказал корреспонденту. Ко всему, репортаж был подкреплён видео крестного хода, который паломники совершили после утреннего молебна. Обойдя храм с иконами, они погрузили их в машину Бояра из Грачаницы, приехавшего сюда по просьбе протоиерея Милия.
    Когда автомобиль косовского друга двинулся в путь, начались, как пишет Евангелие – «приключения странные». Как ни убеждал брат Вячеслав Сергия, о том, чтобы зачехлить икону, он наотрез отказался это сделать. Паломникам оставалось только положиться на милость Божию. Перед шлагбаумом на таможне, братья прочитали молитву «По соглашению», и албанские полицейские даже не обратили внимания на машину Бояра. На подъезде к Приштине находился другой пост, но занятые ДТП полицейские, тоже не обратили внимания на проехавший мимо автомобиль.
    В Приштине паломников встретили серые пятиэтажки советского образца. На одной из них был размещён огромный баннер с улыбающимся Биллом Клинтоном, да следом, на отеле «Виктория» стояла уменьшенная копия статуи «Свободы». Вот, и все достопримечательности. Через двадцать минут Бояр привёз гостей в монастырь Грачаница.
    Брат Бояр заранее позвонил в монастырь, поэтому паломники были встречены на входе иеродьяконом Дамианом и монахом Палладием. С пением славословий Божией Матери, гости направились в древний храм Успения Богородицы. Через несколько минут в церкви собрались все монахини монастыря, которые, как малые дети радовались прибывшим из России иконам. К сожалению, епископ Артемий ещё не вернулся из Белграда, а потому, молебен иконе «Умиление» заменили чтением акафиста. Один из паломников никак не мог понять, чем же отличается молитва подвизающихся здесь инокинь, от аналогичной молитвы в других монастырях. Неожиданно его озарило: «Молитва инокинь Грачаницы является светоносной, а молитва в других монастырях бывает таковой не всегда».
    После молебна, отец Дамиан провёл экскурсию по обители, рассказывая о его истории, о древних фресках, а также о событиях девяностых годов. Построен монастырь был королем Стефаном Милутином в начале XIV века, на руинах трёхнефной базилики VI века. Тогда же были написаны и фрески Успенского храма. Турки не раз разграбляли и разрушали монастырь, но, несмотря ни на что, Грачаница к XVI веку стала духовным и культурным центром. Возрождение началось со времени правления митрополита Никанора (1528-1555 гг.) Здесь была устроена типография, которая в большом количестве выпускала богослужебную и духовную литературу. Следующим Владыкой был митрополит Дионисий, чья кончина отражена на фресках в притворе. Благодаря сменившему его Владыке – свт. Макарию, ставшим затем Сербским Патриархом, в монастыре были проведены крупные реставрационные работы и написаны новые фрески. При Патриархе Паисии храм был покрыт свинцовой кровлей, а в иконостасе водрузили массивный крест. Турки ещё не раз разграбляли монастырь, но, он вновь и вновь возрождался.
    Отец Дамиан подробно раскрыл паломникам смысл уникальных фресок. В апсиде находятся литургические сцены, в наосе – Великие праздники, Страсти Христовы, Притчи, и чудеса Христовы; в нартексе – портреты ктиторов, Родословная Неманичей, Страшный суд, Месяцеслов. В ризнице церкви хранятся древние иконы и рукописи XIV-XVI веков.
    После экскурсии, о. Дамиан провёл гостей по территории обители. Неприятно резанул глаза пост КФОР, с находившимися там военными. Иеродиакон добродушно поиронизировал в отношении шведских миротворцев: «Они здесь охраняют сами себя, а нас охраняет Матерь Божия».
    После кофе и беседы в монастырской гостиной, паломники засобирались в обратный путь. Без сопровождения КФОР, в Дечаны и Печку Патриаршую ехать было нельзя. Уже во дворе гости расчехлили вторую копию «Аз есмь с вами и никтоже на вы», которую просили передать в тот монастырь, где труднее всего. Отцы Дамиан и Палладий обещали исполнить эту просьбу.
    И снова брат Бояр повёз паломников мимо отеля «Виктория» с копией статуи «Свободы» и пятиэтажки с баннером Билла Клинтона. Унылый однообразный пейзаж. На выезде из Приштины, на том месте, где случилось ДТП, теперь стояла километровая очередь. Автомобиль Бояра медленно ехал вдоль этой очереди. Водители иномарок, сгорая от нетерпения, то и дело выглядывали из окон. Увы, очередь не двигалась. Взгляды некоторых из них падали на медленно проезжающий автомобиль, и всякий раз, во всех этих переполненных злобой взглядах загоралось одно и то же: «Не может быть!»
    На переднем сиденье драндулета с косоварскими номерами, находился русоволосый с длинной бородой человек, на груди у которого была икона Божьей Матери. Через каждые две-три машины, на автомобиль Бояра устремлялся именно такой взгляд. На посту у Косовской Митровицы случилось второе искушение.
    Албанские полицейские остановили Бояра, и обвинив его в превышении скорости, предъявили штраф в четыреста евро. В течение нескольких минут, пока сербский друг и полиция выясняли отношения, автор успел позвонить в Российское консульство Пришниты. Ответ был неутешительным: «Сотрудники уехали на обед. Вернутся через два часа». Вспоминалась обстановка советского времени. Формулировка – «уехал на обед», означала – «приедет завтра». Паломникам осталось только прибегнуть к молитве. Через две-три минуты подбежал брат Бояр, и изобразив воздушный поцелуй, радостно произнёс: «Отпустили. Слава Богу. Едем дальше».
    В Митровице паломников ждал другой автомобиль. Брат Предраг, в прошлом военный, повёз гостей в Белград. Уже по дороге Предрагу позвонили. В эфир пошла передача о русских паломниках. Предраг передал эту новость братьям, посетовав, что не имеет с собой телеприёмника. Через некоторое время водителю снова позвонили, сообщив, что у шиптаров начался переполох. Косовары пришли в ужас, от известия о прибытии в Косово русских казаков.
    Предраг и братья вдосталь посмеялись, а потом, отставной военный разъяснил на ломаном русском: «Да, казаков из России они хорошо помнят. От одного слова – казак, шиптары бегут на край света. Русские братушки давали им жару».
    Уже в Белграде, по прибытии к собору Апостола Марка, к паломникам подошёл работник храма, и сказав, что раньше бывал в России, пригласил братьев к себе на ужин. Уже в квартире Бориса, так звали хозяина, гости узнали о том, что он работал в Дунайском пароходстве, а потому часто бывал на Украине. Впрочем, ездил он и по святым местам – в Почаев, Киев, Одессу, Чернигов, Троице-Сергиеву лавру. Сын его учился на богословском факультете, дочь тоже была студенткой. После развала Югославии Борис пришёл к Богу, и стал работать в соборе Апостола Марка. Под конец ужина гости спели с хозяином несколько русских песен. Расставались же так, как будто знали друг друга всю жизнь.
    Весь следующий день – праздник памяти Феодоровской иконы, ушёл на то, чтобы решить вопрос поездки в Субботицу и в монастырь Средиште. От прот. Виталия Тарасьева узнали, что архиерей Бачской епархии не дал благословения на приезд паломников в Субботицу и Нови-Сад. Удручённые паломники поехали в собор св. Саввы. После долгого ожидания в канцелярии, получили телефон архимандрита Нектария из Средиште. Ранее, отец Нектарий был настоятелем малого храма св. Саввы, но потом принял монашество, и поехал восстанавливать мужской монастырь на востоке провинции Воеводины. Отец Нектарий выслушал по телефону русских гостей и благословил их приезжать в любое удобное время. Братья с облегчением вздохнули. Теперь, у них появилось обоснование для поездки в Нови-Сад и Субботицу. Ответ на вопрос: почему архиерей Бачской епархии не дал благословения, – паломники узнали на другой день.
    Рано утром, к монастырю св. Стефана в Сланцах подъехал брат Милан. Усадив паломников, он сказал, что уже договорился с жившим в Субботице Миленко. Председатель Сербско-Русской дружбы согласился их принять.
    По пути в Субботицу, паломники заехали в Свято-Архангельский монастырь Ковиль. Эта древняя обитель была основана ещё в 1220 году свт. Саввой Сербским. Братья с благоговением вошли в величественный, в византийском стиле собор. Но, чем больше они рассматривали иконостас и фрески, тем большее разочарование возникало в душе каждого. Такое же разочарование было написано и на лице Милана. Паломники ожидали увидеть бережно сохранённые работы мастеров позднего средневековья, вместо этого им пришлось лицезреть обновленчество.
    В соборе к братьям подошёл один из реставраторов, и сказал, что их бригада приехала из России. Познакомившись с паломниками, он стал с восхищением рассказывать об истории создания иконостаса и фресок. Находящийся рядом Милан иронично возразил художнику: «Но, ведь, это же не иконопись. Это живопись в стиле Леонардо да Винчи». Реставратор замолчал на мгновение, на что Милан заметил: «Или, вот, икона Божьей Матери. Это не икона, а Сикстинская Мадонна. Я не специалист, прошу прощения, но иконописью это назвать нельзя». Посрамлённый реставратор отошёл в сторону, и далее, Милан показал братьям на крест над алтарем. Крест этот был довольно странный – придавливающий змия. Причем, змий это обвивал всю нижнюю часть креста. Уже за пределами обители, он объяснил паломникам, что север Сербии сильно заражен экуменическим влиянием. По всей очевидности, уклонился в экуменизм и архиерей Бачской епархии.
    По приезде в Субботицу, Миленко сразу повёз паломников на вечерню в храм. Должно сказать, что в этом, со стотысячным населением городе, было всего два Православных прихода. В основном, в городе жили католики и иудеи. Католики имели десять костёлов, иудеи – одну синагогу. При получении этого известия, стала ясной причина экуменических влияний на севере Сербии.
    После вечерней службы, настоятель собора прот. Драган пригласил гостей на кофе. Чувствовалось, что для священника, а также находящихся в гостевой прихожан, беседа с русскими паломниками являлась отдушиной. В ходе беседы были обсуждены все возможные вопросы. Прежде всего, сербско-русской дружбы, а в плане церковном – вопрос экуменизма. Под конец встречи, Вячеслав подарил о. Драгану свои книги, и обменялся с ним телефонами. На ужин гостей пригласила семья находящегося здесь Бранислава и Яны. Именно Бранислав посоветовал братьям поехать на воскресную службу, в церковь в Джурджино, в храм свт. Василия Острожского. Влияние экуменизма паломники увидели и в этом храме.
    Уже с начала службы у паломников появились вопросы. Во-первых, вся литургия прошла с открытыми Царскими Вратами. На Престоле не было ни Креста, ни Дарохранительницы. Не было и обычных для Православных храмов Семисвечника и запрестольного Креста. Больше всех подробностями интересовался брат Сергий. Именно он обнаружил, что Святые Дары хранятся не в ковчеге, а в какой-то пластмассовой банке. Когда же началось Причастие, то недоумение сменилось шоком. После того, как священник вышел с Чашей на амвон, все без исключения прихожане выстроились со сложенными крестообразно руками. На вопрос к Браниславу: «Была ли исповедь?» - он ответил: «Что у них причащаются все, кто приехал на службу, независимо от исповеди».
    После окончания службы, когда принесли кофе, Милан задал настоятелю немало каверзных вопросов, на что он смиренно отвечал в духе нынешних последователей богумилов: «Таинства исповеди и причастия никак между собой не связаны, потому что все семь таинств самодостаточны». А также: «Вера не в камне, а в сердце». Или: «Главное не форма, и не буква, но дух».
    После беседы, по предложению Миленко, братья и прихожане доехали до места, где недавно нашли останки русского солдата. Увы, настоятель не взял с собой необходимых для панихиды принадлежностей, поэтому паломники из России прочитали литию мирским чином. Так гости и уехали из Джурджино, ни в чём не поколебав заблуждения настоятеля.
    После обеда в доме Миленко, решили сразу же отправиться в монастырь Средиште, что рядом с городом Вршац, в восточной части провинции Воеводина. Обитель, где главной святыней являлась икона «Троеручица», была основана в конце XV века деспотом Йованом Бранковичем. Неоднократно она была разрушаема, и по сути дела, этот монастырь сейчас отстроен заново. Игуменом его был архимандрит Нектарий, ранее являвшийся настоятелем собора св. Саввы в Белграде. Монастырь этот стоял наверху горы, а потому, находился в самом центре «Розы ветров». Понятие – тихая погода, для Средиште редкое явление. Стояние монастыря посреди непрекращающихся ветров, пожалуй, было символичным. Ведь, и вся Сербия, являясь самым западным форпостом Православия, тоже находится на «Розе ветров». Ветров, как политических, так и духовных. С запада на неё дуют ветры католичества, с севера – протестантизма, с юга – мусульманства. Лишь только восточный ветер помогает Сербии держаться своей Православной веры.
    Приехавший к началу вечернего богослужения игумен Нектарий, благословил паломников, и поинтересовавшись, с какими святынями они прибыли, возложил образ «Умиления» на центральный аналой. В ходе богослужения, он вместе с монахами прочитал акафист этой иконе, хотя братья даже и не мечтали ни о чём подобном. Чувствовалось, что почести Пресвятой Богородице воздаются не случайно. Ведь, именно здесь и решено было завершить молитвенный объезд Сербии и Косово. Паломники выполнили поставленную задачу, и отслуженный как «Нечаянная Радость» молебен, поставил в этой истории последнюю точку. Утром следующего дня, попрощавшись с архимандритом Нектарием, паломники, заехав по пути в женский монастырь Месич, отправились сразу в обитель Велика Ремита, к архимандриту Стефану.
    В первый день пребывания, гости совершили пеший молитвенный обход Фрушки Горы, уже более подробно вникая в историю расположенных здесь монастырей. На второй день попросили у игумена Стефана послушание. До отъезда из Сербии оставалось ещё пять дней. Отец Стефан недолго поразмышлял, и отправил гостей работать в медовый цех, переливать мёд из двухсотлитровых бочек, в маленькие банки. Работая ударными темпами, паломники справились с этим послушанием за четыре дня. Как крестоходцы поняли потом, пребывание в Великой Ремите было промыслительным. В субботу четвёртого апреля совершалось празднование иконы «Похвала Пресвятой Богородицы». Её чудотворный образ находился в этой обители с XVIII века.
    По случаю Большого праздника, из Белграда приехал церковный хор и много паломников. После сказочной службы с двумя соединенными хорами, и последовавшей затем трапезы, архимандрит Стефан благословил Вячеслава сказать слово о нашем крестном ходе. Не все сербы знали русский язык, поэтому, одна из хористок, сестра Йованна, переводила гостям рассказ крестоходца. Поскольку паломники собирались, после праздника ехать в Гергетек и Петковицу, Йованна попросила одного брата, его звали Бранислав, отвезти русских друзей в Сланцы. По пути, Бранко завёз братьев в свою квартиру, где уже во второй раз накормил обедом. Крестоходец Сергий сразу нашёл с Бранко общий язык. Он поделился с ним фотографиями из проведённых им крестных ходов, а хозяин дома скинул Сергию на флэшку виды Афона.
    Вечером того же дня, паломники забрали Порт-Артурскую икону в храме св. Апостола Марка, и в последний раз приехали в монастырь св. Стефана в Сланцах. На следующий день они отправятся в аэропорт «Николо Тесла», для отъезда домой, в Россию.
   
   
    Глава 12: «Богомольчество как школа соборности»

    Если кто видел долго лежащие в лесу спиленные деревья, то обращал внимание, что из стволов этих деревьев, у которых обрезали крону и ветви, из сучков ещё пробиваются зелёные с листочками побеги. Иной раз, уже и кора начинает отслаиваться у этих брёвен, а из сучков их ещё исходят последние токи жизни. Дерево умирает, почти умерло, но всё же, изо всех сил пытается жить. Поваленное дерево обречено, но и в таком состоянии, оно всё-таки живет. Так и Россия. Она подобна спиленному кедру, который расчленен, разрезан на отдельные бревна, или чурбаки, но и эти чурбаки пытаются жить, несмотря на приведённый в исполнение приговор. И всё-таки, зелёные побеги от поваленного древа, это реликт накануне окончательного угасания. Так было с Римом, так было с Византией, так будет и с Россией. Последние всплески жизни, не есть сама жизнь.
    Уже десятки, если не сотни авторитетных политиков и экономистов предлагали свои проекты по возрождению России, но, увы, – все эти проекты и планы, есть не что иное, как попытки возродить жизнь в спиленном стволе. В лучшем случае, это попытка пробудить жизнь в том пне, который от дерева остался. Химера, безплодные планы. Пню никогда не повторить древо в прежнем его величии и славе. Пробуждение жизни во пне, есть жалкое подобие такого величия. Так было с Римом, так было с Византией, так будет с Россией.
    Поэтому, зная что нас ждёт, речь сейчас идёт о другом – как дать дереву новую жизнь? Все политические меры давно исчерпали себя. А значит, нужны не новые головокружительные проекты, а нужен живой уцелевший отросток, либо саженец, из которого произрастёт другое  дерево. Это единственно правильный путь, потому что, все другие, предлагаемые авторитетными политиками методы, подобны химеотерапии для безнадежного больного. Больной всё-равно умрёт. А потому, нужны не головокружительные, на поверку мёртвые проекты, но следование по предначертанному Свыше пути: «Должно вам родиться вновь», - сказал Христос, и: «Се иду творить все новое». Вот, об этом надо подумать всем желающим блага России: «Должно нам родиться вновь». – Ибо это от Бога. Всё же остальное, от лукавого. От противников Бога и врагов Его. 

    Святитель Николай Сербский, в статье «Пророчество о Святой Руси», написал такие замечательные слова: «Наступает время и на¬стало уже, когда мучени¬чеством крещеная Святая Русь свяжет всех терзаю¬щих ее идолов и, подобно святому Владимиру, свергнет их с Земли Русской в пропасть бездонную.
    Наступает время и настало уже, когда в России не просто будут обновляться иконы Святых, как это происходит уже сейчас, но когда воинство живых Русских Святых от святого Владимира, святого Серафима и до последних Новомучеников с Царем-мучеником во главе возвестит небу и земле, что народ Русский заново рожден в страданиях, снова кровию крещен, преображен Христом и готов помочь всему миру.
    Наступает время, братья мои, вот уже на пороге оно, когда грязью залитое, изможденное страданиями лицо Русского народа просияет, как солнце, и осветит тех, кто сидит во тьме и сени смертной. И тогда все народы земные благодарно возгласят: «Русь наша, Мученица наша, красно солнышко!»
    Блаженны вы, плачущие ныне с Россией, ибо с нею утешитесь! Блаженны вы, скорбящие сегодня с Россией, ибо с нею возрадуетесь!»
    Продолжая тематику «Пророчества о Святой Руси», в статье «Сон о Вере Славянской», святитель Николай вопрошает о предназначении славянства в мире: «Раскинулся широкий океан, у которого есть прилив и нет отлива. Это Славянская земля. Вашего прилива боится мир. Славяне. Боитесь ли вы его?.. Обычно, прилив служит океану для того, чтобы расшириться, и отлив, чтобы углубиться. Боитесь ли вы своего разлива без углубления? Не боитесь ли вы того, что ваш океан, расширившись столь пространно, может стать мелководным, подобно луже. Вы говорите, что ваша душа широка. Да, широка, и все дальше расширяется. Ваша душа стремится к берегам, которых еще не видать. Но, когда же ваша душа начнет стремиться вглубь?»
    Вопросы поднимаемые святителем, не являются пустой риторикой, потому что он родился во время перемен. От славы Сербии и всего Славянского мира, к стремительному его краху. Он являлся очевидцем событий, когда имеющий глубокую осадку корабль Веры, сел на мель, и потерпел крушение среди безмерно расширившегося Славянского моря.
    «Славяне, не будьте же только широки, подобно зеленой степи, - с болью восклицает святитель, - и не будьте просто глубоки, подобно колодцу в пустыне. Будьте же и широки, и глубоки, словно Небо. Углубляйте свое дно, углубляйте его ревностно, ведь без глубины в разливе вы обмельчаете и пересохните… То, что углубляет жизнь, – это Вера».
    Именно по этой причине, видя глубокую скорбь сердца святого, Господь поставил святителя Николая Сербского в руководстве Богомольческого движения. А иначе не могло быть, ибо только тот человек, который говорил: «Светлость – первый знак вашей Веры. Соборность – второй знак. Апостольство – третий», - и мог быть поставлен во главе Богомольческого движения. Святитель Николай неоднократно говорил: «Богомольчество – это школа соборности. Богомольчество – училище соборности».

    Уже находясь в эмиграции в Америке, в 1952 году, свт. Николай написал книгу о Богомольческом Движении, под названием «Наука о чудесах». В Предисловии, он кратко изложил суть богомольчества, и историю его создания:
    «Православное Богомольческое движение в Югославии, после Первой Мировой войны, по сей день представляет собой целую духовную эпопею, которая не завершена, но продолжается. В чём суть этого Движения, изложено в этой книге. Те, которые  не знали об этом почине, осуждали и высмеивали его. Знавшие о нем поверхностно, относились к богомольчеству пассивно. Но те, кто принял участие в этом Движении, были воодушевлены им, возлагая на него великие надежды в отношении духовно-нравственного возрождения сербского народа. Среди тех последних нахожусь и я. В течение более 20 лет я сам активно участвовал в этом Движении и наблюдал за его деятельностью. Поскольку большинство знаменитых участников этого Движения отошли к Богу на истину – кто умер своею смертью, кто скончался от мучений, причинённых фашистами и коммунистами – считаю своим долгом, будучи старым их приятелем, сказать новому поколению сербов, кем  были сербские богомольцы. Хочу развеять мглу сомнения относительно православности и церковности Богомольческого движения. Хочу показать и доказать, что это Движение не было протестантским «ревайвлом», который разгораясь гаснет, но длительное и весьма длительное духовное восстание, природно зародившееся изнутри, в душах человеческих, жаждущих Бога, постепенно расширявшееся и распространявшееся всюду между Сербами по Югославии.
    Должен сказать истину о сербских богомольцах еще и потому, что был определен Святым архиерейским собором руководить им, и опекать это Движение. Занимался этим полных 20 лет. Трудился очистить это Движение простого сельского народа от спиритизма и всякого сектантства, ереси, раскола и кривоверства, которые намеренно вносились иностранцами и принимались домашними по незнанию. Каждый год я обязан был докладывать Собору о состоянии и развитии того Движения. Наше сербское Богомольческое движение самобытно и переплетается с народными традициями. Оно основывается на личных духовных переживаниях единиц, особенно на протяжении войны в период с 1912 по 1918 годы, точнее на чудесах. Поэтому чудеса Божии протянуты основной нитью через эту книгу. Поэтому книгу я назвал «Наука о чудесах».
    Богомольческий центр в Крагуевце издал с 1919 по 1941 годы ровно 101 книгу, помимо ежемесячно издаваемого журнала «Малый Миссионер» и многочисленных религиозных брошюр и листков. Типографию этому центру подарил покойный Михаил Пупин.
    При составлении этой книги я не мог иметь под рукой весь огромный материал, живя на чужбине последние 10 лет. Составил книгу на основе немногих сохранившихся записей и личных воспоминаний.
    В наше время у Западных народов особенно в Америке и Великобритании возрос научный интерес к мистике, связанной с явлениями с того света.  А именно: исцеление всякой болезни при помощи веры и молитвы, неизвестные голоса, пророческие сны, необычные видения. Все, что ранее считалось суеверием простого народа, теперь люди науки подвергают эмпирическим исследованиям – все необычное, надприродное и чудесное.
    Сербскому народу не требуется доказательств, так как он сам может предлагать доказательства тем, которые не знают их. Предлагать из своего огромного духовного опыта. Выпуская эту книгу в свет, молюсь Господу Богу, чтобы она была полезна всем читателям: обрадовала верных, укрепила маловерных и вернула веру утратившим ее».

    Постепенно, в возглавляемом святителем Николаем Движении установилась традиция – после окончания шествия по святым местам, устраивать соборы богомольцев. Проходили эти соборы в монастыре Дивостин (что означает – Девичий стан) близ Крагуеваца. На этих соборах, священники и миряне делились впечатлениями и читали доклады. Характерно, что на соборы в Дивостин приходили не только сербы, но и приезжали гости из Англии, как, например, Джон Патерсон, который рассказывал о таких древних подвижниках с шотландского острова Айон, как – святые Колумбиан, Брайд и Коломбо.
    Миряне и священники рассказывали, что благодаря богомольчеству, они смогли вернуть к Православию многих отпавших от веры сербов. Благодаря крестоходным форумам в Дивостине, христиане научались не только соборно молиться, но соборно чувствовать и мыслить. Они реально постигали, что «один дух и одно сердце» (ср. Деян. 4; 32) это не забытое предание, но – факт непреходящей духовной реальности.
    Изучая опыт возглавляемого свт. Николаем Сербским Богомольческого движения, автор нашёл ответы на многие мучавшие его вопросы. Благодаря чему и появилась впоследствие книга «Время собирать камни». Статью из этой книги, автор и предлагает благочестивому читателю.

    «Богомолие сердца»

    Прежде чем начать разговор о богомольческом движении, надо прежде выделить его главную направляющую силу. Эта сила должна заключаться, как и всё дело спасения человека – в стремлении к совершенству. Потому что, без этого стремления, также как невозможно паруснику без попутного ветра доплыть до спасительной гавани, так и без стремления к совершенству невозможно угодить Богу. Совершенство же, особенно если это касается дела любви, не имеет предела. И исполнять его может лишь тот, чье сердце способно вместить в себя боль и страдания, если не всего мира, то хотя бы ближнего человека.
    Об этом совершенстве говорит нам «Притча о самарянине», раскрывающая во всей полноте изречения афонского старца Паисия (Эзнепидиса): «Православие, это – когда чужая боль становится своей!» «Притча о самарянине» гласит, что лучше быть неверующим, но творить дела милосердия, чем быть такими верующими, как священник и левит прошедшие мимо. Ибо человека спасают не постриг и не сан, но милосердное верующее сердце. Для Бога важнее всего, какое у нас сердце. И если Он видит, что сердце человека направлено к совершенству, то делает всё, чтобы помочь такому сердцу внимать боли уже не отдельного человека, но многих. Внимать боли своего народа и даже всего мира. Он расширяет такие сердца, сначала через дела милосердия, а потом, как высшая степень – посылая этому сердцу оружие скорби.
    О таком оружии сказано в Евангелии Симеоном Богоприимцем: «и сказал Марии, Матери Его: се, лежит Сей на падение и на восстание многих в Израиле и в предмет пререканий, - и Тебе Самой оружие пройдет душу, - да откроются помышления многих сердец» (Лк. 2; 34, 35). Господь через пророка указывает, что непременное условие духовного возрастания, условие расширения сердца, это – принятие в свое сердце оружия боли за других. О том же оружии говорится, когда Спаситель во время Гефсиманских борений вопиял к Отцу Небесному: «Отче Мой! Если возможно, да минует Меня чаша сия» (Мф. 26; 39). И так молился Он до кровавого пота.
    Отсюда можно заключить, что всякий, кто следует за Христом на Голгофу без такого оружия, Богу не угоден. Потому что таковой не может подражать страданиям Христа. Всякое дело милосердия, есть дело со-страдания Самому Спасителю, дело со-распятия со Христом. Сострадание и сораспятие необходимы, потому что благодаря им, как пишет свт. Игнатий Кавказский, в труде «О монашестве»: «в меру жития, в меру внутреннего очищения раскрывается Евангелие и познается Божественная истина». В другом месте святой пишет, что всякий идущий путем подвига и безропотного терпения скорбей, приходит к состоянию, когда «свет, приходящий от благодати Святого Духа, водворяет в душе благость, радость, тишину, дарует освящение и возрождает душу кроткой и человеколюбивой». Речь здесь снова идёт о Богосознании, которое не может созреть в человеке, если он не прошёл личной Гефсимании, и не познал опытно, что значит богооставленность и молитва до кровавого пота. Без этого знания (ведения) не может появиться истинного сокрушения духа – «впрочем, не как Я хочу, но как Ты», а значит, подвиг остаётся Богом не принят. Таковой подвиг совершается либо по гордой воле, либо от самости сердца, и в конечном итоге приводит к прямо противоположному результату. Истинным же побуждением к подвигу может быть только боль за свой народ, за своих ближних, боль за веру, за Христа. И только такой, основанный на боли сердца подвиг, Богом принимается.   
    Оружие проходящее через наши сердца производит двоякое действие. Во-первых, оно избавляет нас от духовной безпечности и духовного окаменения. Оно изгоняет из сердец духа «мира сего». Вместе с тем, избавляет нас и от духовной узости, зашоренности и мелкодушия. Именно такое оружие вошло в сердце св. прпмч. Елисаветы, когда был убит её муж, Великий князь Сергий Романов. Именно это оружие расширило её сердце до боли за весь русский народ. То же самое случилось и с её сестрой, святой мученицей Царицей Александрой. Когда вместе с болью за своего сына она смогла воспринять боль своего народа, а затем, и боль всего мира. Болезнь Цесаревича Алексия привела не к схлопыванию (коллапсу) её душевных сил, как то должно было произойти по человеческой природе, но вопреки всему, расширило её сердце до возможности принять боль всего мира. Именно в этом и состоит истинное Православие, обозначенное в одной чеканной фразе: «Когда чужая боль становится своей». Ибо, именно тогда, когда человек принимает в сердце оружие чужой боли, он начинает духовно возрастать, и вслед за тем двигаться к духовному совершенству. Истинное совершенство, и истинное покаяние без такого оружия невозможны.
    Примером такого оружия может послужить история Марии (Тучковой) – игумении Спасо-Бородинского монастыря. После гибели мужа и сына, она создала обитель на Бородинском поле, где стала молиться об упокоении сначала своих ближних, потом об известных ей воинах, а потом о всех погибших при сражении на Бородино. И только через двадцать лет подвига, ей было открыто через старицу Рахиль, что все, за кого молились сестры монастыря, пребывают в небесной славе, даже те, кто попал поначалу во ад. Вот зримый пример подвига любви.
    Автору приходилось неоднократно слышать возражения о жизни и подвиге игумении Марии. В молодые годы, после развода с мужем, она стала сожительствовать с разведённым человеком. Да, если следовать канонам Церкви, её нельзя причислить к лику святых. Но, это не является причиной, чтобы отказывать ей в Царстве Небесном. Потому что, Бог смотрит не на грехи, а на покаяние в этих грехах. Ибо, для того Он и попускает падение, чтобы упав, человек смог восстать. Восстать для того, чтобы больше не грешить. Как показывает пример игумении Марии (Тучковой), оружие скорби расширило её сердце.
    Пример такого оружия есть и в наши дни. Речь идёт о матери героя, Любови Васильевне Родионовой. Чтобы выкупить у боевиков тело своего сына, дабы похоронить его на кладбище пос. Курилово, она продала квартиру. Через эту смерть, она воочию увидела боль и страдания таких же, как она матерей, увидела боль солдат, вынужденных погибать из-за бездарности генералов и предательства политиков. И видя эту боль, стремясь своими слабыми силами как-то исправить ситуацию, она стала матерью многих. Тысячи посылок были собранны ею и лично отвезены туда, в стреляющую республику. И она, обыкновенная женщина, в желании помочь, не испугалась ни опасностей, ни смерти. Бог расширил её сердце, и потому она стала матерью многих.
    Увы, как часто под действием скорбей, мы замыкаемся в раковину личных страданий. Либо, если этих страданий нет, творим добрые дела, не прилагая сердца. Но, это путь противный духовному совершенству. Потому что всякая зашоренность, узость, приводит к прямо противоположному результату. Именно это привело иудеев к отречению от Христа.
    Зашоренность, узкое следование Закону, не позволило им увидеть во Христе своего Мессию. Аналогичным образом, подобное стало происходить и у нас в России, начиная с XV; века. Дух законничества, дух фарисейства, а также сопутствующие им паразитарные духи иродианства и саддукейства, выхолостили, оскопили народную душу. Отступление происходило постепенно, шаг за шагом, приводя то к Смутному времени, то к церковному расколу, то к реформам Петра, в конечном итоге к революции 1917 года. А потому, можно смело сказать, если бы не потрясения и беды XX столетия, то душа народа была бы (при внешнем процветании и благополучии) полностью убита этими духами.
    И подобное происходит неизбежно, всегда и со всеми, если оружие скорби не входит в наши сердца. Ибо, в этих случаях, мы превращаемся либо в фарисеев-законников, либо в идущих путями «мира сего» саддукеев, либо в хамелеонов иродиан. И в любом случае, путь к духовному совершенству, даже при безконечном доброделании, становится для нас закрыт. Возвращаясь же к духовному опыту «иосифлян», можно констатировать, что монашеский опыт этого направления, не есть путь стяжания целомудрия, но путь ведущий к духовному скопчеству. Можно сказать более, хотя такой вывод для некоторых будет дерзким: это прообраз содомии, но имеющей обратный знак. Это полярность, где на одной стороне крайнее развращение, а на другой оскопление всей сферы души и сердца. При столь радикальном различии и непохожести, общее здесь в одном – в духе. Ибо также, как о содомитах сказано, что они «по природе злы» (Сравни: Быт. 18; 20, 21), также и фарисеи-законники каменносердечны.   
    Но оружие скорби побеждает и камень сердца. Оно потрясает его до основания и отваливает многотонные валуны, не повреждая печатей (Мф. 27; 66). Именно это оружие воскрешает души, и выводит из гроба, как вышел из него Лазарь-Четверодневный. «Лазарь! Гряди вон!» (Ин. 11; 43), сказал Христос громким голосом. И произошло чудо. Как из кокона вылупляется крылатое существо – бабочка, так из кокона скорбей рождается «новая тварь», ангелоравное существо, способное идти не путём безконечного доброделания, но путём подвига сердца, и безконечного восхождения к совершенству духа.

    Но, прежде чем задать вопрос: почему богомольческое (близкое к крестоходному) движение возникло именно в Сербии, а не в России (в той России, где крестные ходы и одиночные паломничества, особенно в Киев, на Соловки, и даже в Иерусалим не прекращались никогда), окинем мысленным взором многоскорбную историю сербского народа. История нации, являвшейся на протяжении веков форпостом Православия на Западе, даст нам ответ на этот вопрос. В богомольческом движении воплотились долго сдерживаемые чаяния веками угнетаемого народа. Когда угнетение не истощило национальных сил, но вопреки всему умножило и усилило, подобно тому, как внешняя сила увеличивает энергию в сжимаемой пружине. И эта сила, несмотря на неслыханные потери во время войн, как за освобождение Сербии, так и Первой мировой войны, проявилась в виде Богомольческого движения. Долго сдерживаемый духовный гейзер, ток народной души прорвался наружу, причём не где-то по местам, но по всей стране.
    Исстрадавшееся сердце народа искало выхода, искало утешения, и оно нашло их в крестных ходах, в шествиях по святым местам. Разумеется, это не были классические крестные ходы, как то происходило в России. Сербскими богомольцами двигал как духовный, так и душевный порыв. С одной стороны, ими двигало желание проповеди Благой вести, с другой – желание общения с подобными себе богомольцами. Тем, кто приходил в богомольческое движение из мира, открывался иной мiр. Это был мир открытых сердец, просветленных мыслей и братской любви. Именно за братской любовью потянулись тысячи прошедших через горнило горьких испытаний людей, а потому, удержать этот поток было невозможно. Он множился и ширился как полноводная река весной. А потому, когда этот поток появился, важно было направить его в правильное русло. Что и сделала Сербская Православная Церковь, назначившая соборным решением окормлять это движение епископа Николая (Велемировича).
    Пожалуй, кроме него никто не мог взяться тогда за столь многотрудное дело. Получивший прекрасное образование, одаренный литературным талантом богослов, простой и открытый в общении, а главное – человек живой души и живого сердца, епископ Николай без остатка предался этому новому для себя и для Сербии делу. Есть основание полагать, что именно богомольческое движение подвигло его к созданию «Охридского пролога» в том виде, который мы сейчас имеем. Потому что, в отличие от известных прежде «Житий святых», «Пролог» являет собой поэтическое (считай – богомольческое) воспевание подвига древних мучеников и преподобных. То послушание, которое выполнял свт. Николай Сербский, привело его к мысли о необходимости катехизации, или в расширенном плане – оцерковления  народной культуры. Устами одного из крестоходцев, свт. Николай говорит в своей книге «Наука о чудесах»: «Богомольческое движение, это дрожжи Церкви. Не сам Хлеб, но – дрожжи». Как точно и ясно сказано. Богомольческое движение подсказало ему, что этот путь правильный, коренной, который может привести в лоно Православной Церкви множество заблудших душ.
    Поэтому сейчас, в наше апостасийное время, нужно воспользоваться, доколе ещё возможно, опытом сербского Богомольческого движения. Нужно применить труды современного нам сербского святого, для спасения хотя бы некоторых. Ибо, если трезво оглянемся вокруг, то увидим, что сейчас, когда пошли на спад, и более того – прекратили существовать многие духовные и патриотические движения, другого пути для нас просто не существует. Богомольческим движением Господь сказал с небес: «Открывайте сердца! Пробуждайте души! Лишь только живая молитва, живая песня души может вывести их из мёртвого оцепенения, из состояния ступора и безысходности!» Так говорит Господь нам через феномен Богомольческого движения.

    У этнолога Льва Гумилева есть такое положение: «Русский человек живет доменами». Западный человек живет по принципу: «Мой дом – моя крепость». Восточный – кланами, а также родовыми и национальными связями. В Японии и Индокитае доминирует корпоративная и опять-таки семейная психология. Русский живет доменами. Что такое – домен?.. Это, когда человек принимает в число своих ближних (т.е. – дома), людей самого разного ранга и положения в обществе. Эти люди становятся членами его дома, и в случае беды, он оказывает членам домена равную (если не большую) помощь, чем членам семьи. На Руси, село являлось именно таким доменом. Это характерное свойство русской общины, это важная черта Русской соборности. За члена своего домена русский человек идёт в огонь и воду, и даже на смерть. «Сам погибай, а товарища выручай», - говорил Суворов своим солдатам. В этих словах, славянская интерпретация евангельского: «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за други своя» (Ин. 15; 13). Потому что членом домена в России может быть человек, совершенно не принадлежащий к роду, и даже народу, и тем более – географически. Хотя, принцип землячества на Руси тоже был силён.
    Русский человек не может узко замыкаться на интересах семьи, или рода. Также, на узко корпоративных (цеховых) интересах. Русскому человеку, кроме веры и национального единства, нужна доменность. Более того, русскому нужна соборность. При этом, соборность у русского человека (как и у серба), это, не в строгом иерархическом понимании – община, но всегда, скорее – домен. То есть то, что было у первых христиан Первого – Третьих веков. В этом, кстати, слабое звено тех, кто исповедует путь личного спасения, либо, путь строго иерархичной (как в монастыре) Православной общины. Но, в массе своей, русский человек так не может. Ему трудно, подобно восточным христианам древности, спасаться по монастырскому уставу. Это не для всех. Ему трудно спасаться в одиночестве в пустыне. Русский – избыточно социален. А потому, как писал Алексей Хомяков: «Русскому человеку, в одиночку в рай попасть невозможно. А всей деревней, нельзя не пустить». Русский человек так устроен, что если прорываться через линию фронта, то, значит – всем. А потому, если спасаться и выходить из системы (в данном случае – глобалистской), то тоже – всем.
    Но, к сожалению, в массе нас разъединили, лишили веры, а потому, доменность сейчас серьёзно повреждена. Кстати, криминальные группировки тоже носят доменный характер – воровское братство. Хотя, это искажение доменного принципа. Поэтому, возвращаясь к тематике настоящего материала, должно сказать, что – богомольческое крестоходное движение, это и есть самая приемлемая (хотя, и не единственная) сейчас школа доменности. Именно с этой позиции, можно дать богомольческому движению новое дыхание и новую жизнь. Без доменности, как без веры и соборности, возродить русский народ, как Народ Великий – невозможно. Доменность в его крови, в национальных архетипах. И пробуждать нужно те архетипы, благодаря которым, русский человек, пробудившись ото сна, сможет сказать важное (с позиций Веры, Державности и культуры) слово всему миру. А потому, возрождение Русской Православной культуры должно быть направлено как раз на пробуждение глубинных (данных Богом) качеств русского человека. Возвращение к Изначальному, как раз в этом и состоит. Изначальное – это Бог. Изначальное, также то, что дано Богом, исключительно нам – славянам.
    Именно эта позиция позволит всем радеющим об Общем благе, сойти с «широких путей» политизации в вопросах возрождения России. Именно она даст новую жизнь не только узко богомольческому движению, но, и вообще всем здоровым начинаниям. Такая позиция даст возможность заняться серьезной целенаправленной работой на ниве по возрождению соборности, идей Самодержавия, в целом – возрождения Великой России. То есть того, о чём, болея душей, выразил в своих трудах свт. Николай Сербский. И о чём, до последнего дня и часа писал великий русский мыслитель Иван Ильин.
    В связи с чем, время задаться теперь уже вторым вопросом: «Как воплотить в жизнь все эти принципы, идеалы, как воплотить хотя бы главные из них!?»
    Опыт двух последних десятилетий подсказывает, что перевод указанных принципов в официальное русло, очень скоро их сводит – на нет. Поэтому, даже при взаимодействии с властями, как церковными, так и государственными, надо от официальности насколько возможно удаляться. Но, зададимся вопросом: какова, в нынешних условиях, должна быть опора в этом благом деле? Исходя из реальности, опора должны быть на Православную семью – «малую церковь», а также на стоящих в Истине пастырей и архипастырей. Иначе создать православные общины сейчас нельзя, о чём с болью писал псковский священник Павел Адельгейм (+ 1913 г.). В любом случае, здесь не должно быть никакой регламентации, а тем более принуждения. Создание православных общин должно совершаться на добровольной основе по зову сердца.
    По мнению автора, сами Православные христиане, получив благословения у духовно близких священников, должны начинать молиться не только о житейских нуждах, или за своих родных, но молиться за Общее дело. Сами верующие люди могут, посоветовавшись с духовниками, начать читать ежедневно (по договоренности) одни и те же акафисты, возносить одни и те же прошения.      
    По части прошений, которые должны быть составленны на основе церковных ектений, могут возноситься просьбы, как о спасении богохранимой страны Российской, так и о недопущении (либо – прекращении) войн и междуусобной брани. Должны возноситься прошения – о Соборном покаянии в грехах цареотступничества и попущения цареубийству, о соединении Триединой Руси, об объединении всех славянских государств. Вместе с тем, о даровании Православного Самодержца, о победе над ересью экуменизма, и о крахе глобалистских проектов. И далее, многое другое. То, что подскажет Бог, подскажет православное сердце. Здесь, в этих молитвах, в этих живых от сердца исходящих прошениях, и может раскрыться душа народа. А если такое раскрытие произойдет, то душа сия неизбежно оплодотворится благодатью Святого Духа. И оплодотворившись, начнёт плодоносить. Именно этого плодоношения ждёт от нас Господь.
    И, со всей неизбежностью, опыт этот начнёт передаваться неудержимо, как огонь по сухой траве. Народ вскоре поймёт, что он что-то может, что он является силой, его слышит Бог. Именно так, а не на площадях, не в митинговых страстях, не в удушливых сектантских катакомбах, не в замороченной официозности, и тем более не в том, чтобы расточив последние силы браться за оружие, пройзойдёт спасение народа. Оно случится благодаря молитве. Молитве горячей, пламенной, исходящей от сердца, исходящей из глубины души. Именно в ней, в молитве исполненной скорби и плача, найдет выход задавленная и загнанная под спуд энергия народного духа. Православные, объединяйтесь в молитве, и по вашим слезам, по вашему воздыханию даст вам Господь! Если будет такая молитва, то Господь пойдет к нам навстречу! И тогда рухнут бастионы зла, тогда падут как перегорелая веревка дьявольские путы, тогда расточатся «яко прах и паучина» все глобалистские сети. Народ сам должен вымолить себе Покаяние, должен вымолить Царя, иначе гибель.
    Богомольческое движение, как учит свт. Николай Сербский, есть путь духовного возрождения, путь духовного плодоношения. Спросим себя: почему так быстро сошли – на нет многие патриотические и общественные движения? Ответ может быть таким: потому что они пошли не по пути внутреннего преображения, но по пути клонирования добрых дел. Пошли либо по «узкому пути» скопчества Ангела Сардийской церкви, либо «широкими путями» Ангела Лаодикии.
    Задача же богомольца, в молитве об Общем деле, и о всем мире, вымолить спасение хотя-бы только своим ближним и родным, потому что молитва о ближних, есть дело любви. Именно такое богомольчество (как дело любви) и способно принести плод: «Одно во сто крат, а другое в шестьдесят, иное же в тридцать» (Мф. 13; 8). Если это будет молитва сердца, а не уходящего в дурную безконечность доброделания, оно принесёт эти плоды. И здесь вновь надо говорить о культуре. Ибо, культура создаёт тот почвенный слой, на котором и могут произрастать семена духа. Ибо, если не будет почвенного слоя созданного культурой, то некуда будет всевать и семена культа. И если не будет гумуса (чернозёма) созданного душевностью, то некуда будет сеять и семена духа.
    Возрождение же Русской Православной культуры (как и дела Всенародного Покаяния) не должно быть делом политическим, или идеологическим (официоз погубил не одно доброе начинание), но должно быть делом соборного воскресения Православной души. Что есть – соборная душа? Тайна сия велика есть. Но, если соборная душа воскреснет, то только тогда и можно будет говорить о воскрешении духовности, возрождении культуры, можно будет говорить о соборном Всенародном Покаянии.
    Роль культуры в обществе огромна. Культуру не случайно называют «душей народа». Благодаря ей, в обществе формируются новые, и пробуждаются старые национальные архетипы. Вспомним кинематограф 70-80-х годов прошлого века. Фильмы о периоде гражданской войны: «Белое солнце пустыни», «Бег», «Таинственный монах», «Служили два товарища», «Тихий Дон», «Свой среди чужих…» и другие, где поднималась белогвардейская тема. Зритель видел в этих фильмах, в лице белогвардейцев, не классовых врагов, не дегенератов и убийц, а людей. Вполне порядочных, умных, страдающих людей. Таким образом, началось пробуждение в душах человеческих архетипов царской России. Через эти фильмы стала оживать ностальгия по той России, которую мы потеряли. И эта ностальгия сделала свое дело. Богоборческая коммунистическая власть, была вскоре отправлена в небытие. Именно эта ностальгия, как растущая сквозь брусчатку трава, эту богоборческую власть и сокрушила. Архетипы народного сознания, являются очень важным делом.
    Вспомним фильм Элема Климова «Агония». Среди всех героев, показанных карикатурно, только Царь Николай II являл образ страдающей личности. Может быть, личности в чеховском ключе, но всё-таки, на экране был живой человек, а не карикатура. И потому, у многих, после просмотра этого фильма, стало меняться мнение о последнем Русском Императоре. Слишком многие граждане Советов увидели в нём человека. Поэтому, культура и искусство, это совсем не пустое. Они пробуждают в нас глубинные спящие личностные архетипы. А потому, сейчас, всем ратующим за возрождение Русской культуры, надо пользоваться этими наработками. Надо применять эти методы. Надо очень много потрудиться, чтобы спящие в народном сознании архетипы пробудить. Политическими же средствами, или выхолощенной духовностью, этого сделать нельзя. Именно такому пробуждению должны способствовать литература и искусство.
    В связи с создавшейся ситуацией, автор делает очень смелый вывод: если не будет возрождения Русской Православной культуры, не будет и возрождения соборной души. А без её возрождения, не будет никакого истинного (исходящего из глубины) Соборного Покаяния. Не будет и возрождения Русского Самодержавия.
    Все идеологические и политические меры давно исчерпали себя. Их действие подобно химиотерапии для смертельно больного человека. В конце концов, больной организм сдаётся и умирает. А потому, «оставьте мертвым хоронить своих мертвецов». Не пытайтесь возрастить древо от полусгнившего бревна. Но возрастите его от доброго корня.[13]

    «Народ как соборная личность»

    О том, что народ, это – соборная личность, говорил в своих многочисленных лекциях и Евгений Андреевич Авдеенко. По мысли сего непревзойдённого толкователя Библии: также как человек является личностью, так и народ является соборной личностью. И также как личность, подобно атому, является неделимой, также и народ (в идеале) есть нечто целостное и неделимое.
    Тему народа, как соборной личности, ещё в советские годы, в противность идеологии интернационализма, начал разрабатывать этнолог Лев Гумилёв. Теория Гумилёва гласила, что именно личностные характеристики народа, и позволяют ему иметь своё, ни на кого не похожее лицо. А равно, свои – темперамент, характер, логику и мироощущение. Которые и позволяют народу создавать свою уникальную культуру, а также иметь свои, выделяющие конкретный народ из числа других национальностей, традиции.
    Евгений Андреевич Авдеенко, давая с точки зрения Библии, оценку историческим процессам, указывал, что личностные константы даны каждому народу Самим Богом. В связи с чем, должно заключить, что народ, как соборная личность, есть не выдумка этнологов, и не домысел библеистов, но факт духовной реальности.
    Например, если иудеи и арабы, были изначально, как законниками, так и мистиками, то остались таковыми и до сего дня. А если славяне изначально стремились к общинной жизни, то только в Двадцатом веке они стали утрачивать эту тягу к общинности. Или, если народы Кавказа патриархальны по духу, то независимо от вероисповедания, слово старейшины является для них законом. То же самое, хотя и в другом ключе, можно сказать и об англо-саксах. По утверждению Е.А. Авдеенко, именно их пращуры (а отнюдь не хамиты) возглавили строительство Вавилонской башни. Как видим, нынешние потомки англичан и германцев, делают сейчас тоже самое. Именно они, а не славяне, или арабы, строят сейчас современный Вавилон. За последние пятьсот лет, германцы и англичане показали себя особо склонными, не к творческому (в сотворчестве со Творцом) созиданию, но к изобретательству. Итог такого изобретательства – Вавилон. Все остальные народы, в том числе, живущие в странах Третьего мира, лишь двигаются по проторенному англо-саксами пути. Если говорить в этом контексте о русских людях, то, это – народ поэт, народ созидатель, народ ведающий Бога. В этом его главная константа и главная харизма.
    На вопрос – почему народы перестают исполнять своё предназначение, вновь может ответить наука этнология. Согласно учению Льва Гумилёва, всякий народ стареет, по причине чего начинает терять свои личностные характеристики. С потерей же личностных характеристик, начинаются периоды распада цивилизаций. Отмечены они падением нравов и внутренними усобицами. Как сказано в Евангелии, это время, когда «род восстает на род, и брат на брата», и – «когда один забирается, а другой остается». В таких случаях, Бог всегда посылает бедствия, благодаря которым, народ, либо вновь становится соборной личностью, и таким образом эти бедствия преодолевает, либо навсегда уходит с исторической арены.
    История России много раз такие периоды переживала. Например, в древности, Новгородский старейшина Гостомысл призвал на Русь князя Рюрика, который и объединил воедино славянские племена. Когда же между самими князьями начались кровавые усобицы, то Бог замирил Русь с помощью татар. И лишь когда народ, находясь под татарским игом, выплавился в новую соборную личность, тогда и пришло время от этого ига освободиться.
    Смутное время было преодолено также подвигом соборного единения. Но, увы, уже через полвека, на волне церковного раскола (в котором, так или иначе, виновны обе стороны), народ русский утратил соборную целостность. Вместе с потерей целостности (синонима целомудрия), произошла утрата и единого личностного начала. За этот раскол Господь наказал Россию епитимией на целых 140 лет (два раза по 70), и лишь только при Императоре Павле I, Россия вновь стала возвращаться к своим истокам.
    Утрата же народом соборной личности (как это бывает и со всяким индивидуумом) происходит по причине греха. Причём, соборный грех состоит здесь не только из совокупности личных грехов. Соборный грех, это сопричастность каждого человека данной нации, в грехах против Церкви, Царства и Отечества, даже если он прямо против них не согрешил. Тайна сия велика. И разгадка этой тайны, или – её корень, отчего народ есть соборная личность, и отчего в ряде случаев бывает виновен весь народ, находится в Библии.
    Именно она, Библия, позволяет понять, почему в Вавилон был уведён весь Израиль. Причём, не только грешники, но и праведники. И почему, после семидесятилетней епитимии, как праведники, так и грешники вышли из Вавилона. А также, почему, за грех богоубийства был наказан весь Израиль. И это, несмотря на то, что многие нынешние евреи говорят: «Христа предали первосвященники, а распяли Римские легионеры. Причём тут народ?!» Но, наказан был всё-таки народ. И не об этом ли пророчествовал Моисей Израилю: «И рассеет тебя Господь по всем народам, от края земли до края земли, и будешь там служить иным богам, которых не знал ни ты, ни отцы твои» (Втор. 28; 64).
    То же самое можно сказать и о Древней Руси. Из-за княжеских усобиц, татарским игом был наказан весь народ. Равным образом, в Смутное время, предавала Россию княже-боярская олигархия, но страдал из-за этого народ. Также, и в 1917 году, свергала Самодержавие кучка заговорщиков, но, наказывается до сей поры весь народ. Разгадка тайны, отчего народ, это соборная личность, состоит в понимании – народ, не есть только понятие ограниченное географическими и узковременными рамками – здесь и сейчас, но она имеет глубинную вертикаль, уходящую ко времени создания трёх главных рас – Иафет, Сим, Хам, – и затем, ко времени создания семидесяти главных лингвистических и гаплогенетических групп.
    Священное Писание уделяет серьезное внимание вопросу создания народов, о чем подробно повествуют 10-я и 11-я главы книги «Бытие». В 11-й главе совершенно отчетливо сказано, что Создателем и народов и языков является Сам Господь. Вот, как говорит об этом книга «Бытие»: «И рече Господь, се род един, и язык един всем, и се начаша творити и не престанут дондеже скончают. Приидете и изшедше смесим им ту языки их, да не услышат кождо друга своего. И разсея их оттуду Господь по лицу всея земли, и престаша зиждуще град и столп. Сего ради наречеся имя месту тому Смешение (Вавилон – прим. А.С.), яко ту смеси Господ уста всех язык. И оттуду разсея их Господь по лицу всея земли» (Быт. 11; 6-9).
    Также, и в Новозаветное время, Господь уделял внимание не только каждой отдельной личности, в понимании «для Бога нет ни эллина, ни иудея», но и народам, о чем со всей ясностью сказано в Евангелии от Матфея. Господь наш Иисус Христос, после Своего Воскресения дал Ученикам Заповедь, которая должна соблюдаться до скончания века: «Итак идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа, уча их соблюдать все, что Я повелел вам; и се, Я с вами во все дни до скончания века. Аминь» (Мф. 28; 19, 20).
    Аналогичным образом, в Откровении Иоанна Богослова, в противность сторонникам позиции одного лишь «личного спасения», Господь сказал, что будет спасать не только каждого в отдельности человека, но и народы: «И языцы спасении во свете его пойдут. И цари земстии принесут славу и честь свою в него… И принесут славу и честь языков в него» (Отк. 21; 24, 26).   
    Как видим, хотя причиной смешения языков являлся грех, но не грех создал народы, а Сам Господь. Ибо, сказано: «смесим им ту языки их». Создателем семидесяти главных лингвистических и гаплогенетических групп являлся Сам Бог. А потому, Бог – Создатель народов, спасает не только в отдельности каждого человека, но спасает также и народы.
    Теорию гаплотипов, совсем недавно экспериментально доказал Анатолий Алексеевич Клёсов. Генетика, здесь, научным языком доказала, что, со всей объективностью, существует душа народа, и эта душа, не есть абстракция, но она зафиксирована в генетических гаплотипах. Именно благодаря гаплотипам, общность людей объединяется в нацию, причём, со своими конкретными – культурой, обычаями, традициями и мировоззрением.
    Русского же человека, в связи с вышесказанным, можно охарактеризовать так. Если русскому человеку не позволять жить по правде, то, он, либо пускается в разбой, либо спивается. Но, если русского всё-же принудить жить по жесткому регламенту, то, в итоге он превратится в тех персонажей, уродство которых бичевали Гоголь, Островский, Гончаров, Достоевский, Лесков, Чехов. Без жизни по правде, русского человека быть не может. Русский, это не человек закона, но – человек совести и правды.
    Нелицеприятно писал по этому поводу славянофил Константин Аксаков: «Запад потому и развил законность, что чувствовал в себе недостаток правды. На Западе душа убывает, заменяясь усовершенствованием государственных форм, полицейским благоустройством; совесть заменяется законом, внутреннее побуждение регламентом…»
    Для цивилизаций Запада присуща та же болезнь, что и для Древнего Израиля – Закон превыше всего. Для русского человека превыше всего не Закон, но – Правда. Именно поэтому, в древности, русский человек, живя по правде, в законе не нуждался.
    Но, законническая подмена в России случилась не в один момент. Речь здесь идёт о перерождении царства в империю. Ибо, сущностной основой империи (и это видно на примере, как Первого, так и Второго Рима) является как раз Закон. Основой Святорусского Царства является Правда Божия. Поэтому, органического соединения на почве России царства и империи, не может быть в принципе. Это также невозможно сделать, как невозможно соединить воедино воду и масло. Всегда и во всех случаях, это будет, либо масло, либо вода. И если на Западе, ещё в дохристианский период, империи создавались исторически-эволюционно, то в России империя была создана насильственно. И создание Петром имперской химеры, стало возможным, по слову К.С. Аксакова – единственно, по причине убывания правды в высших эшелонах государственной и церковной власти.
    Как уже было сказано, в империи главенствующей парадигмой является закон, а в царстве – правды. Но, предпосылки законничества в России начались отнюдь не со времени Петра I, а как минимум, на два столетия раньше. Вспомним «Просветитель» прп. Иосифа Волоцкого. Для своего времени, «Просветитель» являлся замечательным, и даже выдающимся произведением. Но, надо быть честным, это произведение является законническим. Если же взять созданный попом Сильвестром «Домострой», то, в случае применения его как руководства к действию, жизнь по «Домострою» ничем не будет отличаться от жизни древних иудеев. От книги Сильвестра исходит, несмотря на правильность изложенных в нём канонов и догматов, тяжелый дух иудаизма, кальвинизма и латинства.
    Ещё большее убывание Правды Божией в высших властных кругах, произошло в канун Смутного времени. Смута в России потому и случилась, что правители её перестали управлять по правде. В связи с чем, в 1613 году на Земско-Поместном соборе произошла странная аберрация. Решение этого Собора было приравнено к догмату Церкви. Первая аберрация состоит в том, что произошло опасное смешение двух различных видов власти – церковной и земской. Впервые возникло понятие – Земско-Поместный собор. Второе, архиереи тогда с легкостью переступили Правила Апостолов (6-е, 20-е, 30-е, и 81-е), а также Седьмого Вселенского собора (Правило 3), запрещающих участвовать в мирских попечениях, а также, давать себя порукой за кого-либо, и быть рукополагаемыми по протекции мирских начальников. Наверняка они знали эти правила, но почему-то сделали то, что им было выгодно. Архиереям было выгодно (а также высшему боярству) догматизировать Собор 1613 года.
    Такая же догматизация случилась позднее, в отношении Соборного Уложения 1649 года, а затем, и т.н. Всевеликого Собора 1666-67 годов. В пику церковным и государственным властям, старообрядцы догматизировали Стоглавый собор и обряд Древлеправославной Церкви. Хотя, если говорить об отцах Стоглавого собора, то, согласно утверждению Игоря Фроянова, в книге «Грозная опричнина», формула собора была такой – «Утверждаем решения собора, по власти от Бога нам данной, и по совету государеву». Отцы соборяне не дерзнули поднимать планку Поместного собора до уровня Вселенского, с его формулой – «Изволися Духу Святому и нам».
    Поэтому, химера петровского абсолютизма появилась в России не в один момент. Поступательное её развитие происходило в течение столетий. Вот так, постепенно, шаг за шагом, мы отходили от идеалов Правды Божией, и переходили к формату ветхозаветного закона. Из всего изложенного может быть один вывод: Русскому народу есть в чём каяться. Причём, каяться не в частностях, а в главном – в отступлении от данных Свыше принципов Божественной Правды.
    Возвращаясь к начальной теме монографии, со всей наглядностью видим, что у каждого народа существует свой цивилизационный формат. Для одних народов присущ приоритет закона, для других правды и совести, для третьих – родовых отношений. На основании же изложенного напрашивается вывод: если указанные здесь приоритеты – закона, правды, и рода, не являются мифом, то и грех народа, тоже не является вымыслом. Ибо также, как не может сказать рука: «я не виновна в том, что богохульствовал язык», но, в случае нераскаянности, в геенну будет оправлено всё тело с обеими руками. Аналогично, если нога станет оправдываться за грех головы, то будет наказана не только голова, но и всё тело. Именно об этом говорил Апостол Павел в Первом Послании к Коринфянам: «Посему, страдает ли один член, страдают с ним все члены; славится ли один член, с ним радуются все члены» (1-е Кор. 12; 26).
    Но, соборная личность, это не только общий гаплотип, но, как учил Евгений Авдеенко, это, прежде всего, одна душа и одно стремление. А следовательно – один дух и одна воля. Тайна сия велика. Из чего можно сделать вывод: также как за грехи некоторых, порой страдает весь народ, также и за покаяние некоторых (в грехах как личных, так и соборных) может спастись весь народ.
    Именно поэтому, мы – живущие на земле, никуда не денемся от Божьего определения – народ, это соборная личность. Мы никуда не денемся от определения отцев: Церковь, это соборно-иерархический организм. И также как от болезни части тела, страдает весь человек, так и от грехов некоторых представителей народа, страдает всё общество. Грех одного человека, если он царь, или начальник рода, может повлиять на судьбу всей нации, расы, и даже человечества. Грехи Адама и Евы повлияли на всё человечество. Грех Хама повлиял на всю расу. Грехи первосвященников Иудеи повлияли на весь народ.
    Именно об этом говорит Господь через пророка Моисея книге «Исход»: «Ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящих Меня и соблюдающим заповеди Мои» (Ис. 20; 5, 6).
    Именно об этом писал свт. Николай Сербский, говоря о Богомольческом движении, как о школе соборности, о школе покаяния. Как об училище, где люди обретают во Христе – одну душу, одно сердце и одно стремление. Богомольческое движение, это путь покаянного возвращения к истокам, возвращения к изначальному. Имя же Изначального – Бог.

    Завершая разговор о Богомольческом движении, о возрождении духовности, культуры, и Русском Самодержавии, рассмотрев важнейшие их аспекты, тем не менее, приходится констатировать факт, что утверждением указанных направлений сейчас занимаются единицы. Почему это происходит? Ответ может быть такой: «Потому что проповедь о необходимости возрождения этих направлений возможна только при наличии Богосознания». Того Богосознания, которое было ниспослано Святой Троицей на Апостолов в День Пятидесятницы. Ученики Христовы повели проповедь Благой Вести не от падшей человеческой природы, но по причине исполненности их Духом Святым. И если это так, то и проповедь богомольчества (а равно, культуры, духовности, и державности) не может совершаться от падшего человеческого естества. Проповедь высших ценностей возможна в одном случае, – когда соборные воля и разум достигнут того состояния, о котором сказано: «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа» (Деян. 4;32). Не будет преувеличением сказать, что проповедь богомольчества сейчас столь же важна, как и проповедь Евангелия Апостолами. И с этой точки зрения, свт. Николай Сербский, возглавлявший движение богомольцев, совершал ни много ни мало – равноапостольное служение. И если рассматривать его служение исторически, то оно касается не только отпавших от Церкви сербов, но имеет направленность к делу спасения всех христиан. С этой точки зрения, богомольчество, в отличие от крестных ходов, может быть приравнено к апостольскому служению. Вспомним, что Апостолы создали своей проповедью не только «новый народ», они создали новое человечество и новую цивилизацию. Не в этом ли заключается задача богомольчества? И, если же кто-то начнёт возражать, что это дело в принципе невозможное, вспомним, что, не двенадцать ли (а с ними, ещё семьдесят) сделали мир иным. Потому что «невозможное человеку, возможно Богу», и «сила Божья в немощи совершается». И если люди, даже если их двое или трое, являются носителями Богосознания, то никто не сможет им противостоять. Тем более, если таковым носителем является целый народ. Господь благословил Русский народ быть носителем такового сознания, а потому мы просто обязаны «возложив руки на рало», приступить к утверждению принципов богомольчества в нашей жизни.   


    Глава 13: «Время Фермопил»

    Утром паломник проснулся как-бы от толчка. В окно бил солнечный свет, в прихожей свистел чайник на плитке. Через пару минут в дверь заглянул сторож Николай, и приветственно произнёс: «Завтрак готов. Душевая открыта. Можешь сходить, умыться». Крестоходец поблагодарил хозяина и отправился в умывальную, приводить себя в порядок.
    За завтраком всё больше молчали, и лишь перед уходом паломника, Николай, достав из шкафчика листок бумаги, с именами «о здравии и упокоении» со сторублевой купюрой внутри, протянул его гостю:
    - Это мои родные. Там же, жена непутёвая. Помянешь когда, о здравии.
    Поблагодарив Николая за тёплый прием, крестоходец взвалил на плечи рюкзак, и взяв стоящий во святом углу крест, покинул церковную сторожку.
    Уже у ворот, попросив мысленно Георгия Победоносца о помощи детям Беслана, а также, о завершении своего молитвенного шествия, путник покинул гостеприимную обитель. После прошедшего ночью дождя дышалось легко и свободно, и даже раны от не заживших ещё мозолей не безпокоили странника. Душа радовалась ясному свежему утру, радовалась от понимания скорого окончания шествия. И лишь иногда, скорбный помысел вносила горечь в это духовное веселье: «В трёх часах езды от Георгиевска – Беслан».
    После выхода из города, паломник решил возносить по чёткам молитвы о бесланских заложниках: через каждые тридцать Иисусовых молитв, и через каждые десять «Богородице Дево, радуйся…»
    Странным образом, едва путник приступил к молитвенному правилу, как на него навалилась сонливость, вслед которой пришли ропот, досада и недовольство. К середине дня, после прохождения станицы Александрийской, навалилась и вовсе нечеловеческая усталость. Стопы ног превратились в раскалённые утюги, а лямки, утром ещё почти невесомого рюкзака, просто отламывали плечи. Ко всем прочим неудобствам, добавилась боль от открывшегося хондроза, и самое худшее, паломнику теперь безпрестанно хотелось пить. Несмотря на постоянное употребление влаги, язык вскоре превратился в подобие наждака, а лопнувшие губы уже не шептали, и хрипели слова молитвы.
    Увы, в оставшихся позади станицах Александрийская и Подгорная, путник не удосужился запастись водой. Теперь, он в отчаянии оглядывался по сторонам, но кроме степи, по правую сторону, и по левую – гор Бештау и Змейка, он не видел никаких признаков жизни. Пройдя ещё несколько сот метров, паломник остановился, и опершись на крест, тихо простонал: «Господи, воды! Умираю! Надо воды!»
    Путник в отчаянии вгляделся в дрожащее над дорогой марево, и вдруг, увидел вдалеке, на самом пределе видимости, оранжевые куртки дорожных рабочих. Бригада работников находились так далеко, что людей можно было принять за мираж. Путник всмотрелся внимательней. Нет, видение не исчезало. Маленькие фигурки людей в оранжевых куртках, суетились на левой дорожной обочине. Забыв про усталость, паломник едва не бегом рванулся вперёд, понимая, что только от этих людей он может сейчас получить спасение.
    Приблизившись к бригаде дорожников, крестоходец направился мимо пышущего жаром асфальтоукладчика, прямиком к находящемуся в отдалении самосвалу «Татра». В ожидании команды бригадира, самосвал урчал холостыми оборотами, а высунувшийся из окна водитель лениво наблюдал за происходящим.
    Перед глазами странника уже стали мельтешить чёрные мушки, а к горлу подкатила тошнота. В последний миг путник сорвался на бег, и едва приблизившись к машине, с клёкотом прокричал: «Воды! Дайте воды!»
    Сидящий в кабине кавказской внешности водитель внимательно посмотрел на незнакомца, затем на крест в левой руке, и течение времени как бы остановилось.
    - Воды! - прижав руку к сердцу, уже едва слышно прошептал крестоходец.
    Поразмышлял ещё секунду, водитель согласно кивнул, и наклонившись назад, порылся рукой за спинкой сиденья. В следующий миг он вынул из запасника полуторалитровую бутыль минералки и передал её паломнику.
    - «Архыз», - ледяной молнией сверкнуло название напитка.
    Схватив драгоценный подарок, странник скрутил одним движением крышку бутылки, и с жадностью припал к горлышку. С ходу опустошив треть содержимого, лишь после этого, отерев тыльной частью ладони уста, путник кивнул в знак благодарности. На слова уже не хватало сил.
    Водитель самосвала снисходительно улыбнулся, и махнув рукой, как-бы говоря: «Не стоит благодарности», повёл машину к работавшему впереди катку.
    Странно, но после оказанной водителем «Татры» помощи, жажда уже не мучила крестоходца. Более того, почти перестала безпокоить боль от остеохондроза. Да, и ступни ног уже не горели, как раскалённые утюги. Странник почувствовал силы для прохождения ещё нескольких километров. По-прошествие часа, заметив в стороне небольшую рощицу, он решил сделать привал. Прислонившись к дереву, и скинув с ног кроссовки, путник тихо улыбался, чувствуя, как стихает боль в спине, и как прохлада ветра остужает раскалённые ступни. На перебинтованные обнаженные ноги без конца забегали муравьи, и суматошно покрутившись, вновь возвращались в траву.
    - Муравьишки, - блаженно улыбнулся паломник, - Божьи создания.
    Вдруг крестоходцу стало всё понятно. Он даже привстал от неожиданности. В один миг собралась стройная картина о происшедших сегодня искушениях. Открылась причина, напавших после выхода на трассу, сонливости, ропота и уныния. А вместе с тем, внезапно проснувшегося хондроза, и под конец, нечеловеческой жажды.
    - Это вражье нападение, из-за молитвы о Беслане.
    Странник вновь сел на землю, и порывшись в рюкзаке, достал акафист Архангелу Михаилу. Раскрыв последнюю страницу, он трижды прочитал тропарь небесному Архистратигу. После чего спешно собрался, решив двигаться до самого конца без остановки.
    Но, увы, теперь сила вражьих нападений удвоилась. Дисковая пила остеохондроза заработала уже через четверть часа, а тупая боль от мозолей вонзилась в стопы калеными гвоздями. Пришлось делать незапланированный привал и читать молитву Архангелу.
    При следующем марш-броске ситуация повторилась в точности. На этот раз отдых почти не дал облегчения. Уже к вечеру, после множества – каждый по пятнадцать минут, марш-бросков и привалов, показался пригород Минеральных Вод. Оставался последний рывок, много – час пути, но изнуренная плоть требовала прекращения шествия. Увидев на обочине дорожный столб, паломник бросил подле него рюкзак, и рухнув обезсиленно рядом, оперся на столб спиной. Сердце путника гулко колотилась в груди, дыхание судорожно рвалось из уст, а лице покрылось липкой испариной.
    Вдруг, с левой стороны послышались тяжёлые шаги. Странник повернул голову, но никого не увидел. Впереди невидимого Некто шла тревога, которая, по мере приближения гостя перерастала в страх. Путник внутренне напружинился, с желанием вскочить, но стылое оцепенение сковало все его члены. Наконец, гость остановился, и постояв минуту, вкрадчиво произнёс: «Выйди на обочину, и останови попутку! Разве можно так себя мучить?!»   
    От этих слов паломник вздрогнул, и собрав все силы, перекрестился. Некто невидимый сразу отскочил в сторону, но через минуту, вдалеке раздался глумливый смех: «Ха-ха!.. Надо же, аника-воин… Куда собрался, дон Кихот?..»
    Крестоходец вновь перекрестился, и рывком встал на ноги. С криком забросив на плечи неподъёмный рюкзак, странник взял наперевес крест, и, с оскаленным лицом, шатаясь, двинулся вслед уходящему за горизонт солнцу. Сил крестоходца хватило только на десять минут. Достигнув окраины пригорода, он вновь рухнул под следующую дорожную опору.
    Дыхание странника теперь было частым и рвущимся, как у рыбы выброшенной на песок. Колотящееся сердце, казалось, вот-вот выскочит из груди. А липкая испарина покрывала уже не только лицо, но и всё тело. Паломник судорожно перекрестился, и сквозь жёлто-зелёное марево увидел расположенный неподалёку указатель. Надпись на белой табличке гласила: «Посёлок Садовый».
    Внезапно, на другой стороне дороги остановился грузовик, и выглянувший из окна водитель громко прокричал: «Земляк! Тебя подвезти?!»
    Услышав окрик, крестоходец изобразил улыбку, и собрав остаток сил, отозвался как можно бодрее: «Не надо, брат! Я в порядке! Отдохну, и пойду дальше!»
    - Но, может, все-таки?!
    - Да, тут, совсем чуть-чуть осталось! - бодро ответил путник, и махнув рукой в сторону Минвод, лучезарно улыбнулся - много, час пути!
    - Ну, как знаешь! - водитель кивнул на прощание, и дав газ, помчался в направлении города.
    На разговор с водителем ушёл последний остаток сил. Крестоходец в изнеможении откинулся к опоре, и в безмолвной мольбе устремил взгляд к потемневшему от туч небу. Оно, буквально на глазах покрывалось грозовыми тучами, и лишь только на западе виднелся ещё залитый солнцем просвет. 
    - Всё, Господи, - едва слышно прошептал странник, и по щеке его покатилась слеза, - видимо, это и есть мой конец. Прости меня, грешного.
    Закрываемое тучами солнце уже коснулось горизонта. В его червоно-золотых лучах изредка пробегали, словно игрушечные, автомобили, но путник понимал, что этот мир уже не его. Вместе с заходом солнца, его душа должна будет оставить этот мир.
    - Прости меня, Господи, - вновь прошептал крестоходец, и перекрестившись, стал читать отходную молитву. И вновь, в отдалении послышались тяжёлые медленные шаги. Минутой позже, от вставшего в стороне Некто послышался тихий и вкрадчивый голос.
    - Доходился дурачок?.. А, я ведь с утра иду рядом, думаю, когда же тебе надоест… Эх, гордыня. Подвигов захотели?.. Ничего, и не таких укладывал на лопатки.
    От вкрадчивых слов демона исходил цепенящий холод, и крестоходец с ужасом ощутил, как немота и глухота овладевают всем его существом. Он захотел перекреститься, но, рука, едва дёрнувшись, упала наземь. Не подчинились путнику и окаменевшие уста. Странник с ужасом понял, что даже мысленно не может произнести спасительного имени Иисуса.
    - Вот-вот, ни на что ты не годен, - глумливо забулькал голос, - езжай-ка, милый, домой. Вон, и автобус из Георгиевска идёт.
    Действительно, автобус вскоре проехал по дороге. Паломник сидел на обочине пустой, обездвиженный, почти мёртвый. С безмолвной мольбой он глядел на червоное закатное солнце, и слёзы безсилия катились по его щекам.
    Вдруг, где-то в поднебесье раздалось стройное пение, плавное и непрекращающееся, как-бы от летящих на юг журавлей. Паломник воздел очи к затянутому тучами небу и не поверил своим глазам. Это были они – триста спартанцев. Теперь он видел их своими глазами. Воины Лакедемона шли в потоке света, парадным строем, с коринфскими шлемами на согнутых в локте руках. Впереди, в полных боевых доспехах, с развевающимся за спиной коротком плаще, шагал царь Леонид. Следом маршировали его подчиненные – Диенек, братья Алфей и Марон, феспиец Дифирамб, Демофил, Леонтиад, и даже Аристодем…все триста. Тот самый, входящий в Царство небесное полк язычников, явленный в видении Григория, ученика св. Василия Нового. Стройное, едва улавливаемое ухом пение, уже заполнило чёрные от грозовоых туч небеса, а воины Лакедемона шли и шли с озарёнными улыбками лицами, от горы Бештау к плавящемуся на горизонте закатному солнцу.
    - Что ты расселся?! - уже с нескрываемой злобой произнёс голос, - брось свой поганый крест!.. Или, лучше, отдай его мне.
    И вдруг, холодная решимость сошла на чело путника. Приложив последние силы, он поднялся, и взяв прислоненный к опоре крест, протянул его в направлении голоса.
    - Тебе нужен крест?.. Что же, приди и возьми!
    Ответом было гробовое молчание.
    - Приди, и возьми! - с гневом повторил паломник, и в следующий миг воздел крест высоко над головой. - Возьми, сатана!..
    И вновь, ответом было молчание. Демон бежал. И только где-то в отдалении послышалось угасающее: «Ненавижу! Всех вас ненавижу!»
    Еще минуту путник провёл в полном молчании, а затем, прижав крест к груди, тихо произнес: «Эфиальт!.. Мое тело, и есть Эфиальт!.. Предатель Эфиальт!»
    Поднебесное пение уже совсем стихло. Грозовые тучи обложили почти весь небосвод. А когорта спартанцев полностью слилась с диском солнца, как-бы войдя в него. Крестоходец рванул с земли неподъемный рюкзак и бросил его на плечи. В глазах странника сразу же потемнело, и он едва не потерял сознание. Рюкзак весил шестнадцать тонн.
    - Боже, милостив буди ми грешному! - выкрикнул с клёкотом путник, и чтобы не упасть, судорожно оперся на черенок креста. Время вновь остановилось. Замерли сердце и дыхание. Как тогда, в марте 2002 года, на рассвете, во время шествия в Санкт-Петербург. Как в кинозале, он видел тогда проезжавшие мимо фургоны. Видел находящийся в отдалении посёлок, чёрные стволы леса за ним, грязный снег по обочинам. Трёхмерный мир стал плоским, как экране. Мир ненастоящий, измышленный, существующий до тех пор, пока крутится плёнка в киноаппарате.
    В следующий миг сердце крестоходца ухнуло и ударилось с размаху о грудную клетку. И, будто прорвав невидимую стену, крестоходец шагнул на закат, вослед растворившимся в солнечном диске спартанцам…
    По вхождении в пригород, мир снова превратился в плоскость. Сон похожий на кино, либо кино подобное сну. Крестоходец шагал по безлюдной улице, и казалось, что, несмотря на все усилия, он топтался на месте. Одна усадьба сменяла другую. Дома и деревья проплывали мимо, как на круговой панораме. Паломник будто толкал дорожку тренажера, и именно она приводила в движение панораму. Теперь, даже наполовину скрывшийся за горизонтом диск солнца, застыл на месте. Внезапно странник уткнулся в Т-образный перекрёсток.
    Дорога теперь расходилась в диаметрально противоположные стороны. Паломник минуту постоял в раздумьи, но к его счастью, из соседнего проулка выскочила стайка подростков.
    - Молодые люди! Какая из этих дорог идёт на Минводы? - собрав остаток сил, громко вопросил крестоходец.
    - Та, которая направо, - ответил старший, - но, здесь ходят автобусы, можно доехать.
    - Нет, мне надо пешком, - возразил путник.
    - Но, это же, больше двух километров, - удивленно произнёс юноша.
    - Что мне, два километра, если пройдено четыреста, - небрежно бросил крестоходец, но лучше, если бы он этого не говорил.
    - Четыреста, - донеслось вслед несколько восхищённых голосов, но путник, свернув направо, уже шагал в сторону Минеральных Вод.
    Через пять минут страннику стало совсем плохо. К горлу подкатила предательская тошнота, и липкая испарина вновь покрыла тело. Наверх рюкзака, к уже имющейся тяжести, как если бы добавили железобетонный блок. Утихшая было боль в подошвах, теперь разрывала их тупыми ударами. При каждом шаге, под ногами разрывались мины. Шаг, и следом – взрыв. Шаг… и, снова – взрыв.
    - Это мне за тщеславие, - прошелестела в сознании горькая мысль, - зачем хвастался.
    Путник шёл и каялся в совершённом грехе, а затем, просвещённый ангелом, наступая каждый раз на взрывающуюся под ногами мину, стал творить самую сильную на свете молитву: «Слава Богу за все! Слава Богу за все! Слава Богу…»
    Остановился паломник уже в Минеральных Водах. Главная улица теперь уходила вправо. В левой стороне, за железнодорожными путями, в темноте терялась другая улочка. Где-то вдалеке сверкнула молния, и следом пророкотал гром.
    - Верно, скоро гроза, - отстранённо подумал крестоходец, и огляделся в нерешительности по сторонам.
    Неожиданно из темноты выскочил парень лет двадцати, и путник, что есть сил бросился к нему навстречу.
    - Молодой человек, скажите, как дойти до железнодорожного вокзала?
    - На той стороне дороги остановка автобуса, - на ходу ответил молодой человек, и небрежно махнул вдоль движения трассы.
    - Нет, мне надо пешком, - перебил его крестоходец.
    - Пешком? - парень остановился, и изумлённо посмотрел на незнакомца, будто желал убедиться в нормальности вопрошавшего.
    - Да, именно пешком, - с металлом в голосе произнёс паломник, но затем, добавил примирительно, - покажите мне кратчайший путь.
    - Хорошо, - молодой человек подошёл ближе, и указал на проход между заборами и деревьями, - вот так двигайтесь, и выйдете прямо на вокзал.
    - Благодарю вас, - странник сделал полупоклон, но парень уже поспешил к противоположной стороне дороги.
    Шагнув в узкую, между заборами и деревьями улочку, путник оказался в почти полной темноте. Каждый шаг приходилось теперь делать наощупь, как по тонкому льду, с одним лишь словом на устах: «Боже!.. Боже!.. Боже!..» Ещё несколько минут паломник двигался мелкими шажками по живому коридору, но вдруг, яркие молнии осветили окрестности, а небо расколол мощный удар грома. Во всех сараях сразу закудахтали испуганные куры, а в будках залаяли собаки. После вспышки молнии стало ещё темнее, и странник вновь зашагал осторожно, почти наощупь. Возле одного из домов, почуявшая незнакомца собака ринулась к обвитому плющем забору. С заходящимся хрипом, она, то становилась на задние лапы, то пыталась просунуть морду между штакетинами. Вслед ей залаяли собаки и в соседних дворах. Теперь крестоходец шёл не только ослеплённый молниями, но ещё и оглушённый собачьим лаем.
    Двигаясь наощупь сквозь живой тоннель из деревьев и обвитых плющом заборами, паломник вспомнил – эпизод этот высветился как бы вспышкой молнии – в стреляющую республику, он входил также, по живому коридору. Но, только тогда был день, и всё благоприятствовало шествию, а сейчас странник двигался в почти полной темноте.
    От нового удара грома собачий лай достиг крайнего предела. И во вспышках располосовавших неба молний, замелькали как в калейдоскопе кадры из фильмов: «Жаворонок» – танк Т-34 рвущийся к линии фронта… Радистка Кэт, выбирающаяся из люка с двумя младенцами, из «Семнадцати мгновений весны»… Андрей Мартынов в фильме «А зори здесь тихие», в штабе немцев, с воздетой над головой гранатой…
    Шаг, ещё шаг. Лай заходящихся от ярости псов. И вновь, раскат грома… Выбирающаяся из люка радистка Кэт, туда, под пули, под такой же остервенелый лай… Андрей Мартынов, кричащий  в исступлении, с пустой гранатой в руке… И снова, лай псов… «Жаворонок» мчащийся навстречу гибели…Радистка Кэт…
    Внезапно череда деревьев закончилась и крестоходец буквально выпал в открытое пространство. Несомая слабым ветром водяная пыльца коснулась разгорячённого лица странника. В душе путника уже не было, ни мыслей, ни чувств, ни слов молитвы.
    Впереди, за несколькими путями, находился навес крытой железнодорожной платформы. Паломник огляделся. Слева, в отдалении, сиял электрическими огнями вокзал. По перрону ходили в ожидании поезда пассажиры, диктор объявляла по громкой связи о прибытии поезда. Вокзал жил своей самодостаточной жизнью, и этой жизни не было никакого дела до одинокого, стоящего у путей человека.
    - «Ding an sich!» - вспомнилось знаменитое кантовское изречение: «Вещь в себе», или – «Вещь сама по себе». Вокзал стоял сам по себе, замерший в торжествующе-уверенной значимости, и его не интересовало, что чувствует стоящий в отдалении путник, и что случится с ним в следующую минуту.
    Снова подул ветер, теперь уже порывами, и водяная пыльца сменилась частой моросью. Паломник вдруг с ужасом понял, что больше не сможет сделать ни шага. Оставшиеся до платформы полсотни метров теперь казались недосягаемыми.
    - Эфиальт, - тихо прошептал путник. В сердце уже не было ни слёз, ни желаний, ни боли. - я предатель Эфиальт.    
    Вокзал по-прежнему выражал кантовское  «Ding an sich». Собаки, в проулке, за заборами, как-то разом стихли. Дождь пошёл быстрее, с каждой минутой набирая силу, а крестоходец продолжал стоять на обочине железнодорожных путей.
    - Боже, слышишь ли Ты меня? - шепотом произнёс странник, и с надеждой воздел очи к небу.
    Где-то в отдалении вновь пророкотал гром, и кроны деревьев зашелестели от налетевшего ветра.
    - Слышишь ли Ты меня, Господи?! - уже требовательно воскликнул крестоходец.
    И вновь, после вспышки молнии, прогремел далёкий раскат.
    - Боже, слышишь ли Ты меня?!! - теперь уже в полную силу прокричал паломник, и воздел к небу походный крест.
    И вдруг, страшный удар грома располосовал десятками молний чёрные небеса, а затем, ещё и ещё раз, и крупные капли дождя одна за другой шлёпнулись на изможденное лицо странника. С каждой такой каплей, паломник всё более и более приходил в чувство, и когда воздетый над головой крест качнулся вперёд, то увлекаемый его тяжестью, он сам зашагал к спасительной платформе. И будто ожидая, когда странник достигнет укрытия, небо замерло на минуту, и лишь редкие капли падали теперь на его голову и плечи. Небо действительно ожидало. Ибо, как только путник оказался под навесом, дождь хлынул в полную силу. 
    Бросив с размаху, в изголовье скамейки рюкзак, и поставив рядом крест, странник ничком упал на лавку. Следующим движением он сбросил с себя обувь, и… едва не потерял сознание. Тупая боль от кровавых мозолей калёными гвоздями пробила подошвы ног. Паломник с криком вытянулся на лавке, и последнее что он увидел, это, обрушившуюся на прозрачную кровлю лавину воды.
    - Плачь о Беслане! - сверкнула в сознании угасающая мысль, и странник провалился в небытие.

    Если завтра меня найдете
    Хладным трупом закоченелым
    Это значит, что мы в расчете,
    Всё что мог, я для вас сделал;

    Был струной я тугой, но тонкой,
    Шел дорогой прямой, не торной,
    Жизнь я прожил светло и звонко,
    Сильным не был, но был упорным;

    В человеческий ум веря,
    Лишь добру я служил свято,
    Словно реку я жизнь мерил;
    Есть в ней омуты и перекаты;

    Нелегко на плаву держаться,
    Среди тонущих, иноверцем,
    Ведь приученный честно драться,
    Пули я отражал сердцем;

    Отвергая престиж богатства,
    Признавал лишь одну ценность;
    Нерушимый закон братства –
    Честь и совесть, любовь и верность![14]


    Глава 14: «Нас снова спасает чудо»

    Невнятное бормотание доносилось откуда-то со стороны. Краем сознания путник понял, что это латынь. Пастор монотонно читал «Молитву Господню», и паломник слышал каждое её слово: «Pater noster; qui es in caelis, sanctificetur Nomen Tuum; adveniat Regnum Tuum; fiat voluntas Tua, sicut in caelo, et in terra. Panem nostrum quotidianum da nobis hodie; et dimitte nobis debita nostra, sicut et nos dimittimus debitoribus nostris; et ne nos inducas in tentationem; sed libera nos a malo».
    Хор из нескольких человек согласно пропел: «Amen», - после чего патер замолчал. Минуту или две было слышно, как священник взмахивает кадилом. Затем бормотание продолжилось. Теперь это была заупокойная молитва: «Requiem aetenam donaeis, Domini, et lux perpetua luceat eis. Requiestcant in pace». Прежний хор вновь пропел: «Amen».
    Священник с кадилом подошёл ближе. Волна дыма накрыла паломника. Удушающая горечь зелья сковала его дыхание и сделала бездвижными члены тела. Нельзя было ни назнаменовать себя крестом, ни произнести молитву. Крестоходец почувствовал, как вновь проваливается в пустоту. Голос патера всё более удалялся, одновременно растворяясь в пространстве.
    - «Молитва славословия» - проплыло в угасающем сознании странника: «Gloria Patri et Filio et Spiritui Sancto. Sicut erat in principio, et…»

    Когда, в 2018 году паломник заканчивал молитвенный обход Первого Удела Богородицы  (начало было положено годом ранее), случилось неожиданное, хотя и ожидаемое с самого начала. Крестоходец переоценил свои силы, а потому с ним случился измор. Святоотеческий опыт называет это «набегом». Измор во всем подобен набегу. Силы человека истощаются постепенно, но глубинный слом происходит в считанные минуты. В моменты таких сломов, как правило, и случаются инфаркты, инсульты, психические срывы, и даже попытки покончить с собой.
    Уже в Батуми паломник почувствовал первые признаки истощения сил. Ему надо было, как и подсказывал помысел, снять на пару дней комнату и просто отдохнуть. Но, до конца оставалось – всего-ничего, а потому, он решил двигаться дальше. Тремя днями позже, по приходу в Поти, истощение было уже глубинным. Странным образом, в отличие от курортной Аджарии, гостиничный бизнес в этом порту как будто отсутствовал. Ещё утром столбы и заборы пестрели от объявлений по сдаче квартир, но вечером, на входе в Поти, эта пестрота разом улетучилась. Грузия, страна контрастов. На вопрос, о возможности ночлега, местные жители недоуменно пожимали плечами. Недоумение удалось прояснить у занимавшихся ремонтом машины молодых людей.
    - Что могу сказать, уважаемый, - оторвался от работы старший их них, - частного квартирного бизнеса у нас нет. Только отели.
    - Почему? - искренне удивился крестоходец.
    Автослесарь пожал плечами, и ответил как бы вопрошая: «Наверное, потому что другой округ. Там, Аджария. Здесь – Колхида. Поезжайте в центр, найдёте гостиницу».
    Паломник поблагодарил парней за разъяснение, и вернувшись на тротуар, уныло побрел далее.  Теперь, странник шёл по вечернему городу, и уже более на удачу, чем с надеждой обрести ночлег, задавал один и тот же вопрос встречавшимся прохожим. Частным квартирным бизнесом здесь действительно не занимались. Вдруг крестоходец остановился как вкопанный.
    Посреди тротуара лежал букет багровых, с кровавым отсветом роз. Букет был завернут в чёрный траурный целлофан, и было по всему видно, что он не потерян случайно, но, именно положен посреди тротуара. Странник оглянулся. В двадцати метрах, у ворот дома, сидел одинокий старик. Дедушка тоже не занимался квартирным бизнесом, но, он не проявлял никакого интереса к незнакомцу. Розы лежали сами по себе.
    - Чертовщина какая-то, - недоуменно произнёс крестоходец, и перекрестив букет, направился далее. Вопрос с ночлегом надо было решать в ближайшие час или два.
    Уже через пару кварталов паломник почувствовал, как знакомое по перенесённым прежде оккультным ударам отчаяние, стало неудержимо заполнять душу. Подобное состояние, наверное, испытывал каждый приговоренный к смерти узник. Мёртвая безысходность и наполненная отчаянием пустота.
    Только сейчас крестоходец понял, что к лежащему на пути букету надо было отнестись серьёзнее. Как минимум, прочитать «Молитву Кресту» и тропарь Архангелу Михаилу. По прежнему опыту он знал, что никакой отель его сейчас не спасёт. Светская обстановка только усугубит агонию. Спасение можно было найти, либо в храме, либо в доме верующих людей.
    Встретившийся на пути прохожий, на вопрос о ближайшей церкви, посоветовал идти в Сенаки.
    - Через шестнадцать километров будет церковь, скоро дойдёшь, - напутствовал путника грузин, после чего направился по своим делам.
    - Шестнадцать!.. 
    Мрак и безмолвие. Как-будто палач выбил табурет из под ног висельника. Надежда угасла, как задутая свеча. Паломник постоял минуту у обочины, и перекрестив иконой уходящую за город трассу, обречённо двинулся в указанном направлении.
    Через час, за спиной странника остались, и город, и таможенные терминалы на окраине. Поворот налево указывал на порт Поти. Правый поворот открывал гаснущую в сумерках автомобильную трассу. Паломник сел на бетонное ограждение у канавы, и обхватил голову руками. Он понял, что ему больше некуда идти. Некуда, и невозможно. Бездонное отчаяние, и камень, нет, окаменевший кал – в мышцах, в костях, в душе. Язык подобный наждаку, и губы, как края отбитой глиняной кружки.   
    Погружение в бездну наполняло душу невыносимой, почти физической болью. Когда же боль стало невозможно терпеть, странник вскочил на ноги, и будто спасаясь от преследования, побежал на другую сторону дороги. Он понял, что если немедленно не получит отдых, то просто умрёт. Скатившись с обочины, и бросив на землю неподъёмный рюкзак, крестоходец начал спешно стелить на траве туристский коврик. Ночь стремительно падала на землю, и, о – ужас, едва путник покинул трассу, как тучи комаров и москитов кинулись на случайную жертву.
    Теперь, паломник, подобно автомату, вытаскивал из рюкзака нужные вещи – толстые носки, куртку, капюшон. Самое главное – полиэтиленовую пленку, первое средство защиты от комаров. Наконец, повесив на сук походную икону Божьей Матери, и здесь же укрепив крест, он лёг на коврик и завернулся в спасительный полиэтилен.
    Несколько раз крестоходец просыпался посреди ночи, от удушья и ручьём льющегося пота. Глотнув свежего воздуха, заворачивался вновь, оставив маленькую щелку для дыхания. Раскрываться полностью было нельзя. Казалось, что кровососущие твари слетелись со всех колхидских болот, и ждали только одного, когда жертва снимет с себя защитный кокон.
    - Кокон, словно саван, - проговаривало периодически воспалённое сознание, - саван, словно кокон. Куда ползёт шелкопряд?.. Не для того ли, чтобы одеться в кокон?.. - далёким эхом вспоминалось шествие по уделу Феодосия Кавказского.
    И следом, обжигающей правдой зазвучало евангельское: «Если зерно, падши на землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода… Безрассудный! то, что ты сеешь, не оживет, если не умрет… Встань, спящий, и воскресни из мертвых, и осветит тебя Христос».
    И наступило полное безмолвие. Бездонная непостижимая тишина:

    Я убит подо Ржевом,
    В безыменном болоте,
    В пятой роте, на левом,
    При жестоком налете.
    Я не слышал разрыва,
    Я не видел той вспышки, –
    Точно в пропасть с обрыва –
    И ни дна ни покрышки…

    Александр Твардовский…

    Безмолвие и тишина… - «Молчание – тайна будущего века». «Пиета» – Микеланджело Буонаротти – «Снятие со Креста». Тишина и безмолвие.
    И спасительный дождь, сначала тихим шелестом, а затем, частой ударной дробью, пробудил странника к жизни.

    Всё в порядке! Всегда всё в порядке!
    Диво дивное свыше дано.
    В огранённой закатом тетрадке –
    Сентября золотое вино.

    Здесь гостила душа… И металась
    В замороченном тьмою краю,
    Пламенея мольбой, задержалась,
    По снегам разметала зарю.

    По сердцам, по не скомканным лицам…
    Дерзновенно, была не была!
    Негасимого Света Зарница
    Сквозь материю мiра прошла.

    И воскресла в ином измерении,
    В своём выборе Неба права!
    Вся одета Божественным зрением
    В безначальный Огонь Божества.[15]

    Паломник открыл глаза, и в качающемся полумраке увидел три мужских фигуры в оранжевых куртках. Рабочие находились на другой стороне платформы. Периодически выглядывая из укрытия, они лениво переговаривались между собой. Один из обходчиков, бросив окурок в сторону, неуверенно произнёс: «Дождь вроде-бы кончился. Пора идти».
    - Пожалуй, верно, - согласились с ним товарищи, после чего, все трое направились к вокзалу.
    Проходя мимо лежащего на скамейке паломника, один из обходчиков остановился, и громко вопросил: «Мужик, ты живой, нет!»
    - А-а?.. - недоуменно отозвался крестоходец, и протирая глаза, сонно взглянул на незнакомца.
    - Я говорю, с тобой всё в порядке?! - уже с нотками миролюбия вопросил рабочий.
    - Да, в порядке, - в тон ему отозвался путник, - вот, поспал чуть-чуть, пока дождик шёл.
    - А, ну, тогда ладно, - обходчик внимательно поглядел на паломника, после чего поспешил за ушедшими вперёд товарищами.
    Придя окончательно в себя, крестоходец сел на скамью и осторожно поставил ноги на кроссовки. Кровь тут же хлынула к израненным ступням, но ожидаемой рвущей боли не последовало. Паломник попробовал встать. Если бы не тупые толчки на месте мозолей, то ничего бы не напоминало о прежних повреждениях. Привыкнув к вертикальному положению, странник обулся, и хромая на обе ноги, направился к вокзалу.
    При входе в вестибюль крестоходец столкнулся со стоящим у входа милиционером.
    - Откуда следуете, гражданин? - устало вопросил страж порядка, и с недоумением взглянул на крест в руках странника.
    Крестоходец вкратце рассказал о цели путешествия, после чего постовой попросил у него документы. Присев за тумбочку, милиционер лениво просмотрел паспорт, и убедившись в отсутствии нарушений, вернул его владельцу.
    - Можете проходить, - с той же усталой интонацией произнёс он, после чего сделал какую-то запись в лежащем на тумбочке журнале.
    Войдя в здание вокзала, крестоходец выписал в блокнот маршруты идущих на Владикавказ поездов. Первая электричка выходила в три часа ночи, следующая в пять утра. Трезво поразмышляв, паломник решил ехать в Беслан на второй электричке. Ещё днём он решил, по прибытии в Беслан, организовать молитвенный обход школы. За два года до Беслана, аналогичный случай произошёл в концертном зале на Дубровке в Москве. Тогда о спасении заложников многие молились по-соглашению. Освободить «Норд-Ост», с минимальными потерями, удалось главным образом по этим молитвам. «Норд-Ост» тогда спасло чудо. А потому, и в нынешней ситуации, только оно, чудо, и могло спасти заложников. С этими мыслями, крестоходец зашёл в зал ожидания, и отыскав свободную лавку, лёг спать.

    Проснулся паломник от яркого солнечного света. Усевшись на лавке, он некоторое время пытался понять причину своего нахождения на вокзале. Оглядевшись, и придя в себя, странник бросил взгляд на расположенные над входом часы. Ровная линия стрелок указывала на шесть утра. Внезапно он всё вспомнил.
    - Проспал! - в голове крестоходца полыхнула молния, и он громко охнул, - опоздал на вторую электричку.
    Свесив ноги со скамьи, странник стал искать стоящие внизу кроссовки. Вместо них валялись рваные кожаные штиблеты.
    - Крест! Где крест?! - паломник со страхом оглянулся. Духовное оружие стоял в изголовье, на прежнем месте. С облегчённым вздохом откинувшись на сиденье, странник, минуту или две приходил в себя. Лишь свыкнувшись с новой ситуацией, он стал усиленно размышлять.
    - Что мы имеем в итоге?!.. Во-первых, опоздал на утреннюю электричку. Во-вторых, остался без обуви. В-третьих… - паломник со вздохом посмотрел на перебинтованные ноги. Грязные носки он ещё вечером выкинул в урну. - Надо делать перевязку.
    Странник покачал головой, и вытащив из рюкзака медицинские принадлежности, стал снимать пропотевшие грязные бинты. Завершив операцию, он помазал зелёнкой зарубцевавшиеся от волдырей ранки, и после протирки ног одеколоном, замотал ступни чистыми бинтами. Обуваться же пришлось в войлочные тапочки, которыми за эти дни ещё ни разу не воспользовался.
    Обработанные ноги чувствовали себя много лучше, чем накануне вечером. Испытывая себя, паломник прошёлся по залу ожидания, и остался довольным состоянием ног. Теперь было необходимо решить последний вопрос – как добраться до Беслана? Крестоходец присел на скамейку, и стал думать о других вариантах отъезда в зону конфликта. Внезапно он вспомнил о часовне Феодосия Кавказского, и от ясности этой мысли, даже шлёпнул себя по лбу.
    - Глупец! Как же я сразу не понял?! Быть в Минводах, и не помолиться у преподобного Феодосия.
    Не раздумывая более ни минуты, странник закинул на плечи рюкзак, и взяв крест, направился на выход из вокзала.
    Через час с небольшим, паломник прибыл в находящуюся на кладбище часовню святого. Странным образом, также как и в храме Архангела Михаила, куда он зашёл по пути, в часовне не было ни одного человека.
    - Неужели, прогремевшая на весь мир беда не отозвалась ни в чьём сердце? - с горечью подумал странник, и поставив свечку у могилы преподобного, стал читать ему акафист. По прочтении акафиста достал Псалтирь, и стал поминать на «Славах», как своих родных, так и всех праведников, упокоившихся на этом кладбище. Просил же у преподобного Феодосия только одного – освобождения Бесланских заложников. По прочтении трёх кафизм, крестоходец решил вернуться на вокзал, но тут, в распахнувшиеся двери с шумом ввалилась группа почитателей святого.
    Руководила группой женщина лет сорока. Она императивно расставила пришедших по местам, после чего, воскликув: «Что, поборемся?!» - начала читать акафист преподобному Феодосию.
    Паломник решил остаться, ради соборной молитвы. Но, уже через пять минут пожалел о своём решении. После прочтения первых кондака и икоса, стоявшая рядом с паломником женщина стала истерично всхлипывать. Спрятавшаяся за её спиной подруга, наоборот, уподобилась каменному изваянию. Странник взглянул в глаза болящей, и по телу его пробежал мороз. Дикое выражение глаз женщины говорило о тяжёлом духовном повреждении. Да, и сама руководительница, на пятом или шестом икосе вдруг стала подпрыгивать, и теперь, она, уже не читала акафист, а буквально вылаивала его.
    - Здесь, все бесноватые! - заключил про себя крестоходец. Он хотел было покинуть часовню, но, в последний момент почему-то раздумал.
    Вскоре акафист был прочитан, и присутствующие хором запели молитву «Достойно есть…» Через несколько минут, участники молебна должны были разойтись по домам, где их, конечно же, ждали неотложные дела и заботы.
    - Неужели, никого из них не тронула беда в Северной Осетии?! - боль и возмущение наполнили сердце паломника, и побуждаемый закипавшим в груди гневом, он громко крикнул: «Братья и сестры! Давайте сделаем по три поклона за детей Беслана!»
    Участники молебна замерли, как в немой сцене.
    - Что-что? - переспросила, опомнившись, руководительница.
    - Давайте сделаем по три поклона за детей Беслана! - вновь громко возгласил паломник, - неужели не знаете о той беде, которая там случилась?
    Женщина изумлённо посмотрела на крестоходца, и вдруг, как-бы очнувшись, с энтузиазмом воскликнула: «Давайте!»   
    После этих слов, она как безчувственный манекен хлопнулась на колени, и вслед за ней попадали ниц другие участники молебна. После второго поклона часовня содрогнулась от истошного крика. Стоявшая рядом с паломником, всхлипывавшая во время молебна женщина, рухнула как подрубленный столб. После третьего поклона, вслед за воплем опрокинувшейся бесноватой, раздался рёв из чрева её подруги. Сидевшая же поодаль на табуретке грузная женщина, ничем вначале себя не выдававшая, вдруг завалилась на бок, и стала с визгом и хрюканьем сползать на пол. Самым же ужасным был вид регентши, стоявшей перед могилой преподобного. Её лицо застыло в диком оскале, и страннику показалось, что верхние клыки женщины удлинились на целый дюйм. 
    В этот момент, дверь часовни с треском отворилась, и в помещение вбежал мужчина крупного телосложения. Не обращая внимания на беснующихся, он, со знанием дела, легко и сноровисто подхватывал, то одну, то другую товарку, а затем, с силой прижимал их к мраморному кресту преподобного. Лишь только упавшую на пол хрюкающую толстушку, помогли подтащить к надгробию двое других находившихся в часовне мужчин.
    На этом крестоходец посчитал свою миссию выполненной, и забрав прислоненный к стене крест, направился к выходу.
    Милостью Божией, в посёлке Красный Узел, паломник успел сесть на маршрутку. Автобус ехал на вокзал кружным путём, через Пятигорскую трассу, а потому странник вышел сразу на въезде в город, чтобы побывать в Покровском соборе. Помолившись у раки прп. Феодосия, и заказав требы в свечной лавке, путник отправился в управу Кавминводского казачества. Управа находилась вблизи железной дороги, и следуя пешком из собора на вокзал, он делал совсем небольшой крюк. Зайти в управу было необходимо, тем более, что при встрече в Моздоке, Олег Губенко оставил крестоходцу служебный телефон и адрес штаба. Тогда, в Моздоке, Губенко оговорился о строительстве часовни на территории управы, поэтому, увидев ещё издали, за деревьями, стены и купол, паломник понял, что прибыл по назначению.
    Поприветствовав находящихся во дворе казаков, крестоходец вопросил о местонахождении атамана.
    - Атаман у себя, зайди в штаб, - без особого энтузиазма отозвался дежурный, и лениво указал на входную дверь.
    Собственно, дверь, по причине жары была открыта, и паломник, постучав для приличия о косяк, вошёл внутрь.
    - А, старый знакомый, - без энтузиазма поприветствовал вошедшего атаман, и знаком показал на свободный стул, - давно прибыл?
    - Да, можно сказать, сегодня ночью, - с иронией отозвался гость, и хотел было задать тот же, что и в Моздоке вопрос, но, взгляд его упал на экран работающего телевизора.
    В квадрате экрана взад-вперёд метались фигуры военных, детей, взрослых. Беготня эта происходила в сопровождении воя сирен, но, более того, всеобщего крика и плача.
    - Олег Вячеславович, что это?! - внутренне холодея, вопросил крестоходец.
    - Атаман минуту помедлил, и затем произнёс как-бы самому себе: «Час назад начался штурм. Это повторение, по Новостям».
    - Час назад, - произнёс про себя паломник, - это вскоре после молебна в часовне прп. Феодосия. 
    Минуту или две крестоходец недвижно глядел на экран телевизора, и затем вопросил неуверенно, как бы надеясь на обратное: «Штурм в Беслане?»
    - Так точно, - Губенко утвердительно кивнул, и поднявшись, стал ходить по кабинету, чуть раскачиваясь из-за высокого роста, - мы, все эти трое суток ждали приказа. Казаки здесь дневали и ночевали. Теперь, значит, отбой.
    - Отбой! - перед глазами паломника будто рухнул чёрный занавес, и он несколько минут сидел как пораженный громом.
    - Я ведь мог бы поехать туда, мог бы! - кровь бешеными толчками застучала в висках, а к горлу подкатила тошнота, как вчера на пути к Минводам.
    Придя в себя, крестоходец тяжело вздохнул и попросил у атамана разрешения позвонить домой по штабному телефону. Теперь надо было успокоить родных.
    - Звони, - атаман отвернулся от окна, и знаком показал гостю на телефонный аппарат.

    Покинув казачью управу, и закинув на плечо безполезный, потерявший всякое значение крест, паломник пошёл по городу, куда глаза глядят. Слезы безостановочно текли по щекам крестоходца, и лишь только одна мысль неотступно пульсировала в его голове: «Почему я не поехал?.. Я, Аристодем – трус! Хуже – предатель Эфиальт!.. Я – хуже!.. Потому что, этой крови могли бы и не быть!»


    Глава 15: «Эпилог – Кто сказал, одиночки не воины»

    По возвращении домой, крестоходец узнал все неприглядные подробности отъятия иконы. В нарушение прежних договорённостей, представители С., прибыв к иконописцу, положили деньги на стол, и увезли Песчанский образ с собой. Теперь оставалось последнее – попытаться обратиться к совести С., для чего нужно было ехать в Москву, на рынок, где он занимал должность управляющего.
    Добравшись электричкой до столицы, а затем по метро до искомого рынка, крестоходец остановился у дверей уже знакомого кабинета в здании управления. Назнаменовав себя крестным знамением, и прочитав Иисусову молитву, паломник постучал в дверь. В ответ послышалось раскатистое, с барскими интонациями: «Войдите!», и крестоходец вошёл внутрь.
    Увидев знакомую фигуру, директор замер на мгновение, но затем, изобразив радушие, указал на стул.
    - Вы, по какому вопросу? - глаза директора холодно блеснули, хотя, губы продолжали изображать улыбку, - ваше лицо мне кажется знакомым. Напомните, где мы могли с вами встретиться.
    - Сергей Александрович, - перебил управляющего посетитель, - я только что вернулся из Чечни…
    - И, что?.. - директор откинулся на спинку кресла, и скрестив руки на груди, вызывающе посмотрел на гостя.
    - Терские казаки готовы принять образ Песчанской Божьей Матери, - крестоходец тоже откинулся на спинку, - дело за малым – доставить её в Кизляр.
    - Так! - взгляд управляющего дрогнул и, он, изображая крайнюю занятость, начал с шумом перекладывать на столе папки с бумагами. - Что, вы в связи с этим хотите предложить?!
    - То же самое, что и в прошлый раз. В нынешнем году провезти икону по Северному Кавказу, а в следующем – по Западным Украине и Белоруссии, до Санкт-Петербурга.
    Глаза директора наполнились холодным гневом, и в кабинете воцарилась звенящая тишина. В раскрытое окно влетали крики рыночных торговцев, солнце неприятно било просителю в глаза. Неожиданно в кабинет вкатился мужчина атлетической комплекции, и не обращая внимания на присутствующего, уселся на другой стороне Т-образного стола.
    - Сергей Александрович, вот, подпишите накладные, - передал он хозяину несколько листков бумаги.
    Директор молча взял ведомости, и положив их перед собой, начал ставить подписи.
    Только сейчас атлет заметил в кабинете посетителя, и вопросительно взглянув на патрона, с ухмылкой произнес: «Сергей Александрович, что, проблемы?..»
    - Да, нет-с, - с кислым выражением отозвался он, - просто, у меня с этим гражданином разговор закончен. Только и всего.
   - А-а, ну, понял, - атлет самодовольно ухмыльнулся, и приклонившись к столу, произнёс со злобным присвистом: «Две секунды, и чтобы я здесь вас не видел!»
    - Хорошо, нет возражений, - паломник вышел из-за стола, и поклонившись в пояс хозяевам, громко возгласил: «Бог вам судья! Счастливо оставаться!»
    - Давай-давай, катись отсюда, - недовольно отмахнулся атлет, и придвинувшись поближе к директору, стал обсуждать с ним рабочие вопросы.

    Крестоходец покинул галдящий рынок, и выйдя на площадь, огляделся по сторонам.
    - «Финита ля комедия», - как говорят итальянцы. Или, иначе: «Вердикт подписан и обжалованию не подлежит».
    С правой стороны от рынка находился скоростной проспект. С левой – метро. Совсем, как в русской народной сказке: «Направо пойдёшь… Налево пойдёшь…» Идти, по большому счёту, было некуда.
    - Идти назад, падать на колени перед управляющим?.. - Нет, в кабинет на галдящем рынке паломник никогда более не вернётся. Спускаться в подземку?.. Душа крестоходца требовала простора. Странник повернул направо, и спустившись к проспекту, пошёл куда глаза глядят, навстречу потокам мчащихся машин.
    Через несколько дней, к директору рынка поедет с тем же вопросом иконописец. Результат, увы, будет тем же. А еще через пять дней, 19 сентября, на праздник Чуда Архистратига Михаила в Хонех, – Бог поругаем не бывает, на рынке найдут две самодельные бомбы. Хозяин потерпел в тот день немалые убытки. А ещё через пару месяцев, незадачливый меценат будет поставлен «на счётчик», и для того, чтобы погасить долги, ему придётся продать одну из своих квартир. А затем, неожиданно умрёт его вторая жена, ради которой он бросил надоевшую первую. От множества потрясений, бедолага сляжет в больницу, выйдя из которой узнает, что он более не директор.   
    Получив это известие, крестоходец начнёт горячо молиться за С.,опасаясь, чтобы потрясения не довели горемыку до суицида. Лишь только через год, по возвращении из очередного шествия, странник узнает от иконописца, что С. выкарабкался. Бывшему управляющему удалось поставить на рынке две лавки, позволившие ему остаться на плаву. Воистину, страшен Божий гнев… Но, только, все эти события произойдут позже, а в тот день паломник шёл вдоль автострады, без всякой цели, и даже без молитвы, думая, что крестоходная эпопея закончилась для него навсегда.
    Но, не напрасно сказано: «Время лечит». Пройдут месяцы, и когда наступит следующее лето, то, паломник вновь поедет на традиционный крестный ход из Тихоно-Лухского монастыря в Кострому. Именно там, на Царском крестном ходе, странник и решит продолжить одиночное шествие, но теперь уже из Минеральных Вод – места кончины святого Феодосия, в посёлок Горный, к месту начала его подвига. Именно там, в Горном, по окончании шествия, он и получит указание Свыше, о необходимости ехать в село Локоть Брянской области. В этом селе, бывшем имении Великого князя Михаила Романова, находилась мироточивая чудотворная икона «Умиление». С этой иконой, в 2006 году, совершится Всеславянский крестный ход из Одессы в Сергиев Посад. В крестном ходу 2007 года паломник тоже примет участие. Здесь, икона «Умиление» снова будет главной.
    А с 2008 года, паломник сам начнёт организовывать крестные ходы. В течение шести лет образ Порт-Артурской Божьей Матери будет обходить и объезжать просторы, как России, так Ближнего и Дальнего Зарубежья. В ноябре 2014 года, эта икона, после крестного хода по Сербской земле, отправится на Донбасс. Новороссия станет для крестоходца едва ли не родным домом. Потому что, в течение нескольких лет, он будет постоянно приезжать, с духовной миссией, на эту политую кровью землю.
    Кроме крестных ходов, будет совершено за эти годы немало одиночных шествий: в Великий Устюг, в Екатеринбург, Из Санкт-Петербурга в Одессу. А в 2016 году, по Уралу, начиная от Ныроба – северной точки Пермского края, до Самары, через Екатеринбург – Челябинск – Уфу и Оренбург. А в 2017 и 2018 годах, был пройден по южным границам Первый Удел Богородицы. Но, всё это будет потом. А в тот день, покинув галдящий рынок, думая, что это – конец, крестоходец вышёл на проспект, и зашагал навстречу нескончаемому потоку автомобилей.
    Лишь дойдя до окраины Москвы, крестоходец остановился. На заполненной машинами трассе, он был совершенно один. И может быть, в этот момент, чтобы поддержать отчаявшегося одиночку, а скорее всего, и других подобных ему, Господь и внушил эти чеканные строки монахине Серафиме – поэтессе от Бога. Быть может, именно тогда, ниспосылая поддержку для всех падающих духом, для потерявших надежду, а равно, против армии приспособленцев, чей лозунг – «один, в поле не воин», она и написала эти безсмертные стихи. Написала как завещание, как благословение Свыше, всем, согласившимся идти узким крестоносным путем:

Кто сказал – одиночки не воины?!
Тот не носит святого креста.
Очень мало таких, кто достойно
Носит звание – воин Христа.

Большинство никогда не способно
Против зла в этом мире восстать.
Трус ступает там, где удобно,
Не желая себя утруждать.

И сквозь боль обжигающих строчек,
Мне церковный поёт благовест –
Мир стоит за счёт одиночек.
Одиночек – несущих Крест.


    ПОСЛЕСЛОВИЕ

    Двадцать лет жизни, немалый срок. Именно столько отдал автор крестоходному движению, начиная с 2000 года. Уже в конце 90-х, бывая в Москве на шествиях, посвященных Царским дням, он заразился духом братской – единой душей и сердцем молитвы. В 2000 году организовал первый в своей жизни крестный ход. Пятеро бабушек согласились тогда пройти из гор. Покров Владимирской области в Троице-Сергиеву лавру. Много раз, тем летом, обходили и сам город.
    В 2001 году состоялась первая поездка на крестный ход в Тихоно-Лухский монастырь в Ивановскую область. Шествие это, после 1998 года, стало традиционным. В течение пяти дней паломники шли в Кострому, чтобы 17 июля принять участие в богослужении, совершаемом в Ипатьевом монастыре. Организовывал и возглавлял эти крестные ходы игумен Агафон (Чесноков). К сожалению, после того, как архиепископ Иваново-Вознесенский Амвросий ушёл на покой, шествия эти сошли – на нет.
    Первый раз автор побывал в Екатеринбурге в 1993 году, после чего прилепился душей к месту Царской Голгофы. Уже тогда он понял, что «кирилловичи» не являются легитимными претендентами на Российский Престол. Первый раз побывал в монастыре Царственных мучеников на Ганиной Яме в 2003 году. А ночным ходом, от Храма на Крови, прошёл впервые, только в 2007 году. Там он обратил внимание на огромную икону Царя Николая Второго, хранителем которой являлся атаман казачьего конвоя Сергий Николаевич Кришталь. Во второй раз, встреча с этой иконой произошла через год, снова в Екатеринбурге, у Храма на Крови.
    В октябре 2012 года, «Надымский» образ Царя Николая принял участие в завершающей части крестного хода из Нижнего Новгорода в Москву. Руководил этим шествием Михаил Рубцов, заместитель председателя «Русского Собрания» в Нижнем Новгороде. В течение многих лет он проводит в Нижнем Чины Покаяния, а также, традиционные крестные ходы с Оранской иконой Божьей Матери. Этот же крестный ход был приурочен к четырехсотлетию освобождения Москвы от поляков. Завершился он 14 октября 2012 года, на Красной площади в Москве.
    Православные монархисты, начиная с 2004 года, тысячами ездили на Чины Покаяния в Тайнинское. В числе организаторов этого Чина были, духовник Боголюбского монастыря архимандрит Петр (Кучер) и Владимир Владимирович Чубаров. Благословение на Чины Покаяния было дано старцем Николаем Гурьяновым, ещё в 2000 году. Если быть точным, то он сам тогда составил краткий перечень грехов, в которых необходимо было покаяться народу. Поддержал эту инициативу и Одесский старец Иона (Игнатенко). На этих Чинах возросла и укрепилась душа Русского народа. Автобусы ехали тогда со всех стран СНГ. Прежде всего, из Украины и Белоруссии. Такие Чины стали проходить в Киеве и Одессе. Ещё жив Валентин Лукьяник. Отошли в мир иной, Сергей Прохорович и Леонид Шушарин. Но те, кто жив, терпят скорби. Сестра во Христе Нина (гор. Измаил), проведшая многие крестные ходы с Ченстоховской иконой, рассказывала по телефону об этих скорбях. Зависший над пропастью Славянский мир держится, благодаря Покаянию и крестным ходам.
    В начале XX века, св. прав. Иоанн Кронштадский говорил, что «Россия будет спасена покаянием и крестными ходами». О том же говорил и Всероссийский старец Николай Гурьянов. В 2000 году, одному молодому человеку было видение в тонком сне, в котором он увидел оживший бюст Царя Ивана Грозного. Царь тогда сказал ему: «Спасайте Россию крестными ходами». Но, уже за год до этого видения, в России начались масштабные крестные ходы. Далеко не все помнят сейчас о Международном крестном ходе «Под Звездой Богородицы» 1999-2000 годов. Организован он был Фондом «Андрея Первозванного». Тогда со всех сторон России, а также Ближнего и Дальнего Зарубежья, пошли в Москву одиннадцать крестных ходов. Ко всему, тогда же совершился облёт России с Песчанской иконой Божьей Матери. Второй раз это небывалое шествие (теперь оно состояло из восьми лучей) было повторено в 2007-2008 годах.
    В 2003 году, Андрей Савостицкий (+ апрель 2015 г. – инок Алексий), вместе с двумя старшими детьми и иером. Георгием, доставили образ «Торжество Пресвятой Богородицы» на мемориальное кладбище Порт-Артура (г. Люй-Шунь, Китай). Случилось это провиденциально, в день Победы, 9 мая. Через семь лет, в августе 2010 года, вместе с иконописцем Михаилом Осипенко и его старшим сыном Михаилом, они прибыли в Китай уже на восстановленное мемориальное кладбище. Тогда Порт-Артурская икона навсегда осталась в Князь-Владимирской часовне этого кладбища. Увы, все трое уже отошли в мир иной. Старший сын иконописца Михаил, скончался 30 июля 2013 года – получив облучение от работающих локаторов на гидрографическом судне. Сам иконописец, Михаил Михайлович Осипенко, скончался в возрасте неполных 70 лет, 27 февраля 2021 года.
    После 2003 года, побывавший в Порт-Артуре образ «Торжество Пресвятой Богородицы», в декабре 2005 года поехал в Австралию, по приглашению архиепископа Австралийского и Новозеландского Илариона (ныне – митрополита Нью-Йоркского и Восточно-Американского). Сопровождал икону сын иконописца – Михаил. В августе 2008 года этот образ навсегда утвердился в Храме Христа Спасителя в Москве. Вне всяких сомнений, Господь благоволил иконописцу, а иначе, и не смог бы он получить благословение от Патриарха Московского и Всея Руси Алексия II, на прославление Порт-Артурской иконы. Случилось это 6 мая 2004 года, на богослужении в храме Георгия Победоносца на Поклонной Горе в Москве. Михаил и Андрей Савостицкий привезли тогда образ на богослужение. Узнав об этом, Патриарх вызвал иконописца в алтарь и спросил: «Чего он хочет?» Иконописец попросил благословения, ни много ни мало – пронести Порт-Артурскую икону в День Победы по Красной площади. Патриарх дал благословение. Действительно, сразу после парада Победы, образ был пронесен с молитвой по Красной площади. Вторая просьба иконописца была также дерзновенной. Михаил набрался духа и произнёс: «Ваше Святейшество, благословите меня прославлять Порт-Артурскую икону». Патриарх понимающе улыбнулся, и снова дал благословение. С того времени иконописец написал более пятидесяти списков образа «Торжество Пресвятой Богородицы». Эти иконы пришли потом во многие храмы и монастыри, не только России, Москвы и Санкт-Петербурга, но и Малороссии, Сербии, и даже Сирии.
    В отношении Сирии ситуация была крайне неблагоприятной. В 2010 году там начались активные боевые действия, поэтому президент Фонда Апостола Павла Валентина Алексеевна Ланцева, не смогла доставить икону в Дамаск. Целый год она потратила на обивание порогов сирийского посольства. Убедившись в тщетности усилий, она решила действовать по церковной линии. В начале ноября 2011 года к ней пришло благословение от Патриарха Антиохийского Игнатия IV. Через несколько дней, в осаждённый Дамаск должен был приехать Патриарх Московский и Всея Руси Кирилл. Времени на составление искусствоведческой экспертизы уже не оставалось. И тогда случилось чудо. Командир летевшего в Дамаск лайнера взял всю ответственность на себя. Икону поставили за креслом пилота. Она так и летела, стоя за креслом, освящая пространство от Москвы до Сирии. На следующий день, в Дамаск прибыл Патриарх Кирилл, а находившаяся в кафедральном соборе икона уже встречала делегацию Русской Церкви. Есть основания полагать, что именно она – Порт-Артурская Божия Матерь, сдерживает сейчас ситуацию на Ближнем Востоке.
    Аналогичным образом, Порт-Артурская икона прибыла в Крым и в Севастополь в марте 2014 года. На крымскую землю образ вошёл в день проведения Референдума о присоединении Крыма к России. А через четыре месяца, в конце июля 2014 года, образ «Торжество Пресвятой Богородицы» прибыл в осажденный Донецк. Неделей позже, другой такой же список был доставлен в Луганск. Но, самым замечательным событием явилось прибытие Порт-Артурской иконы в Киев. Вызвавшаяся привезти икону сестра Нина, поехала в Россию с надеждой на одну лишь Божью милость. Снова, как в 2011 году, времени на составление искусствоведческой экспертизы не оставалось. И снова случилось чудо. Образ «Торжество Пресвятой Богородицы» прошёл через таможни без всякой официальной документации. 13 августа 2014 года, по прибытии в Киев, икона была доставлена сразу на проходящий в Киево-Печерской лавре Архиерейский собор. На этом Соборе, новым Предстоятелем Украинской Православной Церкви был избран митрополит Онуфрий. Списки образа «Торжество Пресвятой Богородицы» прибыли затем, в Одессу, в Измаил, в храм Песчанской Божией Матери в Изюме. Есть основания полагать, что именно потому мы и не воюем сейчас с Украиной. Именно поэтому, уже семь лет держится Донбасс.
    О Донбассе же хочется сказать особо. Ибо, предыстория крестных ходов в Новороссии началась с Сербии. В сентябре 2014 года, на крестный ход в честь «Столетия Первой мировой войны», по Сербии и Республике Сербской, собрался едва не весь цвет крестоходного движения России. Здесь был атаман Императорского конвоя, генерал-адьютант Сергей Николаевич Кришталь с «Надымской» иконой Царя Николая II. Также, Георгий Берников с иконой Донской Божией Матери. Юрий Иванович Шишков тогда с иконой «Умиление» уже не ходил. Но, и он потом побывал в Сербии. Также шла по Сербии икона «Воскрешающая Русь». Автор, ещё в 2009 году возил Порт-Артурскую икону, на десятилетие бомбардировок Белграда, поэтому, и на сей раз взял с собой походный список «Торжество Пресвятой Богородицы».
    В Республике Сербской (Босния и Герцеговина), к крестному ходу присоединился местный житель. Это был человек средних лет, высокого роста, звали его Гавриилом. Гавриил был по образованию историк. Поэтому, когда автобус с паломниками проезжал через Сараево, то он попросил водителя повторить маршрут, которым следовал в июне 1914 года Наследник Престола Австрии принц Франц Фердинанд. Автобус медленно двигался по набережной реки Миляцка и крестоходцы, затаив дыхание, слушали рассказ об убийстве эрцгерцога. Ибо, после рокового выстрела сделанного Гаврилой Принципом (а рассказчика тоже звали Гавриилом), началась Первая мировая война. Чувствовалась не случайность этого проезда по месту трагедии. Теперь, иконы Божией Матери, и образ Мученика-Царя, как бы уничтожали сам корень войны, находящийся на этом месте.
    Гавриил следовал с крестным ходом до самой границы Республики Сербской. В городе Вышеград, там, где русские добровольцы вели бои за гору Заглавок, он рассказывал паломникам об истории этого края. Рассказывал и о мосте через реку Дрина. Книга сербского писателя, лауреата Нобелевской премии Иво Андрича, так и называется – «Мост на Дрине». По этому мосту турки уводили в плен маленьких детей. Эти дети потом становились янычарами.
    Именно в Вышеграде и произошла провиденциальная встреча, понудившая автора поехать на Донбасс. Первая часть крестного хода по городу закончилась в храме свт. Николая, на кладбище которого похоронены, сражавшиеся за гору Заглавок русские добровольцы. Именно в этом храме автор увидел аналойную икону Порт-Артурской Божией Матери. Впервые за весь крестный ход. Второй знак был получен в музее боевых действий 90-х годов. Здесь, брат Гавриил рассказал о русских добровольцах, а также об Игоре Стрелкове, который тогда командовал российским подразделением. В 90-х годах, Гавриил служил именно под началом Игоря Стрелкова. Во время экскурсии он поведал, что всего месяц назад вернулся из Донбасса, где тоже воевал под началом Стрелкова.
    Третий знак был получен на другой день, во время посещения Андрич-града, туристического центра города Вышеград. За обширной площадью Андрич-града, в центре которой стоит памятник свт. Петру Негошу – правителю Черногории в XIX веке, расположен белый храм святого князя Лазаря. Крестоходцы с пением молитв вошли в собор. В числе первых был внесен образ «Торжество Пресвятой Богородицы». Автор вошёл в храм, и замер от изумления. В северном приделе стояла большая, в рост человека Порт-Артурская икона. Служители собора объяснили, что этот образ недавно привезли из России. У автора больше не оставалось сомнений. Сразу по возвращении в Москву, он повёз образ «Торжество Пресвятой Богородицы» на Донбасс.
    В Новороссии побывали вскоре, и Георгий Берников с Донской иконой, и Сергей Николаевич Кришталь с иконой Царя. Хотя, ехать атаману пришлось уже с другим списком. В 2015 году «Надымскую» икону пришлось отвезти в Сергиев Посад, на реставрацию. Но, икону атаману не вернули. По приказу сверху, этот образ был удержан в храме св. Апостолов Петра и Павла.
    О том, что по возвращении в Россию могут быть скорби, Бог предупредил атамана через чудо мироточения. После того, как крестный ход вновь вошёл на территорию Сербии, образ Царя-мученика повезли в монастырь свт. Николая города Чачак. Здесь случилось неожиданное. Едва монастырский хор запел величание св. Царю Николаю, как по всей поверхности этой огромной иконы хлынуло миро. Особо сильным было мироточение из клейма свт. Николай Можайского и клейма Божией Матери «Державная». А 16 октября, когда пеший крестный ход был закончен, в храме Пресвятой Троицы города Гроцка, иконы Царя-мученика и Цесаревича Алексия снова мироточили.
    Как говорят в таких случаях – «где преизобилует благодать, там собирается и тёмная сила». Безсильная в момент действия благодати, она активизируется по-прошествии времени. Именно это и случилось в 2015 году. По приказу сверху, «Надымская» икона была удержана. Не помогли здесь ни суды церковные, ни арбитражные. И даже, когда в храм св. Ап. Петра и Павла приехал священник из Донбасса – он просил икону хотя-бы на время, чтобы доставить её в места активных боевых действий, ответ был отрицательным. Приснопоминаемый архимандрит Герман честно сказал, что он не властен изменить ситуацию, так как образ удерживается по указанию Патриарха Кирилла. Для крестных ходов по Донбассу пришлось писать другую икону, такого же размера, но с большим количеством клейм. С мая 2016 года, она неоднократно приходила в стреляющий регион, бывая порой в самых активных точках боевого соприкосновения.
    И этот, второй образ, приходя на Донбасс, тоже не раз мироточил и благоухал. Всякий раз, когда икону Царя доставляли на боевые позиции, обстрелы прекращались. А если продолжались впоследствии, то, уже с меньшей силой, и почти без человеческих жертв. Царь освятил своим присутствием почти все боевые точки Новороссии, прошёл по всем её дорогам, а потому Новороссия стоит, и потому она неодолима. В последний раз атаман Сергий Кришталь пришёл на Донбасс в июле 2020 года, когда после «ковидных» запретов, границы чуть-чуть приоткрылись. Икона вошла в ЛНР чудом. В течение пяти часов машину держали на границе, но затем, необъяснимым образом пропустили. За время пребывания на Луганщине, при подъездах иконы Царя к храмам, порой сами собой звонили колокола. Это чудо повторялось трижды. Первый раз колокол зазвонил сам собой в станице Должанской (ныне – гор. Свердловск).
    Побывал на Донбассе и липчанин Георгий Берников. С декабря 2014-го, до начала января 2015-го, Донецкая икона объезжала контролируемые ополченцами территории. Вскоре после этих объездов начался штурм Дебальцево. С Георгием автор ездил в июне 2015 года в Абхазию, на праздник муч. Василиска. В апреле 2016 года с ним же совершили молитвенный объезд Грузии. Именно этот объезд послужил толчком для пешего обхода Первого Удела Богородицы. Обходить Иверию пришлось в два этапа – в 2017 и 2018 годах. В том же 2018 году, автор присоединился к крестному ходу, который Георгий вёл на Царскую Голгофу, в Екатеринбург.
    Сколько раз приходилось ходить пешком в Екатеринбург. И с крестными ходами, и одиночным шествием. В 2011 и 2012 годах, автор принимал участие в традиционном крестном ходе, из Санкт-Петербурга на Царскую Голгофу. Александр Литвинов, в прошлом кадровый военный, возглавляет это шествие с 2006 года. Начинается крестный ход всякий раз в конце марта. Заканчивается в конце июля. Цель же этих крестных ходов – Покаяние. То Покаяние, которое только и может спасти Россию.
    Было совершено много длительных крестных ходов, под руководством таких замечательных пастырей, как схиигумен Агафон – Тихоно-Лухский мон-рь, прот. Александр Петропавловский – Пермский край, прот. Геннадий Беловолов – Санкт-Петербург. Из числа мирян, это: Андрей Бардиж – Москва, Юрий Шишков – Курск (ныне – с. Локоть), генерал-адьютант Сергий Кришталь – Кубань, Георгий Берников – Липецк, Сергей Ракутин – Курская обл., Александр Литвинов – Санкт-Петербург, Михаил Рубцов – Нижний Новгород, Леонид Симонович – Москва, Виталий Даниленко – Магадан, Татьяна Дубинина – Волгоград, Сергей Петров – Москва, сестра Нины из гор. Измаил, брат Олег из Днепропетровска, Сергий из Николаевской обл., Михаил из Луганска, Олег и Александр из Донецка, Сергей Новаковскмий и брат Пётр из Макеевки.
    Нельзя не отметить и таких крестоходцев-ветеранов, как Павел Денисов из Тверской области, Вячеслав Макаров из Орла, Вячеслав Шумаков из Курской области, Валерий Афанасьев из Мари Эл, Вячеслав и Сергий Резниковы из Краснодара, Андрей Богданов из Иркутска, брат Вениамин из Верховажья, Владимир Попов и брат Николай из Липецка, Андрей Мельник и Галина Шабашова из Москвы, Василий Кухарь – Гатчина, Владимир Знахур – Санкт-Петербург, Павел Застрожнов – Иваново, Георгий Чубовский и Наталья Боровик из Самары, ныне живущий в России Николай Драгомир, певица Елена Тарасова (ныне – Хмельницкая обл.) автор-песенник Александр Бражник из Одессы, Елена – Днепропетровская обл., Алексей из Запорожья, брат Федор из под Винницы. Из Белоруссии – Вера Романовна Перепелица. Особо – странник Всея Руси Николай, пять раз, с иконой «Аз есмь с вами и никтоже на вы», объехавший на велосипеде необъятный континент России.
    Оказали помощь крестоходцам: в Грузии – Меркурий и Геннадий Хурцидзе, и все их родственники; архимандрит Алексий, иером. Константин, и мон. Георгий; в Сухуми – Анна и Валерий Желтковы; в Цхинвале – ополченец Алан и священник Иаков; на Донбассе – в Донецке, братья Олег и Александр, брат Валерий; в Макеевке, брат Пётр, сестра Ксения, депутат Сергий и воин Андрей; в Харцизске – воин Александр; в Горловке – брат Юлиан; в Луганске – Михаил, Антон, Игорь; в Алчевске – брат Олег; в Свердловске (стан. Должанская), Алла и Галина; также, особо, священники – Владимир, Борис, Мирон, Сергий, Василий, Олег, Павел, Валерий, Алексий, Александр... Многие архиереи, священники и монахи Триединой Руси, приходили крестоходцам на помощь. В памяти остались также имена сербов – Миленко Милошевича, Милана Самарджича, Петра Перановича, Драгана Симича. Всех же мирян, как в России, так и в других Славянских республиках, не перечесть.
    Вместе с ними, должно вспомнить и ныне покойных – Андрея Савостицкого из Царского Села, Владимира Калентьева из Нижнего Новгорода, Александра Канышева – проползшего в 1995-96 гг. на коленях от Дивеево до Сергиева Посада, иконописца Михаила Осипенко и его сына Михаила – гор. Покров, Александра Петухова из Челябинской области, Дмитрия Рахмангулова из Орла, Сергия Мурина из гор. Крымска, Сергея Прохоровича и Леонида Шушарина из Одессы, Игоря Смыкова – начальника войсковой миссии России, схиигумена Агафона (Чеснокова), и ещё, братьев Александра из России и Владимира из Малороссии. Каждый из них достоин отдельных глав в книгах, а каждый крестный ход – отдельных летописей. Все эти люди много поработали для России, для Церкви, для Грядущего Русского Самодержавия. И все они не жалели здоровья и сил, ради исполнения благословения Великих старцев – «Россия спасется крестными ходами». Потому что, они воины духа. Они крестоносцы. Они – несущие Крест. 
 

    Октябрь 2019 г. - март 2021 года.




ССЫЛКИ:

[1] - Константин Козлов, «Перед битвой». «Духовные стихи», Вологда. 2013.

[2] - Константин Козлов, «Крестоносцы». Там же.

[3] - Константин Козлов, «Война». Там же.

[4] - Николай Боголюбов, «Шанс». «Небо над болью», Москва. 2016.

[5] - Николай Боголюбов, «Сим победиши». «Русский Орден», изд. «Долой зло!» Китеж-Град. 2019.

[6] - Николай Боголюбов, «Русский Орден»; «Русский Орден», изд. «Долой зло!» Китеж-Град. 2019.

[7] - Николай Зиновьев, «Я русский».

[8] - Валерий Афанасьев, «Крестный ход», гор. Волжск, 2005 г.

[9] - Николай Боголюбов, «Последнее слово за нами». «Небо над болью». М. 2016.

[10] - Николай Мельников, «Я вернусь». «Русский Крест», изд. «Царское Дело». С-Петербург. 2012.

[11] - Александр Судогодский, «Есть мир добра». «Мещерские раздумья», изд. «Аркаим». Владимир. 2019.

[12] - Николай Боголюбов, «Рябины красный крик». «Русский Орден», 2019. 

[13] - А. Сороковиков, «Богомолие сердца». «Время собирать камни», Владимир, «Аркаим». 2017.

[14] - Александр Судогодский, «Если завтра меня найдете». «Мещерские раздумья», изд. «Аркаим». Владимир». 2019.

[15] - Николай Боголюбов, «Всё в порядке». «Русский Орден». 2019.