Сон-трава, 5с

     Вагон метро, мерно покачиваясь, мчался во мраке туннеля. Освещенные светом из окон, наперегонки с поездом, змеясь, бежали черные провода. Пассажиры сидели, уткнувшись в свои смартфоны, но некоторые стояли, хотя несколько мест пустовало. Я тоже стоял, прислонившись к двери, несмотря на грозную надпись на стекле.
     — Что вы на меня так смотрите?
     Поначалу я даже не понял, что вопрос адресован мне, поскольку мысли мои были далеко. Действительно, не осознавая того, я несколько минут смотрел на женщину, стоявшую напротив меня, пожалуй, до неприличия пристально.
     — Простите, — извинился я, отведя взгляд. — Просто вы похожи на одну мою знакомую…
     Женщина усмехнулась, приняв, видимо, мой ответ за банальный способ знакомства.
     — А я уж подумала, вы осуждаете, что я без маски.
     — Я сам ее не ношу, как вы заметили.
     Та, кого мне напомнила эта незнакомка, на самом деле старше ее лет на двадцать. Но уже год как ее нет. Причиной ее ухода стала онкология, а не пресловутый ковид, но из-за этого чертова локдауна я даже не смог с ней проститься. Да и узнал я о ее смерти случайно, от знакомых, потому что не общались мы очень долго. Много-много лет…
     — Станция «Алексеевская», — объявили громкоговорители.
     Моя попутчица, направилась к выходу. Когда двери открылись, она обернулась и посмотрела на меня с мимолетной улыбкой. Я даже принял эту улыбку за приглашение следовать за ней, но слишком долго раздумывал.
     — Осторожно, двери закрываются! — проговорил строгий голос, словно повелевая остаться на месте.
     Поезд тронулся, а я смотрел сквозь окно на спешащих людей, чтобы еще раз увидеть свою незнакомку, идущую по платформе. На мгновение, через оконное стекло, наши взгляды снова встретились…
    
     Ту, которую мне напомнила эта попутчица, звали Марина. Мы познакомились с ней довольно юными, мне было семнадцать, ей девятнадцать. Между нами была только дружба, которая бросила зерно в мою душу, и это зерно дало всходы любви. Мы ходили в гости друг к другу, слушали музыку, назначали свидания, наносили визиты знакомым. Я привыкал и хотел, чтобы мы всегда были вместе, но открыть ей свое крепнущее чувство никак не решался. Мне казалось, что скоро всё разрешится само собой, я был уверен в ее ответной любви, даже некоторые случайные фразы расценивал как намеки. Она ласково обращалась ко мне, нежно сокращая мое имя, что я принимал за проявление симпатии.
     — Ой, смотри, Санни, какая прелесть! Знаешь, как называется этот цветок? — спросила она меня как-то апрельским днем, когда мы гуляли в Ботаническом саду.
     Из пожухлой прошлогодней травы пробивался лиловый колокольчик на крепкой пушистой ножке.
     — Нет, не знаю.
     — Это пульсатилла или прострел. А в народе его часто называют сон-травой.
     Ее интересовала биология, а я больше был увлечен техникой.
     — А почему сон-трава? От нее можно уснуть?
     — Не знаю. Вообще, эти цветы ядовиты. Но их сок использовали для заживления ран.
     А потом она посмотрела в прозрачное голубое небо и указала на пролетающий самолет.
     — Это реактивный?
     — Конечно. Видишь, шлейф за ним тянется.
     — Красиво. Вот за летчика я бы пошла…
    
     В летном училище я не прошел медкомиссию —  не смог прочитать последнюю строчку в таблице. Но все равно я связал свою судьбу с небом, в надежде хоть частично выполнить ее условие. Да, между нами была только дружба. С ее стороны. А я ее любил. За что? Сам не знаю. А разве любят за что-то? Скорее вопреки чему-то.
     Я окончил институт инженеров гражданской авиации и добился, в конце концов, что меня взяли в экипаж Ту-154 бортинженером. После первого полета, я назначил ей свидание. Я пришел в аэрофлотовской форме — тогда это была единственная в стране авиакомпания, — набрался храбрости и сделал ей предложение. Марина улыбнулась, едва сдерживая смешок, и поцеловала меня в лоб (мы с ней почти одного роста, а она была на каблуках).
     — Глупый…
     — Я не понял, ты мне отказываешь?
     Она отвернулась и с минуту молчала.
     — Зачем я тебе?
     — Я тебя люблю.
     Марина опять помолчала недолго. Потом сказала:
     — Нет. Ты не меня любишь. Ты мечтатель, Санни. Ты любишь ту, которую придумал во мне.
     Это была предпоследняя наша встреча, последняя случилась лет через десять.
    
     Марина вышла замуж. Не за летчика, за биолога. Это было зимой. Я почти месяц переживал по этому поводу, впал в тоску и депрессию, стал рассеянным. Хорошо, что в это время наш экипаж отправили в отпуск. Мы всегда отдыхали в осенне-зимний период — лето в гражданской авиации самая жаркая пора, в полном смысле слова.
     Шли годы, а я оставался один. Я не мог забыть Марину. Хотя бывало, что зимой у меня появлялась подружка. Но наступал апрель, и на прогулке в парке я указывал на цветок сон-травы и спрашивал:
     — Знаешь, как называется этот цветок?
     И даже если подружка отвечала, что это прострел, я усложнял задачу:
     — А по-латыни?
     Обычно такой экзамен моя новая пассия не выдерживала.
    
     Мы летели из Москвы в Адлер. После набора высоты я вышел в салон. Ее место было в третьем ряду сразу за бизнес-классом. Возле иллюминатора сидел мальчик лет девяти, посередине лысоватый мужчина с газетой в руках, Марина возле прохода. Увидев меня, она тут же приложила палец к губам, глазами указав на мужчину. Я все понял: мы не знакомы. Ее муж был страшным ревнивцем.
     Эта случайная встреча была у нас последней.
    
     В сорок лет меня все-таки списали на землю — зрение еще немного ухудшилось. Да и флот авиакомпании стал пополняться «боингами» и «аэрбасами», где в экипажах бортинженеров не предусмотрено. Отслужив в авиации свои положенные двадцать лет, я ушел на заслуженный отдых. От скуки стал заниматься литературным творчеством, однако написать что-то стоящее не получалось. Да я и не гнался за славой, достаточно было того, что у меня появились читатели в интернете. Находились и критики, мы спорили об авиации, о самолетах и хорошо, что виртуально, в реале наверняка дело дошло бы до драки.
     Я так и жил бобылем, решив, что обзаводиться семьей уже поздно. С Мариной мы больше не виделись. Какие-то слухи о ней я получал от наших общих друзей. Впрочем, она не встречалась не только со мной, ей лишь изредка удавалось поболтать с подругой по телефону. Ее муж был истый Отелло. Свою науку он бросил и занялся каким-то бизнесом, кажется, импортом фруктов и овощей. Марину он держал практически взаперти, не позволяя ей встречаться даже с подругами. Постоянно проверял ее контакты в телефоне и в соцсетях. Похоже, он ревновал ее даже мертвой, именно поэтому устроил прощание в узком семейном кругу, а вовсе не из-за пандемии.
     В тот день, с которого я начал свой рассказ, я ездил в гости к приятелю. Поехал на метро, чтоб не стоять в пробках, да и вообще, чтобы позволить себе немного расслабиться коньячком во время душевного разговора. Мы помянули Марину, он тоже ее хорошо знал, а возвращаясь домой, мне вдруг показалось, что я вижу ее в вагоне метро. Нет, точного сходства, конечно же, не было. Просто похожий цвет волос и похожий цвет глаз, такой же овал лица, такая же привычка поправлять непослушный локон.
     Всю ночь я не спал. В памяти одна за другой воскресали картины наших встреч с Мариной. А ведь я почти начал ее забывать, особенно за этот последний год, когда осознал, что ее уже нет. Но та незнакомка напомнила мне её, напомнила юной, такой, с какой мы с ней встретились и расстались… «Нет. Ты не любишь меня…» А может, она была права? Может я придумал эту любовь и зря терзал себя все эти годы?
    
     На следующий день к вечеру я спустился в метро. Станция «Алексеевская», вчера она вышла здесь. Быть может, она каждый день выходит на этой станции в это самое время? Я ждал полчаса, вглядываясь в лица прохожих, и, наконец, увидел ее. Она улыбнулась. Узнала?
     — Вы?
     — Да. Можно вас проводить?
     — Только недолго. Мне надо забрать дочку из детского сада.
     Дочку… Замужем?
     Мы стояли на эскалаторе лицом друг к другу, она на ступеньку выше, спиной по ходу, я снизу вверх смотрел на нее. Да, очень похожа. Бывают же совпадения в природе. А может, реинкарнация? Я становлюсь мистиком? Или схожу с ума?
     — Что, что, простите? — я опять задумался и не расслышал, что она говорит.
     — У меня совсем немного времени. До детского садика четыре остановки на автобусе. Там мы расстанемся. Хорошо?
     Мы вышли из вестибюля метро в апрельское непогодье. Шел снег.
     — Была бы погода хорошая, — сказала незнакомка, — можно было бы пройтись пешком. А в такую мерзость не хочется. Пойдемте на автобус.
     — Не надо автобус, у меня машина.
     Я приехал к метро на машине (слава богу, нашел место припарковаться), в надежде, что если встречу свою незнакомку, увезу ее куда-нибудь. Хоть в тундру, хоть на край света. Но дочка есть дочка. Когда я еще лелеял надежду, что Марина примет мое предложение, я мечтал, что у нас будет дочка. Похожая на нее. И я буду заплетать ей косы, дарить куклы, покупать нарядные платьица.
     — Как вас зовут? — спросил я. — мы так и не познакомились.
     — Уля. Ульяна. А вас?
     — Александр. Саша.
     — А сколько вам лет?
     — О, если я вам скажу, вы убежите.
     — И все-таки?
     — Пятьдесят шесть.
     — А выглядите моложе. А мне тридцать шесть.
     — Могу вам сделать ответный комплимент. Я думал, вам нет тридцати. Где ваш садик?
     — На Маломосковской. Это совсем недалеко.
     — Я знаю.
     — Так вы говорите, Саша, я вам напомнила вашу знакомую?
     — Да… Немного.
     — Неразделенная любовь?
     — Типа того.
     — Вы мне о ней расскажете?
     — Нет смысла. Это все уже в прошлом.
     — И вы неженаты?
     — Нет. Никогда не был.
     Я хотел спросить; «А вы замужем?», но не стал. Зачем? Пусть пока она остается для меня загадочной неизвестной.
     — Вот тут во дворе детский сад. Остановите, я здесь сойду.
     — Может вас с дочкой подвезти к дому?
     — Не надо. Наш дом совсем рядом.
     — Давайте еще с вами встретимся.
     — Ну что ж. Запишите мой телефон. Саша. Договоримся.
     Мне не понравилось, как она выделила слово «Саша». Получилось с сарказмом, словно бы обращаться ко мне надо не Саша, а Александр Иванович.
     На другой день я позвонил, чтобы договориться о встрече.
     — Давайте в пять, — ответила Уля. — Там же.
     «Там же» я так понял — на «Алексеевской». Я спустился вниз и ждал ее у входа на эскалатор.
     — За дочкой? — спросил у нее, когда мы встретились.
     — Нет. С мамой договорилась, сегодня она ее заберет. Вы на машине? Поехали в Ботанический сад?
     Это место было памятно мне — там мы часто гуляли с Мариной. Погода наладилась, апрель вспомнил, наконец, что он не февраль. Мы бродили по дорожкам дубравы, я держал Ульяну за руку. Вдруг она остановилась и наклонилась к прошлогодней листве.
     — Ой, смотрите, Саша, какая прелесть! — она сдвинула пожухлые дубовые листья, под ними оказался лиловый цветок. — Это же пульсатилла! Прострел! Его сок в древности использовали для заживления ран.
     — Да, я знаю. Народное название — сон-трава.
     — Вы разбираетесь в ботанике?
     — Не совсем.
     И в это время над нами высоко в небе пролетел самолет, оставляя за собой белый шлейф. Уля из-под руки посмотрела на него. Ну просто дежавю какое-то. Еще спросит сейчас: «Реактивный?»
     Она не спросила, но стала задумчивой и грустной.
     — Мой муж был военный летчик. Три года назад он погиб. В Сирии…
     Я молчал. Не знал, что сказать. Выразить сочувствие? Соболезнование? Но Уля взяла меня за руку, и мы пошли дальше.
     — А вы кем работаете?
     — Никем. Я на пенсии.
     — Как? Вам же еще до пенсии десять лет по новым законам.
     — Успел. Есть профессии, где пенсия положена раньше. Я ведь тоже в какой-то степени был летчиком. Не пилотом, но членом экипажа.
     — А знаете что? Поедемте ко мне пить чай?
     — С удовольствием!
    

    
с.Жаворонки
2021г.