Агнис, 2 глава

II
-Вам надо поесть. Вы выглядите ужасно изможденным.
Агнис озабоченно нагибается над разлегшимся на столе, лицом вниз, парнем. Ее голос даже не удивляет молодого сторожа. Оторвав лицо от прилипшего к нему листа послужившего временной подушкой дневника, он с грустью улыбается вернувшейся, из ниоткуда, девушке.
-Ты даже не понимаешь, что здесь происходит. - тихим голосом говорит он ей.
Что-то дрогнуло в больших глазах олененка. С мгновение она смотрит на него, как на сумасшедшего.
-“Но я и есть сумасшедший раз вижу того, чего нет. Это уже не просто сны.” - думает он, все также ласково улыбаясь ей.
-Вы просто очень устали. - отстраняется она, не выдерживая пристального взгляда глубоких черных глаз. Отворачивается к нему спиной. - Я должна извиниться. - добавляет она, повернувшись своим, чуть наклоненным книзу, профилем. - Выбежала, как полоумная, на улицу. У меня такое бывает, вы не обращайте внимания. - уголок губ чуть приподнимается в усмешке. - Теперь такое часто со мной будет случатся. Говорят ведь, что беременным свойственны резкие перепады настроения.
-Вы не беременны. - почти про себя шепчет сторож.
-На вид и не скажешь, правда ведь? - все же расслышав шёпот улыбается девушка. — Это потому, что у меня еще очень ранний срок. Два месяца. Да и с переездом и со всем связанным с этим стрессом я начала сильно худеть. С беременностью обычно набирают вес, а мы наоборот - опускает обе ладони она на плоский живот, - весим на килограмм меньше от нормы.
-“Вы мертвы.” - сказал сторож про себя, но при этом ему показалось, что узкие плечи Агнис вздрогнули.
-Вам нельзя так изнурять себя. - вдруг изменившимся в строгий голосом проговаривает она. - Если Сирилу нужно, чтобы вы написали его историю, вам нужно от времени и отдыхать. Я отошла на минуту, - уголком глаз указывает она на исписанные мелким почерком листья дневника, - а вы уже столько успели написать. Но пора уже и позавтракать. Если честно, я и сама была бы не прочь перекусить. Есть ли где-нибудь поблизости закусочные?
-Вы ничего не понимаете. - говорит еще тише сторож, но послушно поднимается со стола.
Все тело его отекло от сна в неудобном положении. Вернувшись после безуспешных поисков Агнис в сторожку, он сразу принялся писать об этом случае в дневник и сам не заметил, как от собственных эмоций и переживаний стал описывать совершенно чужие. Пролистав последние записи в дневнике, он только убеждается, что, перейдя в транс, начал от лица Агнис описывать день первой их с Сирилом встречи. По каким-то причинам это дата была очень важна для обоих призраков.
-“Призраки. - с печалью думает он, пока Агнис суетливо собирается на выход, накидывая на себя пальто и натягивая длинные узкие сапоги на ноги. - Она тебе только кажется.” - пытается убедить он себя.
Впрочем, это не мешает призраку заставить встать и одеться и парня. Позабыв насовсем об обходах кладбища и даже не заперев за собой сторожку, он выходит вместе с ней за ржавые ворота. Ведя проголодавшегося гостя из загробного мира в местный фастфуд, он ступает в молчании, ощущая себя как в каком-то тумане. Но к счастью и девушка не молвила ни слова за всю дорогу. Зайдя в первую приглянувшуюся точку фастфуда Агнис, как самая живая девушка, принимается за заказанный чизбургер, и обнаруженный в ней завидный аппетит становится приятным сюрпризом для нее же самой. Свежая булочка с многослойной начинкой настолько увлекает ее внимание, что она не замечает подозрительных оглядок своего спутника за все время трапезы. А сторож тем временем старался убедиться не видят ли ее и другие посетители пункта быстрого питания. Но, как ни странно, никто не выказывал удивления, ни когда он заказал два набора обеда, ни даже тогда, когда он занял столик на двоих. И только теперь некоторые люди с улыбкой поглядывают на то, с какой жадностью расправляется Агнис со своей порцией обеда. С ошеломляющей ясностью до сторожа начинало доходить, что девушка перед ним живая, из плоти и крови, поскольку она ест как динозавр и это и забавляет других. Он уже думает рискнуть остановить кого-нибудь и спросить, какого цвета блузка у его спутницы, как вдруг она, съев свой обед до последней крошки, сама подзывает официанта и просит принести ей на десерт самую большую порцию мороженного. Официант с любезным видом выслушивает ее и приняв заказ уходит.
-Похоже я действительно проголодалась. - невинно улыбается она, а потом с недовольством замечает. - Ты даже не попробовал свой бургер! С тобой все хорошо? Ты бледен как мел.
Парень с отстраненным видом кивает и осторожно пробует откусить от бургера кусок. Лицо девушки при этом расцветает в улыбке. В невинных глазах ее пляшут смешинки.
-Что? - сконфуженно улыбается он ей, осуждая себя за чрезмерно поспешный вывод о несуществовании в физическом мире той, которая, насытившись, теперь довольно улыбается ему.
-Да ничего. Просто поняла, что до сих пор не знаю твоего имени.
Кусок от бургера застревает в горле. Отвернувшись, он сгибается в таком сильном кашле, что глаза застилают слезы.
-О боже, ты в порядке? - слышит он отодвигающийся с ее стороны стул и рукой просит ее не ставать.
-Все, все хорошо. - осипшим голосом проговаривает он, возвращаясь на место.
Но все также вопрошающий взгляд Агнис говорит ему о другом - все плохо. Во всяком случае, будет плохо.
И почему только люди взяли за привычку при знакомстве в первую очередь спрашивать именно об имени человека? Сколько еще бед и горя принесет ему эта ужасная традиция называться именами, которыми не всегда правильно одаривают при рождении? Ну, на самом деле родители в день появления на свет Айым даже не знали, какое дать имя своему первенцу. Они сильно ждали сына, что были приведены в замешательство рождением не того, чего так желали. Но дело выручил соседский мальчик, который и назвал нежданную девочку Айым.
Айым большую часть своей жизни страдала из-за своего имени, такого же звучного и нежного, как и смысл, который оно в себе таит. На кыргызском языке слово “айым” значит “госпожа”. Поэтому нет ничего удивительного в том, что после шестого класса одноклассники девочки, (начавшей формироваться, но в диаметрально противоположную от своих одноклассниц, сторону,) обращались к ней уже не иначе, как по ужасному прозвищу: Мырза (“Господин”). Вспоминая впоследствии свои школьные годы, Айым решила, что именно с этого прозвища все началось.
Самая высокая, не только среди девочек, но и среди мальчиков в классе, угловатая, с ломающимся глухим голосом и еле заметно проступающим на тонкой шее кадыком, Айым чувствовала, как со временем отношение окружающих к ней стало меняться. От природы слишком застенчивой и замкнутой, у девочки этой и прежде было немного подруг. Но с привязавшейся к ней новой кличкой от нее отвернулись все. Даже учителя испытывали к ней скрытное, но не от глаз Айым, презрение. Взрослые, во главе собственной мамы Айым, постоянно третировали ее за несоответствие другим, относя это к простому упрямству вредного ребенка. И особенно те древние на вид, но в действительности очень проворные апа (бабушки), которые осаждают по обычаю все скамейки айылов и городских дворов, любили ловить в свои цепкие ручища девочку и отчитывать за те изменения, которые не зависели от воли ее. Ни в школе, ни во всей деревне никто не смел открыто притеснять странную девочку. Ведь все выросшие в ней знали друг друга с малых лет. Но одиночество ее угнетало и послужило причиной многих бесшумно пролитых ночами в подушку слез девочки.
В период этих изменений произошло еще одно тяжелое событие: от внезапного сердечного приступа умер отец. Айым даже не сомневалась в причастности метаморфоз своей внешности к его преждевременной кончине. Так что к горю по утрате родителя примешивалось еще и чувство вины.
Отец ее был по национальности русским, а мать кыргызской. Поэтому интернациональная чета произвела на свет детей с оригинальными сочетаниями внешних черт. И самой прекрасной, как нежный цветок белой лилии, была старшая дочь Айым. С иссиня черными кудрями, с томно-завивающимися длинными ресницами больших черных глаз на белоснежном лице, она была самим ангелом в человечьем обличье. Пока в подростковом возрасте за нее не взялись причуды природы.
Настоящие же проблемы проявились в седьмом классе. До этого изменения в Айым, как и было принято по всеобщему согласию, игнорировалось обществом айыла и школы. Однако ко всеобщему возмущению, Айым не только переставала внешне походить на девочку. Но даже хуже. Айым превращалась в юношу, и необыкновенно красивого юношу. И если раньше ее доставали своими насмешками и обидными прозвищами одни лишь мальчишки, а, наученные поведением взрослых, девочки предпочитали не замечать ее, то в обличии белоликого юноши с томными глазами она уже не давала покоя никому. Мальчики, прямо говоря, побаивались своей странной одноклассницы. И за постоянными шуточками на деле таился дикий страх. Для любого одноклассника Айым не было худшего наказания чем быть принужденным сидеть с ней за одной партой. Помимо ужаса прослыть парнем этой неандерталки, (еще одно прозвище Айым), мальчики буквально боялись коснуться ее. Словно прикосновение к гладкой белоснежной коже грозит заражением неизвестной болезни.
Перейдя из седьмого в восьмой класс, Айым в своем привычном одиночестве стала все чаще замечать, как одна за другой, за ней неотрывно следят, преимущественно женские, глаза. Количество глаз следивших, а вместе с ними и непонятных затаенных вздохов за спиной, множилось вместе с тем, как в теле и лице Айым все заметнее проявлялись мужественные и одновременно утонченные черты, а голос приобрел приятный баритон. К девятому классу в высоком и стройном юноше с черными кудрями не осталось и следа от ангела из детства. Хорошо еще, что никто не подозревал о потенциальном украшении тонкого, белого лица в виде густых усов и пышной бороды. Айым еще при жизни отца научилась сбривать тайком от матери неугомонную растительность на лице. Это было одним из немногих полезных вещей, которому научил ее отец и, как общая тайна родителя и ребенка, немного сближал их. Вспоминая о том, Айым часто грезила, как сложилась бы судьба, если бы отец ее остался жив.
Если злое шушуканье одноклассниц становилось с годами и громче, и язвительнее, то с парнями повзрослевшая Айым почти что ладила. Они постепенно привыкали и научились принимать ее в новом виде. Страх почти что ушел, и остались лишь шуточки. В большей мере дружески подтрунивающие. Но если страх и мог отступить, то тайное обожание, которое разжигал в девичьих сердцах темный взгляд из-под длинных ресниц, могло деформироваться лишь в лютую ненависть. Девушкам была ужасна одна мысль возможности неестественной симпатии к странной однокласснице, и они предпочитали скрывать ее под общей враждебностью. Случись “Мырзе” пройти в коридоре мимо группы девочек и полные злобы взгляды испепеляли изящную спину своего тайного пленителя. Ядовитый смех женских голосов неотступно следовал за ней. Едкие замечания ранили сильнее обзывательств и прозвищ. Айым выдержала все: одиночество, насмешки, страх. Но вынести злобу женских сердец она не смогла. Потребовалось несколько недель бойкотирования школы, прежде чем мама Айым, до этого предпочитавшую закрывать глаза на проблемы дочери, сдалась на мольбы и они всей семьей переехали из айыла к брату отца. Но переезд к родственникам в город только усугубил ситуацию. Хотя, возможно, именно жестокость городских детей заставил отступить мать Айым и окончательно признать наличие проблемы. И после того случая, когда мальчишки погнали, кидаясь бомбочками в, как им показалось, гомосексуала в женской школьной форме, мать больше не требовала от нее “одеваться, как девочка”.
-Ты выглядишь действительно плохо. - вырывает из воспоминаний тревожный голос Агнис.
Ей уже принесли в огромном стеклянном сосуде двойную порцию мороженного. Сверху лакомые шарики заманчиво покрывает шоколадный сироп, увенчанный на верхушке классической вишенкой. При виде такого у сторожа уныло бурчит в желудке. Напоминание о голоде заставляет его откусить еще кусочек от бургера. Медленно разжевывая тянущуюся, как резина, котлету, он и сам не сознает, что таким образом просто пытается оттянуть момент, момент признания. Реакция людей и еще больше расспросы их, обыкновенно следовавшие после представления настоящим именем, делали из каждого знакомства невыносимую муку. Поэтому-то и знакомств с новыми людьми он по возможности избегал. К одиночеству изгоя он давно привык и только вынужденный в некоторых крайних обстоятельствах называть имя свое, он вновь и вновь переживал бурю неприятных эмоций. Конечно же он тайно помышлял поменять имя при получении паспорта, и после своего шестнадцатилетия даже начал подыскивать себе новое, мужское имя. Но от этой идеи пришлось отказаться. Потому что остававшийся по прежнему женским, обозначенный в паспорте пол в сочетании с мужским именем вызывал бы еще больше вопросов чем прежде. Изменить пол по паспорту можно было лишь, как узнал он в интернете, с изменением гендерного статуса. А эту мысль Айым тут же погнала от себя, как нечто греховное и страшное.
-“Сейчас она снова спросит как меня зовут, и придется ответить. Сказать ей правду? Нет. Ни за что. Но и врать ей, как вру старику смотрителю, тоже нельзя. - подумал он, поглядывая на с аппетитом уплетающую десерт за обе щеки Агнис. - Ей врать ни в коем случае нельзя.”
Наблюдая за ее усердием, он и сам потихоньку начинает есть.
-Давно я уже так не ела! - со смехом восклицает Агнис, когда они уже выходят из закусочной.
Заметив, что сторожу не хотелось называть свое имя, она со свойственной ей тактичностью не стала больше спрашивать его об этом. Хотя в сердце у нее залегло чувство тревоги. Шагая вместе с ним назад, в кладбище, она не могла дать себе отчета в своих действиях, но и отступать теперь ей казалось невозможным. Погода выдалась по-весеннему солнечной и после сытного обеда они медленно идут вдвоем по довольно пустынной дороге к кладбищу. Вдруг шагавший впереди сторож внезапно останавливается и обернувшись лицом к девушке робко, сбивчиво, проговаривает:
-Я... Я так и не назвал тебе... Меня зовут, мое имя ... Айым.
Лицо Агнис замирает и проступившие в ярком свете солнца тени под глазами старят ее. Внимательно и спокойно смотрит она, глаза в глаза, а потом ее губы с видимым усилием размыкаются. Слегка хрипловато, она произносит:
-Мне кажется, мы с вами похожи.
-Мы? Похожи? - горько рассмеивается сторож. - Посмотрите на себя! Вы прекрасны, у вас узкие плечи и маленькие ножки, и ручки маленькие, а я, рядом с вами...
Брови девушки хмурятся, а тени под глазами ложатся еще резче. Но она продолжает:
-Вы тоже прекрасны. Настолько, что мне трудно долго задерживать взгляд на вашем лице, как будто на солнце смотрю.
Слова Агнис приводят его в остолбенение. Довольная произведенным эффектом, она проходит вперед мимо него.
-Так вы идете, сторож?
-“Снова она ко мне так обратилась.” - с раздражением думает он, хотя на губах его мелькает улыбка. - Иду.
Но на его ответ никто не отзывается. Растерянно оглядываясь по сторонам, сторож обнаруживает, что находится на дороге один. Агнис снова исчезла.