Снег

Наша деревня в те времена была довольно глухой и труднодоступной. Дорога от города была такая, что посередине росли камыши.


 Осенью не только машины не могли проехать, даже трактора застревали.


 Из Москвы до деревни можно было добраться на поезде, но ходил он один раз в день. Поезд приходил в пять утра и стоял две минуты.


 Станция была в лесу, и идти нужно было ещё три километра пешком по лесам и полям. Летом это было приятно и радостно — не очень далёкая пешая прогулка по неописуемо красивым местам.


Дело было в начале октября. Муж с дочкой жили в деревне, а я поехала в пятницу к ним на поезде.


 Как всегда, набила огромный рюкзак: детское питание в стеклянных банках, фрукты... Но я бодрая, спортивная — своя ноша не тянет.


Когда я садилась в поезд, была ещё золотая осень. А ночью началась буря, переходящая в метель.


 И вот в блёклых предрассветных сумерках поезд остановился, проводница открыла мне дверь:
— Батюшки! Да на улице зима — всё замело снегом!


Никакой платформы на нашей станции никогда не было. Все просто спрыгивали с подножки на тропинку вдоль путей. Я спрыгнула и оказалась по пояс в снегу.


— Стоянка две минуты! Я двери закрываю!


Поезд уехал. Оглядевшись вокруг, я поняла: никто больше не приехал. Я была совсем одна на станции.


 По пояс в снегу, с тяжеленным рюкзаком. Ночная стихия повалила берёзы. Они упали поперёк, перегородив всю дорогу до леса в нескольких местах.


Снег успел подтаять и покрылся настом. Сначала надо было проломить ледяную корку, только потом сделать шаг.


 Мне казалось, что сил не хватит пробиться даже до первой упавшей берёзы.


 О том, чтобы дойти до дому, страшно было даже думать:
— Одна. В темноте. За три километра от деревни!


Каждый шаг давался с неимоверным трудом. Охватило отчаянье. Хотелось бросить рюкзак, свернуться клубочком в сугробе и плакать.


 Но меня очень ждали муж и дочка. Стиснув зубы, я продолжала прорываться через снежную целину.


Как торила в снегу тропинку, как перелезала через берёзы — ничего этого я не помню.


 Сил, моих физических сил, на это хватить не могло. Но у меня была энергия, огромная энергия любви, которая позволяла стремиться вперёд даже за пределами человеческих сил.


Уже светало. Но, оказавшись у леса, я увидела, что там совсем темно.


 Пробираясь через темноту леса, я вспоминала всех героев, ползших до меня по снегу за пределами возможного: Алексея Маресьева, Павку Корчагина, женщину-корреспондента из какого-то фильма про войну…


Чтобы от станции дойти до деревни, нужно было пройти лес, потом — через поле, спуститься в лощину и снова подняться через ещё одно поле к краю деревни.


Когда я наконец выбралась из леса, перчатки мои насквозь промокли, джинсы покрылись ледяной коркой, а вес рюкзака в моём воображении приблизился к двумстам килограммам.


 Невероятным усилием воли я заставляла себя делать шаг за шагом по мокрому снегу:
— Правую! Теперь левую! Ещё раз правую!


Я буквально не чувствовала ни рук, ни ног. И второе, и третье дыхания у меня уже давно иссякли.


 Было такое чувство, что ещё немного и — всё: следующий шаг сделать сил уже не хватит.


Но всё-таки я сделала этот самый шаг — на самую кромку перед спуском. Передо мной открылся вид на остаток пути: лощина, подъём, а там уже сияет фонарями край деревни, и видна расчищенная дорога.


— Позади километр, а впереди — ещё два.


До сих пор не знаю, какие найти слова, чтобы описать все те чувства, которые охватили меня одновременно.


 Неистовая радость, безграничная нежность, безмерная благодарность — все они слились воедино во всепоглощающем чувстве.


  В лощине, буквально в нескольких метрах от меня, я увидела  мужа, который прокапывал в снегу дорогу  мне навстречу.


Я почувствовала такой небывалый прилив энергии! Меня просто захлестнули эмоции: я кричала, смеялась и плакала одновременно.


 Забыв о рюкзаке за плечами, я прыгала и махала руками.


Муж радостно смеялся и салютовал деревянной лопатой для снега:
— Привет! А мы тебя встречаем! Ничего себе, куда ты дошла! Я думал, будешь ждать на станции.


Снегопад закончился под утро. И муж с половины ночи копал дорогу.


 Он привёз с собой и нашу спящую дочку на санках, закутав в ватное одеяло:
— Я не знал, когда мы вернёмся. Не хотел, чтобы наша крошка проснулась в доме одна и испугалась.


Картина нашей встречи вспоминается мне как кадр из фильма — с высоты птичьего полёта.


 Вот такая «картинка счастья»: двое обнялись на заснеженном поле, а за спиной у каждого тропинка — его признание в любви.