Нравственно глухой слепец

 

      Ты ему об Иване, а он тебе о болване, ты про то, что не Фома, а  он тебе, нет, Ерема, что Ерема есть Фома и тот болван вместе взятый.

     Как если бы  он глянул только в книгу и увидел только фигу, а поднял глаза и увидел только  огромного тумака.   Всё! Больше он ничего не видел и не слышал.

     Даже тогда, когда ты ему свою руку показывал  и  “Вот, —  говорил.   —   
 Видишь? Пять пальцев, не шесть, как у тебя, правда это  не всё,  как у тебя, потому что я этими пальцами делаю одно, а ты совсем другое, но это не отменяет того, что у меня пальцев не больше и не меньше, чем у тебя”

          Но я потом тебе :   

         —   Ты руки то не распускай, не бей меня по голове.


      А  ты мне,  как про того болвана:


        —    Что-что? Иван? Не слышу!    Да, нет же, болван…

      И продолжишь бить.
 
       Ты же нравственно не только глухой, но и нравственно слепой и тебе всё равно,  что тебе говорят, ты кроме себя никого не слышишь, а следом никого не видишь, и  потому продолжишь делать то, что тебе удобно.


       Так ведь жить  проще —   быть слепым и глухим эгоистом,  и соблюдать только свои самим придуманные правила игры, где всегда Иван будет для тебя болваном, а что такое болван,  ты хорошо знаешь, сам являясь таковым, правда,  не хочешь этого замечать ещё и    по причине, что очень честный, а остальные —    нет.  И  потому они тебе честно не сказали, кто ты есть, когда каждый раз ты совал свой нос не в своё  дело и там,  в этом деле пытался наводить порядок, но в своём понимании порядок, всё  называя Ивана болваном, а Фому Еремой, когда тот таковым не являлся, ещё  и потому, что не ты его, не он тебя не знал.

         Но тебе вполне достаточно,  как недоразвитому барану,  видеть перед собой досочку, ту на которой в школе учитель мелом буковки рисовал, а ты в этот момент спал,  и потому,  когда он вывел слово “Иван”, ты как всегда увидел “болван” и запомнил это на всю свою оставшуюся жизнь, и потому вся твоя  жизнь уперлась в ту досочку, и потому ты  не в состоянии понять, что кроме болвана  есть ещё и  Иван,  и Ерема с Фомой,  и Петров,  и Сидоров, а не только ты, баран баранович, который слеп и глух  к тем сидоровым и петровым и  ко всем остальным и вместе взятым,   и потому они просят, говорят тебе  не бить, а ты продолжаешь бить, вколачивая в них свою правду на предмет того, как надо жить.  И  разумеется, только, как ты.

       Но ты же,  баран баранович и даже не болван уже,  и тебе не понятно, что никто не будет жить так,  как ты посчитал правильным, они, если что и не так, хотя бы Ивана болваном не назовут,  и   прочитав про Ерему, не скажут, что читали про Фому, потому что еще способны,  что-то в этой жизни видеть и слышать, а не как ты, который давно нравственно глух и слеп,  и потому эгоистичен до мозга костей, считая себя самым правильным и самым хорошим, не считаясь при этом с людьми, что есть жуткая безнравственность, но ты этого не знаешь и не узнаешь снова по причине того,  что  глух и слеп ко всем абсолютно,  кроме самого себя, барана барановича,  и потому,  как баран баранович,  продолжишь вколачивать свою правду,  которая для других кривдой будет,  в этих других,   не считаясь ни с кем и ни с чем,  и называя Ивана болваном,  а Фому Еремой. Тебе ведь всё равно, кто есть кто, главное, что есть ты — баран баранович, оглохший давно на  оба своих  кудлатых уха и ослепший на оба  своих  кривых глаза,  и потому,  став одной сплошной безнравственностью, считающей себя самым порядочным…   ну,  хорошо пусть  и болваном, потому что болван,  это уже нехорошо,   а безнравственный болван  —  это совсем таки плохо.

13.04.2021г
Марина Леванте