8. 18 Суд синедриона. Каиафа и Иисус

                Из книги «Великие Посвящённые»  Эдуарда Шюре:

 (стр. 401) «Иисус провёл в Гефсиманском саду ночь, полную скорби. Со страшной ясностью видел Он, как суживается роковой круг, в котором Ему суждено погибнуть. На один миг Он содрогнулся; на один миг отступила Его душа перед ожидавшими пытками, капли кровавого пота показались на Его челе, но молитва укрепила Его».

                Как бы жил и чувствовал себя человек, который знал, когда и как он умрёт?

«Отдаленные звуки смешанных голосов, колеблющийся свет факелов под тёмными маслинами, усиливающийся звон оружия: приближалась толпа солдат, посланных синедрионом, Иуда, шедший впереди, поцеловал своего Учителя, чтобы солдаты могли отличить Его. Иисус, отдав ему поцелуй, сказал с невыразимой жалостью: «Друг, для чего ты пришёл?»

Действие этой кротости, этого братского поцелуя, данного взамен самой чёрной измены, подействовало столь сильно на эту жестокую душу, что после этого Иуда, охваченный раскаянием и страхом, наложил на себя руки.

Грубые солдаты схватили галилейского  Учителя. После непродолжительного сопротивления, испуганные ученики разбежались, словно развеянные ветром. Лишь Иоанн и Петр держались в отдалении и последовали за Учителем во двор судилища, но сам Иисус был совершенно спокоен. Решение Его было принято и после того ни единого вздоха, ни единого протеста не сорвалось с уст Его.

Синедрион собирается с поспешностью, в качестве полномочного собрания. Несмотря на ночной час, в судилище приводят Иисуса, ибо трибунал старается, как можно скорее покончить с опасным пророком.

Первосвященники в пурпуровых, жёлтых и фиолетовых туниках с тюрбанами на головах торжественно заседают полукругом. Посреди них, на возвышенном месте, восседает Каиафа, великий первосвященник. На двух концах полукружья, перед двумя небольшими трибунами, находятся два актуариуса: один – для защиты, другой – для обвинения…

Иисус, невозмутимый, стоит в центре в своих белых одеждах Ессея. Служители, вооружённые плетьми и веревками, окружают Его с угрожающим видом. Во всём судилище только одни обвинители. Ни одного защитника.

Первосвященник, он же и верховный судья, выступает главным обвинителем; обвинение определяется как мера общественной безопасности против потрясения религиозных основ; тогда как на деле  это было преднамеренной местью со стороны встревоженного священнического сословия, власти которого угрожала опасность.

Каиафа встаёт и обвиняет Иисуса в том, что Он соблазняет народ. Несколько свидетелей, взятых из толпы. Дают свои показания, противореча один другому. Наконец один из них передаёт слова, признаваемые за кощунство, которые Иисус бросил в лицо фарисеям под портиками храма Иерусалимского: «Я разрушу храм сей и через три дня воздвигну другой».

Иисус молчит. «Ты не отвечаешь?», - спрашивает   первосвященник. Иисус, зная, что Его обвинение уже заранее решено, сохраняет молчание. Но этих слов недостаточно для окончательного обвинения; чтобы вырвать опасное признание у обвиняемого, ловкий саддукей Каиафа обращается к Нему, задевая самую жизненную сторону Его миссии. Он идёт прямо к цели: «Если ты действительно Мессия, скажи нам!»

Уклончивый ответ Иисуса показывает, что Он понял хитрость вопрошавшего: «Если скажу вам, вы не поверите; если же я спрошу вас, не будете отвечать Мне и не отпустите Меня» (Лука XXII, 67, 68).

Каиафа, не добившись ничего судейской хитростью, пользуясь правом первосвященника, и говорит торжественно: «Заклиная Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий?» После такого обращения, принуждённый или отвергнуть, или подтвердить свою миссию перед высшими представителями религии Израиля, Иисус более не колеблется. Он отвечает со спокойствием: «Ты сказал; даже сказываю вам: отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную Силы и грядущего на облаках небесных» (Матфей XXVI, 63, 64). Выражаясь этим пророческим языком Даниила и книги Еноха, ессейский Посвящённый не говорит с Каиафой, как с личностью, Он знает, что агностик саддукей не способен понять Его; Он обращается к первосвященнику Иеговы и через него ко всем будущим первосвященникам, ко всему священству земли, желая сказать всем: «После окончания Моей миссии, запечатлённой Моей смертью, царство слепого преклонения перед религиозным законом покончено  и в идеи, и в действительности. Мистерии будут раскрыты и человек через человеческое узрит божественное. Религия и культы, в которых человеческое и божественное не будет оживотворят другое, потеряют свою власть над  людьми»

Таково, по эзотерическому смыслу пророков и Ессеев, значение Сына, сидящего одесную Отца. Понятый, таким образом, ответ  Иисуса на вопрос первосвященника иерусалимского содержит в себе завещание Христа духовным властям земли, подобно тому, как учреждение Тайной Вечери является завещанием любви и посвящения, данным апостолам и всему человечеству.

Словами, обращёнными к Каиафу, Иисус говорил с целым миром, но саддукей, у которого было определённое намерение, более не слушает Его. Разорвав свои белые льняные одежды, он восклицает: «Он богохульствует! На что нам ещё свидетелей? Вот теперь вы слышали богохульство Его! Как вам кажется?» Следует зловещий ответ всего синедриона: «Повинен, смерти! И вслед за осуждением свыше, следуют злобные оскорбления и грубое надругательство снизу.

Служители плюют ему в лицо и заушают его; другие же ударяют его по ланитам и говорят: «Прореки нам, Христос, кто ударил тебя?» Под этим наплывом низкой и животной ненависти, божественное лицо страдальца должно было принять мраморную неподвижность ясновидца. Есть изваяния, которые плачут, но бывают также страдания без слёз и молитвы без слов, которые устрашают палачей и преследуют их в течение всей остальной жизни».

                Интересно, догадывался ли Каиафа, что Иисус Мессия?