Модистка, гл. 22, продолжение, часть 2

  Уже совсем стемнело, когда я встала с кровати, чтобы разобрать ее для ночного сна. Умывшись и раздевшись, надев ночную сорочку, я хотела уже лечь в постель, как внезапно почувствовала сильнейшую тошноту и ощутила позывы к рвоте. Я едва успела добежать до таза, над которым только, что умывалась, как тотчас меня вырвало.

  Ночь я спала очень плохо, тошнота и рвота наступали так часто, что уже рвать было нечем. Заснула я уже перед самым утром и спала так крепко, что не услышала, как стучалась служанка, которая принесла мне завтрак. Встала я только к обеду. Меня больше не тошнило и не рвало, и я подумала, что причиной тошноты и рвоты, было то, что я долго ревела, но когда служанка принесла обед, меня снова затошнило и, боясь, что сейчас меня вырвет, я закричала:

   — Унесите скорее все назад, я не могу смотреть на пищу, наверное, я чем-то отравилась, меня рвет уже от одного ее запаха. Не успела я это сказать
как меня вырвало прямо на пол.

   Служанка, женщина — лет тридцати пяти, отнесла обед назад и вернулась, чтобы убрать за мной.
 
  — Простите меня барышня, — сказала она, — и пообещайте мне, что не будете гневаться на меня за то, что я вам сейчас скажу. Вы еще очень молоды и поэтому не знаете, что тошнота и рвота бывает, когда женщина понесет. 
Через неделю вас не будет уже тошнить, у вас появится аппетит, и вы будите есть все подряд, а также у вас возникнут прихоти, может, потянуть на солененькое: огурчики или селедочку, и, вы, поймете, что я сказала вам правду.

  Точно так все и произошло, как сказала Авдотья. Через неделю у меня такой открылся аппетит, что я готова была съесть слона. Вскоре мне захотелось соленых огурчиков, они снились мне даже во сне, и когда на утро Авдотья принесла миску с верхом наполненную солеными огурцами, я мигом опустошила ее. Они показались такими вкусным, каких я никогда в жизни своей не ела.

  Теперь я ела все подряд, и ела, как говорится с волчьим аппетитом, я заметно прибавила в весе, но чувствовала себя бодрой и здоровой.

  Мысль, что у нас с Николем Афанасьевичем будет ребенок радовала меня. Я почему-то думала, что это будет, непременно, мальчик. И была счастлива, что рожу для Николая Афанасьевича сына. Я от кого-то слышала, что все мужчины мечтают о сыне, хотя и говорят, что им все равно, кто родится: сын или дочка, если родится дочка, она будет любима не меньше.

  Как жаль, что я не умею писать, если бы я умела, то тотчас же села бы за письмо, мне так не терпелось сообщить своему любимому эту радостную весть!  Теперь остается только одно: просить Афанасия Степановича, когда он надумает писать сыну, приписать от меня, что я через девять месяцев подарю ему сына.

  После ужина я легла на диван, и предалась радужным мыслям, думая о еще не родившимся сыне, о том, как все мы будем счастливы: я, Николай Афанасьевич и наш сын, я уже придумывала, какое ему дать имя, но вдруг вспомнила, что сыну имя должен дать отец, а не мать.
 
  Надо будет сказать Афанасию Степановичу, чтобы он в письме Николаю попросил его назвать имя, какое он хочет дать сыну. Поскорей бы мне увидеться с тестем.

  И только я об этом подумала, как Афанасий Степанович, словно приведение возник передо мной.

  В голове моей, словно молния, пронеслась тревожная мысль: что-то случилось?! Я рванулась, чтобы встать, но тесть крепкой рукой повалил меня на диван со словами:
 
  — Лежите, лежите! — проговорил он, и всей тяжестью своего тучного тела  навалился на меня, лицо его приблизилось к моему, а рука полезла под подол моего платья.

  Не знаю откуда у меня появились такие силы, я оттолкнула, приближающее ко мне его лицо; напрягшись всем телом, я сбросила его на пол. Он, явно, не ожидал  от меня этого; поднявшись с пола, оскорбленный моим поступком, тесть со злобой в глазах, двинулся на меня. Что он хотел сделать, я не знаю, но я очень испугалась и, отступив назад, громко закричала:

  — Опомнитесь, Афанасий Степанович, я ношу под сердцем вашего внука, сына Николая Афанасьевича! Мои слова очевидно отрезвили его:

  — Соврала ты мне сейчас или нет, — сказал он, — не имеет значения, — но нам с тобой после этого, вместе не жить! Весь красный, он с силой, распахнул дверь и стремительно вышел из комнаты.