de omnibus dubitandum 118. 539

ЧАСТЬ СТО ВОСЕМНАДЦАТАЯ (1917)

Глава 118.539. ПОДЫСКИВАНИЕ НОВЫХ ФОРМУЛИРОВОК…

    Атмосфера была напряженная. Большевики вели себя вызывающе. На одном из заседаний при моем председательствовании Церетели упрекнул некоторых большевистских лидеров в неверном изложении фактов, сказав, шутя, что теперь он будет беседовать с ними в присутствии нотариуса и двух писцов.

    Этого было достаточно, чтобы они подняли шум и ушли с заседания, заявив, что больше не вернутся, правда, они потом переменили гнев на милость, но пользовались каждым случаем, чтобы устраивать демонстрации. За ними послушно шли и левые с[оциалисты-революционе]ры. Иногда в зале поднимался такой шум, что президиуму приходилось напрягать все силы, чтобы восстановить порядок.

    В конце концов, победила точка зрения сторонников коалиции. Большевики и их сторонники остались в меньшинстве. Но это голосование показало, что единство демократических слоев утеряно.

    Всегда, как раньше, все решения принимались громадным, подавляющим большинством. Конечно, всегда были голосовавшие против, но, они потонули в общей массе голосов. Чувствовалось существование большого, солидного блока, который сумеет своим моральным и политическим весом заставить слушать себя и повиноваться себе.

    Не то было здесь. Подавляемое меньшинство было весьма значительное; оно вело себя [вызывающе] и отнюдь не думало подчиниться добровольно большинству.

    Было ясно, что и впереди предстоит серьезная и напряженная борьба за государственность и против [династии]. Кроме решения снова построить власть на коалиционных началах было принято и другое: выделить из состава Демократического совещания {Всероссийское демократическое совещание было созвано ЦИК Советов для решения вопроса о власти, состоялось 1—9 (14—22) сентября 1917 г. в Петрограде.
    Демократическое совещание приняло постановление об организации предпарламента (Временного совета республики). По положению, утвержденному Временным правительством, предпарламент являлся совещательным органом при правительстве} около 200—250 человек для того, чтобы они, пополнившись буржуазными элементами в половинном количестве, составили постоянное представительное учреждение, которое бы, нося юридический, быть может, а не законодательный характер, фактически определяло бы своим вотумом политику правительства и давало ему в нужных случаях необходимую морально-политическую поддержку.

    Эти 250 человек были избраны пропорционально представительству партий на Демократическом совещании и, оно было закрыто.

    Но теперь должна снова начаться новая тяжелая работа. Необходимо было осуществить в жизни решение Демократического совещания о коалиционном характере правительства. Необходимо было сговориться с буржуазией.

    Я уже упоминал, что Демократическое совещание постановило, чтобы образуемая коалиция проводила определенную демократическую программу, включавшую в себя и широкие социальные реформы в области аграрных и индустриальных отношений.

    Необходимо было сговориться по этому поводу с представителями буржуазии и затем результаты сговора снова представить на утверждение тех 250 человек, которых, в качестве постоянных представителей, выставило Демократическое совещание.

    Для переговоров со стороны демократии были избраны Чхеидзе, Беркенгейм {Беркенгейм А.М. (1880—1932) — эсер, после Февральской революции — председатель
Московского продовольственного комитета}, Душечкин, Церетели, Руднев и я; со стороны партии кадетов и буржуазии Потапов [?], Ефремов {Ефремов И.Н. (р. 1866—?) —лидер думской фракции партии прогрессистов, после Февральской революции — член Временного комитета Государственной думы, входил в состав Временного правительства}, Кишкин {Кишкин Н.М. (1864—1930) — один из лидеров партии кадетов, министр государственного призрения в последнем составе правительства. Накануне Октябрьской революции был назначен «диктатором» Петрограда}, Коновалов {Коновалов А.И. (1875—1948) — фабрикант, один из лидеров партии прогрессистов. В 1915—1916 гг. — заместитель председателя Центрального военно-промышленного комитета. В 1917 г. — министр торговли и промышленности в первом составе Временного правительства (март — май) и заместитель А.Ф. Керенского и министр торговли и промышленности в последнем кабинете (сентябрь — октябрь); эмигрировал}.

    Кроме того, присутствовали оставшиеся члены функционировавшего Временного правительства — Керенский, Терещенко и др. Переговоры происходили в Зимнем дворце. Обсуждению подверглась та программа, которая была вотирована Демократическим совещанием.

    Я помню впечатление, которое на меня производили эти переговоры. В сущности, и та, и другая сторона понимали, что объединение необходимо, что Россия гибнет, и без напряжения всех сил, без создания единого фронта — спасение невозможно. И в то же время вели бесконечные споры по поводу той или иной формулы.

    Представители демократии чувствовали себя там в плену у тех формул, которые стали отождествляться в глазах народа с демократизмом, они сами чувствовали, что при данном положении вещей та или иная формула не имеет реального значения, она не может быть даже претворена в жизнь. Но они также хорошо чувствовали, что стоит им во имя реальной политики отказаться от этой формулы, когда там за стенами Зимнего дворца, та демократическая масса, которую они призваны вести, подогреваемая большевистской проповедью, сочтет это величайшей изменой делу свободы, сочтет сдачей, капитуляцией перед буржуазией.

    С другой стороны, представители буржуазии, понимая все это, понимая, что некоторых формул нельзя касаться, в то же время часто тоже выступали догматически и переговоры, взаимные схватки, словесные фехтования, подыскивание новых грамматических формулировок тянулись до бесконечности.

    Переживалось какое-то большое и трагическое противоречие между бурным, не ждущим ни минуты перерыва потоком речей и какими-то кабинетными спорами здесь, в Зимнем дворце, спорами, лишенными часто большого реального смысла.

    Переговоры длились три дня. Объявлялись небольшие перерывы. И мы, демократическая часть совещания в Зимнем дворце, спешили в какой-то маленький грузинский ресторанчик на Невском проспекте, где Чхеидзе после таинственных и непонятных для нас переговоров со своими компатриотами, предлагал нам восточные деликатесы. А потом после часа-полутора отдыха — снова Зимний дворец, снова споры и часто взаимные попреки прошлым.

    Особенные споры вызывали два пункта: формулировка аграрной политики и компетенция будущего представительного органа, который должен будет образоваться из 250 человек, выделенных Демократическим совещанием, и присоединением половины от числа цензовых элементов.

    По первому пункту представители демократии настаивали, что должна быть даже более четкая формулировка использования земель в интересах трудового населения, представители же цензовых элементов трактовали этот вопрос более общо.

    Надо признать, что этот спор и искание компромиссной формулировки не столько диктовались реальной потребностью момента, сколько необходимостью, как я уже говорил, представить на утверждение демократии освященную традицией формулу, чтобы доказать, что представители ее не изменили своей позиции.

    Нужно признать, что очень часто масса находилась в плену у фразы, у формулы, а итоги в этом отношении находились в плену у массы. Я сказал, что та или иная формулировка в тот момент была практически довольно несущественна, хотя я придавал и придаю первостепенное значение тому или иному решению аграрного вопроса в России. Для меня правильное решение его предопределит собою и правильное здоровое хозяйственное и общественное развитие России.

    Но не надо забывать, что все эти разговоры велись в конце сентября — начале октября, а 9-го ноября должны были происходить уже выборы в Учредительное собрание. Того срока, который оставался до Учредительного собрания, все равно было недостаточно, чтобы провести какую-либо фундаментальную аграрную реформу. Да, кроме того, все партии сходились на том, что решение этого вопроса должно быть предоставлено Учредительному собранию. И, однако во имя успокоения демократических слоев, во имя обезвреживания большевистской пропаганды приходилось без большого внутреннего убеждения настаивать именно на такой, а не иной формуле.

    Что касается второго пункта, т.е. компетенции представительного органа, то здесь такими же схоластами, какими оказывались демократические представители по первому вопросу, были «цензовики». В самом деле, всем было ясно, что какими бы формальными правами не обладало будущее представительное собрание, фактически оно будет определять и политику правительства, и его устойчивость. Ведь иной опоры у правительства не было.

    Недаром остатки Временного правительства, существовавшие после ликвидации корниловского выступления, не пополнялись, правительство не конструировалось, т.к. Керенский и другие оставшиеся могикане ждали результатов Демократического совещания. И всем — и демократии, и цензовикам было совершенно ясно, что будет такое правительство, какое решит Демократическое совещание. Выскажется оно за коалицию — будет коалиция, выскажется за однородную социалистическую власть — будет власть однородно-социалистическая.

    И, тем не менее, исходя из формальных соображений, представители буржуазии говорили, что вновь создаваемое представительное учреждение должно быть лишь законосовещательным, а не законодательным; оно может задавать правительству вопросы, но отнюдь не пользоваться правом запроса.

    Напрасно мы указывали им, что это схоластика, и схоластика в данных условиях вредная, ибо, чем более мы умалим значение будущего представительного органа, тем больше мы ослабим опору правительства и поднимем значение Советов. Чем более мы сузим компетенцию нового органа, тем более будет на него нападок. Тем более пренебрежение будут стараться воспитывать к нему в массах большевики.

    Недаром уже было пущено крылатое словцо, что правые элементы демократии дошли до того, что создают царскобулыгинскую законосовещательную Думу. Наши аргументы были тщетны и представители партий кадетов и промышленников стояли на своем. И мы должны были уступить.

    Наконец переговоры в Зимнем дворце были закончены. Была утверждена программа будущего коалиционного правительства, был установлен законосовещательный характер представительного учреждения и, было решено, что остальные министры входят в правительство не как представители той или иной партии, а индивидуально.

    Теперь для нас оставался еще один этап, быть может, наиболее трудный: провести пункты соглашения и заставить принять их в собрании тех 250 демократических членов будущего представительного органа, которых выделило Демократическое совещание и которым передало всю свою компетенцию. Стоило им отвергнуть наше соглашение — и вся та работа построения правительства, которую мы проделали, оказалась бы бесполезной.

    Заседание было назначено вечером в Александровском замке Петроградской городской Думы (на фото Н.Д. Авксентьев (стоит в первом ряду) со своими однопартийцами). Сначала должен был быть отчет о наших переговорах, а затем партийные фракции должны были удалиться на совещание по поводу прослушанного и, выработать свое мнение. Неуверенность в результате царила большая, ибо, с одной стороны, большевики и левые с[оциалисты]-р[еволюционеры], а с другой — группа социалистов-революционеров во главе с Черновым должны были голосовать против. Если к ним присоединятся колеблющиеся, то исход голосования мог быть неожиданным результатом. Все мобилизовали свои силы и готовились к бою.

    Отчет, данный Церетели, был выслушан сдержанно. Церетели устал и говорил больше по обязанности, чем со всем пылом убеждения. Затем был объявлен перерыв и, начались заседания фракций. Наиболее важным было решение нашей фракции — фракции партии с[оциалистов]-р[еволюционеров], т.к. мы были в большинстве, и от того или иного нашего решения зависел в значительной мере исход голосования.

    На собрание фракции явились и левые социалисты-революционеры, не исключенные еще в то время официально из партии. Это сделало еще более сомнительным решение фракции. Было ясно, что в этом вопросе Чернов почти целиком будет на их стороне.