Глава 2. Ночь

Телефон затрезвонил в кромешной темноте. Зловеще, резко, тревожно. Оба проснулись одновременно. Ирина сразу вскочила и бросилась к телефону, Виктор же лишь приподнялся на локте, зевнул и недовольно пробурчал:
— Ну кто там? Ошиблись небось?
— Вить, это мама… Что-то случилось! Плачет...
Виктор резко рванул с себя одеяло, подскочил к телефону. По пути зажег свет, взглянул на часы — 4.20.
— Мам, что случилось? Скажи толком. С отцом что-то?.. Не плачь, объясни!
В ответ только слышались стон и всхлипы, через которые прорывалось «Женечка... Женечка!»
Виктор закрыл трубку рукой:
— С Женькой что-то. Толком не могу понять. Плачет... Мама, прошу тебя, успокойся. Если не можешь сказать, папе дай трубку... Говорит, отец молчит как остолбенел, как будто удар получил. Мама... объясни же... по порядку... спокойно... Так... так... так. Кто сообщил? Из полиции? А ты уверена? Нет, нельзя верить так сразу, может, это разыгрывает кто, мало ли мошенников... Помнишь, как над бабушкой измывались? Нарочно говорят, что человек попал в аварию, а потом просят денег, якобы врачу на сложную операцию. Сейчас успокойся, не волнуйся, я все проверю по своим каналам. А отцу скорую вызови, срочно! Слышишь? Я выясню и позвоню. Все!
Виктор замер, устремив на Ирину немой, опустошенный взгляд.
— Что случилось, Витя, ну говори же!
— Из полиции звонили. Сказали, что Женька погиб... в катастрофе... еще днем... за городом...
Виктор ударил что было силы по косяку двери. Удар в спящем доме прогремел, как гром. Ирина встрепенулась, испугавшись, что проснутся дети.
«Черт!.. Еще эта дурацкая ссора…» — он нервно заходил по комнате, встал у окна. За окном шел ливень, крупные капли барабанили по стеклу, усиливая ощущение безвозвратного.
— Надо звонить Петровичу, сейчас все выясним... может, это действительно хулиганы, а мы тут нюни развели.
— Так позвони сначала Женьке.
— Да, правильно, Женьке сначала...
Он набрал номер брата... «Не берет!» Тогда, отыскав телефон своего партийного товарища, работавшего на Петровке, набрал его и стал ждать, глядя на Ирину, скривил лицо: «Небось разбужу сейчас, среди ночи...»
— Петрович? Привет! Виктор Пинегин беспокоит. Прости, что так поздно, дело очень важное... Да, да, скорее рано... А! Ты не спишь? На Петровке? Дежурство? Ну и хорошо, а то я думал — разбудил. Слушай, помоги, ничего не могу понять. Тут позвонили матери, говорят — из полиции, и сказали, что брат мой, Женька, попал в аварию и погиб. По Горьковской дороге... Я сначала не поверил, думал, кто-то разыгрывает, а на душе неспокойно. Еще и на звонки не отвечает. Будь другом, проверь по своим каналам.
Все оказалось правдой. Вчера, около 15.00, на восемнадцатом километре за МКАДом по Горьковскому шоссе водитель фольксвагена не справился с управлением, автомобиль сошел с полотна дороги и ударился в дерево. Водитель погиб на месте.
Виктор стоял перед окном и смотрел в рыдающую ночь. Капли отчаянно били по стеклу. В глазах стояли слезы, губы шептали имя брата, кулак сжимал штору… Его терзало чувство вины. Вспомнил, как после ссоры сам гнал по Москве злой, готовый протаранить все идущие перед ним машины: «Представляю, как Женька мчался… А все из-за меня, из-за этой идиотской ссоры. Не прощу себе! Не прощу никогда! Женька, Женечка мой... Что мы наделали!..»
Ирина подошла к нему, обняла, положила голову на плечо и, стоя рядом, молчала, тихонько поглаживая его по руке.
— Вот так, Ириш, — сказал он неровным полушепотом. — Вот так, нету больше нашего Женьки...
Слезы покатились из глаз. Ирина еще сильнее обняла Виктора и прижалась к нему.
— Не могу себе простить, — дрожащим голосом прошептал Виктор.
Он сел на кровать и сидел молча, пытаясь осознать случившееся. Потом собрался духом и сказал уже твердым голосом:
— Надо ехать к маме, сказать ей, что все это правда. Успокоить... Женька, Женька!.. не могу поверить... И неизвестно, что с отцом. Не хватало нам еще и отца потерять!
Виктор ехал через пустой город и думал только о том, как сообщит матери эту ужасную правду. Как произнесет эти слова...
Когда мама открыла дверь, она выглядела спокойной и уверенной, выглядела так, будто не она должна была узнать от него правду, а будто правду эту уже знала сама. Никто не знает, какими неведомыми, космическими путями приходит к матерям истина о смерти их детей. Может быть, сам Бог, давший когда-то сына, сообщает ей, что забирает его обратно, оставляя взамен только пустоту и боль...
Виктор стоял перед ней растерянный, так и не придумав, как начать.
— Ведь он погиб, да, Витенька?
Он бросился к ней, обнял ее, и они оба заплакали. Рыдал в основном Виктор, мама плакала тихо, поглаживая широкую спину сына.
— Не беспокойся, Витя, я сильная, я справлюсь... Женечка мой!...
— Мама, это я виноват, — сквозь рыдания выдавил он, — он разозлился на меня и, наверное, ехал, не видя дороги... Не могу себе простить, мама...
— Никто не виноват, Витя, не кори себя. Просто так случилось... Ты не виноват...
Они вошли в комнату, сели на диван. Виктор обнял мать, накрыв рукой, как крылом, ее маленькую фигурку. Долго сидели молча.
— Что с отцом?
— Отца забрала скорая. Инсульт... Беда, Витенька, не приходит одна.
Снова замолчали. Виктору хотелось поехать на место трагедии, он не мог себе объяснить почему — его словно тянуло что-то, звало.
— Ты, Витенька, наверное, хочешь поехать туда? — вдруг сама догадалась мать.
— Да, мам, но не хочу оставлять тебя одну...
— Поезжай, Витенька, поезжай... Раз сердце подсказывает. А я справлюсь... только налей мне капель, там, в аптечке, на кухне, помнишь?.. Корвалол!
Виктор помчался на кухню и меньше чем через минуту вернулся с каплями. Мать сидела в углу дивана, вся сжатая, как маленький кулачок...
Неведомая сила гнала Виктора к роковому месту. Может быть, сама душа Женьки звала его? Люди не знают, куда девается душа, когда человек уходит из жизни. Но поверье упорно твердит, что она не улетучивается в небесные дали, а первое время после смерти обязательно бродит рядом и продолжает еще жить своей земной жизнью. Мысли, сомнения, страхи, догадки, которые в последний миг перед смертью приходят в сознание погибшего, наверное, переходят в сознание его души, и она, кружа над местом гибели, что есть мочи шлет сигналы и знаки всем, кто может ее услышать. И сигналы эти таким же неведомым путем находят нужные сердца и отзываются в них.
Виктор ехал, не зная точно места ДТП, но был абсолютно уверен, что, двигаясь по Горьковскому шоссе, он его не пропустит. Уже поднимался рассвет, дождь поредел и, судя по прозрачным просветам затемненного серыми тучами неба, вскоре должен был совсем кончиться. Город просыпался после очередной сентябрьской ночи. Первые машины любителей ездить на работу на собственном транспорте спокойно прорезали свободные еще проспекты столицы в надежде опередить неизбежные заторы. Все ехали к центру или через центр, и казалось, лишь машина Виктора едет в обратном направлении — к МКАДу и дальше по Горьковке в сторону Ногинска.
Он увидел это место на изгибе дороги метров за сто. Остановился и еще минут пять сидел, глядя издали на искореженный Женькин фольксваген. Потом вышел и медленно двинулся к месту аварии. Виктор брел вдоль дороги, рассматривая злополучный асфальт, черные рисунки тормозивших шин, и пытался представить себе все в деталях. Воображение его настойчиво прокручивало сцену столкновения от конца к началу и обратно в наивной надежде избежать трагичного исхода, но разум каждый раз твердил: «Это уже случилось!»
Приблизившись, он понял, что у Женьки не было никаких шансов выжить. Мокрая, скользкая дорога, огромная скорость, не вписался в поворот… Виктор подошел еще ближе. Весь капот всмятку. На лобовом стекле, разбитом в миллионы трещинок, следы крови. Женькиной…
Виктору стало не по себе. Он отошел к обочине, сел на корточки, уставившись в асфальт. Душа стонала, хотелось кричать и плакать. Но слезы не шли... Вдруг, как с чьей-то подсказки, взгляд его остановился на мокром асфальте, и неожиданная мысль озарила голову — асфальт тогда не был мокрым! Дождь начался только вечером, и то поздним вечером, почти под ночь.
Он вскочил и резко повернулся к разбитой машине. А если это убийство?!
Виктор снова подошел к фольксвагену и дотошно его осмотрел. О боже, как он не заметил сразу?! Левое переднее крыло и зеркало вмяты от бокового удара — при лобовом столкновении с деревом это было бы невозможно! Значит, был боковой удар! Может быть, грузовик… Ударил сбоку и вытолкнул Женьку прямо на дерево... Это убийство!.. Но за что! А если это убийство, и Женька это понял за несколько секунд до смерти... может быть, он оставил какой-то знак? Например, что-то важное выбросил... В последний момент!.. Что-то такое, из-за чего за ним гнались, а потом, уже здесь, стали прижимать к обочине. Какую-нибудь улику, подсказку... Сделав несколько снимков сотовым, Виктор снова осмотрел машину и пространство вокруг. В машине было пусто, следаки забрали все, что нашли.
Он ходил вокруг машины, разгребая ногами траву, и все время повторял: «Женечка, дай сигнал, дай сигнал!» Следаки начали свою работу под вечер, тогда уже темнело, и могли что-то упустить. Сегодня, может быть, опять нагрянут... Виктор ходил по полянке и искал везде, от злополучного дерева до того места, где фольксваген пытались столкнуть с дороги; ползал на коленях, рыскал в траве...
Неожиданно вспомнил бабушку. Однажды, она, наблюдая за тем, как он злится, тщетно пытаясь найти иголку на паласе в черно-серую крапинку, вдруг подсказала ему: «А ты скажи: “Боженька, помоги!” — и увидишь...» Тогда он, абсолютно не веря в то, что это поможет, отчаянно и злобно прокричал: «Боженька, помоги! Ну и что?!» — а в следующий миг, увидев вдруг блеснувшую тонкую линию металла, воскликнул: «Ой, а вот она, иголка-то!»
— Здесь оно, наверняка здесь где-то! Боженька, помоги! — крикнул он, глядя в небо и уповая на магию бабушкиного заклинания.
Кусочек пластмассы салатового цвета показался в густой зеленой траве. Виктор буквально прыгнул на него, будто опасаясь, что бабушкино волшебство неожиданно пройдет, и находка вдруг исчезнет. Это была флешка! Целая и невредимая…
— Флешка! — радостно прокричал Виктор небу. — Господи, спасибо