Первый успех

И кто бы мог подумать, что в этом скучнейшем городе, в скучнейшей школе, на скучнейшем уроке русского языка может случиться что-нибудь необыкновенное? Русский язык вела учительница лет 50-ти, бодрая, всегда аккуратно одетая в белую блузку, серую юбку в клеточку, в ушах серьги с фальшивыми топазами, от неё пахло непонятными духами или пудрой – впрочем, всё выглядело в меру и, даже строго. Но была она какая-то непонятная, отстранённая эмоционально от класса, никогда её не видели возмущённой или пытающейся беседовать с учениками о чём-то, кроме своего предмета, в общем, почти автомат и поэтому её побаивались, и на уроках была тишина. Зато предмет свой она знала великолепно и крепко втолковывала в шальные детские головы – все эти существительные, сказуемые, подлежащие, причастия и деепричастия, главные и придаточные предложения  и прочие премудрости великого и могучего.
А случилось это в восьмом классе, в весенний то ли апрельский, то ли в майский день. За окошком ярко сияло солнце, и по жести подоконников стучала капель. Класс уже начинал томиться – кто по уличным ручьям, в которых можно было запускать буажные кораблики и щепки, а Жора Аветисянц скучал по тому Густава Эмара, уносящего в мир другой, героический, полный красот невиданной тропической природы, прочь от скучного города с красными пятиэтажками и чудовищным лесом кирпичных заводских труб.
Как обычно она вошла бодро, деловито, остановилась напротив учительского стола и вдруг объявила: «Сегодня мы будем писать сочинение на свободную тему: сейчас я раздам чистые листки, оставлю вас, а в конце урока заберу!»
На свободную тему? Это как это? – загудел встревожено класс, и у Аветисянца душа заныла: откладывалось его свидание с Густавом Эмаром, томик которого он подложил уже на колени под откидную крышку парты.
«На свободную тему! – строго проговорила снова русичка. - Кому что в жизни больше всего понравилось, место какое, случай или человек, о том и пишем!» Она пошла между рядов, выдавая каждому пару листков в линейку. Многие растерялись от неожиданности: «Да ведь тут даже не подсмотришь! Даже подготовиться не дала!»
Раздав листочки, непонятная русичка вышла, оставив класс в некотором растерянном возбуждении. Один наш единственный отличник Виталя Вайсберг внешне оставался спокойным, но грыз карандаш!
– А о чём писать-то? – вопрошал ухмыляясь пухлый Золотарёв, добродушный двоечник, растерянно и расслаблено развалившись на сиденье задней парты. Он сидел как раз за Аветисянцем.
Аветисянц посмотрел в окно. Ярко голубело небо, тепло проникало сквозь стекло и прогревало воздух, в классе уже пахло школьной формой и потом. Да, о чём писать? Не о книгах же, которые он заглатывал ежедневно, такое не пройдёт! О жизни? За окном однообразные красные пятиэтажки. И что за город такой, в который судьба его забросила? Что в нём нашли родители? Эти красные пятиэтажки, в одной из которых их квартира, старые деревянные домики, потемневшие от времени, и лес заводских труб, неутомимо отрыгивающих недобрые облака … Ни древней крепости, ни моря, ни гор или хотя бы великой реки… И зачем они уехали из Таллина? Он всегда надеялся, что они вернуться, но годы шли, и в этом году наступил тот срок, когда время жизни вне Таллина сравнялось с временем жизни в Таллине, но до тех пор пока срок в жизни в Таллине ещё превышал время бытия вне его, он, безусловно, ощущал себя таллинцем! Дальше Таллин будет лишь ещё более удаляться! Хотя в прошлым летом они навестили этот город, где отец встретился со своими бывшими коллегами в Центральной больнице, где работал главным хирургом… Но встреча получилась как-бы прощальной, а он был вновь поражён необычностью этого города. Многим чего не замечал в раннем детстве. Да, вот, пожалуй, об это городе версус Подольска он и напишет! Девочки принялись строчить о кумачёвых демонстрациях на певое мая и 7 ноября, любимых куклах, а сосед по парте Горбачёв уже писал о Москве, о военном параде и стальной технике, движущейся через Красную площадь.
Может написать об этом? Может именно этого от них хочет русичка? – Нет, раз на свободную тему, значит на свободную, и он напишет о своём, пусть даже за это снизят отметку! От этого решения Аветисянц почувствовал небывалую лёгкость и свободу!
Уже включилось его воображение, и поезд вновь приближался к Таллину светлым летним днём. Вот старинный замок появился с башней Длинный Герман, башни, шпили… На платформе пахнет копотью и уже влажный ветер с моря обдувает лицо! Средневековые булыжные улочки, Башни Толстая Маргарита и Тонкая Маргарита с древним гербом, на котором изображён рыцарский шлем… Улица Лай с захватывающим дух шпилем Олевисте, ворота Виру с башенками на одного стражника… И, конечно, море, море стальное или фиолетовое,чёрно-синее, бодряще холодное, а через залив к порту тянется цепочка судов, караваны судов из разных краёв земных, преодолевшие шторма и ураганы! Парусник! Настоящий парусник, пришвартованный у мола в Пирита… Чайки, чайки крикливые, с изгибами крыльев! Пирита… шум сосен сливается с шумом пенных морских волн на мелководье… Как чудесно, что в одном городе сошлось всё о чём вещали приключенческие книги – и романтика рыцарских времён, романтика моря и путешествий… Всё во что не верил этот, откашливающий день и ночь заводские дымы город вдали от моря, что здесь казалось мальчишеским легкомыслием, там обретало право реальности, право на существование!
Урок пролетел быстро и едва Аветисянц закончил свой текст вырвавшимся от души «Посетите Таллин!», ибо ещё не отделял себя от этого города полностью, как в класс вошла русичка и стала собирать сочинения.
Следующий урок русского языка не предвещал неожиданностей: пятёрку, конечно, получит Виталя Вайсберг, Золотарёв пару, Горбачёв твёрдое три, а возможно и четыре! А ему бы хорошо хоть до четвёрки дотянуть, чтобы маму не расстраивать, которая всегда повторяла: «Тройка – это та же двойка!»
Перед русичкой на столе лежала стопка сочинений.
– Вот, – сказала она, взяв верхние листки, – сочинение лучше всех написано Аветисянцем!
Жора от неожиданности обомлел, а русичка продолжала говорить и объяснять всему классу, почему сочинение Жоры оказалось лучшим. Впрочем, Жора этого уже не слышал: жар неожиданной радости затопил всё его существование, а остальное казалось неважным! Конечно, свою пятёрку получил и Виталя, описавший сад своей бабушки в Виннице,но лучшим сочинением было объявлено его сочинение! И, кажется, впервые на невозмутимом лице русички мелькнула тень радостного удовлетворения. И как замечательно Аветисянц закончил, говорила она : «Посетите Таллин!».
Наконец, сочинения были розданы. И, хотя за русский язык стояло четыре (как всегда подвёл этот вёрткий синтаксис!), за литературную часть красовалась уверенной рукой выведенная красными чернилами пятёрка!
В тот день Аветисянц возвращался домой с радостным предчувствием, как обрадует маму! Он тогда и не подозревал, что за этим событием кроется нечто большее: начало его писательской судьбы.