Знак

Петров стоял на балконе своей квартиры на втором этаже, когда заметил внизу в травах странное движение. По земле неуклюже семенил голубь сизарь, то и дело, раскрывая крылья в бесплодных попытках взлететь, а за ним зорко следила ворона, сидящая на стволе сваленного в прошлом году дерева. Время от времени ворона подлетала к голубю и наносила ему удар клювом в голову, потом снова возвращалась на свой ствол и продолжала с интересом наблюдать, уверенная в добыче. Голубь был обречён, по сравнению с ним клюв вороны казался огромным топором, и когда Петров понял это, сработал какой-то инстинкт: не обращая внимания на вопрос жены «Куда?» он выскочил из квартиры, вылетел из подъезда и был на месте казни, видимо в её последний момент. Отогнав ворону, присел, чтобы взять голубя в руки, и в этот момент треснули по серединному шву в промежности его ещё сосем не старые брюки. Не слишком обратив на это внимание, Петров взял голубя в руки. В области шеи у голубя была глубокая дырка, в которой виднелись два обнажённых красных сосуда.
– И что будем с ним делать? – спросила жена.
– Для начала рану посыплем аспиринчиком и дадим поесть и попить. – А у меня вот, штаны лопнули.
– Ничего, сказала жена, – зашьём.
Они отвели раненому голубю угол в большой комнате, привязали его за лапку верёвочкой, чтобы не разносил своё добро по квартире. А на это он был мастер, и жене приходилось едва ли не каждый час подтирать паркет, впрочем, она не возражала, проникшись какой-то симпатией к спасённой от верной смерти птице.
– Давай назовём его, – улыбнулась она.
– Будет Григорий, Гриша! – объявил  Петров.
Так прожил у них голубь три дня и три ночи. Голубь клевал принесенную в чашечке крупу, пил из другой водичку и какал, какал, какал… Но теперь, возвращаясь домой, Петров не чувствовал прежнего уныния, как при переходе из пустоты в пустоту, пустоты его работы в НИИ с никому не нужными графиками и псевдонаукой, в пустоту домашнюю, полную бессмысленных повторений быта, в пустоту, будто высасывающую жизнь в космический вакуум. А теперь в груди его что-то тепло и приятно грело. «Григорий, – с удовольствием повторял он про себя, – Гришка!».
Детей у них с женой не было: с самого начала они решили пожить «для себя», без «лишних» забот, попутешествовать по стране. Но путешествия быстро заканчивались и наваливались почти на целый год гнетущая скука и уныние, и они отдалялись друг от друга. А тут, поди ж ты, он вдруг обнаружил, что забота о ком-то может быть вовсе не в тягость, а радостно приятной! И дыра в сосущий космос закрылась!
На четвёртый день жена сказала:
–  Слушай, а давай, его на балкон определим, всё равно улететь он не сможет! И верёвочку отвяжем.
Так и сделали.
В тот день по возвращении с работы, Петрову открыла дверь, возвращавшаяся с работы чуть раньше, жена с расстроенным лицом:
– Гришка пропал!
И в самом деле – на балконе Григория не было: значит, всё-таки взлетел! Ну а дальше-то?
Петров кинулся на улицу и обследовал землю под балконом: если свалился?
Странно, но Гришки он ни там ни вокруг в травах не нашёл, зато и не было следов никаких в виде перьев и крови. Улетел Григорий, предпочитая свободу безопасности.
– Улетел! – кисло улыбаясь, сообщил жене Петров.
Больше они до ужина не разговаривали, а когда сел за стол, сказал:
– Слушай, а не завести ли нам ребёнка?
– Я давно тебе об этом хотела сказать, только боялась… – отозвалась жена.