Фенхель
Каждый человек хотя бы раз, но фантазировал, чем он будет занят на пенсии? А что есть ты уже там, ты престарелая московская актриса, из театра списали, детей нет, соседки точат на тебя свой протез, потому что зуб еще в молодости сточили на твою красоту. А вокруг публики как от бублика да Тошка пес.
Москва, Фили, старый дом…
Однажды на пороге моей съёмной квартиры оказалась маленькая женщина лет 90, а может и старше, ну очень преклонного возраста. Открыв дверь, но не успев открыть рта, я поняла, она пришла с намерением. Не сразу было понятно с каким, но то как она бодро шагнула в мой коридор, стало ясно, быстро она не уйдет.
«Занятная бабка!» мелькнуло у меня в голове, смотря на прошедшую уже глубоко в квартиру Эхинацею. Шлейф, бодрый шаг и нечто пламенное, как знамя революции, уже скрипело у меня в комнате. «Да это и не «бабка» вовсе, рано я её, ещё так!» быстро исправилась я в мыслях.
Высокая, огненно-рыжая, почти цвета медной проволоки бабетта на голове. Каждый раз, когда я видела эту пошатывающуюся бабетту, у меня крылось сомнение в природном происхождении объема в таком возрасте. Там явно был подвох. И надо сказать, она отлично его там прятала.
Лицо спокойное, с гордым взглядом даже немного оценивающе-надменным. Маленькие морщинистые губки, причмокивали ярко накрашенной губной помадой. Цвет совсем не пугал хозяйку, казалось он был ей родным и привычным. Брови, как много в этом слове для женщины, но увы, там давно и на долго, поселился старческий авитаминоз, который тихо и коварно растерял былую удаль. Однако по старинке, хозяйка красила черным карандашом, протоптанную дорожку. Форма была всегда одна, я понимала, что эту форму она рисует уже 50 лет, неизменно.
Это была - Зинаида Васильевна. Моей соседкой была Московская актриса и певица, очень любившая петь романсы, и однажды у меня был случай — это услышать. Она родилась еще при Сталине, пережила своего мужа, потом второго, двух детей, всех коллег в театре. Наше знакомство как соседей, состоялось, и быстро приобрело интересную вечернюю традицию.
По вечерам, она иногда приходила к моему старому советскому трюмо, с зеркалом на пол комнаты. Она непременно брала стул, ставила его в центре комнаты напротив трюмо и садилась. Какое-то время у нее занимало выпрямить грудь, которая к слову была 5го размера, поправить две увесистые старомодные нитки бус на шеи и каждый раз яркий, новый платок на плечах. В эти минуты она не разговаривала со мной, шли приготовления. Потом она смотрела в зеркало и начинала говорить, туда. Как бы со мной, но подглядывая за собой. Отражение ей явно нравилось, иногда она так увлекалась в своем рассказе, что засматривалась на свою мимику. Забывая при этом про меня. Иногда, по началу, я так удивлялась этому процессу, что заглядывала сама в трюмо, в надежде увидеть там зрителей этого спектакля. Так уж убедительно, Зинаида Васильевна туда что-то рассказывала каждый раз. Со временем я привыкла, и уже не обращала внимание что Зинаида Васильевна снова говорит с трюмо, а она не обращала внимание, что я в это время ее не особо слушаю, а тихо что-то пишу или решаю.
Одиночество и видимо ревматизм, гнало ее в компанию молодой студентки. Здесь она будто забывала свои проблемы и пускалась в рассказы о прошлом. О том, как она смотрела в зеркало в свои 90 я понимала, что она была очень привлекательная в молодости. Зинаида Васильевна любила засидеться, видимо театральная привычка, допоздна не спать, оставила отпечаток на ее образе жизни. Провожая к ночи свою соседку, засыпая, я чувствовала гуляющий аромат ее красной Москвы по квартире.
В эти вечера я узнала, что в молодости Зинаида Васильевна очень любила мужчин и театр, театр и мужчин. Мужчины менялись, и не только законные мужья, а театр оставался, всегда! Сетовала что дружбы женской так она и не узнала. Первый ее муж был сотрудник ГКБ (ну так по крайней мере она говорила), очень ревнивый и часто ее просто так поколачивал, для профилактики, умирая от рака как-то он попросил, чтобы она прилегла рядом. «Такая молодая и красивая жена, зачем кому-то кроме меня» подумал он, придушивая её из последних сил. Сил не хватило, молодая жена убежала. Потом был инженер, третьим стал терьер Тошка, которому она отдавала всю свою любовь.
Однажды она позвонила и позвала к себе.
-Заходи Наташа, я на кухне,
Я прошла в ее маленькую двухкомнатную квартиру на втором этаже. В квартире было чисто и опрятно, у Зинаиды Васильевны всю жизнь были домработницы. В квартире казалось уснуло прошлое, старая добротная мебель, дубовый паркет, зеркала, кружева на креслах и столе.
– А знаешь, что это?
-Да фенхель, но я его никогда не ела, призналась я.
-Ну вот теперь и попробуешь! А я наверно еще не рассказывала тебе, что, когда я вышла замуж за первого мужа Петьку, мы уехали жить в Италию в 1951 году, на несколько лет. Так вот там, соседка итальянка, научила меня говорить по-итальянски, готовить пасту и есть фенхель. И тебя научу. Мне его нельзя, поджелудочная болит.
Она лихо тонкими колечками нарезала фенхель, сбрызнула его лимоном, оливковым масло, посолила, поперчила. И дала мне. В тот день я сидела на ее кухне за красивым полированным столом, мы пили чай, а я ела фенхель, первый раз в жизни и слушала ее рассказы о том, как не постоянны актеры мужчины. Ей всегда было что рассказать. А мне иногда думалось, правда ли то, что я слышу. Она была словно автомат, в который бросаешь монетку, и он тут же выдает партию воспоминаний и историй.
Пришел конец моего первого учебного года, наступила сессия и долгожданное тепло. Я жила на первом этаже сталинской пятиэтажки. В мое открытое окно любопытно заглядывал красавиц жасмин. Он был огромный, метра два. Куст был богат. Уже совсем не хотелось учиться, пчелы, тепло и пьяный запах жасмина куда-то все время уносили мои мысли. Я слышала, как на балконе второго этажа сидит Зинаида Васильевна и общается с Тошкой. Вдруг, я услышала шаркающие шаги под окнами.
-Доброго вам здравия Зинаида Васильевна!
(я приподнялась, и сквозь ветки жасмина увидела старенького дедушку, который радостно улыбался моей соседке, и уж как-то больно зазывающе он это произнес, будто будильник)
-И вам здравствуйте, Александр Иванович. Как поживаете?
(я услышала приободренный голос Зинаиды Васильевны)
-Все по возрасту, спасибо...
Еще какое-то время они обменивались любезностями, потом новостями о внуках и дед было уже пошел.... как вдруг повернулся, и с игривым голосом произнес.
-не послать ли нам гонца за бутылочкой винца? (Я было чуть не упала из окна в ветках жасмина, пытаясь разглядеть донжуана).
Зинаида Васильевна знала толк в театральных представлениях. Она выдержала паузу и запела.
Пара гнедых, запряжённых с зарёю,
Тощих, голодных и жалких на вид,
Тихо плетётесь вы мелкой рысцою,
Вечно куда-то ваш кучер спешит.
Были когда-то и вы рысаками
И кучеров вы имели лихих,
Ваша хозяйка состарилась с вами,
Пара гнедых, пара гнедых......
Это был старинный романс «Пара гнедых». Александр Иванович улыбнулся, поклонился и пошел дальше. Да, сцена была интересная, только это была жизнь. Я присела на стул, вглядываясь в цветы жасмина и мне почему-то стало грустно на душе. Я была тайным зрителем последнего акта.
Через какое-то время я уехали из дома на Филях, а от соседей узнала, что Зинаиды Васильевны не стало. В Италии я еще не была, но встречая Фенхель в магазине непременно вспоминаю забавную старушку что выступала с рассказами у моего старого трюмо. Вот так жизнь иногда оставляет якоря в памяти о людях, событиях. При встрече с ними вас будто уносит волной в прошлое и вы уже там. У всех они разные, герань, пирог, духи, фенхель….
Свидетельство о публикации №221041401776