Марковальдо - 9 Свежий воздух - Весна

Итало Кальвино
(перевод с итальянского)

– Вашим детям, – сказал доктор службы медицинского обеспечения, – нужно хотя бы иногда дышать свежим воздухом среднегорья, резвиться на лугах...

Врач стоял между кроватей в полуподвальном помещении цокольного этажа, где проживало семейство Марковальдо, и прижимал стетоскоп к спине маленькой Терезы между лопатками, хрупкими, как крылья неоперившегося птенчика. Кроватей было две и четверо детей, все больные, выглядывали из-за изголовья с пылающими щеками и блестящими глазами.

– На лугах - это на газонах у площади? – спросил Микелино.

– Среднегорье - это на небоскрёбе? – уточнил Филиппетто.

– А свежий воздух едят? – подключился к разговору Пьетруччо.

Марковальдо, длинный и худой, и его жена Домитилла, низкая и коренастая, облокотились с двух сторон на покосившийся комод. Не меняя позы они вскидывали свободные руки и хлопали себя по бокам:

– И как вы себе это представляете? Как, имея столько голодных ртов и по уши в долгах, мы можем это сделать?

– Самое лучшее место, куда мы можем отправить их, – пояснил Марковальдо, – это наша улица.

– А свежего воздуха будет в избытке, – подытожила Домитилла, – когда нас выселят отсюда ночевать под звёздами.

В субботу днём, едва дети выздоровели, Марковальдо повёз их на прогулку на ближайший к городу холм. Они жили в районе города, который был удалён от холмов больше всего. Чтобы добраться до ближайших склонов, они долго ехали в забитом людьми трамвае и дети видели вокруг себя только ноги пассажиров. Постепенно трамвай пустел, окна, наконец, освободились от заслонявших их людей, и уже можно было разглядеть тянущийся вверх бульвар. Так они добрались до конечной и далее пошли пешком.

Весна вступала в свои права: деревья зацветали на тёплом солнышке. Дети растерянно смотрели вокруг. Марковальдо вёл их по одному из переулков в виде длинной лестницы, которая поднималась среди зелени.

– Разве бывают лестницы, не ведущие к дому? – спросил Микелино.

– Это не лестница к дому, это улица.

– Улица?... А как машины ездят по ступенькам?

Вокруг располагались каменные ограды садов, за которыми виднелись деревья.

– Стены без крыш... здесь разве бомбили?

– Это сады... они похожи на дворы... – объяснял отец. – Дом в глубине - там, за этими деревьями.

Микелино покачал в сомнении головой, мало убеждённый ответом:

– Но дворы бывают внутри домов, а не снаружи.

Терезина, спросила:

– В этих домах живут деревья?

Потихоньку взбираясь вверх Марковальдо чувствовал, как с каждым шагом всё больше и больше отдаляется от заплесневелого запаха склада, в котором таскал коробки по восемь часов в день, от пятен сырости на стенах своего жилья, от оседающей пыли, что золотится, кружась в конусе солнечного света, пробивающегося из форточки, от выматывающего кашля по ночам. Даже дети не казались ему такими желтушными и хилыми, уже успев немного пропитаться этим светом и свежей зеленью.

– Вам нравится здесь?

– Да!

– Почему?

– Здесь нет полицейских. Можно запросто рвать цветы и кидаться камнями.

– И дышать. Дышите?

– Нет.

– Здесь свежий воздух.

Начали жевать:

– А мы его не чувствуем. Он пустой и безвкусный.

Поднялись почти на гребень холма. На очередном повороте город открылся перед ними, внизу, в глубине долины, как безграничный лабиринт серой паутины улиц. Дети беззаботно валялись на лужайке, как будто бы ничего другого и не делали в своей жизни. Подул ветерок - близился вечер. В городе кое-где уже зажигались фонари, неясно мерцая своими огоньками. На Марковальдо нахлынула волна сентиментальных воспоминаний о том, как приехал молодым в этот город. От этих улиц, от далёких манящих огней он, как и тогда, всё ждал чего-то, беззащитный перед грядущей неизвестностью. Ласточки кидались головой вниз, пикируя и стремительно носясь над городом.

Охватила грусть от того, что было нужно возвращаться. Разглядел в сгустившемся вечернем воздухе очертания своего района: он казался свинцовой застывшей далью, покрытой плотной чешуёй крыш с лоскутами дымов, развевающимися над почти не видимыми отсюда дымоходами.

Становилось свежо и надо было звать детей. Но, видя их, беззаботно качающихся на нижней ветке дерева, передумал.

Подошёл Микелино:

– Папа, а давай будем здесь жить?

– Глупенький, здесь нет домов и никто не живёт! – вымолвил Марковальдо с досадой, потому что он как раз размышлял о том, как хорошо было бы жить тут.

Микелино:

– Никто? А эти господа? Посмотри!

Темнело, и снизу от луга подошла компания людей различного возраста, одетых в тёплые серые одежды, похожие на пижамы, в беретах и с палочками. Они шли группами, иногда громко говоря и смеясь, опираясь на свои трости или неся их, весящими на руке на изогнутой ручке.

– Кто они? Куда идут? – спросил отца Микелино, но Марковальдо смотрел на них задумчиво и молча.

Один полный мужчина лет сорока, проходя мимо них, поздоровался:

– Добрый вечер! – сказал он. – Какие новости в городе?

– Добрый вечер, – ответил Марковальдо, – какие именно новости вас интересуют?

– Никакие, это просто, чтобы начать разговор, – сказал он, остановившись. У него было широкое белое лицо с розоватыми тенями в верхней части щёк.

– Я всегда это спрашиваю у приехавших сюда из города. Понимаете, я уже три месяца здесь.

– И никогда не спускаетесь в город?

– Ну, только если разрешат врачи! – потом, ухмыльнувшись:

– И вот это! – указав пальцем себе в грудь и хохотнув, немного задыхаясь.

– Уже два раза меня лекарь выписывал, но как только прихожу на фабрику - бац! И меня опять возвращают сюда. Смешно, не правда ли?

– И они тоже?... – Марковальдо показал на других людей, что разбрелись вокруг, одновременно ища взглядом Филиппетто, Терезу и Пьетруччо, потерявшихся из виду.

– Все они - мои товарищи по санаторию, – он подмигнул, – это время для самостоятельной прогулки перед сном... Мы ложимся очень рано... Понимаете, мы не можем выходить за границу территории...

– Какую границу?

– Этот участок принадлежит санаторию. Вы разве не знаете? Марковальдо взял за руку немного оробевшего Микелино.
 
Вечер выходил из берегов. Там внизу город был окончательно поглощён тенью. Пора было возвращаться.

– Тереза! Филиппетто! – позвал Марковальдо и пошёл искать их.

– Извините, – сказал он мужчине, – мне надо найти остальных детей.

Человек посмотрел в сторону, прикрывая глаза рукой от садившегося солнца.
– Они там, – сказал он, – собирают черешню.

Марковальдо во впадине увидел черешневое дерево и вокруг него людей в серых одеждах, своими палками нагибающих ветви и срывающих ягоды. И Тереза, и остальные двое ребят были вместе с ними. Довольные и радостные, они срывали ягоды, брали их из рук взрослых и смеялись вместе с ними.

– Уже поздно, – сказал Марковальдо. – Холодает. Пора домой...

Полный мужчина показал концом трости в сторону гирлянд огней, зажигающихся внизу.

– По вечерам, – сказал он, – я со своей палочкой мысленно прогуливаюсь по городу. Выбираю улицу - одну из этих ниток уличных фонарей, и следую по ней, вот так... Останавливаюсь возле витрин, встречаю людей, приветствую их... Когда будете гулять по городу, вспоминайте иногда: быть может, моя палка и я следуем за вами...

Дети возвращались увенчанные веночками из листьев и держась за руки обитателей больницы.

– Как же здесь хорошо, папа! – сказала Тереза. – Мы вернёмся сюда ещё поиграть, правда?

– Папа! – выпалил Микелино, – а почему мы не можем жить здесь, вместе с ними?

– Уже поздно! Попрощайтесь с синьорами! Скажите спасибо за черешню. Ну, всё! Пошли!

Уставшие, тронулись в обратный путь. Марковальдо угрюмо молчал, не отвечая на вопросы. Филиппетто захотел на руки, Пьетруччо - на плечи. Терезу пришлось тащить за руку, а Микелино, как самый большой, шёл сам, подбивая ногами камни.