к барьеру!

обложка: арт - Грачья Ованесян/Hrach Hovhannissyan
его чудесная графика здесь: https://www.behance.net/hrachistrying

Вступление от талантливого художника, Грача, которое я хотел бы взять эпиграфом к рассказу:

История иллюстрации, которая тебе понравилась заключается в том, что несколько лет назад я решил нарисовать то, как на самом деле выглядели бы армянские крылатые фразы. И данная фраза существует для того, чтобы посылать людей куда подальше. И посылали не куда-нибудь - прямиком к дьяволу, а «дьявол» и «писатель» - полные омонимы в армянском языке.

***

Я курил одну сигарету за другой. Пепел падал на пыльный, давно не мытый пол и я не замечал этого. Дым воспоминаний стремился в открытое окно на злобу соседей верхних этажей, а мой взгляд застыл на одной точке и мозг с одного щелчка отправил меня в прошлое, которого может быть и не было.

Я родился в 1783-ем году. Рос, мужал и всегда очень ответственно подходил к вопросам, касающимся чести, долгу и обязательствам. Я не давал обещания, которые не мог или не хотел выполнить. Я занимался любимым делом, хлопотал над воспитанием детей и очень - очень! - любил свою супругу.

Она была красива, строптива и могла захандрить по любому пустяку. Её неуёмная фантазия, ипохондрия и смена настроений рано украсили мои виски седыми волосами волнений. Она очень любила говорить. Может быть ей нравился её собственный голос или отождествление себя с чужими мыслями - не знаю - знаю лишь то, что, находясь вместе с ней ничто не могло мне помешать молчать, что мне очень нравилось.

Молчание - золото? Я молчал, но золота у меня-то и не было. Я любил жизнь как дар. Дар, что охапкой тлеющей соломы души вспышкой в спешке запихали мне в живот боги, раскрутили, смели ориентиры и отправили в путь. Путь, которому имя - судьба.

Кому-то напророчена постель со сломанной пружиной, а кому-то погост.
Кто-то рвёт волосы и оглядывает отчаянно окружение безумным взглядом, а кто-то лоснящимися губами восклицает нечто пустяковое, мелочное и растекается в умилении собственной значимости. Я же просто молчал и любовался жизнью, слушал умных людей, а дуракам предлагал встретиться позже, но игнорировал назначенные свидания. Я молчал и говорунам порой казалось, что я туп и непроходимо глуп. И, правда, зачем ум, если его не демонстрировать?

Мне было около сорока, когда моя венчанная влюбилась без остатка в этого человека. Он по родословной был абиссинец, эфиоп. Дед его сыскал благоволение у урода Петра, что переселил нас на болота и оставил в объятиях чахотки и ветров финского залива.

Оплоту всех мыслей и стремлений моей суженной было 24. Говорил он красиво. Много писал, был горделиво беден и гремел на всю столицу. У него был неоспоримый талант поэта, словотворца и психолога-психопата. Он дерзко смотрел в глаза и беззастенчиво искрил гадостями в лицо оппонента, если тот ему не нравился. На его счету уже был десяток дуэлей и выпала моя очередь. Я застенчиво улыбался, когда он подначивал меня, но как только он вскользь коснулся темы родимого пятна моей любимой, что скрывали платья от чужих глаз, я побагравел и, не мигая шлёпнул этого подонка ладонью по лицу.

Этого было вполне достаточно, чтобы на следующее утро я, обречённо оглядываясь, выслушивал указания секунданта в леске за городом, напоённом туманом измены человечности. Я пытался уловить взгляд дурака, что сочинял стихи и рушил жизни. Он не смотрел на меня. Был подчёркнуто деловит и любовался пистолем, что вручал ему поверенный.

Отсчитали шаги.
- Сходитесь! - прокричал мой старый, добрый и верный друг.
- Ты - подонок! Ты - подонок! - свирепо кричал я в молоко тумана. - Гореть тебе в аду за каждое слово и жизнь, что ты взял в долг у богов!
Я выстрелил и следом прогремел ЕГО выстрел. Я, конечно же, промазал, а он. А он.. А он попал.