Глава 11. Сопутствующие обстоятельства

Глава 11. Сопутствующие обстоятельства.

1. Вера в лучшую жизнь.

Человек по сути своей, очень инерционен. Не может он измениться мгновенно. По поступкам его, по поведению можно подумать, что произошла с человеком разительная перемена. Но в душе переход человека из одного состояния в другое долго будет сопровождаться ещё внутренними переживаниями, чаще всего – мучительными.
Штольц – инженер-связист по профессии, имел за плечами богатый практический опыт эксплуатации средств электросвязи. Любил технику и относился к ней как к живой. Техника, она ведь тоже меняется и как весь окружающий мир, включая человека, стремится к совершенству. Вот и та, с которой он работал…

Принцип построения аппаратуры образования телефонных каналов, по которым передаётся речь человека на дальние расстояния, был построен на использовании аналоговых электрических и звуковых сигналов. Сигналы эти непрерывно меняются во времени и в таком виде распространяются по воздушным проводам, по подземным кабелям, а то и просто – в воздушной среде. Сигнал в пути, за время перехода от передатчика к приёмнику, будет ослабевать, и искажаться под воздействием неблагоприятных внешних факторов. Аппаратура связи будет стремиться передать этот сигнал в первозданном виде, будет его оберегать от искажений, усиливать до необходимого, для нормального воспроизведения, уровня. Но в результате сигнал этот всё равно изменится, в той или иной степени, и на приёме будет отличаться от оригинала, отправленного в линию передатчиком.

В случае передачи разговора по аналоговому каналу связи речь человека может сопровождаться хрипами, тресками, писками, завываниями, и в худшем случае, может стать просто неразборчивой. Связисты прекрасно знают особенности аналоговой техники связи и умеют её обслуживать.
Но техника меняется. В конце семидесятых годов появилась на сельских сетях связи Советского Союза аппаратура образования телефонных каналов, основанная на совершенно иных методах обработки сигналов – с помощью цифрового кодирования. Практически все недостатки имеющие место при передаче аналоговых сигналов ею были устранены.

Это была совершенно иная техника. Кардинально упростилось её обслуживание. Сигнал передавался теперь в форме прямоугольных импульсов и представлял собой комбинацию из так называемых единиц и нулей. Наличие импульса в этой комбинации означало единицу, отсутствие импульса – ноль. Иначе говоря, звуковой сигнал кодировался двоичным цифровым кодом, и передавался в линию не сам сигнал, а информация о нём, закодированная набором стандартных единиц и нулей. На приёмном конце, по определённым признакам, требовалось аппаратуре в полученном электрическом сигнале распознать нули и единицы в той последовательности, в которой они уходили в линию на передаче. Затем, нужно в этой же последовательности просто проставить новые стандартные нули и единицы в идеальном, неискажённом виде, расшифровать их совокупность и получить заложенную информацию в первозданном виде. В результате посланный в линию сигнал, на приёме, практически не отличается от оригинала на передаче.

Цифровая техника связи обладает определённой чувствительностью и при обработке сигналов не допускает их многовариантности. Или – или! Если последовательность импульсов поступила, значит, информация, в ней содержащаяся, будет воспроизведена в идеальном виде. Если импульсов нет, то и информации нет. Иначе говоря, работа цифровой техники основана на принципе ключа.
Железо есть железо. Заложили в это «железо» необходимые свойства – включили, и техника тут же стала работать по другим принципам. Но человек – не железо. Он так не может. Человеку, чтобы перестроиться, нужно время, и ещё – нужно переформатировать своё сознание с помощью личного опыта и знаний.
Штольц в своё время, ещё совсем немного проработав в должности инженера группы технической помощи, был направлен в Барнаул на курсы и целый месяц изучал там цифровую технику сельской связи, которая вот-вот должна была появиться на сетях Казахстана. Она и появилась спустя некоторое время. В Эксплуатационно-техническом узле связи Штольц самостоятельно эту технику осваивал, внедрял и впоследствии обслуживал.

Телефонная связь на селе в семидесятых-восьмидесятых годах развивалась стремительно. Двенадцатиканальных систем с импульсно-кодовой модуляцией – ИКМ-12М на сети становилось всё больше и больше. Понадобились новые специалисты цифровики.
Штольц к тому времени наработал уникальный опыт, и его Министерство связи Казахской ССР пригласило в качестве преподавателя на Первые республиканские курсы по сельской цифровой технике.
Чтобы детально преподавать предмет, нужно знать его досконально. Штольц не спал ночами, готовил лекции слушателям и сам разбирался и уяснял то, чего в обычном режиме эксплуатации цифрового оборудования, в общем-то, знать и не нужно было. Он был педантом по складу характера и считал долгом своим добраться до сути, до мельчайших особенностей предмета, который преподавал.

Так случилось, что на практике после института он осваивал и аналоговую, и цифровую технику практически одновременно, и благодаря курсам, а затем преподаванию на курсах, чётко уяснил разницу между ними – недостатки и преимущества, и в эту новую цифровую технику влюбился сразу, отдавая ей предпочтение. Его коробило, когда коллеги постарше, связисты, имея за плечами многолетний опыт эксплуатации аналоговой техники, пытались применить его и к технике цифровой. Когда что-то случалось на сети докладывали сменные инженеры об этом Штольцу и говорили
– Пропали контрольные частоты…
Смысл заложенной в этих словах информации был понятен Штольцу, но всё равно он   чертыхался в душе
– Ну, какие контрольные частоты? Нет у ИКМ-12М контрольных частот…
Внешне недовольство старался не проявлять. Ну что с них взять! На курсах специальных не были, своими руками технику не настраивали. А самим изучить её? Такую задачу не каждый способен осилить…

После 1991 года жизнь изменилась. Но об этом, о сути изменений, знали те люди, которые эти изменения готовили. А народ в массе своей жил привычными советскими понятиями. Если Штольц-инженер революционные изменения в технике связи изучил, усвоил, принял и быстро перестроился, то Штольц-гражданин кардинальные изменения в жизни страны поначалу, если и замечал, но так как лично его они особо не касались, уверен был – всё выправится и без его участия. Жил по инерции советских времён, как и все люди.
Он по жизни был воспитан в позитивном духе. Всё, что в стране его происходит – направлено на улучшение жизни. Для всех граждан! «Завтра будет лучше, чем вчера»!
Так и происходило на деле. Он вырос в многодетной семье. Выучился. Получил высшее образование по профессии, которую сам выбрал. И место работы выбрал самостоятельно. И карьерный, профессиональный рост сам собой пришёл благодаря честному, самоотверженному труду. Отсюда – и уважение в коллективе. И, конечно же, – зарплата достойная и рост благосостояния. И железная уверенность – всё зависит от тебя самого. Завтра будет лучше, чем вчера!
Так и было до 1992 года.

А потом, произошло что-то непонятное. Уму непостижимое! Развалилась страна…
Шок был, конечно, сильный! Но инерция мышления работала, и оптимизм побеждал растерянность. Ну да, развалилась… А можно сказать – перестроилась под объективно изменившиеся условия. Разделилась страна на самостоятельные Республики-Государства. Но цели государств этих ведь не изменились – остались прежними! И люди в государствах этих сплошь – советские. Жизнь народа должна улучшаться. Завтра будет лучше, чем вчера.
Но это – завтра! А сегодня – надо потерпеть и продолжать честно делать своё дело. Рыночная экономика? Шоковая терапия? Ну, так она потому и шоковая, что в короткие сроки преобразует экономику, оглянуться не успеем, и рванёт Государство ускоренными темпами к заветным высотам сытого благосостояния.
Для всех!

Потерпеть надо! Быстро пролетит это шоковое «сегодня»…
Связистам было легче терпеть. Работа их отрасли была востребована. И даже, сеть развивалась. Штольц для своих сотрудников делал всё, чтобы невзгоды шокового времени без серьёзных потрясений сказывались на их жизни, и жизни их семей. И делал это многократными дополнительными выплатами премий, регулярным повышением зарплат, дополнительными льготами. Экономическое состояние Городской телефонной сети позволяло это делать. Только бы качество связи не ухудшалось, только бы все телефоны работали бесперебойно!
И коллектив не подводил своего начальника. Коллектив работал достойно и заинтересованно...
И вот, уже 1994 год наступил, а «сегодня» из 1991 года, продолжалось и всё сопровождалось дополнительными шоками. Не наблюдалось никаких предпосылок к улучшению жизни.
Многое произошло за это время плохого, но оптимизм у Штольца всё ещё сохранялся. И в коллективе удавалось поддерживать позитивные настроения.
Надо потерпеть. Ещё немного! Завтра будет лучше... 

2. Депутат.

Городской совет переименовали – подыскали ему новое имя с национальным оттенком – Маслихат. В начале 1994 года, перед приходом весны, назначила власть первые в стране низовые истинно демократические, альтернативные выборы. Несколько кандидатов могло претендовать в избирательном округе на одно депутатское место.
Избирательная кампания носила открытый соревновательный характер. В местной печати были опубликованы программы претендентов, проводились встречи с избирателями, по местному телевидению организовывались дебаты. Народ слушал, оценивал, задавал вопросы. В назначенный день, в результате свободного волеизъявления, по каждому округу, из претендентов, стать депутатом Маслихата должен был лучший.

Штольцу предложили побороться за депутатское место. Выдвинули в кандидаты. Сам Штольц никогда не взялся бы за депутатское дело. Ему вполне хватало нагрузок на хлопотной, напряжённой и очень ответственной должности телефонного начальника. Но раз предложила ему власть дополнительную нагрузку – значит, верила, что он справится. И не в характере Штольца было отказываться. Поставили перед ним новый, более трудный рубеж. А раз поставили, непременно надо взять, преодолеть его! Отказ? – он в понятиях Штольца будет, как трусость выглядеть.
Опыт соответствующий, имелся. Два последних созыва, до роспуска КПСС, был он членом Городского комитета партии. Не очень обременительная работа. Подумал немного Штольц, взвесил все за и против, и согласился.
А округ ему достался, если сказать мягко, не самый сладкий. Расположен посёлок на окраине города, на солончаковой земле. Дома частной застройки, без нормальных дорог, без свойственных городу бытовых благ цивилизации. Официальное название так и звучит – Застанционный посёлок, а народное, попроще, и говорит само за себя – Шанхай.

Штольц понимал, почему поручили ему именно этот округ. Наиболее кричащей проблемой для его жителей было отсутствие нормальной телефонной связи. Всего несколько десятков телефонов на три с лишним тысячи жителей. И если выберут Штольца в депутаты жители посёлка, то уж эту проблему непременно должен будет он для них решить в приоритетном порядке. А значит, будет и в городе одной головной болью меньше.
Он активно включился в борьбу за депутатское место. Много не обещал. А вот то, что посёлок будет обеспечен надёжной телефонной связью, причём на сто процентов в течение ближайших двух лет, пообещал твёрдо. Всё остальное? – говорил честно – не от него зависит. Способствовать улучшению жизни в посёлке он, конечно, будет, но это – как получится. Как, в какую сторону жизнь в Казахстане повернётся – кто знает?..
Штольц умел разговаривать с людьми, умел находить с ними общий язык и ему верили. Активно агитировали жителей за его избрание местные почтовики-связисты. Штольц чувствовал себя уверено.

Так сложилось, что заключительные выступления по телевидению кандидаты должны были произнести непосредственно перед выборами. Три претендента собрались вместе. Каждому в порядке очерёдности было предоставлено пять минут эфирного времени.
Первой выступала женщина-кандидат. Она работала в Городском отделе народного образования, и видел Штольц её впервые. С интересом слушал выступление. Соперница акцентировала внимание на проблемах воспитания детей, не отрывала глаз от заготовленного текста, произносила дежурные слова, выглядела скучно…
Штольц выступал вторым. Естественно, говорил о перспективах развития связи в городе, о сто процентной телефонизации Застанционного посёлка, о том, что это не пустые «прожекты». В подтверждение своих слов сообщил, что уже получена современная цифровая АТС S-12 ёмкостью в 16,5 тысяч номеров и начат её монтаж…Связь в городе, действительно, несмотря на общий упадок производственной, экономической жизни, имела реальные перспективы развития.
 
Более серьёзным соперником Штольца был третий кандидат. Иманов Кайрат – начальник Городской санэпидстанции. Штольц и Иманов знали друг друга. Встречались изредка на совещаниях в городской Администрации. Каждый занимался своим делом.
Иманов начал своё выступление с изложения огромных перспектив развития Казахстана, открывшихся в связи с приобретением им независимости, затем, плавно перешёл на проблемы санитарно-эпидемиологического состояния города, обозначил пути их решения, и в заключение, совершенно неожиданно для Штольца, начал критиковать работу связи в городе. Он не назвал конкретно Штольца, но с явным намёком в его адрес обвинил связистов в несправедливом распределении телефонов среди горожан.
Это было низко и подло с его стороны. Штольц задохнулся от возмущения, но время эфира закончилось, и достойно ответить на выпад против него перед зрителями, возможности уже не было.

И всё-таки, тут же в студии, он потребовал от Иманова конкретных фактов по существу его заявления и услышал обескураживающий ответ
– Ну, что вы, Виктор Васильевич, так близко к сердцу это приняли? Я же, в общем сказал. Так люди говорят… И добавил с ухмылкой
– Мы же с вами сейчас соперники и можем открыто критиковать друг друга! И выглядел Иманов при этом таким дружелюбным...
Хороша критика! Бросил слово дурное, как будто открыто перед всеми по лицу хлестанул! И оказывается – так, для красного словца сказал!
Штольц сумел взять себя в руки. Ну, не драться же с ним…
А выборы выиграл с подавляющим преимуществом. И стал депутатом городского Маслихата. Без отрыва от производства, на общественных началах.

День выборов для связистов всегда ответственный и напряжённый. Связь с избирательными участками не должна прерываться ни на секунду. Не дай бог, случится что-то неординарное, нарушится связь, – тут же у властей готова формулировка с оценкой их работы
– Вы сорвали выборы…
С шести утра Штольц находился на работе. За ходом голосования на своём участке не следил. Домой вернулся поздно. Уже темнело. Устал неимоверно. Только-только начало ослабевать нервное напряжение. И вдруг, – телефонный звонок…
Просто так, чтобы поболтать по телефону, Штольцу на квартиру не звонили. Он чертыхнулся с досадой и поднял трубку. Не успел с работы прийти, а уже случилось что-то…

Ошибся на этот раз. На другом конце провода незнакомый гортанный голос с ярко выраженным кавказским акцентом, захлёбываясь от радости, поздравлял Штольца с победой на выборах и избранием в депутаты.
В Застанционном посёлке проживало много ингушей, и вероятно это был один из них. И пока Штольц соображал – откуда звонивший узнал номер его домашнего телефона, не прописанный в телефонном справочнике, избиратель сообщал, что вскоре обязательно придёт на приём, изложит в приватной беседе свои проблемы, решить которые сможет только депутат. Он говорил и говорил, а в Штольце закипало раздражение.
А что, если действительно каждый из его избирателей посчитает нужным явиться к нему на приём со своими многочисленными проблемами, не с проблемами, касающимися телефонной связи, а с другими, совершенно другими, и что о том, как решать их, не имеет он совершенно никакого понятия? Зачем ему это? Неужели мало своих, повседневных, профессиональных, телефонных заморочек? Не переоценил ли он свои силы…

Раздражение пересилило разум. Штольц повёл себя неадекватно, не проявил радости, неожиданно для избирателя, холодным тоном попросил его не звонить больше на квартиру, дал понять, что разговор окончен и положил трубку. Чётко, со всей ясностью, запоздало, осознал вдруг, что совершил ошибку и зря ввязался в эту депутатскую гонку. И дело – не в его трусости. Не приступил ещё к депутатской деятельности, а уже пожалел, что оказался избранным.
Поздно осознал, теперь придётся пожинать плоды «победы»…

Выборы, действительно, были демократичными. Власть с удивлением обнаружила, что лишь два депутатских мандата, из двадцати одного, получили представители титульной национальности. Хотя – что тут удивительного? Население города подавляющим числом своим всё ещё оставалось русскоязычным. Но, поддержка «пролетарского интернационализма» на государственном уровне канула в лету. Процессы по переделу собственности набирали силу, а в борьбе за эту самую собственность все методы хороши. Принадлежность к той или иной национальности обретала новые смыслы. И на этом фоне пробивались местами, на бытовом уровне ядовитые ростки национализма. И как-то заметнее и заметнее становилось, что представители не титульной национальности, при любом удобном случае, явно вытеснялись из властных, силовых и государственных органов.
Люди, конечно же, обращали на это внимание. И голосовали протестно, большей частью, инстинктивно, по национальному признаку. По каждому избирательному округу был выдвинут кандидат титульной национальности, как правило – достойный кандидат. И не был избран. Депутатами стали лишь два казаха. По большому счету – это было плохо.

Три четверти депутатов составляла разношёрстная публика. Никому не известные люди. Превалировали казаки, представители славянского общества «Лад» и, к сожалению, большинство из них не имели опыта общественной работы, работы с людьми, они не руководили коллективами, и даже, некоторые – не были достаточно образованы. Но нахватались за перестроечные годы политического популизма, были амбициозны, смелы и задиристы. И очень любили критиковать всё и вся, не предлагая разумных конкретных решений.
Первое же, совместное с городской Администрацией, заседание депутатов Маслихата превратилось в балаган. Глава городской администрации Мырзин тщетно пытался направить ситуацию в конструктивное русло. Крикуны не поддавались, говорили, перебивая друг друга, каждый о своём. Штольц постепенно закипал изнутри. Он привык к организованности, к деловитости, к порядку. Не выдержал, вмешался, призвал депутатов придерживаться запланированной повестки заседания. Предстояло выбрать и утвердить Председателя городского Маслихата. Серьёзнейший вопрос… Его не слушали…

С первого раза не получилось. Три часа бесплодных дебатов сразу обо всём. Штольц больше не вмешивался, сам себе задавал вопрос – неужели и в дальнейшем так будет продолжаться? Испытывал полное разочарование. Ушёл с заседания с обострившимися физическими, болезненными ощущениями.
На следующем заседании Председателя избрали. Он оказался по характеру компромиссным человеком. Сумел лавировать между интересами городской Администрации и амбициями горлопанистых избранников. Поиск компромиссов, желание никого не обидеть, всё это занимало очень много времени, заседания неоправданно затягивались.
Штольц не мог позволить себе бесплодного и раздражающего времяпровождения. Обсуждать приходилось всё; прессинг со стороны милиции и накат из-за бизнеса на одного из депутатов; стремление другого депутата, однажды обиженного вытрезвителем, непременно этот вытрезвитель закрыть; игры с переименованием улиц по «многочисленным просьбам населения»…

Штольц терпел, быстро понял, что лично он изменить ход заседаний не сможет. Болтовня, пустословие, продолжались. Отрешиться от происходящего не получалось. Организм его реагировал, болезненно воспринимал пустую говорильню.
Терпение, оно ведь тоже имеет предел. К тому же – накалялась обстановка на работе. Много сил душевных потребовалось для сохранения Городской телефонной сети, как самостоятельного предприятия в условиях затеянной Областным предприятием связи реорганизации. Нервное перенапряжение сказывалось всё сильнее.

 И наступил момент, когда решил Штольц просто игнорировать эти заседания. Просто перестал их посещать. Глупо было растрачивать впустую и так пошатнувшееся здоровье. Приходил Штольц лишь на те заседания, где необходим был кворум депутатов Маслихата и требовалось голосование по жизненно важным для города решениям, как правило, связанным с использованием бюджета, разработанного специалистами городской Администрации. Ждал упрёков. Был готов даже сложить с себя депутатские полномочия, так как реально исполнять их в полную силу не мог. Но как оказалось, никому это не было нужно. Посещал он заседания Маслихата, или не посещал – от этого абсолютно ничто не менялось. А значит – просто зря травил себе душу угрызениями совести.
По сути, Маслихат был лишь красивой оболочкой для придания демократичного характера решениям  реальной исполнительной власти в городе.
Ранее накопленный опыт сказывался. Ещё в ходе избирательной кампании Штольц инстинктивно чувствовал, что именно так и  будет, поэтому и не раздавал избирателям пространных многочисленных обещаний. А вот выполнит ли он или нет сто процентную телефонизацию Застанционного посёлка – зависело только от него…

3. Этот пресловутый квартирный вопрос.

Завтра будет лучше, чем вчера… Советский Союз прекратил существование, но инерция
позитива наработанного в перестроечные годы продолжала действовать. Недоумение по поводу происходящих событий в стране, мысли о грядущем непредсказуемом будущем, вероятность наступления плохих времён… Опасения, возникающие в связи с этим, в первые, после развала страны, годы, в повседневных заботах, отодвигались на второй план, гасились до поры, осязаемыми, конкретными результатами труда, реальными достижениями в жизни Синегорска.
Практически в полном объёме удалось выполнить масштабную программу «Жильё-91». Город за предыдущие шесть лет изменился до неузнаваемости. Расцвёл и похорошел. Выросли новые микрорайоны. Жители в массовом порядке получали новые, благоустроенные квартиры. Особенно – в конце 1991 года!

Размах набирало индивидуальное жилищное строительство при мощнейшей поддержке предприятиями и организациями работников, пожелавших заиметь собственный дом. Специальные разнарядки доводились со стороны властей на количество домов повышенной комфортности, которые должны были они возвести своим работникам.
Штольц в полном соответствии с очерёдностью на расширение жилья, тоже решил построить себе коттедж. Карусель закрутилась. Но так получилось, что строительство его в конце 1991 года только началось. Поэтому пришлось понервничать, – а вдруг, всё это будет заморожено, зависнет в воздухе, в связи со свалившейся, как снег на голову, политической и экономической неопределённостью на всё постсоветское пространство, а значит, и на его город? Темпы строительства жилья в целом резко замедлились, но, к счастью, на строительстве коттеджного посёлка это не отразилось. Обошлось! Новый 1993 год семья Штольца встретила в просторном двухэтажном доме.

Как это здорово – жить на земле! Не запираться в квартире многоэтажного дома, а иметь возможность вот так, запросто, в любое время, просто открыть дверь, спуститься по крылечку и оказаться в ухоженном дворе, в огороде, наедине с рукотворной природой, среди собственноручных насаждений декоративных кустарников и плодовых деревьев, среди грядок с разнообразными овощами и зеленью, перечислить названия которых, пальцев не хватает на руке, среди клумб с красивейшими цветами – просто, остановиться там, где душа пожелает и полной грудью вдыхать, наслаждаться свежайшим, наполненным неповторимыми ароматами, воздухом. Вот она – твёрдая, надёжная земля под ногами! Вот оно – чистейшим воздухом наполненное необъятное, бесконечное небо! Вот он – берёзовый лес, из рядом расположенного парка, нависающий над забором! Природа и ты! Ты и Природа! И нет никого вокруг! И тебя отдельно нет от Природы! Душа растворилась в пространстве и блаженствует…

А потом, земля опять привлечёт к себе внимание, напомнит: – чтобы всего вдоволь на ней было, и чтобы красиво, привлекательно она выглядела – потрудиться на ней надо! И напоминание это – тоже в радость Штольцу. Труд физический – и мышцам тренировка,  и отвлекает от всего, там, за пределами приусадебного участка существующего.
Первый год жизнь в коттедже приносила сплошные радости. Жизнь, добавившая обычных, памятных из детства, человеческих, крестьянских забот и хлопот. Появилась земля в личном владении, на которой очень много руками поработать надо, чтобы повысить её плодородие, заселить разнообразной зелёной живностью, придать пространству ухоженный вид, глаз ласкающий, и душу радующий. А рядом, в двух шагах, полностью благоустроенный огромный личный особняк расположился, подведена к которому прекрасная, вкусная вода, не из городского, хлором разбавленного водопровода, а из поселковой, общественной скважины! И в остальном – полностью благоустроенный, для комфортной жизни приспособленный! Живи – не хочу!

Управляющий трестом Синегорсксельстрой Аскаров в составе представительной делегации синегорцев с ознакомительным, дружественным визитом в 1990 году побывал в американском городе-побратиме Уокешо. Многое увидел примечательного своими глазами, и как профессионал-строитель, кое-что полезное для себя подчерпнул. Впечатлился американскими частными домами-коттеджами. Решил, что строители его треста тоже не лыком шиты и тоже смогут построить в своём городе нечто подобное. Загорелся Аскаров, тем более, что государство активно начало поощрять строительство в стране индивидуального жилья и приняло соответствующие законодательные решения.  Раздобыл проекты американских коттеджей.
Городские власти выделили тресту под застройку земли в черте города в привлекательном экологически чистом районе, и за три года, как обещал, построил Аскаров свой посёлок, на первом этапе, из пятидесяти прекрасных  полностью благоустроенных домов-коттеджей состоявший.

Для советских людей, для трестовских строителей построил он свою маленькую Америку. Семьдесят процентов жилья распределил рядовым работникам – штукатурам, малярам, мастерам и прорабам; пятнадцать процентов – руководителям структурных подразделений и пятнадцать процентов – нужным руководителям городских предприятий, чтобы были они заинтересованы провести без проволочек в «малую Америку» все необходимые коммуникации.
Штольц за то, что построил ему Аскаров коттедж, обязался полостью обеспечить посёлок телефонной связью и радиофикацией.
Дело у всех спорилось. Всё было сделано вовремя. Первые пару лет обустраивались новосёлы на новом месте на частных своих территориях, дышали чистым воздухом и радовались гарантированным государством коммунальным удобствам, таким же, как в многоэтажных домах.

Но развалился Советский Союз, и постепенно начали сказываться последствия развала. Жизнь менялась. Начала править бал рыночная, шоковая терапия. Цены на всё и вся стремительно поползли вверх. Стоимость коттеджа и в советских ценах была довольно высока, как минимум, в два раза превышала стоимость трёхкомнатной квартиры. Эту сумму работнику-застройщику предприятие выделяло в виде беспроцентного кредита, который в течение срока, оговорённого договором, впоследствии необходимо было вернуть. И срок возврата растягивался на десятки лет, при условии, что работник продолжит на предприятии трудиться.
Строительство штольцевского коттеджа пришлось как раз на время взрывного роста цен. Если бы мог Штольц это предвидеть – никогда не взялся бы за частное строительство. Росли цены как на дрожжах и за год, к окончанию строительства, стоимость коттеджа возросла в ДВАДЦАТЬ! раз и исчислялась уже миллионами рублей. И это – без стоимости поселковых коммуникаций… Уму непостижимо!..

Городская телефонная сеть, учитывая стаж добросовестной работы Штольца и его жены-связистки, взяла на себя значительную часть погашения кредита. Но всё равно, на фоне несопоставимо малого роста зарплаты, по сравнению с резко возросшей стоимостью коттеджа, получалось, что потенциально Штольц вместе с женой даже до очень далёкой пенсии проработав, так и не сможет за коттедж полностью расплатиться. Финансовая кабала петлёй захлёстывала семью Штольца. Это вызывало тревогу. Это напрягало. Это порождало неуверенность. Как там сложится всё впереди…
Штольц не в состоянии был осмыслить внезапно свалившуюся, непомерно возросшую финансовую проблему. Старался не думать о ней. Убеждал себя: жить надо по принципу – будь что будет! Но всё равно, мысль о том, что он кому-то что-то непосильное должен, от случая к случаю отравляла сознание.

Основания для беспокойства возникали всё чаще и чаще. В соответствии с рыночными постулатами предприятия в массовом порядке начали избавляться от ведомственной социальной инфраструктуры для своих работников.
У Областного предприятия связи была возможность для манёвра. Ведомственный детский садик «Звоночек» был передан на баланс Городской телефонной сети, сразу после разбирательства в Арбитражном суде, как бы в отместку за проявленную непокорность, за то, что она отстояла свою самостоятельность. Штольц даже не расстроился, принял это как должное. Продукция связистов, по-прежнему, оставалась востребованной, и содержать детский сад, в котором работало только педагогов – 60 человек, в принципе, было можно.

А вот у треста Синегорсксельстрой наступали чрезвычайно трудные времена. Возможности для строительства жилья и новых промышленных объектов в области резко сократились. Работы строителям становилось всё меньше и меньше. Аскаров пытался маневрировать, считал, что трудности временные, старался как-то сохранить свой коллектив. И, конечно же, трудности докатились и до коттеджного посёлка, хозяином которого, по большому счету, трест оставался. Власть области и города полностью отстранилась от помощи строителям. Строительная отрасль разваливалась на глазах. Но для Аскарова – завершить полностью строительство «маленькой Америки» – оставалось делом чести.
Аскаров, пригласив в посёлок для проживания руководителей сторонних организаций, предусмотрительно сделал хороший ход. Начал перекладывать на плечи этих руководителей, а значит – на предприятия, которые они возглавляли часть затрат на строительство коммунальной инфраструктуры – воды, канализации, дорог и общего поселкового благоустройства. И в каких пропорциях он это делал – только ему, Аскарову было достоверно известно. Причём доля затрат этих считалась и распределялась предприятиям-смежникам по рыночным ценам.

Городская телефонная сеть, которой руководил Штольц, в новых рыночных условиях, вошла в разряд предприятий-монополистов, и поэтому стоимость услуг связи потребители оплачивали по существующим тарифам, строго регламентированным государством. По возможности управлять стоимостью своих услуг связисты и строители в новых условиях хозяйствования явно были расставлены в несопоставимые весовые категории.
Штольц вынужденно рисковал, а если точнее – тоже приспосабливался жить в рыночных условиях. Его предприятие ведь занималось телефонизацией и радиофикацией коттеджного посёлка, да и другие услуги тресту Синегорсксельстрой предоставляло. И коли Аскаров предъявлял ему затраты по завершению строительства инфраструктуры посёлка по законам рынка, то и встречные затраты связистов Штольц предъявлял ему тоже в рыночных ценах. Только – тресту Синегорсксельстрой! Больше – никому. Так сказать – баш на баш!

В результате, ГТС не страдала. Это были потенциальные, пока ещё не подлежащие обязательному учёту сверхпостроечные работы, тем более, рассчитанные по рыночным ценам. У Аскарова стоимость этих работ учитывалась, а на ГТС – нет. Такие вот парадоксы переходного периода от социализма к капитализму имели место. И благодаря этому стоимость коттеджа, достигнув и так запредельного, в понимании обычного советского человека уровня, больше не росла. Да и по справедливости – не должен частник на территории города за собственный счёт строить и развивать коммунальную инфраструктуру за пределами своей, личной территории.
А город испытывал все больше трудностей и закручивал гайки. Он всё сильнее и сильнее ощущал нехватку средств необходимых для приобретения топлива на зимнее отопление зданий, на оплату потреблённого электричества, искал любые зацепки для уменьшения нагрузки на свои сети, и в том числе, грозил отключить от городского обеспечения «малой Америке» тепло и электроэнергию. В этих условиях Аскаров решил организовать автономное жизнеобеспечение коттеджного городка.

В обычном, частном доме – подумаешь, проблема! Смастери печь, закупи дрова, уголь, разожги огонь и наслаждайся теплом! Но разве можно обеспечить от простой печи огромный двухэтажный особняк общей площадью порядка трёхсот квадратных метров? Хоть бери и на каждый дом персонального кочегара нанимай!
Казалось – нашёлся выход! На общепоселковом совете предложил Аскаров всем вместе закупить германские полностью автоматизированные автономные отопительные системы на жидком топливе – на солярке, по мощности как раз соответствующие построенным коттеджам. Одна лишь «мелочь». Даже с учётом скидки за оптовое приобретение, все равно, это современное отопительное чудо стоило очень дорого. Но деваться было некуда – отопительный сезон в северном Казахстане длится целых полгода – не замерзать же, в самом деле! И коттедж на свою голову, некстати очень построенный, ведь тоже не бросишь!

Штольц собрал последние деньги и вместе со всеми приобрёл чудо германской теплотехники. Только вот рыночная жизнь не стояла на месте. Шоковая терапия набирала обороты. Стоимость солярки с мизерных стоимостных советских величин, едва только успела монтажная бригада смонтировать автономное отопление в коттеджах, внезапно подскочила до заоблачных значений, до такого уровня, что отапливаться ею целых полгода, даже с помощью экономичных, самых современных зарубежных систем,  стало просто разорительно. Под силу это было лишь ушлым «бизнесменам», которые умело, вписывались в рыночные отношения и денег не считали. Штольц имея стабильную, довольно высокую, заработную плату, тем не менее, в их число не входил, как впрочем, и большинство жителей маленькой Америки. Идея самостоятельного отопления собственных жилищ с треском провалилась.
 
Городское руководство вошло в положение, и угрозу отключить коттеджи от общегородского теплоснабжения не исполнило, но подачу тепла на поселок резко снизило, и теперь, всю зиму достигала она у Штольца не более 18 градусов.
Ну, а Аскаров? Он к следующему сезону принялся строить, теперь, уже общую для всех, собственную котельную на твёрдом топливе. А заодно, решил установить мощный дизель-генератор для самостоятельной выработки электричества.
Слова у Аскарова не расходились с делом. В следующую зиму «малая Америка» вошла с полностью автономной системой жизнеобеспечения. ГТС в строительство котельной тоже внесла свою долю, подвела к ней телефонную линию и обеспечила надёжной связью. Но всё равно, по факту, полновластным хозяином инфраструктуры посёлка оставался Аскаров. И стали происходить интересные дела.

Тарифы за отопление значительно превысили те, которые платили горожане, отапливаясь от общегородской котельной. То же произошло и со стоимостью электричества вырабатываемого поселковым дизель-генератором. А ещё – поделил Аскаров жителей посёлка на «своих» и «чужих». Трестовские работники платили за потреблённое тепло и электроэнергию одни суммы, а «чужие» – многократно завышенные. К примеру, стоимость одного киловатта электроэнергии для «чужих» превышала стоимость для «своих» в три раза.
А потом, как-то незаметно, несмотря на общие трудности, количество «чужих» в посёлке стало увеличиваться. Трест Синегорсксельстрой постепенно разваливался. Работы строителям не прибавлялось. Начались сокращения. Маляры, штукатуры и даже начальники ПМК остались не у дел и оказались не в состоянии без поддержки треста содержать «шикарное» жильё. Они возвращали коттеджи тресту, а значит – Аскарову, в лучшем случае, переселялись в менее затратные городские квартиры, а чаще всего, увольнялись, становились безработными и в поисках лучшей доли переезжали в Россию.

У некоторых «своих» жильцов, строптивых, в чем-то не угодивших начальству, Аскаров коттеджи просто отбирал. И это было с его стороны абсолютно законно. Ну, не мог даже начальник ПМК в одночасье заплатить стоимость коттеджа, возвратить, в лучшие времена полученную ссуду, тресту в полном объёме. А тут – ещё и проштрафился! Вот и приходилось выселяться на условиях продиктованных Аскаровым.
Освободившиеся таким образом коттеджи перепродавал затем Аскаров «чужим». И в смутное время лица желающие купить жилье в элитном посёлке находились. Рыночная экономика, а по существу – дикий капитализм, взращивала «новых казахов и новых русских» умеющих делать деньги в условиях общей в стране нестабильности и неопределённости…

Плохо было всем. Прекращали работу предприятия. Усиливались неплатежи. Пока ещё только начала возникать в умах горожан угроза коллапса всей экономики в целом. И очень многое в этом раскладе зависело от энергетической отрасли. Справятся ли энергетики с выработкой и поставкой необходимого количества электричества потребителям? Не задохнутся ли от недостатка средств? Все остро нуждаются в электричестве, но всё больше и больше граждан и предприятий не в состоянии своевременно за него платить. А без электричества и вовсе не будет никакой жизни.
И получили тогда энергетики от государства право на полную свободу действий. Прежде всего, для того, чтобы поддержать работоспособность энергетических мощностей на должном уровне, нельзя было позволить отпускать электроэнергию потребителям в долг. Началась жёсткая борьба за своевременность платежей.
По логике, должны были энергетики отключать электричество адресно – лишь неплательщикам. Но не было у них для этого технических возможностей. И ничего другого не придумали энергетики кроме веерных отключений. Всех – без исключения! По районам – территориально. Не соблюдая графиков – хаотично. Не на минуты, не на секунды  – на часы, на десятки часов…

Спасение утопающих – дело рук самих утопающих! Больницы и прочие медицинские учреждения срочно начали устанавливать у себя резервные дизеля.
Без связи – тоже, никакой жизни! Объекты связи подлежат первоочередному обеспечению электроэнергией в любых условиях. И они обеспечены резервным электропитанием от аккумуляторных батарей, а наиболее важные из них ещё и дизелями.
В городе длительное время работать на собственном дизеле могла лишь центральная междугородная станция. А семь районных АТС, ёмкостью от 1000 и более номеров каждая, имели лишь резервные аккумуляторы, способные обеспечить работоспособность телефонов в течение непродолжительного времени. И хотя связисты исправно и вовремя платили за потреблённую электроэнергию, так же как и всех остальных, энергетики их не праздновали и отключали хаотично на длительное время только по известному им графику.

Ругаться, отстаивать справедливость, доказывать неправоту энергетиков, добиваться компенсации ущерба было бесполезно, и Штольц, понимая проблему, предпочёл с ними сотрудничать. Решил самостоятельно, не считаясь с расстоянием, построить ко всем АТС резервные фидера от трансформаторных подстанций, так чтобы основная и резервная линия  к одной АТС не могла быть отключена от двух энергоисточников одновременно. Получил соответствующие технические условия, изыскал средства, мобилизовал коллектив и выполнил самостоятельно эту работу.
Связь в городе, вопреки всем трудностям, должна работать устойчиво и бесперебойно! Кровь из носа!.. Штольц был опытным связистом, хорошо это понимал и обеспечивал работу телефонов в городе без всяких указаний, руководствуясь обострённым чувством долга…
К тому же, на собственной шкуре в своё время испытал Штольц, что такое отсутствие нормальной связи в городе. Люди не заморачиваются, и очень упрощённо понимают работу телефона. И очень нервно реагируют, когда он замолчит, в самый неподходящий момент, по «закону подлости»…

– Нарушилась связь?.. Повредилась линия?.. Контакт пропал?.. Ну, так не сидите на месте! Ищите обрыв! Соедините провода скруткой! Пропаяйте контакт! Всего-то дел…
И когда количество неработающих телефонов в городе превышает критический предел, градус недовольства горожан зашкаливает – и жизнь связистов неминуемо превращается в ад.
В силу сложившихся обстоятельств, пока, в такой ситуации находились энергетики.

 Их шерстили в хвост и в гриву на всех совещаниях, а также во время разъяснительных встреч с населением. Зато, что не могут разработать и довести до горожан чёткий график опостылевших отключений, а если довели, то не могут его гарантированно соблюдать. За то, что как бы в издёвку, отключают они электричество именно в те часы, когда зимой, утром, люди собираются на работу, снаряжают детей в детские сады и школы, то есть, в самое неподходящее время, а вечером – когда приходят они с работы, и вынуждены в темноте готовить ужин…
Начальник Горэлектросети Добровский ходил с потухшими глазами. Клятый, переклятый, боялся он встречаться с людьми, боялся ночью на квартире у себя включать свет. Ибо, в первую очередь, при любом проявлении недовольства в адрес главного городского электрика летел упрёк
– У вас-то на квартире всегда окна светятся! Что было на деле совершенной неправдой.

Областная газета освещала события:
«Надоели обещания и отговорки».
Открытое письмо директору Синегорских электросетей В. Добровскому.

Мы, группа ветеранов войны и труда, инвалидов решили обратиться к директору Синегорских электросетей В. Добровскому и высказать недоумение по поводу совершенно непонятной ситуации с обеспечением горожан электрической энергией. По нашему твёрдому убеждению, в этом деле царят произвол и беспредел, сплошной обман. Неоднократные заявления о том, что кто платит за электроэнергию, тот имеет право пользоваться ею, не что иное, как блеф. Не только многие владельцы отдельных квартир, но и жители микрорайонов произвели предоплату за электричество, и не за один месяц. Но как сидели люди в потёмках, так и сидят. А разве не от Вас, господин Добровский, пошло: – будет предоплата, будет и свет?
Что за график составлен в Ваших кулуарах? Кому он выгоден? Вначале заявляли, что город разделён пополам, и каждая часть попеременно будет получать энергию. А что на деле? Одни дома получают свет круглосуточно, хотя рядом нет ни промпредприятий, ни объектов жизнеобеспечения. Другим Вы включаете его то на 15 минут, то на 3 часа, а то и сутками вовсе оставляете в темноте.

Пришла весна, наступает тепло. Холодильники-морозильники давно отключены. Где хранить тот литр молока, или килограмм мяса, другие продукты в весенне-летнее время? Не приведёт ли такое положение по Вашей милости к ещё более нищенскому существованию сотен и тысяч людей? Наступает дачный сезон, а с ним, опять же, проблема: как будет с электричеством?
Вы Василий Гаврилович, тоже в ответе за тот беспредел, что творится вокруг. Мы не сомневаемся, что Вы знаете настроение жителей, а оно на пределе. Никакие отговорки, что экибастузские и другие электростанции стали частными, что там распоряжаются то ли американцы, то ли японцы не могут успокоить людей. Мы считаем, что даже мизерное количество электроэнергии должно распределяться честно, по справедливости.

Вы изо дня в день твердите об огромной задолженности. Но ведь доля населения в ней ничтожна. Жители целых кварталов полностью рассчитались за электрическую энергию. Например, жильцы домов по улице П. Осипенко 27, Гагарина 54, и многих других внесли предоплату от 5 до 15 тысяч тенге. Да и при беседе с Вами, Василий Гаврилович, Вы вынуждены были признать, что задолженность населения весьма незначительная. Но теперь выдвигается новая версия: дескать, жители много воруют. Возможно. Мы считаем это позором для тех, кто ворует. Но у Вас есть аппарат, который должен устранять эти проблемы. Главных должников Вы прекрасно знаете, так работайте с ними, не переваливайте свои дела на наши плечи.
Мы прочитали в газетах о том, как вольготно живут электросети – то новые автомобили приобрели, то другое. Спрашивается, не на наши ли деньги сделаны все эти покупки? На те, что должны были пойти на оплату электроэнергии?
Трудно жить месяцами не получая пенсию, оставаясь в холодных квартирах без газа, а то и без воды. Поэтому мы обращаемся и к Акиму города: наведите настоящий порядок в подаче той скудной электроэнергии, которую получает город.
  С. Пинельников (и ещё – 25 фамилий горожан).

Добровский, ещё совсем недавно очень жизнерадостный по натуре,  устал отбиваться. Не выдержал и уволился.
Городскую электросеть возглавил новый начальник. Не очень компетентный, но с крепкими нервами, заточенный на жёсткие рыночные методы хозяйствования.
Штольц обеспечил энергонезависимость своих объектов. Пока удавалось держать связь на должном уровне. А вот жизнеобеспеченность домашнего его очага – коттеджа оказалась в зависимости от воли и желаний руководителя «угасающего» строительного треста – Аскарова. Это напрягало. Это больно било по бюджету семьи.
Штольц был не худшим руководителем в городе, был у всех на виду, пользовался заслуженным авторитетом, обладал широкими хозяйственными возможностями. Но ссориться с Аскаровым не хотел. Неприятностей и на работе у него было выше крыши. Не хватало иметь их ещё и по месту жительства…

Ну, ладно – отапливать коттедж самостоятельно накладно и не с руки, но подтянуть к нему отдельную электрическую линию от городского энергохозяйства ведь можно и вполне по силам! Пусть, так же как и у всех горожан, по графику отключает ему свет Горэлектросеть, но платить за потреблённое электричество будет он не по грабительским аскаровским ценам, а по общегородским. К тому же Аскаров тоже частенько свой дизель отключает. Экономит ресурс…
Разрешение на подключение было получено. Все формальности соблюдены. Работы много времени не заняли. По опорам существующей линии питающей телефонами посёлок, подвесили связисты дополнительно электрическую цепь из изолированного медного провода и запитали коттедж начальника от электричества энергосети. Казалось – решена проблема. Но не тут-то было! Городской свет через два дня был отключён. И как оказалось – по прямому указанию нового начальника Горэлектросети.

Штольц поехал разбираться. Главный инженер Прутьев встретил его с виноватым выражением на лице. Они хорошо знали друг друга. Тесно взаимодействовали при решении общих производственных проблем. На прямо поставленный вопрос Прутьев лишь развёл бессильно руки в стороны, и тоже, ответил прямо
– Виктор Васильевич, я ничего не могу поделать! По поводу подключения вашего коттеджа к городской сети поступила жалоба. Один из ваших соседей приехал и учинил скандал у начальника. Мол, во всем посёлке темно, и только в доме Штольца светят окна… Это за какие такие заслуги получил он персональную привилегию? Грозился, в случае чего – пойти по инстанциям.
Выражение виноватости во время всего разговора не сходило с лица Прутьева
– Поймите нас правильно, Виктор Васильевич! У нас разборок и так, – непомерно много…
Сосед этот оказался одним из руководящих трестовских работников.
Обижаться на Прутьева Штольц не стал. Все было предельно понятно. Социализм вроде бы как заканчивался. Но по инерции, еще всем было дело до всех. И обычная человеческая  зависть, имела все возможности творить неблаговидные дела…

Без запитки электричеством линия продержалась недолго. Медные провода привлекли внимание. В один из дней Штольц почувствовал себя плохо и приехал домой раньше, не дождавшись окончания рабочего дня. Из парка за забором доносились громкие голоса. На опорах линии связи, раздобыв откуда-то монтёрские когти, лихо работали пацаны из частных домов соседнего посёлка. Высокий забор скрывал общую картину – видны были лишь головы и руки. Штольц оказался совершенно бессильным. Он не мог преодолеть забор, добраться до них, прогнать и даже – спугнуть. Лишь добавил себе расстройства. Лучше бы не застал этого действа. Нагло и дерзко, прямо на глазах остатки медного провода были благополучно разворованы и, наверное, сданы за соответствующую оплату на металлолом.
Жизнь продолжалась такая как есть. Ничего не оставалось Штольцу, как впрочем, и всем жителям посёлка, уповать пока на милость Аскарова и дожидаться лучших времён когда, как и задумывалось, снова начнёт «малая Америка» пользоваться полностью доступными, на общих основаниях, общегородскими коммунальными услугами…

4. Отец.

Приехал отец. Прилетел на самолёте. В самый разгар зимы. Неожиданно приехал.
Объяснил визит просто
– Летом работы много – не до разъездов. А зимой – самое время.
Штольц сокрушался обеспокоенно
– Ну как же так… На пути из Джамбула в Синегорск – две промежуточные посадки. Погода неустойчивая, обстановка нестабильная – то бензина нет, то буран… Часами можно торчать в аэропорту дожидаясь разрешения на вылет. Да и холодно…
Отец, довольный очень, что долетел благополучно, посмеивался
– Да, ерунда! Видишь – всё хорошо! Приехал вот… посмотреть – как вы живете…
Вообще, удивительно было, что самолёты в Казахстане между областными городами ещё летают. Оказывается – всё не так плохо. Один раз в неделю на Тараз (так теперь называется Джамбул) вылет запланирован. На следующей неделе отец и улетит обратно. Билет на руках имеется. Куплен заранее.

Штольц проявлял беспокойство так, – для порядка. В душе – радовался очень. Тому, что видит, вот так запросто, наяву, родного человека. Да и поговорить есть о чем. По телефону не получается. Совсем никудышная связь с Бурно-октябрькой. А так, не спеша, с глазу на глаз – в самый раз…
Отцу предстояло сделать окончательный выбор. Ну, разве мог он подумать ещё три года назад, что все его представления о спокойной и размеренной дальнейшей жизни в одночасье закачаются, начнут рушиться на глазах. Разве мог представить что там, впереди, жизненные обстоятельства неумолимо и жёстко заставят изменить привычный жизненный распорядок, вынудят сделать шаг в неизвестность и начать новую жизнь. Что там за этой неизвестностью? Может быть лучше будет, а может, и нет…

Штольц переживал, тревожился за родителей. Но он уже более двадцати лет жил очень далеко, и не считал вправе вмешиваться в их жизнь, за них решать – как поступать. Да и не знал он сам, что делать. А ведь ещё совсем недавно всё так было ясно.
Отец с мамой вырастили и воспитали шестерых детей. Дети взрослели. Штольц и старшая сестра первыми покинули родительский дом. Постепенно подрастали еще четыре младших брата. Ну и как это обычно принято, как исстари заведено, – самый младший ребёнок должен был при родителях оставаться. Жить рядом.
Так и было. Младшие – Андрей и Вася остались в Бурно-октябрьке, обзавелись семьями, жили в собственных домах, подарили родителям внуков.

И мама, и отец – оба на пенсии. Пенсия, приличная по советским временам. У отца, хоть и проработал он всю жизнь в колхозе, стандартная, как у всех, выработавших необходимый стаж. Жить можно. Благодатный климат, просторный дом, корова и живность во дворе, сад огород… Какая-никакая машина – Запорожец имеется. Четыре внука – у Васи два пацана, и у Андрея двое, растут на глазах, радуют глаз. Чуть позже и внучку Андрей подарил. Средние сыновья – братья-двойняшки Саша и Володя тоже совсем рядом, в полусотне километров, в Джамбуле живут. При первой возможности навещают семьями. И когда с семьями, все вместе, соберутся четыре сына у родителей – десять внуков и внучек шалят, играют и всё в доме бабушки и деда переворачивают вверх ногами. В общем – не соскучишься.
Старшая дочь с двумя детьми – навещает, но реже. Она замужем за военнослужащим и живёт в военном городке за четыреста километров от Бурно-октябрьки.

И только Штольц, второй после дочери и старший из сыновей, живёт у чёрта на куличках в северном Казахстане за две тысячи километров. Тоже, каждый год, исправно весь отпуск с женой, пока детей не было, проводил у родителей. А потом – и с детьми, двумя внучками. Так, – до 1989 года, до поры, когда сначала потихоньку, а потом и резко начала ухудшаться обстановка в стране…
Нашлись деятели, дали понять, что нет у советских немцев никаких шансов цивилизованными методами сохранить свою национальную идентичность, что удел их – разрозненное проживание на территории Советского Союза в качестве носителей не титульной, инородной нации. Право на реабилитацию за незаконные репрессии и факт выселения народа во время войны из мест в течение нескольких веков обжитых их предками признали, а вот возврат этой территории или предоставление взамен новой, пусть и слабо совсем освоенной, – нет! А ведь ради сохранения своей культуры, своей идентичности – идентичности русских немцев, ради компактного проживания на «своей» территории готовы они были приложить все таланты свои, трудолюбие, упорство, практичность и природную основательность для превращения её, пусть – в Казахстане, в богатый и цветущий край.

Деликатная проблема. И решаться должна была она деликатно. Не получилось. Гласность выплеснула на поверхность этот вопрос  и начала полоскать предвзятыми языками в разных интерпретациях. И это – в то время, когда на всей территории СССР  начал обостряться национальный вопрос и появились кровавые, практические методы его разрешения. Между армянами и азербайджанцами в Нагорном Карабахе, для турок-месхетинцев – в Узбекистане, между узбеками и киргизами в Ферганской долине… Что называется – понеслось…
Масла в огонь подливала Германия. Делала это и раньше, а сейчас действовать стала активнее. Исключительно в политических целях, в рамках соревнования между капитализмом и социализмом, настойчиво призывала вернуться растерявшихся немцев на историческую родину. Обещала устроить репатриантам счастливую жизнь у молочных рек с кисельными берегами. И действительно, оказывала реальную помощь в адаптации к новому месту проживания, сулила предсказуемость, стабильность, достаток, и самое главное – снимала с повестки дня для советских немцев и их потомков в будущем проблему национальной идентичности. И это – на фоне, когда в Советском Союзе жизнь начала стремительно ухудшаться, стала катиться вниз по наклонной в неизвестность с непредсказуемым исходом.

Немцы – народ практичный. Ну, не нужны они стране, в которой выросли и не хуже других были! Вместе со всем многонациональным народом, тяготы немыслимые переносили! Которую обустраивали наравне со всеми, и душу, которой отдавали! Раз так – напрашиваться не будут. Начали паковать чемоданы.
Самое интересное – им стали завидовать представители других национальностей, в том числе и русские… Есть куда уезжать!
Наступали смутные времена. Перестройка сделала своё чёрное дело. Вселила в людей разочарование. И все чаще слышалось в разговорах обывателей
– Валить надо из страны!.. Вот только – куда?..
У немцев – было куда…

Подавляющую часть жителей Бурно-октябрьки составляли немцы. Пошла агитация… Подогревали друг друга рассказами о райской жизни в «исторически родном Фатерланде», который очень по ним скучает и с нетерпением ждёт возвращения.  Это было похоже на умопомрачение, на психоз. Уехавшие раньше, обязательно присылали своим советским родственникам посылку с экзотическими, невиданными продуктами в красивых упаковках – жевательной резинкой и шоколадом, различных сортов.
Конфеты немецкие, и это было очень восхитительно, пахли настоящими ароматами клубники, смородины, малины…
Первым засобирался самый младший – Вася. Хоть и был он младшим сыном, но почему-то особых обязательств перед своими родителями не испытывал. Правда, поначалу – упирался. Но очень уж обрабатывала его жена, а вместе с ней, все её многочисленные родственники.

Усердствовала и тётка Фрида – родная сестра отца, одинокая женщина, посещавшая молельный дом, прекрасно владеющая родным языком и быстро заразившаяся германскими соблазнами. Из всех племянников Вася стал её любимцем. Она опекала его, агитировала и наставляла на путь истинный. Одна ехать в Германию боялась. А вот с Васей и со всеми многочисленными родственниками его жены – в самый раз!
Отец растерялся. Поначалу он был категорически против отъезда детей из страны.  Но очень уж решительно настроена была Лида – жена Васи. Вплоть до разрушения семьи. И отец сдался. Надежда жить рядом с младшим сыном рушилась на глазах.
Но жизнь на этом не остановилась. Рядом оставались Андрей и Саша с Володей.
Распродажа немцами нажитого хозяйства проходила спешно. Покупатели – возвращавшиеся из Каракалпакии казахи, – вели себя нагло и бесцеремонно. Упрекали немцев
– Почему жадничаете? Берите деньги, пока ещё даём. Зачем они вам? В Германии вам всё предоставят, всем необходимым обеспечат. А будете привередничать – сами всё бросите, пустыми уедете. Бесплатно заберём...

Тётка Фрида, труженица, каких поискать, содержала своё хозяйство в идеальном состоянии. Пыталась привлечь внимание покупателей  к огороду, к плодовым деревьям, к винограду, к россыпи цветов… Сокрушалась потом
– Ничего даже для приличия смотреть не захотели! Не интересует их это. Предложили за дом смешную цену. Радуйся – говорят – что хоть такую даем! Пришлось согласиться.
Очень уж спешила она уладить все дела и уехать вместе с Васей.
Потом, тётка Фрида металась в растерянности и ругала Васю последними словами. Жаловалась. По сути, он бросил её, не оправдал надежд. Тётка рассчитывала уехать вместе с ним, но разрешительные документы задержались ненадолго, и Вася не стал её дожидаться. Попросту – бросил… Конечно, это не было трагедией. В селе все знали друг друга, и было у кого, попросить при необходимости помощь. Тётка примкнула к очередной партии выезжающих односельчан и уехала вместе с ними. Но осознала вдруг она, что по большому счету никому из племянников своих не нужна и пережила жесточайший стресс.

Куда приткнуться на новом месте? Как ни крути, а там, в Германии, единственной родной кровью был только Вася. Она поселилась рядом. Обида утихла…
Причин для исхода добавлялось. Жизнь в сельской местности ухудшалась.
Вторым из Бурно-октябрьки уехал Андрей. И как в случае с Васей, инициатором отъезда выступили родители его жены. Только не в Германию, а в Россию. Меняли шило на мыло. Переехали на один из хуторов Волгоградской области, который по условиям жизни в подмётки не годился покидаемым родным местам. Помимо всего прочего одной из причин опять сработал национальный фактор.
Тесть Андрея, русский человек, хваткий и предприимчивый по натуре, решил организовать в России собственное фермерское хозяйство. И опять, теперь уже Андрей, самый младший из сыновей после Васи, не подумал о том, что оставляет на произвол судьбы своего родного отца с матерью. Успокоил совесть, что остаются ещё жить в Джамбуле Саша и Володя.
 – Рядом же с Джамбулом Бурно-октябрька! – и уехал.

В Джамбуле тоже дела складывались не гладко. Братья-двойняшки работали водителями крупнотоннажных грузовиков. Перевозки резко сократились. Начались перебои с работой. Перспективы не просматривались. А от Васи с тёткой Фридой уже пришли посылки с забугорными чудесами символизирующие немецкий рай, в который родственники попали. Мало того – тётке выплатили хорошую денежную компенсацию за то, что была она несправедливо репрессирована во время войны. В порыве чувств попросила она очередную семью зажиточных односельчан переезжавших в Германию, передать отцу в пользование почти новенький автомобиль  Жигули, за который позже расплатилась марками по их приезду.
Уезжать – так туда, где жизнь хороша! Саша с Володей тоже загорелись. В Германию, и всё! А мама с отцом? Что – мама с отцом? Пусть сами решают…
Мама заявила твёрдо
 – Я отца не брошу! Будем жить как получится… А если решит он уезжать, – куда решит, туда и я поеду…

Отец всё ещё колебался, но на всякий случай начал готовить документы.
Вызов для Саши с Володей пришёл довольно быстро.
И опять, особо не задумываясь над тем, как будут жить мама с отцом, оставшись под старость лет в одиночестве, торопливо покинули теперь уже самые младшие при родителях после Васи и Андрея, братья, родную землю. Тоже успокаивали совесть
– Да нет же! Не совсем одни они остаются! Есть ещё старшая сестра Лилия и Виктор…
Перед самым отъездом случилось у Саши неприятное происшествие. Он с женой и двумя дочерями последнюю ночь проводил в родной квартире. Вещи упакованы. Все вырученные от продажи имущества деньги – при себе. Утром оставалось отдать ключи новому хозяину, по дешёвке купившему его прекрасную трёхкомнатную квартиру, на четвёртом этаже, в доме расположенном в центре города. А там – аэропорт, самолёт… И - всё! Прощай Родина…

Шёл двенадцатый час ночи. В дверь сначала слабо, а потом всё настойчивее и требовательнее стучали. Саша не ждал гостей, да и поздно уже... Семья перепугалась. В городе распоясывался криминал. Надо было вызывать милицию. По совпадению, а может быть, и нет, телефон оказался отключённым. Сидеть, дрожать от страха, и ждать с моря погоды было недопустимо. Саша, смелый до безрассудства решил позвать на помощь соседа. Благо, их балконы были смежными, разделялись лишь стеной-перегородкой. Ночью, в темноте, рискуя сорваться, умудрился Саша перебраться на соседский балкон. Тихонько постучал в окно. Удивлению соседа предела не было. Причину неожиданного появления Саши на собственном балконе уяснил быстро и понял правильно. К счастью, был он крепкий физически и очень решительный мужик.

Помочь соседу – святое дело! Не обращая внимания на перепугавшуюся жену, вооружился мужик кухонным топориком, сунул Саше в одну руку нож-тесак, в другую – деревянную скалку и вместе выскочили они на лестничную площадку.
Внезапность появления двух вооружённых, решительно настроенных крепышей ввергла непрошеных гостей в ужас. Отреагировали инстинктивно. Все трое, чуть ли не кубарем скатились по лестнице вниз. Догонять гостей непрошенных – смысла не было.
Так и оказалось на самом деле – явно с недобрыми намерениями ломились они в дверь.
Оставшиеся ночные часы провела семья Саши без сна. Ощущение опасности отпустило лишь после того, как взлетел самолёт. Обошлось…

Лилия к тому времени уже перебралась в Россию на новое место службы в воинской части, базирующейся под Новосибирском. Она звала маму жить к себе и не очень привечала отца. Отец чувствовал это и был категорически против. К тому же, он не очень ладил с её мужем.
И вот, приехал он в гости к Виктору в Синегорск…
Неделя – короткий срок. Быстро пролетела. Отец заново знакомился с внучками – Олей и Леной – десяти и восьми лет, соответственно. Видел он их очень давно, совсем ещё маленькими. Тогда, на собственных Жигулях своим ходом, второй и последний раз, привёз их Штольц в Бурно-октябрьку. Внучки деда не помнили, но быстро нашли с ним общий язык. Отец умел ладить с детьми и очень им понравился.
В первой половине дня, пока были они в школе, Штольц несколько раз брал отца с собой на работу. Хотел, чтобы более полно представил он, чем занимается его старший сын.

Огромные технические помещения, в которых располагались автоматические телефонные станции, были тесно набиты оборудованием связи. Штольц не обращал внимания на инженеров и техников,  вскидывающих любопытные взгляды на незнакомого человека, сопровождавшего начальника, водил отца между сплошными рядами высоких стоек, что-то рассказывал. Клацали реле, трещали шаговые искатели, звенела сигнализация. Отец смотрел на всё это шумное великолепие, молча слушал Штольца и выглядел растерянным. Он впервые видел такое скопление электронной техники работающей одновременно и очень слаженно.
Штольц не вдавался в подробности. Понятно было и без слов, что обслуживание всего этого хозяйства представляет собой сложную задачу, требует больших знаний, внимательности и осторожности. Ведь сплошным электричеством напичканы эти механизмы, именно оно приводит их в движение. И через множество замкнутых контактов по подземным кабелям, воздушным проводам, между квартирами, домами, между городами и странами, от телефона к телефону, тоже бегают  электрические сигналы, несут в себе информацию и чудесным образом помогают людям общаться на расстоянии.

На АТС-7 Штольц с гордостью показал отцу новую цифровую станцию, недавно полученную из Германии и монтаж которой уже начался. Она сулила настоящий прорыв в развитии связи. Всего две стойки стандартных размеров практически удваивали количество номеров на «семёрке». Всего – две стойки! А оборудование для тех, уже существующих номеров, которые сейчас работают, занимает несоизмеримо большую площадь, полностью заполняет собой огромные пространства третьего этажа. Не содержат в себе немецкие стойки механических контактов, работают без треска и шума…
Штольц показывал отцу телефонное городское хозяйство, которое работало исправно, было востребовано и использовалось людьми на полную катушку, несмотря на сложные, непростые времена, развивалось успешно и даже, в ближайшей перспективе сулило полностью удовлетворить запросы горожан и решить, наконец, телефонную проблему на качественно новом уровне.

Он устроил отцу экскурсию по городу, показывал новые микрорайоны, появившиеся за годы перестройки благодаря программе «Жилье-91», корпуса нового радиозавода. Правда, сейчас строительство его приостановлено по известной причине, но ведь – ещё не вечер…
Специально по объездной дороге объехал Штольц с отцом городские окрестности, и даже забрались они на сопку с телевышкой, с которой общая панорама Синегорска просматривалась как на ладони. Компактный, уютный областной центр со ста тридцатитысячным населением – по виду – большая деревня. Так это – даже, хорошо! Отец, он ведь сельский житель. Жаль вот только, что зима сейчас в самом разгаре. Летом с сопки очень впечатляюще выглядит город...
С работой у Штольца всё в порядке. В семье – полный лад. Жена – тоже связистка. Хорошую должность занимает. Заботливая, доброжелательная, покладистая. С мамой нашла общий язык, отца уважает. Может быть, переберутся они всё-таки в Синегорск? Ведь как ни крути, а рядом жить с детьми – надёжнее. Можно всем вместе – в коттедже. Места достаточно. А можно и отдельно. Прекрасной благоустроенной квартирой обеспечит он родителей без проблем…

Штольц сам себя обманывал. Настаивать на переезде, не смел. Надежда, что отец именно так поступит, была призрачной. Слишком уж различаются условия жизни на юге и севере Казахстана. Очень тяжело привыкать южным людям к перемене климата. Особенно маме, с её застарелым ревматизмом. Сам Штольц сразу после окончания института, оказавшись по распределению на севере, целых десять лет привыкал к здешнему климату. Суровая зима на полгода и постоянная нехватка солнечного света!
Нет, не будет здесь уютно южанам-родителям. И никакие «соблазны» нынешние, которые он сейчас демонстрирует, не заставят отца изменить решение, которое он наверняка, уже принял. В Германию уедут родители. Сказал же отец, что документы на выезд поданы. Да и сюда приехал он, чтобы лично забрать справки о своей реабилитации. Запросить такие справки Штольцу было сподручнее. Помог зам прокурора Брызгач. Через контору свою всё сделал быстро и без проволочек. А значит, и отца ждёт в Германии солидная денежная компенсация за многолетние незаконные репрессии по национальному признаку. Да и самый любимый внук его теперь в Германии живёт.

Уедет отец, точно – уедет! И мама – тоже. Может быть, действительно, в Германии им лучше будет... Не факт! Как там мама будет жить, не зная языка, не имея, в силу возраста, никаких шансов его выучить… без огорода, без сада, без курочек своих, без добрых соседей, без солнца южного…
А пока – в Бурно-октябрьке, одни поживут. Один Бог ведает, сколько времени потребуется, для того чтобы получить на руки разрешение на выезд…

Вечерами возился отец с внучками. Это выглядело забавно. Девочки заливались весёлым смехом, а Штольц глядел на весёлого разгорячённого отца и испытывал щемящую боль, тяжесть в груди, обиду и даже злость на братьев своих. Как же так получилось, что бросили они безжалостно отца с матерью на старости лет!? С места обжитого заставили сорваться…
Нет, пока ещё не выглядел отец стариком – крепкий семидесятилетний мужик! Пятерых сыновей воспитал. И дочь, конечно, но она – отрезанный ломоть. Если бы все вместе сплотились сыновья вокруг отца, если бы дружно жили – это же какая силища получилась бы! Никакие трудные времена не страшны!
Но не был отец его для младших братьев авторитетом. Всё-таки допустил ошибку в их воспитании. Допустил…

Любил ли Штольц отца? Он избегал такими словами оценивать свои чувства. Уважал отца – это точно. Очень хорошо знал достоинства его и недостатки. Испытывал к отцу особую теплоту, лучше братьев своих понимал его поступки, хотя, и не всегда, их одобрял. Это и понятно – именно воспитанию старшего сына больше всего уделил отец внимания. Больше всего возился с ним.
Вот он берет с собой маленького Витьку на работу. Папа управляет крошечным трактором с ласковым названием «Топ-топ». Витька сидит у отца на коленях и тоже ручонками своими держится за руль. За селом по пустынной асфальтированной дороге трактор, пыхтя, взбирается на подъем. Витьке очень хочется порулить самостоятельно и отец сам предлагает ему сделать это. Учит правильно держать руль и управлять движением трактора так, чтобы не вихлялся он со стороны в сторону, а ехал прямо, именно туда – куда требуется. Витька захлёбывается от восторга! Витька чувствует себя героем!

А вот, на жаре, под палящим солнцем во дворе Машино-тракторной станции подросший немного помогает он отцу трактор ремонтировать. Отец копошится в моторе, а Витька подаёт ему ключи – на семнадцать, на одиннадцать, на двадцать два… Он учится их различать. А потом, набивает солидолом нагнетатель, насаживает его на тавотницы и смазывает подвижные узлы трактора…
Вот, на день рождения отец дарит ему книгу Константина Симонова про войну. Называется она «Делай как я…». Витька зачитывается книгами о войне. Он мечтает стать военным лётчиком. С тех пор Симонов для него – любимый писатель… 
Позже, ещё более повзрослевший, вместе с отцом два лета подряд заготавливает Витька грубые корма в долине реки с коротким названием – Чу, рассекающей надвое пустыню Муюнкумы. Преодолевает серьёзные трудности. Закаляет характер. И видит отца в деле – каждый день.

Для отца работа в суровой жаркой пустынной местности привычна. Бригада, которой он руководил, была довольно большой. Люди разных возрастов входили в её состав. В основном – молодёжь. Подчинялись отцу беспрекословно. Пользовался он непререкаемым авторитетом. Не было проблемы хозяйственной или технической, которую бригадир не мог бы решить. С людьми разговаривал спокойно, без надрыва, если было необходимо, не стеснялся поинтересоваться их мнением и прислушивался к советам. Витька видел всё это и в душе гордился отцом. Ни одного слова худого не слышал в его адрес.
Вот, казалось бы – неразрешимая задача! Пора наступила перебраться на другой берег реки и начать там покос травы и молодой камышовой поросли. А река – под два метра глубиной и шириной – метров тридцать, правда – с пологими берегами. И мост-переправа вниз по её течению в двух десятках километров…
Это сколько времени потребуется, чтобы перегнать через него всю нужную технику – косилки, грабли, пресс-подборщики. Разбирать, грузить на тележки, снова собирать на новом месте…

А отец не переживает, у него есть идея, он всё обдумал и принял решение.
– По дну реки трактор «Беларусь» - МТЗ-5 переправим! Трос длинный зацепим, перетащим на другой берег, а потом – и всю нужную технику.
Вся братия трактористов – опытных и не очень, дружно сомневается
– Утопим технику, бригадир! Утопим трактор…
Отец лишь посмеивается в ответ
– Не утопим…
Трактор тщательно подготовили. Сняли передаточный ремень на вентилятор радиатора, чтобы не разбрызгивал воду, выхлопную трубу нарастили резиновым шлангом, чтобы торчала она из воды уверенно даже в самом глубоком месте. Ещё кое-что подделали…
Нашёлся смельчак, согласившийся переехать на тракторе по дну реки. Сашка Грасмик – самый долговязый и длиннорукий.

– А что? Трактор – без кабины. Педаль газа зафиксирована, чтобы в воде держал мотор нужные обороты. Главное – руль из рук не выпустить! А в случае чего – бросить можно и отплыть в сторону. Правда, неизвестно тогда – в какую сторону трактор уедет. А если заглохнет – обратно за трос вытащим его как-нибудь.
Вся бригада не верила в успех, предрекала, что трактор утонет. Напряжённо следила, как он на малых оборотах погружается в воду. У Витьки бешено колотилось сердце от переживания и жгучего интереса. И вот, весь он скрылся из глаз – одна труба торчит. У Сашки лишь голова виднеется, не удержался на сиденье, всплыл, глаза выпучил, волнами от трубы захлёбывается. Но вот, у самой середины реки исчезла голова полностью, лишь ноги лихорадочно дёргаются, пытаются на поверхности воды удержаться. Через несколько мгновений появилась, фыркает голова, задерживает дыхание, умудряется хватануть воздуха между волнами. Держит Сашка руль там, внизу под водой из последних сил, не выпускает. Всё происходит так быстро на деле, а кажется наблюдающим – длится, целую вечность. Переживает бригада, затаив дыхание. А трактор рокочет мотором из-под воды, движется и движется, и тянет за собой Сашку…

И вот, труба всё больше выглядывает наружу, вся уже на поверхности. Мотор показался! Сашка опускается на сиденье, дотягивается ногой до педали газа, увеличивает обороты…
Всё прошло благополучно. У Шурки – дружка Витькиного глаза горят от восторга. Он хлопает Витьку по плечу и восклицает
– Ну, дядя Вася даёт!!! Вот придумал! Ну, молодец…

Дома, в семье – совсем другое дело. В доме отец был другим. Со временем, Штольц нашёл этому объяснение. Были причины. Отец работал в колхозе, располагался который в соседнем селе – Терс. А село Бурно-октябрьское принадлежало военному совхозу Бурненский. И большинство жителей Бурно-октябрьки трудились в совхозе и были рабочие. Получали стабильную зарплату и имели строго нормированный рабочий день. Все отцы друзей штольцевских, живших на улице Кирова по соседству, как правило, после шести часов вечера находились дома. Имели они гарантированный выходной день в воскресенье и сокращённый рабочий день в субботу. Было у них время и домашним хозяйством заняться и детей личным примером воспитывать. Вместе с сыновьями выполняли они домашнюю работу, привлекали их к физическому труду и одновременно учили житейским премудростям. Приучали к послушанию и дисциплине. Попробовал бы закадычный дружок Витьки – Шурка отлынить от порученной работы без разрешения, не выполнить воли отца, соблазниться игрой сверстников и сбежать на улицу!

В семье Штольца было по-другому. Отец иногда приезжал домой на тракторе, оставлял его во дворе на ночь, но большей частью пешком ранним утром, засветло уходил на работу и поздно вечером затемно возвращался домой. И не знал выходных дней. Ну, а если редко очень удавалось ему остаться дома в воскресенье на весь день, то он позволял себе расслабиться, выспаться и действительно отдыхал. Да и не любил он заниматься домашним хозяйством, скорее всего, не был обучен этому. Семья отца до войны проживала в городе Тбилиси, откуда и была насильно выселена в Казахстан.
Домашним хозяйством занималась мама – по-женски – как умела. Тётка Фрида приходила временами организовать пацанов-племянников на мужскую работу. Обе – и жена, и сестра родная отца, ругали его и в глаза, и за глаза при детях, и упрекали в лености. Отец терпел упрёки молча, не связывался. Пытался что-то починить, вот только плохо у него это получалось.

Главными помощниками мамы дома были Лиля и Витька. Витька рос смышлёным мальчиком. Быстро всему учился. Временем своим распоряжался самостоятельно, не то что его друзья. Заявится Витька к Шурке, чтобы поиграть с ним, а он – занят. С отцом и старшим братом мастерит сеновал. Дружно дело делают. Надо подождать – работы у них на часик осталось. А отец Шурки – дядя Володя, не любит, чтобы зеваки-наблюдатели рядом стояли
– А ну-ка, помогай, дружок! Подержи доску вот тут…
Витька держал… С удовольствием включался в работу. И учился заодно. А дома, чтобы тоже было всё как у соседей, замышлял много чего, делал самостоятельно. Был ведь старшим сыном! Все поручения мамы должен был исполнять. Такую обязанность отец за ним закрепил. Совесть имел. Заставлять его сделать что-либо, не было нужды. Но ведь были ещё младшие братья! Росли, силой наливались. И, конечно же, хотел Витька, чтобы они ему помогали. Сарай почистить, двор подмести, огурцы и помидоры в огороде полить. Да мало ли чего… А братья – отлынивали

– Тебе отец поручил работу эту выполнить! Ты и делай!
Иногда приходилось Витьке тумака им дать. Бывало, это происходило на глазах у мамы. Младшие перед ней умели пустить слезу, разыгрывали спектакль. Воздействовать на Витьку мама не могла. Жаловалась отцу. Приукрашивала реалии
– Он бил их…
Витька пытался объясниться
– За дело получили!
А отец был непреклонен. Не разбирался.
– Ты – старший! Ты – умнее! Не смей обижать младших! Не смей!
Обижался Витька. На отца обижался за несправедливость его. Но – ненадолго…
Да, он мог дать тумака братьям, мог заставить их работу выполнить! Но никогда не доходил конфликт до ожесточения, никогда в стычках не получали братья младшие синяков, не доходило дело до крови. Шума и криков было много, но помнил Витька всегда, что братья – слабее, ни разу не ударил их по лицу, а если выразиться точнее – не бил, а демонстрировал власть свою и силу, толкал слегка строптивцев в грудь, в спину, чисто символически. Да и шустрыми были братья, чувствовали «опасность», умели сбежать вовремя. Не гоняться же за ними! Работа стоит! А там – уроки ещё сделать надо, да и на улице с друзьями пообщаться хочется…

Защищал отец младших братьев от Витьки, ругал его несправедливо, а они делали вывод
– Брат старший – всегда виноват! Какое уж тут уважение и симпатии к нему…
Однажды сильно разозлил Витьку Андрей. Ему исполнилось десять лет. Был он младше Витьки на четыре года. Упрямец ещё тот! И всё – туда же!
Вовка Луговой, сосед и товарищ Витьки в общих играх и забавах прозвище получил от брата старшего своего – «мазила». Так и приклеилась кличка к нему. Вовке обидно было. Из всей компании друзей-товарищей только у него кличка и была.
Был Вовка старше Витьки и решил ему тоже кличку придумать. Исказил его фамилию на свой лад. Очень это Витьке не понравилось, но он не подавал вида, не реагировал на обидное слово и всё! Покочевряжится Вовка, поймёт, что не удаётся поддеть Витьку на крючок, надоест ему это – сам и отвяжется…

Однажды обозвал он Витьку противной кличкой на глазах у Андрея. Андрей смекнул – очень не понравилось это брату, и намотал на ус.
В отличие от Вовки практически всегда находились братья рядом – жили в одном доме, ночевали в одной комнате. Задираться могли, когда вздумается. Так получилось, что за очередное непослушание шлёпнул Витька Андрея по затылку. Сдачи дать Андрей не мог. Нашёл способ. Слово тоже силу имеет. Отскочил на безопасное расстояние и начал Витьку дразнить той самой кличкой, которую придумал Вовка.
Витька сделал вид, что не реагирует, но Андрей ведь настырный! Крутился вокруг и орал на всю улицу обидное слово, громко – так, чтобы все слышали. Никак не мог угомониться. Это было очень похоже на то, как маленькая, злая голосистая собачка облаивает проходящего мимо незнакомого человека на улице, нападает, делает вид, что вот-вот укусит…

Терпение Витьки лопнуло, и он рванулся к Андрею, с намерением отвесить ему заслуженный шлепок. А тот был настороже и начал удирать. Витька – вдогонку! Нельзя было спустить дело на тормозах. Надо было доказать младшему брату, что наказание неотвратимо за дерзость его несусветную. А Андрей – лишь прибавлял скорости.
Витька тоже был упрямый – продолжал преследование, но догнать наглеца не мог. Страх наказания придавал тому силы. Вот уже улица закончилась! Андрей бежал по полю слышал за спиной неумолимо настигающий его топот разозлившегося брата. И не было никого вокруг, и спрятаться было негде. Силы заканчивались, ноги заплетались, он выдохся вчистую, споткнулся и упал.

Витька остановился рядом, восстанавливал дыхание. Вспышка злости давно прошла. Он наглядно доказал Андрею своё физическое превосходство. Этого было достаточно. Андрей совершенно беспомощный, лежал навзничь, уткнувшись лицом в траву. Ну, какое тут наказание! Жалость сковала Витьку. Он молча развернулся и побрёл домой. Оглянулся через некоторое время – Андрей понуро, на расстоянии, следовал за ним.
Так и не прилипло к Витьке обидное прозвище.
Много было разных историй. Однажды, во дворе произошла у Витьки стычка с двойняшками – Сашей и Володей. В общем-то – беззлобная стычка. И надо же, – в это время из дома вышел отец! Драчуны разбежались в стороны, но у отца по определению, старший сын всегда виноват и он с угрожающими словами стал к Витьке приближаться. Витька предпочёл держаться на расстоянии и начал убегать. Отец – за ним! Да куда там…

В запальчивости схватил отец камень и запустил сыну вдогонку. Не попал, конечно! Но Витьке оттого, что вынудил он отца так поступить, что произошло это на улице и что могли наблюдать за этой сценой соседи – стыдно было очень…
Дух соревнования, соперничества свойственен мальчишкам. Часто игры их, нападки друг на друга, со стороны, похожи на драки. В запальчивости, бывало, неосторожным ударом кто-то и причинит боль сопернику. Витька в стычках таких не забывал никогда, что братья младшие перед ним. Чувствовал меру, предел, переступить который нельзя ни при каких обстоятельствах. А вот братья…
Шёл 1969 год. Витька учился в десятом классе. Суровая, морозная, снежная зима хозяйничала в Бурно-октябрьке. Родители уехали в гости в Волоколамск, к старшей сестре мамы. На хозяйстве остались Лиля и естественно, – он. Каждый занимался своим делом.
Саша на столе гладил брюки. Водил утюгом не торопясь по штанинам, оттачивал стрелки, мурлыкал песенку, пребывал в благодушном настроении. Был вечер. Витьке надо было успеть ещё, выполнить домашнее задание по математике. Стол – на всех, один! Он попросил Сашку поторопиться и ушёл в другую комнату допивать чай. Прошло минут пять…

Стол по-прежнему был занят. Брюки висели на спинке стула. Саша не торопясь, гладил рубашку. Витька возмутился
– Я же тебя попросил!.. Ты что, специально тянешь время?!
Брата как будто шилом кто-то ткнул в задницу. Он загорелся весь, рванул вилку из розетки и с силой запустил утюгом в Витьку. Это чудо, что Витька успел увернуться. Утюг по касательной чиркнул его плечо, ударился в стену и с глухим стуком упал на пол. Витька ошалел от неожиданности…
Сашка понял, что сотворил что-то ужасное, рванулся вперёд, сжавшись, прошмыгнул через проем двери мимо Витьки и в одной майке, босиком выскочил из дома на мороз. Сестра глядела на Витьку изумлёнными глазами, губы её беззвучно шевелились, она пыталась что-то выдавить из себя и наконец, произнесла
– Витя, да он же мог тебя убить!!!

Витька молча рассматривал вмятину на стене. Поднял утюг с пола, включил в розетку. Загорелась лампочка контроля нагрева. Утюг работал… Потом вышел он на улицу, чтобы позвать Сашку домой. Холод же на улице! Снега – по колено! Брата нигде не было. Витька догадался, что так, босиком, по снегу, убежал он под защиту к тётке Фриде. Дом её находился в трёхстах метрах вниз по улице. Сестра сбегала к тётке. Сашка был там. Домой возвращаться боялся…
Утром рано Лиля отнесла Сашкины сапоги и пальто к тётке. Витька ушёл в школу. Продолжения история не получила. Саша – он, конечно нервный. Но так, из-за пустяка, потерять контроль над собой? Так по отношению к брату поступить! Злости не было. Оторопь проходила медленно. Был поступок Саши за пределами Витькиного понимания…
По окончании второго курса института одолела Виктора тоска по дому. Братьев-двойняшек скоро должны были забирать на службу в армию. Когда он их ещё увидит… Виктор не поехал в стройотряд. Решил провести лето у родителей, в Бурно-октябрьке. Устроился вместе с братьями работать в совхозе. Вся родня была рядом. Витька блаженствовал. 

В воскресенье Виктор носил воду вёдрами из колонки, наполнял бочки, чтобы грелась она на солнце. Володя у стены возился с мопедом. Безуспешно пытался его завести. Не получалось! Откуда ни возьмись, появился Андрей. Стал над Володей подтрунивать.
Володя один раз сказал: – Отстань! Второй раз сказал…
Андрей не унимался. Он же настырный!
Володю трудно расшевелить. Покладистый, добродушный пофигист – по характеру. А тут… Мотор не заводится! Брат над ухом нудит…
Он набычился, закусил угол воротника зубами, резко обернулся и врезал Андрею кулаком в лицо изо всех сил! Брата отбросило назад, но он крутанулся юлой, удержался на ногах. Схватился за лицо руками...
Всё произошло на глазах у Виктора. Андрей заплакал, обречённо как-то. Изо рта шла кровь. В верхнем ряду не хватало переднего зуба. Зубы у Андрея были крупные, ровные. Были…

Откуда такая жестокость? Ведь покалечил Володя брата просто так! Ни за что! И всё свершилось уже, и не отыграть назад… Виктору до боли в груди было жаль Андрея. Да и Володя сам ещё не осознал, что натворил.
Андрей плакал не стесняясь, щерил обезображенный рот. У Виктора тоже наворачивались слезы на глаза. От потрясения случившимся сил не было даже, чтобы наорать на Володьку по-настоящему. А тот стоял, взъерошенный, подавленный и бормотал механически
– Пусть не лезет под руку! Пусть не лезет…
Витька и в дурном сне вообразить не мог, что применит полную силу против младших братьев своих, а вот Саша против старшего брата, оказывается, может не только силу полную, но и ещё подручные предметы пустить в ход для усиления эффекта. А Володя даже младшего брата из-за пустяка обезобразил! Откуда у них это? От кого научились? Получается, что только он – Витька, по-настоящему принимал предостережения отца.

А вообще, не было в семье крупных раздоров. Ну, так… мелкая перебранка из-за бытовых неурядиц. Жили, отец с мамой душа в душу. Но однажды, всё-таки пробежала между ними чёрная кошка.
В конце лета 1968 года отец с Витькой вернулись из Уланбеля. Заработали там хорошие деньги. Подумывали о том, чтобы расширить, наконец, ставший очень уж тесным дом. Витька особо не задумывался, что ждёт его после окончания десятого класса. Давно уже решено – он будет военным.
Отец с Витькой работали в Уланбеле, а в это время «сорока» прилетела в Бурно-октябрьку и принесла маме дурную весть. Будто бы там, в Уланбеле, появилась у отца другая женщина. Ведь неспроста же это, что каждое лето на целых три месяца уезжает он от семьи в Уланбель. Ведь не обжигающие пески Муюнкумов манят его туда!..

Последние два сезона был в Уланбеле Витька с отцом рядом. Ночевали в одном кузове автомашины под накомарниками. Весь на виду был отец.
Мама почему-то «сороке» сразу поверила. Пыталась так, ненароком, прояснить обстановку у Витьки. Витька возмутился очень
– Мама, ну что ты несёшь! Ну, просто бред какой-то!..
Но мама никак не могла заглушить свою ревность. С отцом не разговаривала. А если возникала ситуация, когда без слов не обойтись – тут же, по её инициативе начиналась перебранка. Била мама отца словами, старалась задеть за живое. И не стеснялась, что сыновья рядом. Долго так продолжаться не могло.
В один из вечеров страсти ну очень уж раскалились. Слово за слово – мама распалялась всё больше. Отец тоже потерял терпение и перешёл на словесные угрозы.
Витька в соседней комнате за столом решал задачи по физике. Всё слышал, хоть и старался не отвлекаться. Сначала он не хотел вмешиваться, но в какой-то момент почувствовал, что слишком уж разгорелись страсти у родителей. Вот-вот драться начнут! Надо было как-то прекратить это безобразие!

Он вовремя вмешался. Маму никак не удавалось угомонить. Отец вышел из себя, в ярости рванулся к ней и явно собирался её ударить. Витька успел вклиниться между ними и удачно перехватил руки отца. Боже! Как эти руки старались вырваться! А Витька оказался сильнее. Стояли вот так, всю свою силу в руках сосредоточив, отец и сын лицом к лицу, сверлили, насквозь пронизывали друг друга взглядами. И никак нельзя было Витьке первым глаза отвести…
Как-то разом, резко ослабли руки отца. И такую обиду вдруг прочитал Витька на его лице! На Витьку – обиду. За то, что он посмел поднять на отца руку, за то, что не понял его гнев, за то, что предал…
Витька ослабил хватку и отпустил его руки. Перемешались в голове его злость на маму за её дурацкие «закидоны», злость на отца, сменившаяся вдруг на щемящую к нему жалость, недоумение – как вообще возникнуть могла в их доме вражда между родителями?..

И всё-таки, он произнёс твёрдо, отчётливо, чеканя слова
– Маму бить не дам!
Отец, понурый очень, молча вышел на улицу. Вернулся потом, через некоторое время притихший. Мама сильно испугалась. Что-то она, наконец, поняла. Что-то там, в голове, у неё прояснилось. Старший сын вот только что заступился за неё, но явно – он не был на её стороне.
В последующие дни все вели себя сдержанно. Больше конфликтов не возникало. И как-то незаметно всё улеглось…
А потом, Витька поступил в институт, уехал учиться, распределился на работу в северный Казахстан и с тех пор бывал в родительском доме лишь краткосрочными наездами. Более двадцати лет прошло с тех пор…
Как они там, в Бурно-октябрьке жили?..

Нормально. Обычной привычной жизнью. Всего хватало. Не шиковали и не бедствовали. И от детей не требовали ничего. Лишь бы кто-то из них рядом находился! Не заслужили родители того, чтобы дети оставили их наедине с приближающейся старостью.
И все-таки, что-то не так сделал отец. Не сумел сплотить сыновей. Не сумел удержать рядом. Разлетелись – кто куда. Повзрослели сыновья, а отец так и не стал для них образцом для подражания.

Как же – жить не умеет! Выгоднее в совхозе работать, ведь прекрасный специалист, сколько раз переманить пыталось руководство, с руками и ногами оторвали бы! Нет же! Вцепился в свой колхоз и ни в какую! Так и не смог оставить его до пенсии. Видишь ли, в колхозе тоже кто-то работать должен! Честный слишком! Не возьмёт даже то, что плохо лежит. Начальству кланяться не может. Гордый и независимый. Никому ничего не должен. Работа для него важнее, чем интересы семьи – по крайней мере, мама и тётка Фрида всегда так говорили, как же им не верить…
Трудно так жить на селе. Вообще – трудно так жить!
Вот и получилось, что не стала жизнь отца для младших братьев Штольца примером. Всё больше прислушивались к родителям своих жён…
А Штольц?..

Неделя пролетела незаметно. Обратно домой отец возвращался налегке.
Заблаговременно приехали в аэропорт. Странно выглядел зал ожидания. Он был пуст. Не было в зале пассажиров. Провожающих не было. И встречающих – тоже. Время шло. Регистрацию никто не объявлял. Было холодно.
Штольц забеспокоился – что-то не так… С трудом разыскал одну из сотрудниц аэропорта. Она пояснила – полетит самолёт в Джамбул или нет, ещё не решено.
Отец встревожился.

– Как же так? А билет тогда зачем заранее продавали, если всё так ненадёжно?
Для Штольца тоже такой поворот событий оказался совершенно неожиданным. О том, что полёты на Джамбул вообще могут отменить – даже мысли не возникало. И как всегда, срабатывает закон подлости – почему именно сегодня, а не завтра… через неделю?.. Он не прорабатывал запасной вариант. Был этот вариант один-единственный: возвращаться назад – на поезде. И это означало – намучается отец в дороге. Прямого маршрута нет. Предстоят пересадки, ожидание на вокзале. Вероятнее всего – в холодном вокзале. Да и в поезде вряд ли жарко будет. Зима на улице вовсю властвует. А одежда у отца на вариант мягкой южной зимы рассчитана. И чтобы домой добраться ему на поезде, в лучшем случае, двое суток потребуется...
Просто стоять и ждать, тягостно было очень. Штольц пошёл к начальнику аэропорта. Они были знакомы. Владимир Иванович Грузнов тоже был избран депутатом Маслихата. Часто сидели рядом на заседаниях, сетовали, что время теряют зря. Возмущались бестолковщиной…

Грузнов переругивался с кем-то по телефону. Приветливо кивнул Штольцу, жестом указал на стулья, приглашая присесть. Разговор был трудным, тянулся и тянулся. Речь шла о заправке самолёта авиационным керосином. Штольц особо не прислушивался. Рассматривал кабинет. Всё очень просто – никаких излишеств! Терпеливо ждал.
Наконец Грузнов положил трубку и, переключив внимание на Штольца, досадливо произнёс
– Вот жизнь пошла, б…! С губ его сорвалось матерное слово. – Всё приходится решать самому! Виктор Васильевич, и каким это ветром занесло тебя ко мне? Неужели тоже в далёкие края собрался уезжать…
Штольц ответил привычно: – Не дождутся! Выразил беспокойство. Нехорошо как-то будет, если не отправит он отца сегодня домой.
Грузнов оправдывался.

– Ну, что делать? Совсем хреново складываются дела. Пассажиров совсем нет. Не хотят люди летать на самолётах. Денег нет… Работаем в убыток. Как бы совсем не пришлось закрывать аэропорт.
Грузнов изливал душу. Штольц слушал. И так получалось, что проблема Штольца с отправкой отца – такая мелочь по сравнению с проблемами Грузнова, что почувствовал он неудобство. Это не Штольцу, это Грузнову надо сейчас сочувствовать! Произнёс в нужной тональности несколько дежурных фраз и перевёл разговор в практическое русло
– Владимир Иванович, – билет у отца на руках! В Джамбуле сразу на обратный рейс приобрёл. Сдать хотя бы можно его? Деньги вернуть…
О чём ещё говорить? В принципе – всё понятно! Драматизма в голосе Штольца не было, но огорчения на лице скрыть было невозможно.

А Грузнов облегчил душу, встрепенулся и вновь стал энергичным.
– Погоди Виктор Васильевич, не торопись, подожди еще часок. Авось, и придумаем что-нибудь! Может быть, из Джамбула подвернётся обратный груз. Сейчас уточним.
Он опять снял трубку с телефона и начал набирать номер. Окончив разговор, еще раз обнадёжил Штольца
– Подождём минут двадцать… Должно получиться…
Стоять над душой начальника аэропорта смысла не было. Штольц вернулся к отцу в зал ожидания. Разъяснил ситуацию. Не всё ещё потеряно…
И действительно, ровно через час по пустому залу разнёсся из динамика голос
– Объявляется регистрация и посадка на рейс…
К стойке регистрации заторопились несколько человек. Отец тоже проявил нетерпение. Обнялись на прощание, и достаточно! Это даже хорошо, что сразу посадку объявили. Нечего душу травить! Отец решительно шагнул вперёд и скрылся за ограждением.

Прошло ещё минут двадцать. Штольц стоял на втором этаже зала ожидания глядел на взлётное поле. И вот, вырулил на полосу Як-40. Остановился на несколько мгновений, взревел моторами, набирая мощь. Начал стремительный разбег, оторвался от земли, начал резко набирать высоту, превратился в точку и скрылся из глаз.
– Будет отец сегодня дома! Будет…
Можно было возвращаться к Жигулям, разогревать застывший от долгого ожидания мотор. Свалился груз неопределённости. На душе у Штольца полегчало.
На следующий день дозвонился он до родителей по телефону. Слышимость была отвратительной. И всё-таки, понял Штольц из обрывочных слов отца, что он очень доволен. Оказывается, самолёт до Джамбула летел без посадок. В салоне кроме него было всего два пассажира…
Штольц ввернул шутку

– Ну, вот! Пассажиры эти тебе «спасибо» должны сказать! Это тебе персональный рейс аэрофлот организовал. Расскажешь кому-нибудь – не поверят!
Можно расслабиться. Поездка отца завершилась благополучно. Дома у мамы на хозяйстве тоже всё в порядке. Надо будет почаще им звонить. Слава Богу – связь какая-никакая, а всё-таки работает. Беспокойство за родителей отошло на задний план.
И кажется, удалось скрыть от отца собственное недомогание.
Опять заполнила всё обыденность. Производственные дела подбрасывали проблем. Они поддавались решению, вселяли оптимизм и поддерживали надежду. Всё образуется. Может быть, всё-таки повернутся дела к лучшему. Может быть, удастся ещё самому в Бурно-октябрьку вырваться…