Когда человека не было

      Мне кажется, если бы мы, начав когда-то с детства, научились бы им и заканчивать,  жизнь и свою миссию в ней можно было бы считать завершенной. Лишь тогда круг замкнется и не надо будет, следуя восточной идее реинкарнации, рождаться вновь.
     Время выставило нас за порог детства, наш потерянный рай, наш золотой век позади. Мы наказаны возрастом. Как же хорошо было быть ребенком! Ну, зачем, зачем мы повзрослели?!

     Я вырос и понял, - не хочу быть взрослым человеком. Хочу быть маленьким мальчиком.
     …тепло щеке, солнце, горячо, мамин голос, - Петя пора вставать! - Закрываю глаза, надо досмотреть сон. Нет, сон только начался, подушка горячая, отодвигаюсь, опять солнце припекает щеку. Ладно. Слабый запах гнезда, вчера лазил. Открываю глаза, - на подушке  перо. Всплыло из ее глубины. Странно так пахнет всегда солнце. Раскаленная подушка. Повторяю про себя, -  А мне уже десять, целых десять! - Поражает мысль, - Нифига ж себе! Какой я взрослый! - повторяю и не верю. Понимаю, - ведь не сплю, вскакиваю,  бегу – спальня, кухня, коридор, - свобода. Солнце. Вокруг прозрачно и горячо, сарай, голуби, свобода – Уррра! - обваливается абсолютное счастье, и зной, и стоит пацанья дружина. Пора в парк, в пампасы, на простор, на речку, -  сегодня три важных события. Мы гайдаровцы-тимуровцы, надо банде Квакина дюлей навалять. Это быстро. Потом муравейник  смотреть, - это можно часами.  И  целый день бездонное голубое летнее небо, палящее солнце, босые ноги утопают в прожаренной мягкой, как пух, пыли. А еще у меня сегодня день рождения. Озеро, ступни проваливаются сквозь песчаную корку,  на песке остаются следы. Целый день. И незаметно вдруг вечер. И инквизитор – мама, -  Ешь! - и двадцать вареников с вишней, и «кровавая» рвота, - желудок не выдерживает целодневной голодухи  кричу - Не хочу умирать! - кровавые  вишневые кляксы на земле. Мне десять лет, и я не хочу умирать.

     Вечером гости, подарки, две книжки – «Золотой ключик»  одиннадцать  штук  и  одна -  «Когда  человека не было» Я ее зачитываю до дыр. Хочу в детство, когда еще не  был   человеком.  Не  потому что нет  проблем,  они  есть  всегда, в любом  возрасте. Зависть, боль, несправедливость, злоба, конкуренция, предательство. Зато нет скуки, и крайне редко возникает вопрос, что будет завтра, как жить дальше. Хочу быть ребенком. Потому что можно сесть на землю и на тебя не посмотрят, как на психа. А разбитая коленка саднит больше и заживает быстрее, чем душа. Потому что дети лечат разбитые коленки слюной, а взрослые лечат разбитые сердца вином. Потому что синяк под глазом лучше, чем пустота в глазах, а глупость и невинность и даже кровавая рвота - совсем по другим причинам. Не по взрослым. И чтоб глупости не становились ошибками, чтоб для мечтаний хватало  одной подушки,  двор был целым миром,  чердак был полон тайн  и старый парк -  другая планета. И,  если тебя обидели, можно у отца в приемной взять трубку и позвонить гулливеру. Потому что, если это сделает взрослый, к нему вызовут санитаров. Не хочу быть взрослым. Хочу чтоб соседская девочка - моя жена, кукла - наша дочка,  чтоб с детства любили друг друга, все время ходили за ручку, вместе играли, вместе ходили гулять… Господи, мы даже какали вместе. И каша-малаша и пирожки -  из песка, (до сих пор не могу забыть их вкус), кончились деньги,  нарвал листьев, принес зарплату. Ей - сережки из вишен, (она красила губы свеклой),  себе - орден из репейника, играешь дальше. И вообще, есть деньги, нет денег - тебе всё равно. И всем искренне  говоришь, -  ты   на  самом  деле   Джон  Сильвер, Буратино, Змей Горыныч, Белый Клык, Юрий Гагарин и даже принцесса на горошине.  Но взрослые тебе подло не верят. До  них  не  доходят  простые  слова,  а сложные ты еще не  выучил. Хочется дать коварной   однокласснице,  никем  тогда  ещё   не  виданый, бульонный кубик,    (господи, я их помню  до  сих  пор, - маленькие ленинградские), и сказать, что это конфета. Или дергать ее, только ее! за косички, и получить портфелем по башке, как подтверждение  вашей общей тайны. Чтоб  вообще  без проблем, чтоб из-за любви не было больно и чтоб у фразы - Не дам! - только один смысл, чтобы можно было ошибаться, но никто не спешил этим воспользоваться. Хочу быть ребенком. Потому что однажды выковырянный  ржавым  гвоздем  глаз  воробью -  полетит или не  полетит -  запомнился  на всю жизнь,  а  милостыня,  которую многократно не отжалел нищей старухе,  забывалась моментально, и никаких особенных вечных вопросов не будила,  а в ее протянутой руке было небо, она за копейку предлагала тебе тебя. Хочу быть ребенком,  потому что хочу радоваться жизни, и быть счастливым не специально, а просто так, не замечая этой радости и этого счастья. И можно вообще не притворяться, ну, только больным, когда не хочется в школу, и быть самим собой. Чтобы хватало пальцев на руках показать свой возраст, и чтоб мой кот - старше меня. Чтобы спать было обязанностью, а не мечтой. Чтобы запах хвои напоминал про новый год, подарки и чудеса, а не про кладбище, и потери. Про реальность. Я не хочу быть человеком. Я хочу быть ребенком.

 
      Все жду и жду. Забронзовела осень,
      дыша прохладой из огня,
      и стекла, те, что в детстве я подбросил,
      все падают и падают, бликуя и звеня.
      
      Души невинной голос тонок,
      вот-вот придет он, мой последний миг,
      и позовут меня – Пора, старик!
      А я уже не старый. Я ребенок!

          …вернулся со встречи с однокашниками. Более пятидесяти лет после школы.  Внешне  все выглядело до обидного буднично,  местами даже суховато. А сердце поднывало. Когда расходились,  разъезжались,  на  пристани, у ресторана  вдруг прорвало, - превратились в подростков. Обещания, слезы, объятия, бессвязные обрывки фраз…
     Никак не могли оторваться друг от друга, как перед концом света, (почему – как?!) На обратном пути один из наших, которого я все-таки выдернул на эту встречу из семейного столбняка-особняка-пчелиной латифундии, вдруг припечатал, - Ну, ты даешь, Михалыч! Что с  тобой? Ты же взрослый человек, мужик! Разнюнился, понимаешь, рассопливился!.. Я не нашелся, промолчал. А что тут скажешь? Действительно,  у каждого своя рифма к слову «звезда» и свое небо в колбасах. Он нарастил кожу, как на пятке у бегемота, а я свою истончил до голубизны, а местами и вовсе ободрал в кровь. И еще неизвестно,  кто в выигрыше.

                Не хочу быть взрослым…               


Я плачу сквозь смех, улыбаюсь печально,
мне жаль Буратино, и жаль Бармалея,
и Золушку-кроху,  и мачеху жаль мне, -
в душе я - мальчишка на самом-то деле.

Мюнхгаузен древний, рожаю идеи
на ядрах слетать на Луну, на охоту,
наивный и мудрый  ребенок, надеюсь
за волосы вынуть себя из болота.

Из кубиков книжных эпоху слагаю,
что прожил всерьез и чуть-чуть понарошку,
пиастры собеса – на корм попугаю,
по мышке печалюсь, сочувствую кошке.

А дети уже и не спорят со мною,
шалят, как и прежде. У них уже - внуки
мои. Ну, а я со святой простотою,
прикинувшись умным, предвижу разлуку.

Сквозь боль улыбаюсь и плачу от смеха.
По сказкам, рогатке, варенью, качелям
скорблю, по себе и весенним капелям…
Послать бы все к черту, и в детство уехать!

Не дед, а сопливый пацан, в самом деле!