Гречневая каша

 

 Рассказ мой о каше не столько гречневой, сколько о каше в людских головах и в событиях периода развала великой страны. О каше, смешавшей судьбы. Каше, в которой каждый стал, как в правильно сваренной гречке, отделенным зерном без явной связи с другими зернами. Но, тем не менее, каждое зерно этой каши, каждый характер, каждая судьба оставаясь отдельными, рассыпчатыми, сохраняли цельность единого народа, утратившего страну, но сохранившего внутренний стержень. К сожалению, не все зерна нашей гречки, не все человеческие характеры, сохранили тогда цельность, многие "разварились". Но "каша" эта в конце концов оказалась сварена правильно. Лузга отсеялась, осталась ядрица.

 Рассказ мой об двух днях того кризисного периода, когда страна наша билась в агонии.

 Итак, устав от жизни в ставшей внезапно, почти в одночасье (вообще-то растянутое на пару лет) чуждой, еще недавно любимой, Грузии, я заявила: "Хватит, пора валить отсюда в Россию!".

 Муж мой был настроен не столь категорично и мы сошлись на том, что не стоит всё разом обрывать, а надо для начала прозондировать ситуацию на предмет дальнейшего переселения. Приняли мы это решение с полным пониманием сложности его реализации.

 Но сложности оказались значительно круче ожидаемых. Впрочем, не только сложности нас ожидали. Но рассказ мой не об этом, а о каше. И все наши сложности  и неожиданности, и сюрпризы - это тоже была густо заваренная каша.
 
 В середине августа, после долгих поисков вариантов выезда (самолеты не летали, поезда не ходили, а для нашей машины было невозможно найти в продаже бензин) мы договорились с каким-то довольно мутным гражданином, который мамой своей поклялся в том, что он доставит нас во Владикавказ. За свои услуги он испросил "самую малость" - две наши совокупные месячные зарплаты. Как оказалось, это была оплата его посреднических услуг, оплата проезда была сопоставима с его услугой. Но и с оплатой проезда тоже оказалось не всё просто. Впрочем, об этом чуть позже.

 В пять часов утра назначенного дня мы погрузились в какое-то колченогое трясущееся от старости сооружение, отдаленно напоминающее транспортное средство.

 Кстати, время отправления нам назначил тот самый посредник, предупредивший, что, с одной стороны, по жаре трудно ехать, поэтому надо выезжать до восхода солнца, а с другой стороны, нас могут долго держать на границе и лучше раньше выехать, чтобы успеть на автобус или поезд до Москвы. Мы очень дисциплинированно дотащили наших полусонных детей на условленную стоянку. Человека, которому мы заплатили, там не было. Но автобус, ровесник века, стоял. Водитель, спавший в кабине, положив голову на руль, сильно удивился нашему столь раннему появлению, но любезно раздвинул руками дверцу своей колымаги и позволил нам занять любые места, какие мы сами выберем, предупредил, что остальные пассажиры подойдут к семи часам и попросил оплатить проезд заранее. Мы сказали, что уже заплатили. Водитель резко из любезного превратился в рассвирепевшего и стал выволакивать наши чемоданы, которые мы уже успели загрузить. Пришлось заплатить. Порадовало то, что он запросил меньше, чем посредник.

 Часов в девять утра, когда салон автобуса уже начал накаляться, мы, наконец-то, отправились покорять горные вершины сурового Кавказа. Автобусик кряхтел из последних сил. Два раза его пришлось подталкивать в горку. Один раз он едва не свалился с обрыва в долину Дарьяла, то бишь Терека. Один раз завис передним правым колесом над рекой Белой, но водителю чудом удалось вывернуть руль и мы, несколько пассажиров, от чистого сердца поаплодировали его мастерству.

 Потом была граница. Граница между территориями, номинально сохраняющими единый государственный статус, а по факту уже ставшими разными странами. Необустроенный блокпост. Какие-то военные в разномастной униформе и с автоматами наперевес. Нас не задерживали долго ни на грузинской, ни на российской стороне. Был только один малоприятный сюрприз. Пока мы общались с таможенниками на грузинской стороне, наши вещи перекочевали в другой автобус, а наша колымага уехала в родной Тбилиси.
 
 Впрочем, поначалу мы даже обрадовались перемене. Этот автобус был лет на сорок моложе предыдущего. Пассажиров кроме нас в этом автобусе больше не было. Все остальные разъехались от российского блок-поста на разных легковушках - кто на машинах родственников, кто на попутках. Нашего мнения не спросили. Просто кто-то перенес наши чемоданы в новый автобус. И мы, не раздумывая, поехали. Отъехали около километра от блокпоста. Водитель остановил автобус и попросил оплатить проезд... Оплатили. Было приятно, что запросил он меньше, чем его предыдущий коллега.

 Далее до Владикавказа мы пролетели с ветерком и прибыли на место даже быстрее, чем ожидали на Крестовом перевале. Там нам казалось, что мы прибудем во Владикавказ под утро. В столицу Республики Северная Осетия мы въехали ровно в 19.00.

 Тут надобно заметить, что единственный в сутки поезд на Москву из Владикавказа, на который мы рассчитывали, отправлялся в 19.05, как и единственный рейсовый автобус. Оба (и поезд, и автобус) в получасе езды, как мы узнали позднее, от того места, куда мы прибыли. А прибыли мы в какое-то непонятное место. Частный сектор. Вокруг одноэтажные хатки за глухими заборами. Разбитая вдрызг дорога. И ни души на улице.

 Водитель автобуса сказал, что дальше он не едет, и услужливо выгрузил наши два объемистых чемодана из багажника. На прощание посоветовал поймать такси, посигналил и укатил во двор ближайшего дома. Ворота захлопнулись, мы остались одни в незнакомом городе с тремя детьми.

 Сумерки сгустились почти мгновенно. Темная улица не подавала признаков жизни. Мы присели на чемоданы под хмурым фонарем и стали ждать наступления рассвета. Подумаешь, поночевать в августе на свежем воздухе!

 Детский нытёж не заставил долго ждать и не позволил пребывать в иллюзиях по поводу красоты южной ночи. Муж мой побежал искать такси или, как минимум, живую душу, чтобы выяснить, где мы, далеко ли вокзал и есть ли там или еще где-нибудь гостиница и где есть работающий магазин с едой.

 Мне досталась роль утешительницы и вытирательницы нюней. Ну, на то я и мать, в конце-то концов. И вот, сижу я на чемодане, обняв детей и обещая им исполнение их желаний, только не сразу, а чуток попозже. И тем сложнее было их уговаривать, что наш рюкзак с едой и термосами с водой и чаем остался на границе с грузинской стороны. В том самом рыдване, который докатил нас до границы. "Хочу пить!", "Хочу есть", "Хочу в туалет", "Холодно", "Хочу спать", "А когда мы сядем на поезд?", "А здесь есть гостиница?  Давай пойдем в гостиницу", "А когда мы поедем?", "А где мы поедим?", "А когда папа придет?", "А куда папа пошел?", "Я писать хочу", "А почему тут так темно?"... Детским вопросам и желаниям нет конца. Удовлетворить их смог бы только факир в десятом поколении. Я могла только обнимать детей и уговаривать их потерпеть немного.

  Некоторое время спустя (я к этому моменту успела замерзнуть до икоты, устать от роли любвеобильной мамочки и доброй феи, потерять счет времени, надежду и терпение) из-за угла показалась белая "Волга" с красным крестом скорой помощи на капоте и резко затормозила около нас. Шофер высунулся в окно и сурово задал вопрос: "Вы почему здесь сидите?" Я начала лепетать что-то про то, что мне нужен вокзал или автовокзал, или в гостиницу... Суровый озадаченно заявил, что автовокзал в той стороне, вокзал в противоположной, а гостиницы в городе больше нет, так и что же мне нужно?

 На моё счастье к этому моменту подоспел мой муж. Мужчины на Кавказе всегда лучше понимают друг друга, чем женщин. Через пару минут мы уже сидели в тесном салоне санитарной "Волги" и ехали к автовокзалу. Водитель продолжал расспрашивать, кто мы, откуда, куда едем, почему ночью (вообще-то было еще только 8 - 9 часов вечера, но его вопрос оправдывала полная и абсолютная темнота вокруг) с детьми оказались на улице, есть ли знакомые во Владикавказе, где живем постоянно и почему едем в Москву??? Вопросов было много.

 Он лихо рулил по каким-то закоулкам, подъехал к ярко освещенному двухэтажному зданию, извинился, попросил подождать его несколько минут и вышел. Едва он прошел два шага, загорелась лампа-прожектор и мы увидели чистый, ухоженный обустроенный, с детской площадкой, двор, сзади которого находился решетчатый забор, а за этим забором несколько машин скорой помощи. Мы решили, что наш гид по ночному городу зашел отчитаться на работу и приготовились его ждать, но он вышел буквально через минуту, сказал, что сейчас отвезет нас на автовокзал, на вокзал ехать смысла нет - там всё закрыто, а на автовокзале дежурит милиционер, может быть он нас пустит в зал ожидания. Я поинтересовалась, нет ли по дороге магазина, купить чего-нибудь детям поесть. И какой-нибудь воды или сока. Но, увы, магазины в это время уже не работали.

 Еще несколько минут катания на машине, и нас привезли к массивному темному зданию с просторным холодным холлом, двери которого были раскрыты настежь. В дальнем углу прямо на полу на каких-то тряпках спали люди, кажется, женщина с детьми. Тут я поняла, что нас пустят сюда на ночлег. На голый бетонный пол. Дети, разогревшись в машине, уже заснули. Ну, подумала я, сначала вытащим чемоданы, раскроем их и уложим детей внутрь - будет не так холодно. Эта южная безлунная ночь, с яркими звездами, бархатным небом, безмолвием и безветрием, была удивительно холодна для середины августа. Или меня знобило от неизвестности?

 Пока я всё это думала, водитель скорой помощи попросил дать наши паспорта и сказал, что подойдет сейчас. Действительно, он вернулся довольно быстро, открыл дверцу машины с моей стороны и предложил нам с мужем выйти, оставив детей спать. Мне стало не по себе. Я вспомнила мгновенно все те ужасные рассказы о похищениях детей, что бесконечно муссировались в Тбилиси того времени, об обращении взрослых в рабство..., но не выйти из машины был невозможно. Я попыталась, выйдя на улицу, пройти за машину и увидеть и запомнить ее номер, но наш водитель встал таким образом, что мне не удалось это. Он махнул рукой в сторону автовокзала и сказал, что отдал наши паспорта дежурному по вокзалу и тот сейчас подойдет. Делать нечего, со стесненным сердцем, как говорилось в старину, а точнее, в полупаническоом состоянии, на подгибающихся во всех суставах ногах, я пошла вслед за мужем. Обернувшись, я увидела, как наш добрый самаритянин садится за руль и трогает машину с места. Внутри у меня оборвалось всё. А шофер скорой помощи вдруг улыбнулся, ободряюще кивнул и крикнул в открытое окно машины, что здесь нельзя стоять, он отъедет к противоположной стороне улицы, где можно запарковаться. Я с ужасом смотрела на то, как у меня на глазах неизвестный увозит моих детей. Я буквально оцепенела, не имея сил даже закричать.

 И поэтому не заметила, как из глубины зала к нам подошел человек в милицейской форме. Мое сознание включилось в тот момент, когда я увидела, что белая "Волга" с моими детьми остановилась в ста метрах от того места, где мы стояли.

 Милиционер протянул наши паспорта моему мужу, а потом сказал, что он сочувствует, но не имеет права пустить нас на ночлег и, указав на женщину с детьми в углу, добавил, что она вот так уже два года живет. Попросилась переночевать и осталась. Они беженцы из Таджикистана, кто по национальности не известно, как зовут тоже, паспортов или других документов нет... и что с ними делать - не ясно. Она не выходит с территории автовокзала. Здесь в туалете умывается, здесь же стирает детские вещи, побирается среди пассажиров, а пассажиры и провожающие жалеют детей, подают ей, кто деньгами, кто едой, обеспечивая им пропитание. И выгнать ее нельзя. Куда она с мелкими денется на улице? Вот так и живет.

 Потом милиционер сказал, что мы вполне можем доверять Тазрету, он найдет, куда нас определить, и крикнул: "Тазрет, давай сюда!", что-то добавив на осетинском. Белая "Волга" заурчала и мягко припарковалась около нас. "Садитесь", - предложил нам Тазрет,  - "я знаю, где вы переночуете"

 Через несколько минут мы оказались в уже знакомом дворе. Тазрет взял наши чемоданы и пошел впереди нас, показывая дорогу. Теперь мы поняли, что это был жилой многоквартирный дом. Мы поднялись на второй этаж. Дверь слева была открыта нараспашку. В светлом коридоре нас встретила улыбающаяся женщина, протянула руку сначала моему мужу, потом мне: "Здравствуйте, проходите, пожалуйста. Меня зовут Аза. Сейчас будем ужинать, а потом я вам дам постель. У вас милые дети. Проходите, проходите".

 Так мы оказались в гостеприимном доме Тазрета и Азы. Двое их детей, уже взрослая дочь лет двадцати и восьмилетний сын, скромно стояли в конце коридора. В гостиной на столе стояла супница с постным борщом, блюдо с жареным картофелем и графин с компотом. Все пахло очень вкусно, но сил у нас не было совсем. Дети наши практически спали за столом, а мне было очень неловко. Особенно после того, как я заподозрила Тазрета в желании похитить моих детей. И только мой муж с удовольствием уминал борщ с осетинским пирогом.  Тазрет  был немногословен. Дети хозяев не говорили совсем. Нам не задавали вопросы. И мой муж взял инициативу на себя. Он начал расспрашивать детей об их учебе и увлечениях, пригласил к нам в гости, я охотно подтвердила наше обоюдное желание принять их у себя... на что нам ответили, что бывали в Тбилиси. У них родственники там раньше жили...

 И тут я поняла всю бестактность нашего приглашения.

 С осетинского вопроса в свое время начались волнения в Грузии. В конце восьмидесятых осетин стали беспричинно увольнять с работы, а потом и вовсе выгонять из их собственных домов и квартир. Против осетин была развернута целая пропагандистская кампания, завершившаяся настоящей гражданской войной. Войной беспощадной с обеих сторон. В этой необъявленной и скрытой от внешнего мира войне убивали младенцев в колыбелях и беспомощных стариков в инвалидных креслах, пытали мужчин и вспарывали животы женщинам. Глетчеры окрасились кровью. Селения опустели. Сады, знаменитые яблоневые сады с удивительно ароматными и сочными плодами, одичали. Осетины почти все уехали из Тбилиси и из Кахети, где жили испокон веков в дружбе и согласии с грузинами, создавая смешанные семьи, называя детей грузинскими именами, даже меняя свои родовые фамилии на грузинские. В Тбилиси из осетин оставались только те, кто имел грузинские фамилии и не имел никого за пределами Грузии.

 Мы знали об этой войне. Но нас она не коснулась. И мы имели так мало такта, что стали приглашать в Грузию людей, которых эти события коснулись напрямую. Я не знала, куда деть глаза. Аза заметила мое смущение, что-то сказала детям по-осетински, и наши спасители быстро закончили трапезу. Аза сказала: "Я постелю на полу. Вот тут. У нас, к сожалению, нет лишних кроватей, но на матрасах вам будет удобно. Она и ее дочь принесли несколько матрасов, постельное белье, подушки, одеяла и, пожелав спокойной ночи, гостеприимные хозяева вышли из комнаты. Последним выходил Тазрет. Он сказал, что Азе надо рано утром на работу,  детям на их занятия, а мы можем отсыпаться сколько нам захочется после всех наших треволнений, поезд на Москву только вечером. И добавил, что Аза оставит на кухне еду и мне надо будет накормить наших детей самостоятельно, а он подъедет часам к двенадцати и, если мы захотим, покажет нам город.

 Мы уснули мгновенно, как провалились. Я проснулась, первой из нас, от звука закрывающейся входной двери. Полежала немного, чувствуя приятную истому во всем теле и блаженство от долгое время не испытываемого отдыха. Потом растолкала мужа и мы вместе прошли на кухню. На обеденном столе лежала записка: "Ирина, приготовь детям гречневую кашу. Крупа на столе. Молоко и масло в холодильнике. Сахар и чай на полке". Бог мой! гречка... да, я забыла, как она выглядит! Моя любимая гречка! единственная каша, которую я любила еще в детстве... В Тбилиси гречка не продавалась к тому времени уже лет пять.

 Было несколько неловко хозяйничать на чужой кухне в доме фактически незнакомых людей. Но голод - не тетка. Я наполнила кастрюлю водой и поставила ее на газ. Не успела вода закипеть, как в двери повернулся ключ и в квартиру зашла Аза. "Я на полчаса отпросилась с работы. Принесла вам билеты на поезд. Сами вы ни за что не купили бы их. В лучшем случае через месяц смогли бы уехать. А у меня начальник вокзала родственник, помог, когда я о вас рассказала" - быстро проговорила Аза слегка запыхавшимся голосом и вдруг возмутилась, - "Как ты варишь кашу? Ты почему гречку не поджарила сначала? Это же не вкусно будет!" И скинув плащ, прошла к крану, вымыла руки и принялась готовить нам завтрак.

 Она была полная женщина и с первого взгляда казалась несколько медлительной, но тут она практически мгновенно ссыпала пакет крупы в сковороду, включила газ на полную мощность горелки и, быстро помешивая деревянной ложкой, стала давать мне рекомендации по способам приготовления гречневой каши: "Ты думаешь, засыпала крупу в кипяток и получишь кашу? Как бы не так! Гречка любит, когда ее прокаливают, тогда, вот сама сейчас чувствуешь, чувствуешь?, какой аромат. Просто чудо, а не запах. Потом ее надо промыть как следует. Лучше несколько раз. Вот так. В холодной воде. Нет., ты чувствуешь, какой запах?! А ты хотела просто так ее сварить! Нееет! Гречку так не варят. Ну, вот, промыли, а теперь в кипяток подсоленный. Ты солила воду? Нет? Соли много не надо. Вредно. А без соли - не вкусно. Поэтому я солю. Подумаешь, что вредно! Всё вкусное вредно. Жизнь тоже вредная. Так, теперь и не жить, что ли? Ну, вот, каша варится. Теперь молоко достань. Молоко надо вскипятить. А потом, когда каша будет готова, кладешь масла побольше, гречка любит побольше масла. И вообще, кашу маслом не испортить, а гречку портить нельзя. Самая что ни на есть лучшая каша в мире! И хочешь в кашу наливай, хочешь в стакан себе молоко, но молоко тоже обязательно. Вообще-то можно еще с тушенкой. Тоже очень вкусно. Но тушенки нет. А молоко есть. Всё. Готово. Мойте руки и садитесь завтракать. А я побежала. Меня на работе ждут. Пока поедите и Тазрет подъедет. Ну, всё. Пока. Счастливого пути!" и она убежала.

 Тазрет вернулся домой почти сразу после ухода Азы, с удовольствием мы вместе съели гречневую кашу, приготовленную Азой. Тазрет похвалил меня: "Ты готовишь почти как Аза. Очень вкусно!" Пришлось сознаться, что готовила его жена. Он усмехнулся и сказал: "Я никогда не перепутаю. Аза готовит гречку, как никто! но тебя же тоже научила? А сейчас собирайтесь, поедем смотреть город. Нас гид ждет. Это мой брат".

 Экскурсия оказалась очень короткой. К часу дня мы подъехали ко Дворцу пионеров и Тазрет сказал, что его сын сегодня здесь выступает. Благотворительный концерт. Нас провели в просторный светлый зал. Какая-то женщина, узнав, что мы из Тбилиси (гости из другого города), провела нас на почетные места впереди. Концерт был удивительный. Песни, стихи, танцы... вроде бы всё как обычно, но дети, выступавшие для других детей, для детей - инвалидов, вкладывали столько желания принести удовольствие, столько любви и сочувствия, что я, человек не сентиментальный, сидела с носовым платком в руках, то и дело вытирая слезы. Это было не только талантливо, но душевно, тепло, одухотворенно. А почти в самом конце этого удивительного концерта выступал ансамбль барабанщиков. В этом ансамбле был солистом сын Тазрета. Самый маленький участник с самым виртуозным соло. Но что творили на своих барабанах эти пятнадцать мальчишек! Они жонглировали своими инструментами, перекидывая их друг другу, они создавали узоры из звуков, они сосредоточенно и весело отбивали такты пальцами, локтями, коленками и ступнями... Мне никогда до того не приходило в голову, что барабаны могут создавать не просто ритм, а бешеную мелодию. Незабываемое впечатление!

 После концерта оставалось время только на то, чтобы забрать чемоданы, и к поезду мы успели практически к самому отходу. Тазрет проводил нас до вагона, в самый последний момент протянул мне пакет: "Это Аза передала. Тут еда вам в дорогу" и быстро ушел не прощаясь. Поезд тронулся.

***
 Больше мы не встречались. Нам искренне хотелось отблагодарить этих людей за их сердечное гостеприимство.  Каждый раз мы, когда оказывались во Владикавказе, пытались найти их дом. Один раз даже, кажется, нашли его. Во всяком случае, это был такой же точно дом с таким же точно двором около станции скорой помощи, но в квартире, куда мы пытались дозвониться в этом доме, никто не отозвался.


***
 В заключение хочу добавить, что это почти документальный рассказ. В нем немного изменены имена. Но это потому, что во Владикавказе нас в разные годы принимали три разные семьи. И все эти семьи были в равной степени доброжелательны и гостеприимны.

 И нам всегда хотелось сказать им всем самое искреннее "спасибо".

 Пусть мой рассказ послужит этой цели.