Крысиный король - 6

Глава  шестая
                « -  Одно удовольствие вас слушать! –
                Вскричал Панург. – Уши наливаются весенними
                соками и расцветают подобно розам. Цицероны!
                Клавдии-Публии-Аврелии!»
                Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий.
                Сказка о Тройке.

 
   Щелкнул замок на моем ящике и в открытой крышке нарисовалась толстая морда незнакомой крысы.

    - Не обманул братец! – Довольно пропищала голова. – И, правда, какой интересный зверек, глазастый и лысый.
 
Когтистая лапа коснулась моей руки:

    - Не бойся, глупая, я тебя не буду обижать, - пообещал крыс, - просто поиграю с тобой! Эка смешная невидаль. Будешь у меня в хозяйстве за  мышку. Погоди, я тебе плащик почище принесу. Во дворце не ходят в обносках.
 
Голова исчезла, а минут через десять крыс появился с новой тряпкой на удивление чистой, темно синей, байковой.
 
   - Сейчас мы тебя искупаем, - ворковал мой новый хозяин, - а то шерсти у тебя нет, ишь, вон, как испачкалась вся…

Он налил в большой глиняный черепок воды, отдававшей запахом сероводорода. Но выбирать не приходилось и я с удовольствием залезла в ванну-черепок.

   - Ах, ты, чудо какое! Сообразительное! – Ликовал крыс. – Сыру мне свежего и виноградину! – Приказал он властным голосом.
 
Маленький крысенок тут же принес еду на листике какого-то растения. Получил подзатыльник и, переложив еду на осколок глиняного горшка, передал хозяину, предварительно встав на колени. Естественно получил подзатыльник, поблагодарил и исчез.
 
   Лишь на одно мгновение я почувствовала забытый комфорт вымытого тела и чистой одежды. Но в следующую минуту крышка ящика  резко захлопнулась. Брякающие звуки железа заполнили тишину кухни. Мой крыс  шумно повалился на колени.
 
   - Где мой ужин? – Раздался властный и жесткий голос.

   - Не извольте беспокоиться. – Замерев в подобострастной позе проскулил шеф-повар. Слегка задержались по причине…

   - Засунь свои причины в глупую глотку, - прервал объяснения этот Кто-то. – Еще одна оплошность и пойдешь на корм котам.
 
Снова послышался лязг железа и в кухне наступила тишина.

   - Чтоб у тебя все зубы выпали, Нарит!   - Смачно плюнув, пожелал крыс. – Чтоб к старости тебе жевать корки беззубым ртом!  Все настроение испортил, поэт плешивый! Оголодал, паршивец!
 
Нелицеприятные писки неслись в сторону важного вельможи, которому вовремя не подали ужин, а это означало для повара в будущем только одно – наказание.
 
   Я подумала тогда, что среди крыс есть не безнадежные. Добротой их поведение можно было назвать с большой натяжкой, но, по крайней мере, они не отличались надменностью, стервозностью и цинизмом придворных. Скорее, уж, были похожи на  простаков, не обезображенных воспитанием, с неразвитыми благородными чувствами. Но в зачатке сохранялось что-то похожее на милосердие. Значит, моя теория о том, что солнце и жизнь побеждают ночь,  не настолько утопична.

   Ближе к полночи появился Кичдору и меня выпустили на волю.
 
   - Спасибо, брат, - благодарил шеф-повар, - такая занятная игрушка, жаль, что не говорит. Мы бы с ней долгими зимними вечерами все косточки дворцовой знати перемыли. А то мне, одинокому, и посплетничать не с кем, продадут!  Кругом же доносчики, сам знаешь.
 
   - Да говорит она, - сказал мой первый  крысиный покровитель, - только говорит слова непонятные и потом, она, брат, - мыслит. Это ее главная заковыка. И не боится мыслить. Я ее припугнул. Вот она и сделалась немой. Про солнце знает, видела его. Она из  Москвы. Земля такая есть чудная. Перевернутая. Все у них не так, как у нас.

   - Говорит? – Обрадовался повар, словно не слышал других грозных предупреждений. – Ах, ты ж моя маленькая, ах, ты моя игрушечка, никому тебя теперь не отдам. Ящик домой перенесу, чтобы совсем безопасно было. Один виноград у меня будешь кушать, лимонными корочками баловаться! Уж, я для тебя моя зверюшечка расстараюсь!

   - Мне нужно погулять, - сказала я твердым голосом. – Лапы размять, иначе – зачахну.
 
   - Вот оно как! Говорит! И, вправду, говорит! Иди-иди погуляй, а я пока твой домик к себе перенесу. – Крыс был на седьмом небе от счастья. – Ты, братец, глаз с нее не спускай! У нас легко обидят, сам знаешь. А как нагуляется, сразу веди домой. Я ждать стану.


 

     - Как его зовут? – Спросила я Кичдору, когда мы вышли в соседний коридор.

     - Арожбо его зовут. Он чудной немного, но не слишком требовательный. Правда, когда сильно рассердится, может и съездить по шеям тем, что под руку попадется. Главное, не зли его. И уживетесь.
 
    - Расскажи мне про Двуликого, - попросила я.
 
Кичдору оглянулся по сторонам, прислушался и шепотом ответил:

    - Самый красивый, самый умный, самый образованный и самый справедливый. Лучше не бывает!
 
Я с сомнением взглянула на приятеля. Шутит? Нет, он не шутил. Может быть, и правда в этом царстве хоть один житель был самым-самым?

   - А он давно правит?

   - Кто ж его знает? Моя мать и бабка говорили, что при их матери и бабке он уже был. А некоторые шепчутся, что с самого начала времен. Он бессмертный.

   - А его не Кащей зовут? – Съязвила я.

Но местный шутки не оценил. Похоже, что у них такой сказки не было.
 
   За разговором мы дошли еще до одной большой, круглой пещеры. Остановились за  шторой, на этот раз байковой и чистой, как моя новая  одежда. Я старалась разглядеть  в щель диковинное место. Пол был тщательно утоптан и выметен. На красивом гладко отшлифованном камне стоял кувшин с солнечными шариками, тускло освещая помещение. По всему периметру за занавесками прятались еще  четыре норы и возле каждой висели странные украшения. Рядом с первой -  кусок ржавой цепи. Рядом с другой – бусы из белых меховых шариков. Рядом с третьей – плетка искусного плетения. А над четвертой – развивалось нечто, похожее на флаг ярко алого цвета. Зрелище было средневеково-гнетущее.
 
   Одна из «портьер» шелохнулась и я увидела проскользнувшую в зал старую знакомую, побившую шеф-повара на кухне за нерасторопность. Крыса сняла со стены плетку и прошмыгнула к норе с флагом. Вытянув тощую черепашью шею, похожую на гофрированный шланг от пылесоса,   она встала «на караул» у шторы с флагом. Чуть позже появилась еще одна крыса, или, вернее, крыс, с очень надменным выражением на облезлой морде и желтыми клыками, которые выглядывали наружу так очевидно, словно не помещались в пасти. Он снял со стены ржавую цепь и, трижды обернув ее вокруг шеи, спросил:

   - Ты давно здесь, Авретс?
 
   - Давно, - солгала придворная нимфа не моргнув глазом.

Третья портьера распахнулась. Из нее вышла та самая белая крыса, которая чуть не унюхала меня рядом с королевской тропой, предназначенной для выхода главы крысиного царства к народу. Она была укутана  в шаль из белого меха, по краям которой свисали высохшие мордочки мышей. «Прямо горностаи», - подумала я с грустной усмешкой. Это сходка в полночь интриговала и одновременно вызывала неприятное чувство. Словно «святая» инквизиция устроила долгожданный слет в глубоких подземных пещерах Лысой горы.
 
   Спрашивать было нельзя. Малейший шорох или шепот мог выдать нас с Кичдору  сразу. Поэтому оставалось только наблюдать. И вот, наконец, из норы с флагом вышла маленькая чудная крыса с короной на одном ухе, в красной мантии с теми же «горностаями», прикрывавшими тыльную сторону его величества. Это был бессмертный? Я на минуту растерялась… Вот, уж совсем не таким себе его представляла. Совсем не таким… Вся четверка направилась в пятую нору, которую я поначалу не заметила, потому что она была привалена камнем, отполированным временем. Отвалив камень, группа скрылась. А через некоторое время мы услышали череду звуков, которые было невозможно передать. Это был и вой, и дикий  смех,  и стоны одновременно, но от них мороз пробежал по коже. Мы с Кичдору переглянулись, и я в тот же момент ощутила, как чья-то когтистая лапа сильно сдавила мне плечо. Кичдору взвизгнул и упал на колени. За нашими спинами стояло трое.  Сильные и молодые крысы мгновенно одели на нас ошейники  и молча потащили куда-то по лабиринтам коридоров. 
 

(Продолжение следует)

Иллюстрация из свободного доступа в интернете. Автор разыскивается.