Пашкино счастье

-Эх ты,дурында -грозно уставился на Пашку отец. Сколько раз тебе повторять:  ну не бегай ты за ней, не бегай. Не чета она тебе, не пара!  Эк ходит, нос задирает. Не одежа, а черт знает что.  Кофта не кофта  –  одно голое пузо торчит. Юбка!  Ух - х, что повязка у деда Левона на глазу. Тьфу ты,  срам!  Намажется, напудриться, словно Петрушка на базаре.  Не девка, а пугало на помеле. Тока гонору, как у председателя!  Сама  –  ну ничего, пустое место. А задерет  нос скок –  скок –  повиляла хвостом.  Всех вас, лоботрясов, перебаламутила.

Отец глянул на запыхавшегося Пашку повнимательней и завелся еще сильнее: 

-  Ах, паразит, и штаны порвал!  Вот мать с фермы вернется, научит тебя уму –  разуму. Мокрой тряпкой по мордам, чтоб неповадно было за юбками бегать,  -  с каждым словом все пуще горячился отец.

Оно и понятно. Только что несся Пашка во всю прыть, как необузданный жеребец по пыльной дороге, а за ним до самой калитки дядя Петя – бригадир с палкой гнал. Хорошо еще, что отец у двора стоял: на обед заехал домой, вовремя грудью перегородил дорогу. А то бы не сносить Пашке головы. И за что? Да так, из – за ерунды, подумаешь, всего лишь одним глазком и заглянул в Катькино окно, когда та переодевалась. И что?  Ничего особенного. Ну и переодевалась, чего верещать  – то как резаная: 

-  Нахал!  Нахал!

А тут глядь,  дядя Петя выскакивает из дверей, видно,  тоже на обеде был. За палку, да за Пашкой вдогонку…  Да, ситуация! 

Вот и штаны, зараза,  цепляются за все, что торчит, как на грех. И от матери еще влетит, достанется на орехи.

Стоит Пашка, носом шмыгает, прикидывает, как бы к матери подмазаться. Может, полы в сенцах вымыть,  да запулить эту мокрую тряпку к чертям собачим, подальше от материнских глаз.  Или воды в бочку натаскать? Нет, лучше на ферму к ней сбегать и там помочь чем – нибудь. Пусть хоть немного отдохнет от работы. Да, глядишь, и помягчает,  когда батяня вечером начнет свою демагогию разводить, Катькины недостатки перечислять. Да разве это недостатки! Достоинства! Кофта… Кофта  – что надо, вся в обтяжку!  Ух – х, грудки – то, как яблочки наливные. А юбка… Юбка на загляденье. Ножки  –  стройные,  длинные,  как у породистого скакуна.  Если бы ему, Пашке, хоть бы мотоцикл или лучше машину отцовскую, на которой тот председателя возит, посадил бы он эту фифу на переднее сидение и погнал бы по поселку, а Катькины коленки в тонких колготках мелькали бы  из  –  под юбки. И видел бы их только он  –  Пашка.

Как подумал об этом, сразу от сердца отлегло, веселее стало. Вытер Пашка нос и пошел к матери на ферму ,” мосты наводить”.

Ничего, с ней вроде обошлось. Да и отец вечером и не вспомнил о случившемся. Не до того было:  сломался его УАЗик прямо на поле. Председатель бранится.  А отец чем виноват? Давно предупреждал, мол, коробку скоростей менять надо. Четвертая так совсем не идет. Притащили машину на тросу, отец дотемна под ней провалялся. В дом зашел грязный, голодный,  усталый  –  ни до Пашкиных рваных штанов ему дела нет, ни до Катькиных коротких юбок…

Пашка по хозяйству занялся. Он в сарае давно управляется: с малолетства отец приучил. Вся скотина на нем. Мать и так за целый день на ферме накружиться, наломается, насмотрится на свиньи рыла, корову подоит вечером и домой, стряпать. Чего только не сготовит – вкуснотища,  язык проглотишь.

Вот и теперь с делами управились, поужинали. Пашка на часы глянул: пора одеваться. Метнулся в свою спальню  –  штаны сменить.

Сегодня будний день, танцев не будет, значит, вся молодежь  –  в конторе, на крыльце собирается. Музыку припрут да будут по углам зажиматься. Только он, Пашка, не лезет в углы, а всегда сидит рядом с Катькой, гордый и молчаливый. Мол, недосуг ему девок лапать.  Жаль только, Катька в последнее время…

-  Эй ты, Сивка  –  бурка , -  окликнули его от дверей.

Обернулся  –  сестра Варька воткнула в проем мордуленцию и обидно так улыбается:

 - А мне девчонки по секрету сказали:  у Катьки новый жених завелся. Вчера ее с танцев провожал.

Вот дал Бог сеструху!  Вот кто бес в юбке, точно. Будущая бабка  –  сплетуха. Не успеешь чего подумать, она уже ответ выдает. А ведь всего – то двенадцать лет. Леща ей что ли отвесить или оплеухой обойтись? Да пусть живет.

-  Ну, -  насторожился Пашка, что притихла?  Выкладывай, что за жених?

-  Да парень с гитарой,  -  затараторила Варька. –  Приезжий какой  –  то, калымщик,  наверное. Вчера в клубе, в курилке, ребятам хвастал, что Катьку домой провожать пойдет.  Паш, возьми меня с собой. А? Я тебе пригожусь. Все про всех выведаю и тебе, дураку, расскажу. У тебя же все органы на одну Катьку настроены, ты не видишь и не слышишь ничего кругом. Как контуженный.

- Цыц, малявка! Еще слово – и ты в компоте.

- Паш, а может это любовь? – не унималась Варюха.

- Ну, все, держись, каналья!

Та в момент слиняла.

Совсем стемнело. Сидит Пашка на крыльце рядом с Катькой, волнуется. Кто, что… Принесла сорока на хвосте и улетела… А среди ребят шепоток идет. Мол, сейчас придет гитарист, сыграет и блатные песни споет.

И, правда, через полчаса идет  –  рыжий, высокий, гитара на плече. А с ним уже местные “шестерки”. Как шавки деревенские. Не успевают за широкой поступью, бегут, торопятся, наперебой расхваливают.

Подкатывает он к ребятам и прямо с ходу – между Катькой и Пашкой  – плюх.

- Привет, кареглазая!  Как житуха?  Нормалек?

И сразу по струнам –  бряк и затянул воровскую блатуху.  Вся молодежь сидит, уши греет. Девчонки некоторые аж слезу пустили. Только Катюха не реагирует  –  держит “марку”, да Пашка кулаки сжимает:  что нужно этому заезжему гастролеру от девчонки?

Рыжий другую песню завел  –  про беспризорную жизнь. Ну, тут уж девчонки совсем очертенели  –  подпевать стали, ребят пробрало, певца по плечу хлопают: молодец, душевные песни поешь. Гитарист гитару на плечо и говорит:

-  Устал,  включайте  “шарманку”,  потанцуем.

Хватает Катьку за руку и на “пятачок” у конторы:

-  Пошли, красавица!

Танец быстрый, но рыжий прижал к себе девчонку и, похоже, не собирается отпускать.

Пашка весь кипит. Неужели уступит этому негодяю?

А парень отрывает руку от девичьей талии и указательным пальцем медленно, не торопясь, проводит прямо по тоненькой шейке. А сам ухмыляется и шепчет что  – то в самое ухо.

-  Убью!  –  зарычал Пашка.

Все остальное, как во сне. Слетел с порога, словно на крыльях , и прямо с разбегу кинулся на верзилу. Тот от неожиданности Катюху отпустил. Отпустил! Слава Богу! Главное позади. Теперь пусть с ним,  с Пашкой,  что угодно делает, ему все равно!

Дылда,  конечно, встрепенулся, стал мальца от себя отрывать. Да тот не уступает. Вцепился мертвой хваткой. И тут ребята подоспели, стали разнимать. Все равно Пашке досталось, да и он не промах, успел – таки здоровяку пару раз въехать.

А Катька плачет и все приговаривает:

- Дурак ты, Пашка, дурак!

А ему слышаться:

- Молодец! Молодец!

Боли и не чувствовал совсем.

-  Ну и дремучий вы народ!  –  ругнулся гитарист и поплелся один по улице. Даже  “шавки”  растерялись: то ли вслед бежать, то ли со своими остаться.

А Пашка вырвался от ребят и пошел в другую сторону, приговаривая Катькино:  -  Дурак ты,  Пашка! Дурак!

А душа поет. Хорошо ему! У колхозного склада притормозил.  Сторож, дед Левон, сидит себе на скамеечке, не спит, звезды считает. Старый он , свое уже отоспал,  вот сторожевать и подрядился.

-  Ну,  присядь родимый.  За что награда?  –  И тычет пальцем в подбитый глаз.  Из  –  за девки али так,  от безделья?

-  Из  – за девчонки,  -  кивнул  Пашка.  –  Катька,  бригадирова  дочка.

-  Ага,  да это же по делу, малец!  Любишь, знать?  Аль так заступился, по благородству?

- Люблю.

- Да, это дело сурьезное. А знаешь, и я молодой был неказистый. Ты супротив меня  –  орел. Так ведь увел же бабку Проську у одного здоровенного детины. Знаешь,  как дрался  –  до исступления!  А коли баба не дура  –  все поймет, от кого в жизни толк будет. От здоровенного лентяя или от мужика жилистого, работящего.  Мужик  –  то он,  Пашка,  не снаружи, а внутри.  Ясно?  Тебе годов  –  то сколько? Шестнадцать поди?  Вот и я говорю  –  правильно. Всякое в жизни бывает  –  и плохое и хорошее.  А коли чуешь, что твое  –  борись, страдай, пыхти изо всех сил, а своего добивайся. Бог он, брат, не Никишка  –  все видит.  Даст в жизни счастья, чего уж там!