Счастливая женщина

Часть 1

 Утром у гостевого домика притормозила слегка потрёпанная председательская "Волга". Из неё вышли двое мужчин: шофер Лёньчик и незнакомец с саквояжем. Лёньчик открыл багажник машины и лёгким движением руки выудил оттуда небольшой обшарпанный чемодан. Мужичок кинулся было помогать, но Лёньчик, беззаботно махнув свободной рукой и показав на дверь, с улыбкой сказал:

- Вот твои апартаменты, Вениамин Петрович, отворяй гостиницу.

Мужчины скрылись в дверном проёме, а через пять минут шофёр вышел, и ещё через минуту модное авто, подняв клубы пыли и повизгивая тормозами, скрылось за поворотом.

За всей этой картиной внимательно наблюдали несколько пар любопытных глаз. Прямо напротив видавшей виды гостиницы располагался детский сад. Домик хотя и небольшой, но ровно выкрашенный свежей краской и с аккуратным заборчиком вокруг. Молоденькая воспитательница Наденька, стоявшая на пороге учреждения;со старенькой нянечкой бабой Валей, многозначительно улыбнулась.

- Кого это принесла нелёгкая в нашу-то глушь? - сложив руки на груди, недовольно проворчала старушка.

- Ну;что ты, бабочка Валенька, - подражая своим подопечным, пошутила Надя. - Это же так прекрасно, что у нас в деревне появится новое лицо. А тем более сразу видно, не какой-нибудь тебе хухры-мухры, а человек интеллигентный. Вон и саквояжик при нём.

- Да, точно, и саквояжик, - задумалась о чём-то санитарочка. - Вспомнила, вчера бабы у колодца щебетали, что нового фельдшера должны из райцентра прислать. Видать, так и есть, он самый, милок.

В это время местная сплетница Ираида, работающая в колхозе учётчицей, а по совместительству главным диктором деревенского радио, так загляделась на происходящее, что не заметила, как толкнула в бок своего обожаемого внучка;Павлика. Тот, ударившись лбом о;заборный столбик, засопел и громким;хриплым басом завыл, нарушая спокойствие сонной деревни.

- Вы видали? - затараторила сплетница, не обращая внимания на орущего мальчишку. - Фельдшер, один, без семьи, а ведь уже не юнец. Разведённый, поди, или того хлеще, алкоголик. Кто ж ещё добровольно, в здравом уме из города в деревню поедет. Там, видать, выперли, вот он сюда и прикатил.

- Побойся бога, чего несёшь-то, глупая баба, - в сердцах прикрикнула старушка. - Вон, лучше внуку нос утри, чуть не зашибла малого. Да ступай быстрей на работу, болтушка.;

После полудня, уложив ребятишек спать;и оставив их под бдительным надзором бабушки Вали, Наденька по обыкновению побежала в единственный в деревне магазинчик. Там работали милые её сердцу подруги: Вера и Люба. Первая торговала в продуктовом отделе, а вторая стояла за прилавком, продавая всякую промышленную мелочь, а заодно и кое-какие лекарства, так необходимые в деревне, от которой до больницы было тридцать километров.

Продавщицы уже поджидали свою молоденькую подругу. На столе дымился электрический самовар и лежали нехитрые закуски.

- А вот и Наденька, - оживились девчонки. - Быстрей, чай стынет. Верочка, высокая молодая женщина с шикарной русой косой, была среди подруг самая старшая, по весне ей исполнилось тридцать пять. Она выскочила замуж в восемнадцать лет за здешнего баяниста. Баянист всё время ходил от одного дома к другому. Свадьбы, крестины, шумные застолья не обходились без весёлого заводилы. А домой, как водится, приползал он под утро;на четвереньках в стельку пьяный.

Однажды Верочка не выдержала и разбила баян. Утром муж велел ей убираться вон. Вера собрала вещи и с лёгким сердцем отправилась домой, к маме. Детей у них не было, так что терять ей было нечего. С тех пор Верочка жила с родителями и поклялась не подпускать к себе ни одного кобеля.;

Любе было тридцать два года. Она единственная из подруг была замужем и имела детей. Невысокая, хрупкая и романтичная, она всё время летала в облаках. Подруги опекали её во всем, помогали справляться с детьми, которых у Любы было двое. Старшему сыну десять лет, а дочке - семь. Муж Любы ещё два года назад уехал из деревни в Москву на заработки. Приезжал раз в месяц навестить семью. Привозил деньги, половину из которых пропивал тут же, угощая друзей-собутыльников и давая им в долг. Люба плакала, да разве слезами поможешь.

- Москва, - щурясь пьяными глазами, любил повторять её благоверный, - слезам не верит, Любка. Понятно?

Как правило, после этих слов он отключался до утра. А Люба, уложив ребятню спать, выходила на крылечко, смотрела в ночное небо, на далёкие холодные звёзды и молилась,;прося у господа хоть чуточку женского счастья, ведь она же не только любящая мать, но и женщина.

А утром у ворот дома стояли новенькие "Жигули" сослуживца Николая. Тот впихивал в них сонного отца семейства и увозил ещё на месяц, до следующей зарплаты.;

Наденьку, совсем юную и дерзкую, всегда удивляло, как эти чудесные женщины, умные и интересные, могут жить так смиренно и скучно. Почему посвящают свою единственную жизнь другим - родителям, мужьям, детям? Нет, так нельзя, думала она. Она-то знает, что у неё всё будет по-другому. Она-то всего в жизни добьётся, всего, чего сама захочет.

Хотя Надя во многом не понимала подруг, но всё - же тянулась к ним. Женская мудрость и умение посмеяться над собой - вот что сближало и давало силы жить этим женщинам.

Вот и сейчас девчата с улыбкой встречали свою молодую подругу. Наденька, сев за стол и отхлебнув по-детски шумно чай из чашки, с воодушевлением принялась рассказывать об увиденном утром.

- Так ты говоришь, фельдшер, солидный, с саквояжем? - лукаво улыбаясь, переспросила Вера.

- Да, да. Мне показался очень приличным, хотя скромный какой-то и немного помятый, - ответила Наденька, хрустя ванильной сушкой.

- Ну, слава богу, хоть кого-то приличного занесло в наши края, - рассмеялась хохотушка Верочка. - Ну а ты, Любаш, чего помалкиваешь? Опять в облаках летаешь? Хорош уж, спустись с небес-то.

- Ладно вам, девчонки, сплетничать. Какая разница, кто приехал, зачем. Нам-то что?

- Ей-то что? - встрепенулась старшая подруга. - Мужик, тебе говорят, стоящий в нашу глушь залетел. А ей-то что, радоваться будем, вот что. Такого добра нам как раз и не хватает, правда, Надюх?

- Да, только вот староват он на мой вкус. Лет сорок ему на вид, - отозвалась Надя.

- Староват? - не унималась Вера. - Вы что, девки, каждый день что ли их на базаре покупаете?

- Ну всё, хватит болтать, за работу, - скомандовала Люба. - Вон;баба Прося уже в окошко стучит, пора открывать магазин.

- И мне надо в сад бежать, скоро ребята проснутся. Пока, до завтра, - выпорхнула за дверь Надя.

На следующий день утром в магазин зашёл незнакомый мужчина. Подойдя к прилавку с продуктами, тихим, спокойным голосом сказав “пожалуйста”, попросил буханку хлеба, десяток яиц и пакет молока.

- Чего? - громко переспросила Вера.

Мужчина тактично повторил свою просьбу.

- Вас Вениамином Петровичем величают? - не обращая на его слова внимания, переспросила продавщица.

- Да, именно так, будем знакомы, а вы откуда знаете? И как вас зовут в таком случае? - робко ответил покупатель.

- Меня Вера, а вон ту, сердобольную, - ткнула она пальцем в подругу, которая стояла спиной к двери и раскладывала товар на витрину, - Любовь.;

- Будем знакомы! - протянула натруженную руку Вера мужчине. - Знаете что, вот вам хлеб, а за яйцами и молоком идите прямо по улице, увидите зелёный домик маленький, спросите бабу Просю, недорого и со вкусом.

- Спасибо, - Вениамин Петрович расплатился за хлеб и пошёл к прилавку с промтоварами.

- Девушка, мне, пожалуйста, зубную пасту, два куска мыла, стиральный порошок, тазик и большую железную кружку, - обратился он к Любе.

Та, спрыгнув со стула, на котором стояла, и покраснев, не поднимая глаз, начала выкладывать на прилавок нужный товар. Причём;положила в тазик, помимо перечисленного, две ложки, вилку, чайник и тарелку.

- Вот. Если не хватит денег, я могу записать, и ещё, если нужны лекарства, перевязочные материалы, у меня есть, - Люба подвинула тазик поближе к покупателю.

- Нет, нет, денег хватит. А насчёт лекарств, я сначала проверю, - он неловко показал рукой в сторону фельдшерского пункта, - и если что, обязательно обращусь, обязательно.;

Расплатившись, в полной тишине мужчина вышел за дверь, неся впереди себя тазик.

- Да, действительно, чёртов интеллигент. Любаш, что, и правда такие бывают? Не пойму, а с тобой-то что? Покраснела вся, что это было, а? - не унималась Вера.

- Ничего, - протяжно произнесла Люба, - Вер, ты слышала? Пожалуйста, подайте, если можно. Господи, приятно-то как.

- Э, подруга, он ведь только покупки сделал, а не предложение руки и сердца, а ей уже приятно. Спустись с небес. Вот до чего докатились бабы - от слова “пожалуйста” млеют.

Через несколько дней, вечером, к дому Любы подъехала председательская "Волга". Председатель вошёл в дом, зачерпнул кружку воды из ведра и, выпив её залпом, громко спросил:

- Люб, у тебя какое образование?

Люба, стоящая в недоумении с утюгом в руках у гладильной доски, удивлённо подняла брови вверх.

- Ну, ты на кого училась? - переспросил председатель.

- На фармацевта, а что? - пробормотала женщина.

- С завтрашнего дня, нет, вернее, с послезавтрашнего приступаешь к новой должности. Будешь помощницей фельдшера.;А завтра передашь весь промтовар по описи Веруне. И витрину с лекарствами с собой прихвати, ни к чему они теперь в магазине. Всё, я пошёл. А, да, о зарплате не беспокойся, не обидим, зайдёшь в управление, всё оформим, как полагается. И ещё, сказала бы своему залётному муженьку, пусть хоть забор починит, непорядок.

Он развернулся и вышел вон. Хлопнула дверца машины, и “Волга”, поднимая клубы пыли, рванула с места.

- Но, Антон Иванович, как же так, мне бы подумать, с мужем посоветоваться, - выбежала;было;Люба из дома, но начальства уже и след простыл.

Этим же вечером, позже, как обычно, зашла Вера. Рассказав ей о визите председателя, Люба вопрошающе взглянула на подругу.

- Всё нормально, Люб, не волнуйся, это же хорошо. Хватит тебе за прилавком стоять. Сама знаешь, не по душе тебе это дело. Иди и даже не думай.

- А что Коля скажет, а если ему не понравится? Да и вдруг ночью кто заболеет, на кого я детей оставлю. Нет, нет, определённо я не справлюсь, не смогу, - беспокоилась Любаша.

- А что Коля скажет? - передразнила её подруга. - Да ни хрена он не скажет, начихать ему на тебя. А за ночные дежурства не беспокойся, я за детьми пригляжу.

- Да ты и так, Верочка, во всём помогаешь, ещё и магазин весь на себя берёшь. И с детками вон. Спасибо тебе, родная моя, за всё.

- На то мы и подруги. Что бы ты без меня делала, а я без тебя. Пойдём, детей уложим, чайку попьём на веранде, и ты сделаешь мне приятное, почитаешь вслух своего Есенина. - Эх, "Хороша была Татьяна, краше не было в селе", - потягиваясь и раскинув руки, Вера встала с порога, на котором беседовали женщины, и пошла в дом купать и укладывать спать Любиных детей.

На следующий день Любе надо было выходить на новую работу, всю ночь она не спала. Очень волновалась, переживала, справится ли, сработается ли с фельдшером;Вениамином Петровичем? Вспоминала названия лекарств, на всякий случай полистала медицинскую энциклопедию. И в конце концов, а что скажут люди, эти сразу наплетут от скуки всякие небылицы, им чем бы только языки не почесать у колодца, а потом доказывай мужу, что ты не при чём. "Ну, ладно, спать, - приказала себе под утро Люба, - что будет, то будет".;

Рано утром Люба пришла в фельдшерский пункт. Дверь открыла своим ключом, вчера выдали в правлении. Зайдя в помещение, сразу отметила, что ещё нет скамейки для посетителей и в кабинете не прибрано. Люба набрала в колодце ведро воды, добавила хлорки и принялась за уборку. Всё должно быть чисто и стерильно. Когда Вениамин Петрович с саквояжем в руках к девяти утра пришёл на работу, то был приятно удивлён. В кабинете пахло хлоркой, в коридоре горела кварцевая лампа, но это его и радовало. Красивая маленькая женщина в белоснежном халате расставляла на стеклянной витрине лекарства. В шкафу лежали новые перевязочные материалы, а на столе дымилась чашечка горячего чая.

- Спасибо, господи, я думал, что всё будет гораздо хуже. А так всё очень напоминает знакомую больничную обстановку. Так может всё наладится и будет хорошо.

- Здравствуйте, - прервала его размышления Люба, удивлённая тем, что доктор, зайдя две минуты назад, даже не поздоровался. "А ещё интеллигент называется", - вспомнила она слова Веры.

- Доброе утро, конечно же, доброе утро, - весело сказал фельдшер - Простите, не знаю, как вас по батюшке?

- Любовь Васильевна, - просто ответила Люба.

- Да, да, здравствуйте Любовь Васильевна, очень приятно. Спасибо за работу, это очень хорошо. И за чай тоже большое спасибо.

Люба вытащила белый халат из шкафа и подала доктору. Тот снял пиджак, повесил его на вешалку, помыл руки и, надевая халат, спросил:

- Откуда он, ещё вчера его тут не было.

- Мне подруга сшила ещё позавчера, как только узнала, что я у вас работать буду.

Выпив чай, Вениамин Петрович велел Любе собираться. Он решил первым делом зайти в детский садик и осмотреть всех малышей.

Как и предполагала Люба, сплетни понеслись по деревне со скоростью света. У колодца собралось целое собрание, и что только не болтали о новом фельдшере и Любе. Но она твёрдо решила продолжать работу. Что бы там ни говорили. Тем более, что народ пошёл в пункт с завидным постоянством. Люба целыми днями мазала зелёнкой ссадины, перевязывала разбитые коленки, мерила давление бабушкам и дедушкам и терпеливо выслушивала бесконечные жалобы на жизнь бедных стариков. Вениамину Петровичу тоже не приходилось скучать. Часто его вызывали прямо в поле, если там что-то случалось, и тогда он брал свой саквояж и ехал на помощь людям. За ним ещё после самого первого визита в детский сад закрепилось прозвище, вернее не прозвище, а имя. Его имя детворе и старикам трудно было выговаривать, и они называли его на свой лад, Витамин Петрович. Так все в деревне и стали его называть Витамин, и он не возражал, ему даже было приятно.

В редкие минуты затишья сослуживцы пили чай и потихоньку открывались друг другу. Люба рассказала, что у неё двое детей, муж работает в Москве, а Вениамин, что работал доктором в городской больнице. Был женат, но жена уехала отдыхать в Евпаторию и познакомилась там с мужчиной, детей у них не было, поэтому их быстро развели, и она отправилась в другой город со своим ухажёром. А Вениамин Петрович, не находя себе места, очень переживал. Ведь кроме работы и жены ничего не имело смысла в его жизни. Так он промаялся полгода, пока не подвернулся случай сменить обстановку. На время или навсегда - он пока не решил, как получится.

Когда истёк срок вахты в Москве и муж Любы Коля должен был приехать, Люба начала волноваться, но он не приехал. К Любе заехал его сослуживец Вася на новеньких "Жигулях", передал немного денег;и сказал, что Коля приедет в следующий раз. Так уже случалось, и Люба не придала этому никакого значения. Всё так же по вечерам они встречались с Верой и Надей, болтали, читали стихи вслух и даже починили забор, сами, без мужиков.

Прошел второй месяц, и Люба, уже не на шутку взволнованная, ждала Колю. А вдруг что-то случилось. Господи, и никто не сообщил. Мало ли что там;в Москве;происходит, по телевизору показывают: рушится всё, и под завалами гибнут люди, а опознать их некому. Сердце подсказывало: что-то случилось. Люба узнала, что Вася уже вернулся домой. И даже не заехал к ней! Не передал ни весточку, ни денег. Что делать? Вместе с Верой они позвонили жене Васи, та была чем-то озабочена и велела девчатам приходить к ним домой, мол, не телефонный разговор. У Любы ёкнуло сердце: беда.

- Успокойся, Любочка, если бы что серьёзное случилось, давно бы сообщили, а раз молчат, то всё нормально, - уговаривала Вера перепуганную Любу, пока подруги бежали два километра в соседнюю деревню, где жил Вася.

- Ну, рассказывай, - даже не сказав здравствуй, с порога, еле дыша, скомандовала Вера Васиной жене;Кате.

- Любаш, ты только не волнуйся, с ним всё в порядке, он жив, здоров, - робко начала та, чем вызвала у Любы волнение ещё больше. - Ты не волнуйся, Люб, - всё повторяла и повторяла Катя, пока Вера не выдержала и не крикнула на неё:

- Говори! Чего мямлишь?

- Он себе там бабу нашёл, живёт с ней на квартире, она беременная, уже на третьем месяце, - выпалила Катя, сняла с головы платок, приложила его к лицу и заревела, всхлипывая и причитая: - Вот гад, вот сволочь.

Вера смотрела на Катю круглыми глазами, как будто не веря своим ушам.

А Люба, постояв пару секунд с каменным лицом, резко повернулась;и, выскочив за дверь, побежала без оглядки, напрямик, через дощатый мостик на реке, домой. Не разбирая дороги, она бежала и бежала, ничего не замечая кругом, ни о чём не думая, просто,;чтобы не задохнуться, чтобы не разорвалось сердце. Ветер, ветер в лицо, вот что ей сейчас было нужно. Больше ничего.

Забежав в дом, она осмотрелась кругом. Дети сидели за столом и рисовали. Люба схватила сначала сынишку, потом дочку, встала перед ними на колени, крепко обняла их и начала целовать, то одного, то другого в губы, в щёки, в лоб, в ушки, а сама приговаривала:

- Милые вы мои, любимые вы мои, родные вы мои, хорошие, дорогие.

Ребятня, ничего не понимая, хлопала глазами и то и дело спрашивала:

- Что случилось, мамочка? Что-то с папой?

- Да что вы, всё в порядке, просто он ещё поработать остался. Это я так, вы не волнуйтесь, люблю я вас очень. Вот и не сдержалась, - отвечала Люба, а по щекам предательски струились слёзы.

В это время в дом вбежала запыхавшаяся Вера. Она почти что сразу кинулась вслед за Любой, но та бежала слишком быстро. Вера подняла Любу с колен, усадила ребят обратно за стол.

- Вы чего такие перепуганные, детишки, так это ж мать от радости ревёт, ей сегодня премию выдали на работе, вот она и рада. А вы рисуйте, рисуйте, а мы с ней на воздух выйдем.

Когда Вера вывела Любу на улицу, та покачнулась и начала терять сознание. Вера успела её подхватить, посадила на скамеечку и побежала за доктором.

- Только ты не спеши, Витамин Петрович, потихоньку иди, не привлекай внимания. И халат-то не надевай, и саквояжик свой не бери, чтоб никто и не понял, что случилось. А то начнутся расспросы, и пойдёт, поедет. Да и ты помалкивай, ясно?

- Да что вы, Вера Александровна. И речи быть не может. Конечно же, всё как надо сделаем. Где она?

- Там у дома, на скамеечке сидит, бледная, как мел. Вы уж помогите.

Доктор подошёл к Любе, она действительно была очень бледной. Сидела с опущенными руками и смотрела куда-то вдаль потухшим взглядом. Он сел рядом, взял за запястье и пощупал пульс. Её рука так и оставалась вялой, она даже не посмотрела на него.

- Вера, идите в дом, принесите пузырёк валерьянки, стакан и ведро воды, непременно холодной.

- Я мигом, - рванулась с места Вера. - А зачем ведро-то? - и не дождавшись ответа, побежала в дом.

Он смотрел на её осунувшееся в одночасье лицо, на опущенные руки, на потухший взгляд;и вспоминал, как она была весела ещё утром, как светились её глаза, и сердце его разрывалось от боли.

"Как же так? Как можно так поступить с ней, с этим хрупким созданием. Да ведь она такая ранимая, такая нежная..." Его размышления прервало громкое дыхание Веры.

- Вот! Валерьянка, стакан, а вот ведро с водой! - выпалила она.

Вениамин Петрович взял валерьянку, зачерпнул стакан воды и поставил в сторону. Затем крепко обнял Любу за плечи и громко скомандовал:

- Лейте!

- Чего? - открыла рот Вера.

- Лей, говорю, из ведра;прямо на нас.

- А, поняла, - протяжно произнесла Вера. - А зачем?

- Лей, тебе говорю, без разговоров!

Вера подняла ведро воды и с размаху плеснула на Любу и доктора, который крепко держал её за плечи. Действительно, помогло. Любаша громко вздохнула, рванулась было вперед и вскрикнула.

- Да ты что, Верка!

- Ничего, ничего, всё нормально, Любаш, так доктор велел.

Вера, бросив пустое ведро, обняла Любу и прижала к себе. Та уткнулась ей в плечо и громко зарыдала. Вениамин тем временем открыл пузырёк, накапал валерьянки в стакан и протянул Вере. Люба стояла к нему спиной и даже не видела намокшего и перепуганного доктора. Он молча развернулся и пошёл к себе. Мокрый и злой на негодяя мужа.;

Он оставил их, зная, что женщине надо обязательно выплакаться.
 На следующее утро Люба попыталась отпроситься у доктора с работы, но он не отпустил.

- Если не отпустите, я сама уйду. Вам не понять, не могу я сегодня ничего делать. Да разве вы поймете, - махнула Люба рукой, уже было хотела выйти, но строгий голос начальника остановил её.

- Никуда вы не пойдёте. Жалеть себя больше не позволю. Лучший способ прийти в себя и забыться - это работа. Так что сегодня срочно переписать в журнал посещений всех больных, продезинфицировать помещение, а на приёме я сам справлюсь. Вперёд, за работу, - он, громко хлопнув дверью, вышел на улицу и закурил.

Люба послушно взяла карточки, открыла журнал и села за стол. Она долго, бездумно писала, но, действительно, это занятие отвлекло её от тяжёлых мыслей о муже.

Весть о том, что муж бросил Любу, разнеслась по деревне мгновенно. Она больше всего боялась, что об этом узнают дети. Вера настоятельно советовала подруге самой им обо всём рассказать. Но та не решалась. Бессонными ночами она часто подходила к их кроваткам, смотрела и думала: "Как он мог? Ну, ладно меня, а ;как можно было оставить;таких ангелочков?" Ведь даже если бы её, Любу, насильно выгнали из дома, разлучили с ними, она бы жила на пороге, спала бы под их окнами, но никуда не ушла бы. А добровольно оставить их? Такое даже не укладывалось у неё в голове. И если бы он сейчас вернулся, покаялся, она бы приняла его обратно. Ведь детям нужен отец, крепкое мужское плечо, защита.

Иногда она делилась этими мыслями с подругами. На что молоденькая Наденька возмущенно возражала:

- Да разве после такого можно его простить? Что ты, Любаш, совсем себя не уважаешь?

Вера, заступаясь за подругу, отвечала Наде:

- Да что ты понимаешь в жизни, дурёха, молодая ещё советы давать, ведь дети же, им отец нужен, ради них на всё пойдёшь. Не обжигалась ты ещё, Надька, вот жизни и не понимаешь. А ты, Любаша, поговори с детьми и предупреди, если кто скажет про папку плохое, пусть не верят. Придумай, что-нибудь, например, что он на другую работу устроился и не сможет пока приезжать, но потом обязательно вернётся.

Послушав советы подруг, Люба так и сделала, поговорила всё-таки с детьми, но правду сказать не решилась.

Наступила осень, от Коли не было вестей. Вася к которому, как-то заходила Вера, рассказал, что тот живёт с женщиной, всё также выпивает и возвращаться домой не собирается, ведь у него скоро родится ребёнок.

Осенью дети ездили в школу в соседнюю деревню на школьном автобусе. В ту пору в медпункт уже провели телефон. Однажды, ближе к обеду, кто-то позвонил доктору. Он взял трубку и начал разговор. Люба мерила давление одной старушке и даже не обратила внимания на звонок.

После того, как бабушка вышла, Вениамин Петрович подошел к Любе, посмотрел ей в глаза, взгляд его был тревожный и озадаченный.

- Любочка, вы только не волнуйтесь, - неожиданно назвал он её по имени, хотя раньше никогда этого не делал. - Ваш мальчик, Димочка, в школе упал с турника и сломал себе ногу. Его отвезли в городскую больницу. Он сейчас там. Я уже позвонил в город своему очень хорошему приятелю, доктору. Он осмотрел мальчика и сейчас идёт операция. Вы не волнуйтесь, - снова повторил он неуместную в этом случае фразу, - с ним всё будет хорошо, он в надёжных руках. Я сейчас же пойду к председателю. Попрошу машину, и мы поедем к Диме. А вы никуда не уходите, ждите меня здесь. Вы поняли? Это приказ.

Он взял пальто и вышел. А Люба осталась сидеть, перепуганная, ошарашенная и ничего не успевшая осознать. Сидела молча и только всхлипывала. А в душе зарождалось какое-то странное чувство. Вроде бы и беда, но земля не ушла из-под ног. Мужское плечо крепко поддерживало её. И пришла уверенность, что действительно ничего страшного, и всё будет хорошо.

"Да, обязательно будет, - сказала она себе. - Только побыстрей бы увидеть сынишку, обнять его, прижать к себе".

Тут дверь распахнулась, вошел Лёньчик, водитель "Волги", и крикнул в кабинет:

- Поехали, Любань, в город. Доктор в машине ждёт.

Всю дорогу до больницы ехали молча. В отделение детской травматологии сначала вошёл Вениамин Петрович, он, как и Люба, был уже в белом халате. Чуть позже Любу окликнула медсестра, давая знать, что и она может войти. Дима лежал в палате с загипсованной ногой. Гипс ещё не высох, поэтому ему нельзя было шевелиться.

- Димочка, - кинулась Люба к сыну, - родной мой!

Мальчик, увидев маму, заплакал:

- Мамочка, все нормально, мне уже не больно, - бормотал он сквозь слёзы. - Прости меня. Я больше так не буду.

- Ну, что ты. Я и не сержусь вовсе.

В палату зашёл доктор. Он объяснил Любе, что завтра утром сделают повторный снимок сломанной ноги, и, если кости стоят правильно, то мальчика можно будет забрать домой, а через десять дней привезти на осмотр. Доктор разрешил Любе остаться на ночь.

Она вышла в коридор проститься с Вениамином Петровичем.

- Спасибо, - тихо сказала она.

- Мне-то не за что, скажите спасибо Виктору Алексеевичу, он всё сделал. Кстати, зовёт меня обратно в город, к себе в отделение. Как думаете, Любочка, может, вернуться?

- Нет! - вырвалось у Любы только одно слово.

Это "нет" напугало её, и она густо покраснела. Он, замешкавшись, робко взял её за руку. Она не сопротивлялась, и вдруг почувствовала, как между лопаток побежали мурашки.

- Спасибо, я тоже так думаю, я, пожалуй, поработаю пока у вас.

Она подняла глаза, и их взгляды встретились. Они ещё с минуту смотрели друг на друга, потом кто-то прошёл по коридору, и Люба медленно убрала руку.

- До свидания, Вениамин Петрович.

Она стыдливо отвернулась и пошла в палату к сыну.

- Я передам Вере Александровне, чтобы она забрала к себе Леночку.

- Да, передайте, пожалуйста, не забудьте. Ещё раз большое спасибо.

Пока Дима был дома, Люба взяла больничный. За мальчиком и не нужен был особый уход, ведь он уже достаточно взрослый. Но Любе предстояло в первый раз в жизни самостоятельно подготовиться к зиме. Надо было почистить погреб, пересыпать туда выкопанную картошку, опустить овощи с грядки. Она-то надеялась, что сын поможет, а теперь вот приходилось всё делать одной, хорошо, что ей ещё помогала Вера. Вера договорилась, чтобы Любе привезли дрова на зиму. У той не было на это денег, но с деньгами помог Вася.

- Я потом у муженька твоего в Москве вытрясу. Кстати, ты чего, Любань, на развод не подаёшь? Алименты получала бы, хоть какая бы помощь была.

- Да какие с него алименты, он же неофициально работает. Да и, может, ещё, - она, не договорив, замолчала, самой стыдно стало, что ещё надеется на Колино возвращение. Хотя умом понимала, что он уже не вернётся, сердцем продолжала надеяться.

- Даже если не алименты, у тебя ж все равно льготы будут, - настаивал Вася. - А если он с новой женой приедет и дом пополам делить начнёт?

- Нет, пусть будет, как будет, а там посмотрим, - сопротивлялась Люба.

Прошло десять дней, Люба отвезла Диму на приём в городскую больницу. Там сказали, что всё идёт хорошо, и через две недели мальчику снимут гипс.

Пришло время выходить на работу. Утром Люба пришла по обыкновению раньше Вениамина Петровича. Помыла полы и села заполнять журнал посещений. Люба почему – то очень волновалась, по спине то и дело предательски пробегали мурашки. 

- Да что с тобой, как не стыдно, - ругала она себя мысленно и старалась уйти с головой в работу, чтобы не вспоминать то , что произошло в больнице. 

Дверь открылась, и вошел он. 

-Здравствуйте, Вениамин Петрович, - нарочито официально сказала Люба, не поднимая глаз.

-Здравствуйте, Любочка – он осекся и повторил. – Здравствуйте Любовь Васильевна. Как Дима? Я слышал у него все в порядке. 

-Да – все так же, - не поднимая глаз, отвечала Люба. 

Тут вошел первый посетитель, за ним учетчица Ираида и баба Прося. Фельдшер начал прием. Ираида хоть и пришла второй, но продолжала сидеть в коридоре , и что – то шипела не доброе под ухо больным , как злая змея.

Наконец подошла ее очередь – больше никого не осталось.   

Доктор позвал ее в кабинет. Люба первым делом мерила ей давление, а Ираида язвительным голосом начала 

- Что ж. Любка, одна осталась, совсем одна. Эх , мужики и детьми - то их не удержать. Я слышала уж скоро братика или сестренку твоим то папаша должен родить. Вот  приедет с новой – то, и отсудят они у тебя часть дома. Придется тебе, Любка, в гареме жить. Две бабы с одним мужиком – Ираида прыснула, но тут же затихла.

- Больная, пройдите к столу, - прервал ее серьезный голос Вениамин Петровича. Когда она подошла, доктор наклонился к ней, протянул руку и опустил нижнее веко на правом глазу. 

-Что – то мне глаза ваши не нравятся, - строго сказал он – Явное нарушение желудочно-кишечного тракта, однозначно. Любовь Васильевна , - обратился он к Любе – Больной необходимо срочно поставить клизму. Немедленно!

-Что? Да вы с ума посходили, - переполошилась сплетница, 

-  Какую такую клизму, дурдом! – она выскочила за дверь, как ошпаренная, ругаясь и причитая. 

Люба не удержалась и расхохоталась, а фельдшер остался сидеть с довольным лицом. 

Тут Люба впервые за день взглянула ему в глаза. 

- Здорово вы придумали, спасибо вам, только вот не стоило, она же теперь еще больше разойдется. 

- Ничего, - усмехнулся Вениамин, я ей следующий раз, слабительное выпишу, пусть с другой стороны вся желчь выходит. Людям легче будет.

Люба заметила, как часто он смотрит на нее с какой то нежностью и трепетом.

- Жалеет, - подумала она, и от этой мысли ей стало не по себе.

Через несколько дней, когда они остались наедине, и он в очередной раз посмотрел на неё, она всё-таки решилась:

- А вы не жалейте меня, Вениамин Петрович. Жалость - это унизительное чувство. Да, я слабая женщина, но жалости от вас не заслуживаю. Зачем вы меня обижаете?

В глазах доктора промелькнуло недоумение.

- Так вы считаете, что я вас жалею? - медленно произнёс он. ;- Да, думайте, как хотите.

Он встал и начал быстро ходить по комнате, сложив руки за спиной. Потом резко остановился перед ней и выпалил:

- Хотите знать, что я действительно думаю! - решился, наконец, он - Так вот, да, я вас жалею и не только. Я думаю, что такой старый болван, как я, не должен даже и надеяться... Но я, как мальчишка, как дурак, каждый день, каждую минуту, думаю о вас.

Он замолчал, губы его дрожали, а руки нервно мяли вытащенную из кармана сигарету.

- В общем, я не имею права даже надеяться, вы, вы... - он снова прервал свою несвязную речь и, выбежав на улицу, нервно закурил.

Люба, сама себе;удивляясь, была почему-то рада. Она улыбнулась, потянулась на стуле и, напевая под нос весёлую песенку, занялась своим делом.

"Пусть помучается, - почему-то пришло ей в голову, а затем: - разве так можно? О чём ты думаешь? Не смей. А почему не смей? - кружилось в голове. - Почему мне не должно быть хорошо? Я же женщина, что, я разве не могу нравиться мужчине?"

Доктор вошёл в кабинет не один, а с посетителем и продолжил приём, даже не смотря в её сторону.

После рабочего дня ни Вениамин, ни Люба не спешили уходить по домам. Они украдкой смотрели друг на друга - он с тревогой, а она с улыбкой. Когда Люба всё же встала и подошла к вешалке с пальто, он тут же вскочил, снял пальто с вешалки и, держа его так, чтобы ей удобно было одеться, предложил помощь. Люба несмело продела руку в рукав и уже;было;хотела продеть другую. Но доктор резко повернул её к себе лицом. Они стояли так близко друг к другу, что слышали, как бьются сердца. Он крепко прижал её обеими руками, как ребёнка, одной рукой за плечи, а другой, придерживая голову. Она не сопротивлялась, прильнула к его груди, вцепившись кулачками в халат, и заплакала. Она вся дрожала и чувствовала, как эта дрожь передаётся ему. Он приподнял её голову, их глаза встретились, а губы слились в жарком поцелуе. У Любы закружилась голова, земля побежала из-под ног, она почти что потеряла сознание.

Чувствуя, что ноги перестают её слушаться, Люба опустила голову, и снова уткнулась лицом ему в грудь, слёзы радости струились по щекам. А он дрожащим голосом неустанно повторял:

- Девочка ты моя, милая моя, любимая.

Руки его все крепче и крепче прижимали её к себе.

- Пожалуйста, не спеши, Вениамин, не торопись, не торопись, - прошептала она сквозь слёзы и, освободившись от его объятий, выскочила на улицу.

Смятение, радость, нахлынувшие чувства - всё смешалось в её сознании. И когда кто-то на улице тронул её за плечо, она сильно вздрогнула. Это была Вера.

- Ты чего, Любаш? Зову тебя, зову, а ты даже не слышишь. Да что с тобой? - вскрикнула Вера, глядя на заплаканное лицо и горящие глаза подруги.

- Вера, ничего не спрашивай, придём домой, все дела переделаем, а потом, после Есенина, я тебе всё расскажу, - с улыбкой ответила Люба.

- Ну ладно, пойдём, а причём тут Есенин? А так-то всё нормально, Любаш?

- Всё замечательно, Верочка, всё очень хорошо. И Есенин - это чудесно.

Вечером Люба сказала подруге, что, наверное, влюбилась, и рассказала про Вениамина. Вера слушала, внимая каждому слову, а потом рыдала, как ребёнок, уткнувшись в родное плечо.

- Я знала, Любань, я знала, что если бывает всё очень плохо, то потом обязательно всё будет хорошо. Бог он всё видит, вот и помогает таким, как ты.

Люба в первый раз в жизни проспала. Она даже не проводила Леночку на школьный автобус, брат помог ей собраться, и велел не шуметь, мама так крепко не спала уже давно.;
Когда Люба вбежала в кабинет, то была приятно удивлена, на её столе в вазе стоял огромный букет астр, а рядом дымилась чашечка горячего чая.

Вениамин Петрович уже вёл приём. На кушетке у него лежал весельчак тракторист Петро, у Петра было серьёзное растяжение связок, ему срочно требовалось наложить тугую повязку.

Доктор осторожно придерживал руку больного, а Люба бинтовала её. При этом её глаза горели, а с лица фельдшера не сходила счастливая улыбка. Они то и дело переглядывались, потом смотрели на больного и краснели.

Петро, очень сообразительный малый, посмотрев на них, громко гакнул:

- Ну, вы, блин, даёте. Хоть глаза-то замажьте, а то вон, как светятся, прям;рентген можно делать. Я-то ладно, смолчу, а если какая сплетухалка ваши взгляды увидит, сразу чёрте чё по деревне разнесёт.

Люба и Вениамин сделали серьёзные лица, но как только Петро ушёл, тут же кинулись;друг другу навстречу. Как будто двое влюблённых не виделись целую вечность. Весь день, как только выпадала свободная минутка, они не отходили друг от друга.

В пятницу, ближе к вечеру, Вениамин серьёзно спросил:

- Люба, тебе дрова привезли?;

- Да.

- И до сих пор они валяются нерубленые у двора?

- Так мы с Верой в выходные собирались перерубить. О том, что у неё нет денег на то, чтобы нанять кого-то, она, естественно, не собиралась ему говорить.

- Завтра утром я приду и всё сам сделаю.

- Нет, что ты, нельзя. Ни в коем случае, что люди скажут?

- А пусть что хотят, то и говорят, - мне всё равно.

- Тебе всё равно, а мне нет. Я - женщина, понимаешь, обидно мне.

- А я всё же приду, да и Лёньчика с собой прихвачу. А ты сиди дома и не высовывайся. Рубим мы и рубим. Тебя-то рядом нет. Может, всё и обойдётся. Ну не сердись, малыш, самим вам с Верой не справиться.

Он подошёл, взял её за руки и начал целовать каждый пальчик, а потом ладошки. Люба, конечно же, согласилась. Наследующее утро её разбудил звонкий стук топоров. Она выглянула в окно. Доктор с Лёньчиком рубили дрова. Люба улыбнулась, помахала Вениамину рукой, но выходить не спешила. И так, заслышав стук топоров, соберётся народ;посмотреть, кто же у неё работает. А если она выйдет, обязательно потом скажут: "Мужики работали, а она-то перед ними хвостом крутила, туда - сюда, туда - сюда".;Хотя судачить всё равно будут, но лучше не давать повода для лишних разговоров.

Ближе к обеду, когда мужики почти закончили, прибежала Верочка.

- Ты чё сидишь-то, Любань? Накормить мужиков надо, выпить поднести.

- Не смей, Верочка, у меня дети дома, не гоже мне мужиков приваживать. Да и Вениамин велел мне не показываться. Зачем лишние разговоры. А вот как они уйдут, мы пойдём с тобой и ребятами и все дрова в сарай перетаскаем, - строго сказала Люба. К тому времени Дима уже был здоров.

- Люб, так ведь ещё и уголька не мешало бы привезти, вдруг зима морозная будет, - робко начала было Вера.

- Чего плетёшь-то, подруга, где я на него деньги-то возьму? Так, как-нибудь;перезимуем.

Но к следующим выходным Люба, идя с работы, обнаружила у дома кучу отборного угля. Вечером она пытала Веру:

- Ты ведь что-нибудь напридумывала. Откуда уголь?

- Ей богу не знаю! Не пытай меня, Любаш, не я это, не я. И Вениамину твоему;ну ни словечком не обмолвилась, вот те крест, - оправдывалась подруга.

- Ну, я ему устрою в понедельник. Я что, нищая? Мне что, подачки нужны? Да как он мог? Я видеть его после этого не хочу, - распалилась Люба.

- Ну, уж ты это брось, - Вера поставила руки в боки и пошла на подругу. - Не нищая? А какая ж ты? Миллионерка? Или детей будешь зимой морозить, а с гордостью своей не расстанешься. Знаешь что, милочка, засунь ты себе свою гордость в одно место, сиди на нём и радуйся, что есть человек, которому не наплевать ни на тебя, ни на детей твоих. Поняла? А Веньке кроме как спасибо, чтоб ничего не говорила. Да и хватит вам уже по углам зажиматься. Сколько, месяц прошёл или больше? В эти выходные уголь перетаскаем в сарай. А в следующие я детей к себе на ночь возьму. И не возражай! Не маленькие уже. Всё, разговор окончен и обсуждению не подлежит. Давай печку затопим, заодно и проверим, как уголёк, хорош?;

Эта речь подействовала на Любу, как холодный душ.

- Ладно, послушаюсь тебя, подруга.

- Вот так-то, что бы ты без меня делала, а я без тебя, - развеселилась Вера.

продолжение http://proza.ru/2023/06/17/866