Чёрствость

 
Полуночной порой уже пожилой мужчина возвращался домой.
Погода была мерзкая. С неба срывались редкие дождинки. Мокрый асфальт играл бликами отсветов уличных фонарей. На ветвях деревьев эти блики складывались в причудливую «паутину» концентрических кругов. Но игра света сегодня не радовала. Намаявшись за день суетными делами, человек спешил домой. Мысли были заняты планами завтрашней поездки. Дома ждала супруга. Единственное желание, которое он испытывал, продрогнув на пронзительном ветре, дувшем вдоль Волхова, это юркнуть в тёплую постель и, обняв жену, уснуть.

Вдруг на безлюдной улице прозвучал мелодичный женский голос:
«Молодой человек! Можно Вас?…»
Неуверенной походкой улицу пересекала молодая женщина, держа в руке, опорожненную наполовину, пластиковую полуторалитровую бутылку пива.
Мелькнула спонтанная мысль:
«Этих приключений мне только не хватало!»
«Я ничего. Я просто так…» – как бы извиняясь продолжила она. В её тоне не было развязного хамства, и мужчина, придержав, готовую сорваться с языка грубость, хоть и холодно, но спокойно спросил:
«Вы что-то хотели?»
«Ничего особенного. Можно с Вами, просто, пройти… по пути?»
«Пожалуйста! Улица позволяет...» – нехотя предложил он.
Женщина приблизилась, и мужчина убедился в своём первом впечатлении. Она была в сильном подпитии. Но ещё самостоятельно держалась на ногах. Окинув взглядом её причёску, критически подметил, что нарочито подстриженные пряди неряшливо торчат в разные стороны, и модное одеяние тоже нелепо скособочено.
Не пылая желанием общаться, нечаянный кавалер сделал попытку избавиться от своей попутчицы:
«Но я хожу очень быстро…»
«Я тоже пойду быстрее…» – она покорно ускорила шаг, и неловко оступившись, сделала попытку опереться на руку попутчика. Он перехватил её руку, помог восстановить равновесие и, отстранив, пошёл рядом, слегка замедлив шаг. От дамы исходил тошнотворный дух пивного перегара, вперемешку с резкой химической парфюмерией. Провожатый, недовольно нахмурившись, выполнял свою нежеланную, хоть и почти добровольно принятую обязанность. Дама попыталась завести разговор о погоде. Не встретив поддержки, сменила тему и стала что-то объяснять ещё. У кавалера не было желания вслушиваться в невнятное хмельное бормотание, и он попытался вернуться к своим прерванным мыслям. Но даму опять качнуло, и пришлось быть настороже, чтобы вовремя предотвратить возможное падение «подруги».

Встретились две пожилых женщины, неспешно прогуливавшие на сон грядущий своих собачек. Кумушки жили неподалёку и не раз встречались ранее. Встретив соседа полуночной порой, да в такой компании, они проводили странную парочку удивлённо-заинтересованными взглядами. Солидный седовласый кавалер удостоился презрительно-насмешливого взора, а его молоденькая, пьяненькая спутница получила порцию брезгливого осуждения меж собой. Даже один из мопсов злобно рыча, облаял модницу. Мужчине пришла мысль:
«Интересно! А что бы могла подумать жена, встретив меня сейчас в такой компании? Хотя уверен, промолчала бы и даже виду не подала.»

Приблизились к перекрёстку. Провожатый остановился и, не дождавшись пока попутчица закончит какую-то свою мысль, внятно объявил:
«Мне налево! А Вам?»
Девушка замолчала. Подняла взгляд на своего попутчика. Угловой фонарь осветил на миловидном лице красивые глаза со следами недавних слез и размазанной тушью. Она не была похожа на вконец опустившуюся пьяницу или развратную искательницу ночных приключений. Во взоре было какое-то удивлённое сожаление, разочарование.
«Спасибо! Мне прямо…» – потом опустила глаза и, тяжко вздохнув, тихо, безысходно выдохнула:
«Не судьба!» – и слегка пошатываясь, побрела по пустынной улице.
Можно было пройти вместе ещё один квартал до нужного ему поворота, но хотелось быстрей прекратить нелепую «романтическую» прогулку пораньше, и он предпочёл идти параллельной улицей.
Освободившись от обузы, полуночник ходко двинулся к дому. Но увиденный мельком взгляд засел в памяти. Возникли осуждающие мысли, мол, такая молодая, симпатичная. А так себя изуродовала, что не вызывает к себе ничего кроме отвращения и горькой усмешки. Вдобавок – пьяная среди ночи болтается, а с виду, вроде порядочная…
Начал припоминать, что она там бормотала? Что-то про трагедию, обман, предательство…
И вдруг как гром ударил:
«Это ж её Душа криком ЕМУ кричала о помощи! А он со своей спесью не расслышал. Не захотел услышать! Будто ударил её своим равнодушием…»
Мерзко-унизительное чувство липкой жалости заворочалось в душе в попытке борьбы со здравым смыслом.
Не предполагая, зачем, развернулся и пошёл обратно.
По дороге продолжил слабо укорять себя – серьёзный человек, считающий себя умудрённым жизнью.
Охотно и часто рассуждающий о Боге и Душе, о Добре и зле.
Не прочь вычитать молодёжи нравоучительные нотации, а сам?!
Веских аргументов для полного оправдания девицы не находилось!
Досконально вникать в суть не было ни желания, ни мыслей, ни времени. Он и дневной-то порой принципиально никогда не пытался разбираться ни в чьих пьяных бреднях. А может быть, и нужно-то было всего выслушать мятущуюся Душу, да сказать доброе человеческое напутствие типа:
«Девочка, проспись, а утром взойдёт солнышко и на трезвую голову придут добрые мысли… Утро вечера мудренее!»
Но присутствие алкоголя начисто стирало следы любого человеческого сочувствия!
А зачем? И ничего путного это не даст.

…Улица была пустынной. Пройдя весь квартал, никого не встретил. Поздно!

На подходе к дому вспомнилась граффить на стене Мартирьевской паперти Софийского Собора, которую нацарапал наш далёкий пращур во время богослужения, как полагают историки в XII-XIV веке. Вольный перевод её на современный язык звучит:

«О Душа моя! Почему нежишься?
Почему не восстанешь?
Почему не молишься Господу своему?
Почему добра жаждешь, сама добра не творя?!»

Ничего не изменилось спустя столетия…
Да и Добром ли могли обернуться скорые действия на основе спонтанной жалости и под хмельными парами?

А может, Бог дал, и встретила она настоящего, доброго человека, который помог ей преодолеть минуту слабости в тот злополучный вечер, и она, в свою очередь, сумела не очерстветь Душой?

1998г