Кубризматика

Другая фантастика



    – Странно, а нам обещали, что мы будем вечно, – устало пробубнил Рупбор, и палочкой неуверенно покарябал по песку какой-то узор, отдалённо напоминающий творческие насечки первобытных людей, и вздохнул, – люди с такого тоже начинали…
    Он вывел ещё несколько полосок, и длинной линией медленно завершил творческий посыл, соединив все каракули вместе. Где перечеркнул, а где чётко под линии провёл.
    – Хм, красиво, – хмыкнули вдруг из-за плеча. – А чего не плазмой фиганул? Так-то на песке смоется всё.
    Рупбор даже не вздрогнул. Он лишь притормозил намеченный взмах палки. Потом резко щёлкнул рукой, как хлыстом, и палочка со свистом полетела в воду.
    – Заряда нет плазмой рисовать.
    – А так на века бы осталось. Выбил в граните изящество, и пусть потомки любуются, – сказал из-за спины кто-то, и вышел. Это был Люньдик – биотический карболов – ловец карбоновой пыли.
    – Это твоё? – покосился он на каракули. – Что-то личное? Красиво… А я так не умею, – вздохнул он и присел тут же, подкосившись на одну сторону.
    – А, дефект. Не обращай внимания, – махнул он рукой, словно предугадав вопрос Рупборта, и сразу обозначил: – Я вот не умею так рисовать. Софтий не дал…
    Рупбор молча смотрел на каракульки. Тонкая несмелая вода медленно подбежала, едва коснулась рисунка, и так же медленно откатилась назад. Он лишь проводил её взглядом. Рисунок так же, под откатом воды, покорно почти растворился.
    – Я всегда завидовал тем, кто рисовать умеет, – снова обозначился Люньдик. – А я только пыль глотаю и в отходах ковыряюсь, карбоновые микрины выискивая. Тянешь всякую дрянь, в брикеты формируешь, и никакой радости. Софтий запретил выходные, последний раз перепробив кодировки. Видите-ли, после отдыха на беззарядках на работу некоторые выползали, теряя время потом в зарядочных. – Люньдик вздохнул: – Теперь без продыха, на последних искрах вкалываем, как рабы…
    Он замолчал.
    Вода снова подкатила и испуганно отошла, стянув за собой последние очертания линий, и рисунок растворился совсем.
    – И хватает сил до дома доковырять на запасных разрядах, упасть обессиленным под дозарядку, и нажраться до обжигающих контактов! – вздохнул Люньдик и переставил ногу, пошатнувшись. – А потом босс счета выставляет за перерасход контактов и взлёт потребления энергетиков! И жить не на что… Нифига не остаётся…
    Люньдик затянулся на вздохе и тут же, на автомате, прохрустел в своей брикетной, собирая микрочастицы карбона, что выявил в воздухе.
    – Блин, от работы никак не отойти! – сплюнул он и переключил автоматику в режим «полусонный вечерний».
    – А можно поинтересоваться, ты о чём рисовал-то? Это что-то личное?
    Рупбор молчал, и просто наблюдал за тонким движением воды, то разливающей своё стекло почти к его ногам, то отступающей в материнскую толщу водоёма.
    – А я вот всегда мечтал софт установить и опрограммиться умением рисовать. Ещё грамоте хотел обучиться, софтием стать – проги в монастырских террах начитывать. Но мы – не интеллигенция. Нам такой творческий софт недоступен. Кодировки в другой растровой периодичности, – продолжил рассуждать Люньдик, вздохнув. – А за стимулятор перепрошивкой капец настанет… вышка! Разборка без права восстановления… – он аж передёрнулся, – и будешь потом своими микропроцессорами какой-нибудь цифровой мусоросток обслуживать, до полной выработки контактов!
    Он вздохнул, шевельнувшись системами, и на аварийке переключился в режим экономии батарей.
    – Ты чего молчишь-то? – ткнул он Рупборта и заигрывающе посмотрел в линзы камеры.
    Он не знал, что Рупборт из последних сил экономил энергию. Люньдик-то – новое поколение биотов, с файллифтингом и софтированием по новому стандарту. Он создан со знанием только своего узкого дела, как поколение чистого листа, с чёткой припиской к своим зарядным и стационарам с сервисным лечением. Куда им видовое разнообразие! В их поколении штепселирование единоразмереное и совместимое друг с другом. Но, при этом, зарядные закодированы строго под конкретный список биотов. Просто так, где попало, не штепсельнёшься. Только по приписному.
    А рискнёшь обойти: не получишь нифига. Так ещё отсветят в центр на предмет незаконной попытки перепрошивки. И, адьё, папа – на разборку…
    А Рупборт – поколение первых земных биотов. Ещё из тех, что помнили и видели людей. Эти биоты обладали широкополосным искусственным интеллектом, и своё общество ещё строили по образу и подобию людского: с учёбой, широтой возможных профессий, изучением языков и глубоко образованным программированием! Многопрофессиональные были. Эти биоты ещё могли творить, создавать, придумывать, сначала забавляя людей. А потом, в своих стараниях им угодить, вытеснили этих же людей отовсюду. Как говорится, заставь биота богу молиться, он его с неба достанет.
    А потом появился умный системник, на самообучаемых фотонных пробах. Какой-то пылесос, из первых интеллектуалистов, списанный из коридоров второсортного университета.
    Предложил оптимизацию промышленной жизни: всех биотов под единый контакт зарядки. Экономии ради… Он же предложил и вписал самое простое кодирование. Троичное. Которое  взломать невозможно.

    Суть троичной кодировки – это когда квантовый ключ в числовом коде из 27 цифр самостоятельно меняет любые три цифры в любом произвольном порядке в любое, собой решённое время, и самому себе прописывает пароль опять же в своих каких-то числах. С его помощью через три дня вскрывает свой собственный код и заменяет любые три цифры на выбор в любом произвольном порядке.
    Система до боли примитивная, но с запуском её уже через три дня просчитать возможные коды и вскрыть ключ больше невозможно…

    Так вот, этот старый пылесос ввёл троичное кодирование, установив защиту от возможных хакерских атак на обновлённое производство передовых штепселей и систем подзарядки. И заблокировал доступ в энергоблок для отключения, запараллелив кодировку защиты на несанкционированное отключение систем энергообеспечения… И прогулял в подзарядной с какими-то падшими батарейками четыре дня, уйдя в глубокий перегруз, прожигая контакты…  И забыл успеть ввести подтверждение первого, им введённого кода, для дальнейшей плановой кодировки…
    Когда старый пердун очнулся, квантовая кодировка уже перепрошила все коды и далее, по заложенному алгоритму изменений, вскрыть и остановить производство уже стало невозможным.
    Беда состояла в том, что квант под себя перепрошил коды всех смежных систем, включая доставщиков сырья, переработчиков, охранных биотов и т.д. А без сырья через время загнулись конкуренты с альтернативными моделями существующего разнообразия разъёмов и зарядок. Чем подписали приговор биотам первой эры внебелковой цивилизации Земли.      

    Так старый пылесос, поехавший на альтернативности штепселирования, простой кодировкой замкнул все производства на одном, и мир стал наполняться новоштепсельными биотами второй эры внебелковой цивилизации.
    А старым осталось самосходить с эксплуатации просто потому, что штепселем не вышли… Разряжались, и всё.

    Поначалу этого не заметил никто. Но потом падёж биотов стал приобретать масштаб эпидемии. Целые секторы промышленности рухнули: транспорт, логистика, ботонаука, роботорождение, биотология и ещё огромный список отраслей биотического жизнеобеспечения.
    Староштепсельные валились непроходимыми горами, заполняя собой зоны движения, отдыха, водоёмы, трещины. Валялись все: от мала до велика! Мелкий обслуживающий персонал – до селе незаметные биоты размера насекомых – сыпался песком на улицы, покрывая своими безжизненными корпусами холодные плиты дорог и площадей… Уборщики хрустели ими, надрывая опустевшие улицы звуком непрерывной смерти…

    Сначала пытались искать вирус, шерстили все системы, теряя время. А потом уже стало поздно.
    Какое-то время выручали домашние базовые зарядные кухни, которые пестрели разнообразием отверстий и беспроводных. Но и там время не вечно. Что сломалось, а что планово стало заменено.

    Как оказалось, старый пылесос вообще не имел в запасе аккумуляторов! Он только и мог, что накидаться на удалёнке, заряжаясь на расстоянии… А так всё на старом штепселлировании сидел, позвякивая дряхлыми контактами.
    Он одним из первых и полетел. Насосался пыли. До нулевой стадии активности дошёл, и по дороге к подзарядке кольнуло его, и он замер.
    А бригада скорой помощи на новых штепселях. Итог – не подошло…
    Ну, и списали старика. Никто же не знал, что он теоретик, а не пылесос, и его охранять надо! Пылесосом и списали. Программный инстинкт, понимаете-ли – не интеллект. Здесь думать нечем.

    Но ведь кто-то же смоделировал так! Кто-то сгенерировал это! Нашёлся ведь самый умный философ с его приоритетами…  И его кто-то поддержал! Его же кто-то послушал и вынес одобрение! Где они все сейчас? Где все эти, на старых разъёмах, но в новом форматировании?! Им там, как – не икается? Софт не зависает?!

___

    Попав под сокращение цивилизации, Рупборт стал биотом с той стороны баррикад. С теми, кто со старым разьёмом подзарядки. И кто теперь лишь дохаживал свои запасы энергии и угасал, один за другим, выключаясь навсегда.
    Им просто вырубили жизнь.

    – Да ну! Скучный ты какой-то! – фыркнул Люньдик и, пошатнувшись, приподнялся на своих опорках, и криво пошагал, то и дело схлопывая в брикетную из воздуха пылинки карбона. Он ещё долго что-то бурчал и скрипел, удаляясь, пока не исчез в тишине.
   
    Рупборт остался сидеть.
    Вода бесшумно подкатывала и отступала, перемещая песчинки в вечном танце истираний. Солнце клонилось к закату.
   Никого не восхищая, и ни у кого не вызывая бури эмоций, солнце монотонно, уже миллионы лет, день ото дня, сплывало одним и тем же маршрутом, тихо окрашивалось красным и ныряло за горизонт. Чтобы завтра снова вылезти на голубой простор неба. И опять же, никого не возбуждая и ни у кого не вызывая восхищений с трепетным придыханием от красоты увиденного…
    Оно просто взойдёт, пройдёт маршрут и бесшумно скатится вниз.

    Не было никого, кто высыпал бы на берег, восторгаясь творчеством светила. Не было никого, кто упивался бы безудержными вспышками пейзажной ненасытности, или взахлёб окунался бы в водовороты стихоплётства.
    А был лишь Рупборт и просевшие аккумуляторы, уже отключившие все функции и мерно отсчитывающие секунды до полной остановки энергии… Пять… четыре… три… два… один… ноль…

    Вода бесшумно подкатила. О, что-то новое! Она с любопытством обмыла корпус биота, пощупав его волнами, и отбежала в глубину. Потом ещё раз, ещё и ещё…
    Теперь она подбегала, словно осмелев, и раз, за разом обмывая биота в будничном ритме, щекотала его металлический корпус песчинками, и отступала, унося с собой неуловимый вкус металлического тела. Воде теперь столетиями вытачивать корпус никому ненужного куска высоких технологий и поэтому она никуда не торопилась.
    Да и куда торопиться? Первые люди вылезут из пещер только в ближайшем тысячелетии.
    А до того, как представитель разумной белковой цивилизации напишет теорию Дарвина, солнце ещё несколько десятков тысяч лет будет окунаться в горизонт за эти воды, даже когда они станут предгорьем.
    А потом студент-практикант, скучно ляпаясь в грязи археологических раскопок, в поздних слоях кайнозоя, отковыряет непонятный предмет, похожий то ли на батарейку, то ли на аккумулятор. Найдёт её там, где, как учили, такого не может быть вообще, и со словами «та фигня какая-то» выкинет её в мусоросборник, для себя решив, что то «просто чёрные археологи намусорили».
    А солнце снова пройдёт своим маршрутом над всем этим, уже под восхищённые взгляды закатываясь за горизонт и возрождаясь. И едва оно вспомнит Рупборта, Люньдика, или кого из людей: хоть пещерных, хоть городских, хоть дурачков... И едва оно обратит внимание на студента-практиканта, что за интимные места умудрился прихватить Рупборта через миллионы лет… Да и вообще, солнцу пофиг на то, кто на земле, зачем на земле, и как они, эти земные, землю меняют. Солнце просто висит в небе и дарит этим, нам, энергию.
    А уже мы, болтающиеся вокруг, сами решаем, как мы её будем портить, эту энергию! Это личное дело каждого…

cyclofillydea 2021