Вещие сны

Просто красивая почтовая открытка, маме в город Хвалынск. Казалось этим людям, что будут они жить не тужить и осетры будут в Волге ловиться, и пароходы плавать, и жизнь никто заедать не будет. Не знают они пока о наказание господнем, это они потом так говорили через 50 лет, кто пережил.   «Прошло еще 50-т и еще чуть-чуть и все нет порядка в России, и все разорено, и нет места где легко дышится. И осетров нет, и к реке не подойти. Голь от голи кабацкой и перекати поле всюду рыло свиное сует, и командует, и почет ему, и уважение. Да и мы все соблазнились речами лукавых и стали как они. Пропал Увек, пропали постройки немецких колонистов, пропали европейские русские малые города, пропал зеленый красивый город Саратов. Потом пропадет и Агломерация уже без нас. Еще через 120-ть лет будет здесь сухая степь, а вместо Волги будет балка с мутным ручьем наподобие Аральского моря и Глебучева оврага».
Всё взятое в кавычки мне приснилось или пригрезилось, и в полудреме, в темной комнате я это написал и хотел стереть, а потом оставил. Мне иногда снились вещие сны, редко, но не забываемо. После них в моей жизни проходили перемены. Сняться такие сны не часто, 1-3 раза в 7-мь лет.
Мальчиком 7-9-ти лет мне приснился закат красного солнца, и вдруг абсолютно черная ночь, и ее разрывает белая молния, и уже на белом фоне молнии написано слово «Берсеркер». И внутренний голос сказал: встань и запиши это слово. Я встал среди ночи, подошёл к письменному столу, нащупал ручку и написал это слово на листе бумаги. Лег сразу и опять заснул.
Утром стал собираться в школу и увидел листок, где большими буквами было написано непонятное слово.  Сразу вспомнил сон. После школы взял словарь иностранных слов и прочитал определение. Бумагу спрятал и на время забыл.
Но мне стали говорить, что когда я злюсь, то кровь приливает к лицу и всему телу, и я становлюсь красным. А чуть позже я обратил внимание, что во время драк не чувствую боли. Позже жена мне сказала, что во время гнева я ужасен - внешне. Потом узнал, что в минуты, когда я раздражен и зол, меня люди боятся и не хотят связываться. Это бывало редко, и я боролся с собой, старался эту особенность не выказывать на людях.
Позже, много лет спустя, мне приснилось, что я лезу в гору, достаточно крутую гору, руками себе помогаю, почти на четвереньках. Как сейчас помню этот грунт на горе. Мелкая опока, сухая степная трава. Поднялся на вершину, а там стол длинный, и за ним сидят мои умершие родственники, человек 12-ть, я чувствую, что это мои родственники, и вроде где-то я их видел, но узнаю отчетливо только своего дедушку. Они молча смотрят на меня, разглядывают, говорят вполголоса между собой. Стою, молчу, вида не показываю, но незаметно оглядываюсь. Рядом со мной сидит моя собака, которая погибла много лет назад. Я был рад, что собака со мной. Да и сидящие за столом меня не беспокоили. Обернулся чуть вбок и увидел, что прямо за спиной внизу течет река мутная, быстрая, и в ее водах плывут деревья, ветки и дохлые птицы. Спрашивают меня о чем-то сидящие, и я отвечаю. Не помню разговора. Помню, сказали: не бойся иди, как сможешь. Повернулся, посмотрел куда идти, не попрощался и стал катиться, падая с горы, и собака за мной.
Упали в быструю воду среди речного мусора как в половодье и поплыли, через некоторое время река стала шире, спокойнее, прозрачнее. Собаки не было. Вышел на берег и проснулся.
Меня беспокоила голова. Подумал, ударился, когда падал, но это был сон, хотя, как наяву. Потрогав голову, обнаружил там шишку, даже две. Одна побольше, вторая поменьше. Это был купеческий талисман. Это старинная примета. В семье шишки были у прадедушки, его дочери, моей бабушки, у моего папы и вот теперь у меня. Шишки мы вырезали в ортопедическом институте, и бабушка, и папа, и я. А они снова появлялись. Зато вдруг проще стало с деньгами, их стало легко зарабатывать, и много лет я о них больше не думал, их было столько, сколько нужно. Ну, я не амбициозный человек и накопления особо не делал, хотя лет 30-ть мог ездить куда захочу, хоть в Майами, хоть на Маврикий или на Южные моря.
Одна маленькая шишечка у меня оставалась не вырезанная, но вдруг она сама по себе рассосалась. Что имеем не храним, потерявши плачем.