Шапка Мономаха - 2

Глава 2

Утром Зелинский встал рано и решил сразу выйти из дома, чтобы по пути в институт где-нибудь перекусить. Едва выйдя из подъезда, он увидел Белотурова, который прохаживался по асфальтовой дорожке, держа в руке объемистый кожаный портфель.

- Доброе утро, Анатолий Кузьмич! - поздоровался Зелинский.
- Доброе утро, Виктор Андреевич! - ответил Белотуров, и они пожали друг другу руки.

- Я смотрю, вы уже здесь переночевали, - по-хозяйски заметил Белотуров. - Обустраиваетесь?
- Да, обустраиваюсь помаленьку, - ответил Виктор Андреевич. - Я, знаете, неприхотлив.

- Как вам квартира? Понравилась?
- Очень! Две комнаты, балкон и прекрасный вид. Большое вам спасибо!

- Это хорошо, - важно кивнул Анатолий Кузьмич. - Вот обживетесь, в институте освоитесь — и мы с вами большие дела сотворим.
- Я надеюсь, - послушно ответствовал Виктор Андреевич. - А вы не подскажите, где здесь ближайшая остановка автобуса, до института доехать? А то я вчера возвращался на каком-то номере, от которого потом долго идти пришлось.

- Зачем вам автобус? - благодушно улыбнулся директор. - Сейчас за мной приедет машина и вы поедете со мной. Если конечно не возражаете.
- Спасибо, я конечно не возражаю, - ответил Виктор Андреевич и подумал, что завтрак, похоже, накрылся. Разве что где-нибудь возле института окажется какая-нибудь забегаловка.

А тут и машина подошла. Серая «волга». Старенькая, но «волга», любимая машина советских директоров. Анатолий Кузьмич посмотрел на часы и недовольно заметил:
- На четыре минуты опоздал! Ну, конечно! Не водитель должен ждать директора, а директор водителя!

Водитель выглянул из приспущенного окошка. Круглая, упитанная физиономия, лукавый, почти плутовской взгляд.
- Извините, Анатолий Кузьмич! В пробку попал.

- Знаю я, Слава, твои пробки, - привычно пробурчал Белотуров, усаживаясь на переднее сиденье и взгромождая себе на колени портфель. - Лучше скажи: икры и рыбы купил?
- Как просили, икры два кило, - ответил Слава. - И два балыка. В багажнике все лежит.

 Андреевич устроился на заднем сидении, поздоровался с водителем. Слава глянул на него в зеркальце, ответил на приветствие, но любопытствовать не стал, завел мотор, машина тронулась, что-то внизу сразу затарахтело. Белотуров сокрушенно покачал головой и прокомментировал, полуобернувшись к Зелинскому:

- Старушка уже, из ремонта не вылезаем, сколько денег угрохали. Третий год прошу у Ладонникова «японку», все тянет и тянет. Дескать, у него очередь, все вперед расписано. А сам два раза в год машины меняет.

Ладонников — это председатель Президиума во Владивостоке, академик, директор Института химии. Это Зелинский, разумеется, знал.

- У института есть гараж? - поинтересовался Зелинский.
- Какой гараж?! - ответил за директора водитель. - Слава Богу, я живу в своем частном доме, во дворе машину держу. Оно и удобно: вышел и сел за руль. Не надо куда-то на автобусе тащиться. А как вам Хабаровск после Владивостока? Я знаю Владивосток, служил там. Командующего Тихоокеанского флота возил.

- Да вы что!? - удивился Зелинский. - Адмирала?
- Так точно! - Слава ухмыльнулся. - Теперь вот Анатолия Кузьмича вожу.

Анатолий Кузьмич неодобрительно заерзал на своем сиденье. Наверное, не мог понять, в каком ключе Слава сопоставляет его и адмирала. На одном уровне или на разных?

- Так как вам Хабаровск? - повторил водитель. Виктору Адреевичу было уже  понятно, что Слава знает, кто он такой и почему едет в машине с директором. Значит, и все в институте уже все знают. Ну, что ж, тем проще будет вживаться.

- Еще не понял, - честно признался он. - Я здесь только второй день. Единственное что могу сказать: Хабаровск ровный и моря нет. Владивосток море украшает.
- А мне Владивосток не нравился, - поделился Слава. - По нему ездить — как по американским горкам: вверх-вниз, вверх-вниз, да еще виражи… А уж ветра и туманы!..

- Ты, Слава, все с шоферской точки зрения оцениваешь, - перебил его Анатолий Кузьмич. - Как писал Пушкин: «Суди, сапожник, не выше сапога!» Во Владивостоке прекрасный драмтеатр, цирк, классический университет… А сколько там научных институтов!..

- В Хабаровске тоже есть драмтеатр и цирк, - возразил Виктор Андреевич, уже начиная ощущать себя патриотом города, в который он переехал. - А в хабаровскую оперетту, я знаю, люди из Владивостока специально приезжают. Даже тур такой есть: «Хабаровск театральный».

Так, за разговорами, они подъехали к институту. Слава вылез из машины, большой, широкий, в одну масть с Белотуровым, достал из багажника сумку и пошел вслед за директором.

- Это ко мне друг собирается завтра прилететь из Томска, пролетом в Харбин, - наконец пояснил Белотуров. - Просил приготовить для китайцев морские «сувениры».
- А зачем он летит в Харбин? - полюбопытствовал Зелинский.

- Лекции читать в тамошнем университете. Китайцы хорошо платят.

У входа в здание Виктор Андреевич на секунду приостановил шаг и спросил Белотурова:
- Анатолий Кузьмич, вот я вижу вывеску: «Институт экономики», а вывески «Институт материаловедения» не вижу. Как это понимать?

Белотуров тоже остановился и, слегка смутившись, посмотрел на вывеску экономического института.

- Да понимаете… - Он замялся. - Здание принадлежит экономистам. Директор его, Мурахвер, большой человек, академик. Он нас пустил на правах аренды, и сразу предупредил, чтобы нашей вывески не было.
- Это почему?

- Я не стал выспрашивать, как говорится, хозяин — барин. Но, полагаю, ему было бы неприятно перед гостями, а у него бывают делегации из Китая, Японии, даже из Америки. Они могли бы подумать, что он не такой уж большой человек, что его институт даже занимает не все это здание.

Они вошли в вестибюль и тут директор спохватился. Он обернулся в водителю, который все шел за ними с сумкой в руке.

- Слушай, Слава! А зачем ты несешь это в институт? Поезжай ко мне домой и отдай Анастасии Егоровне. Все равно Матвеев у меня заночует, дома ему и вручу. Понял?
- Понял, Анатолий Кузьмич! - Слава послушно остановился. - Еще что-нибудь?
- Пока все. Свободен.
Слава развернулся и зашагал к двери, грузно раскачиваясь влево и вправо, как заправский матрос.

- А вы наверное не позавтракали? - вдруг спросил Белотуров Зелинского. - Ну, конечно, у вас в квартире даже света еще нет, какой там завтрак! Пойдемте ко мне, я вас подкормлю, чем Бог послал.

И он повел Виктора Андреевича — не в директорский кабинет, а куда-то дальше и дальше по коридору, в самый конец, и отпер ключом, вынутым из кармана, дверь, на которой висела табличка «Главный научный сотрудник, д.т.н. А.К. Белотуров».

- Это мой «приют трудов и вдохновенья» - с горделивой улыбкой пояснил Анатолий Кузьмич, пропуская Зелинского в комнату, где стоял большой письменный стол, заваленный бумагами, книгами и журналами. Компьютера на столе не было. Это сразу отметил себе Зелинский. Над столом висел застекленный портрет человека, который показался Зелинскому знакомым. Заметив некоторое напряжение в его лице, Белотуров пояснил:

- Это мой киевский учитель, Самсонов Георгий Валентинович. Гениальный человек!
- Я с ним знаком, - вдруг вспомнил Виктор Андрревич. - Когда я был аспирантом, мой научный руководитель послал меня к нему, получить отзыв на диссертацию.

- А кто был вашим научным руководителем?

Виктор Андреевич назвал имя.
Белотуров уважительно поднял брови:

- О! Слышал, слышал! Тоже большой человек. Видите, как судьба сводит людей. У меня Самсонов был учителем, вам он давал отзыв, и вот мы с вами теперь в одном институте. Однако, давайте я вас, все-таки, накормлю, а заодно и сам чаю попью. Чаю попить никогда не вредно. Или вы кофе предпочитаете?

Слово "кофе" он произнес со звуком "э" в конце: "кофэ"! Прозвучало забавно.
- Нет, спасибо. Я предпочитаю чай, - ответил Зелинский.

Белотуров провел своего гостя в дальний угол кабинета, и там Виктор Андреевич увидел вход в еще одну комнату, поменьше размером, где имелись обеденный стол, холодильник и раковина с водопроводным краном. «Недурно, - сказал себе Виктор Адреевич. - Пожалуй эта комнатка раза в два побольше той, которую вчера мне показывала любезная Наталья Сергеевна. И окно здесь без решетки, спокойно открывает доступ к атмосфере».

Анатолий Кузьмич тем временем извлек из холодильника пластиковый контейнер к котлетами, баночку с каким-то салатом, копченую колбасу, сыр, сливочное масло и полбатона белого хлеба, упакованного в полиэтилен.

- Котлетки моя супруга вчера приготовила, еще свеженькие, мы их сейчас разогреем… - Он поставил контейнер в микроволновку. - И чайничек включим… Присаживайтесь, сейчас все будет готово.

Зелинский опустился на один из трех стульев, приставленных к столу, и увидел на стене еще два портрета — мужчины и женщины. Эти люди, серьезные и чем-то похожие друг на друга, были ему незнакомы.

- А это кто? - спросил он.

- Это супруги Лазаренко, Борис Романович и Наталия Иоасафовна. Да, трудное у нее отчество. - Лицо Белотурова осветилось какой-то особой, потаенной, предназначенной только для посвященных улыбкой. - Именно они изобрели метод искрового воздействия. Это был сорок третий год, война... Их эвакуировали из Москвы в Свердловск. Стране был нужен простой, недорогой и массовый способ обработки металлов: в первую очередь заточка режущих инструментов, быстрый ремонт изношенных деталей различных механизмов и так далее. Они это сделали, и в сорок шестом году получили Сталинскую премию. Они тоже мои учителя. У Самсонова был целый отдел искровой, где я и работал. Борис Романович часто приезжал к Самсонову, они были друзьями… Да вы ешьте, ешьте! Что это я вас баснями кормлю? - Он достал из микроволновки разогретые котлеты и выложил их на тарелку, придвинул Зелинскому. - Салатик вот, хлебушек…

«И нисколько он не куркулистый, - уважительно подумал Виктор Андреевич и принялся за еду. - И что это Лабухова придумала?»
- А в чем этот метод заключается? - поинтересовался он. - Если в двух словах.

- Если в двух словах, то метод очень прост, - охотно взялся за ответ Белотуров. - Вы берете металлический электрод и подносите его к металлической детали, а между электродом и деталью подаете импульсное напряжение: возникает искровой разряд. В зависимости от величины напряжения и других параметров вы можете получить либо эрозию детали, вплоть до разрушения, либо перенос металла с электрода на деталь, то есть наращивание поверхностного слоя, причем это наращивание, как правило сопровождается упрочнением поверхности, что как раз важно для обработки режущего инструмента. Но на самом деле, все гораздо сложнее, и люди не перестают изучать и развивать возможности этого метода. В частности, мы занимаемся этим в нашем институте.

Произнеся эти «два слова», Анатолий Кузьмич вопросительно посмотрел на слушателя: все ли понятно?
- Для начала понятно, - кивнул Зеленский, прожевав вторую котлету и подцепив на вилку добрую порцию салата. - Интересный метод.

- Ну, вы еще много раз будете в него вникать, половина института им занимается. Кстати, Сережа Зверев, ваш новый сотрудник, взялся за докторскую по этому методу. Он по образованию физик, как и вы, и изучает именно физические особенности искрового воздействия. Думаю, вы найдете с ним общий язык.

Тут Зелинский вспомнил, что Лабухова собиралась договориться с Сергеем Зверевым о встрече, и сейчас, наверное, Зверев ожидает его у нее в кабинете. «Надо закругляться, - сказал он себе. - Без чая можно и обойтись. Нехорошо, если Сергей решит, что его новый завлаб — человек необязательный".

Он вытер бумажной салфеткой рот и поднялся из-за стола.
- Извините, Анатолий Кузьмич, - я пойду. - Я как раз договорился с Сергеем Зверевым, чтобы он сводил меня на вашу политэновскую площадку. Он сейчас меня ждет у Лабуховой.
- А чай? - растерянно спросил директор. И тут же добавил, с добродушной улыбкой: - Впрочем, Наталья все равно вас чаем напоит. Она каждое утро с чая начинает.

«Ф я ведь о комнате хотел с ним поговорить, - подумал уже на пороге Зелинский. - Да ладно, никуда комната не денется, вернусь и поговорим». Он поблагодарил Анатолия Кузьмича за завтрак и быстрым шагом направился к Лабуховой.

Как он ожидал, Сергей Зверев был уже там. Он оказался молодым человеком, чуть за тридцать, мужественной внешности, с четко очерченными чертами лица и спокойным, уверенным взглядом. Они с Натальей Андреевной сидели в креслах за маленьким столиком у окна и пили чай. Зелинский поздоровался. Зверев тут же поднялся, поздоровался в ответ и протянул руку. Рука была твердая, мускулистая. Зелинский ожидал увидеть человека постарше, все-таки Белотуров сказал, что Зверев готовит докторскую, а тут — едва за тридцать.

- Хотите чаю? - спросила Лабухова, подняв к Зелинскому улыбающееся лицо.
- Хочу, - легко ответил он. - Анатолий Кузьмич меня котлетами накормил, а чай я у него пить  не стал, к вам торопился.

- Не много потеряли. Анатолий Кузьмич ничего в чае не понимает. Он бы вас вчерашним угостил, развел бы горячей водичкой. У нас хоть и пакетированный, но все-таки свежий.

Зелинский уселся в кресло, которое уступил ему Зверев, сам севший на приставленный стул. Наталья Андреевна достала из застекленного шкафа дополнительную чашку, налила в нее кипятка и опустила пакетик «липтона».

- Значит, Белотуров вас в свой «приют трудов и вдохновения» сводил. Про Самсонова и супругов Лазаренко рассказывал?
- Рассказывал. Оказалось, я Самсонова когда-то знал, в аспирантский времена. Не спросил только — жив ли он еще?
- Умер. Даже до шестидесяти не дожил. Сгорел на работе.

Виктор Андреевич осторожно отпил глоток горячего чая, откусил предложенное печенье.
- Да уж, - сказал он. - Работал человек на износ. Я видел когда-то его список публикаций: больше семисот. Когда успевал? Правда, все в соавторстве. Похоже, он был хорошим организатором. На его кабинете я видел расписание приема аспирантов: пятнадцать минут на человека, один раз в месяц.

- Сурово! - не сдержал реплику Зверев. - И сколько у него было аспирантов?
- В списке было двадцать с чем-то. Точно не помню.

- Для Анатолия Кузьмича Самсонов — главный по жизни авторитет, - пояснила Лабухова. - Вам большой плюс, что вы его знали.

Зелинский усмехнулся.
- У меня о нем сложилось свое мнение. Конечно, это была очень краткая встреча. Я приехал за отзывом на диссертацию, мой шеф с ним договорился. Вошел в приемную — никого нет, за дверью кабинета голоса. Жду. А время подпирает, не хочется опаздывать. Открываю дверь, вхожу… За столом сидит Самсонов, у стола стоят двое: дама-секретарша и стройный, чуть согнувшийся мужчина с блокнотом и карандашом в руках. Я поздоровался. Самсонов поднял на меня взгляд, вскинул руку с вытянутым вперед пальцем и рявкнул громогласно:
- Вон!
Я недоуменно вышел. Вслед за мной вылетела пунцевая серетарша.
- Вы что? Как можно? Без приглашения!
Я пожал плечами.
- Мы же договорились.
- Вы Виктор Зелинский?
- Да.
- Надо было меня подождать. Сейчас я о вас доложу.
Она скрылась за дверью и через минуту вернулась.
- Входите. Григорий Валентинович примет вас.

- Вот такое было наше знакомство, - закончил свой рассказ Зелинский и допил чай.

- Но отзыв он вам все-таки дал? - поинтересовался Сергей Зверев.
- Дал. Поручил организовать человеку с блокнотом. - Зелинский пожал плечами. - Но он не мне его давал. Моему шефу. Меня он в упор не видел, я для него не существовал.

Он поднялся из кресла.
- Ну, что Сергей, пойдемте? Ничего, если я вас буду называть Сергеем, без отчества. ВЫ мне в сыновья годитесь
- Конечно, ничего, - охотно согласился Зверев. - Меня по отчеству только студенты зовут, им положено.

- В "политэне" преподаете?
- В нем. Электротехнику. Хоть что-то.

- Кстати, Виктор Андреевич, - обратилась к Зеленскому Лабухова. - Меня тоже можете звать просто Наташей. Не люблю по отчеству. Это меня старит.
- Хорошо, Наташа, - улыбнулся Зеленский. - Мне будет это приятно.

Выйдя из здания, Зелинский спросил Зверева, надо ли на чем-то ехать.
- Да здесь всего одна трамвайная остановка, - пояснил тот. - Мы всегда пешком ходим.

Они подошли к трамвайным путям, перешли их и направились по тропинке к виднеющимся невдалеке серым корпусам.

- Вообще-то изначально это был автодорожный институт, - начал излагать историю "политэна" Сергей. - Потом из него сделали политехнический институт, а два года назад вдруг переименовали в университет, причем не в технический, а в классический, ГОСУДАРСТЕННЫЙ.

- И что, в нем сейчас есть факультеты истории, филологии, и тэдэ? - недоверчиво спросил Зелинский.
- В том то и дело, что нет. Нет даже физики и химии, а математика только прикладная, то есть программирование. Одни технари.

- А ректор?
- Доктор технических наук, Иващенко. Но зато его брат — депутат Госдумы. А сам Иващенко — председатель краевого отделения «Единой России». Оттуда и ноги растут.

- Вы хотели сказать — уши, - поправил его Зелинский. - Однако, мы пришли. Меня пропустят? Наверное, придется пропуск оформлять. Сейчас во всех вузах такие строгости!
- У вас паспорт с собой? - спросил Зверев.
- Конечно.

Они вошли в вестибюль.
- Сейчас мы вам разовый оформим, а потом надо подать бумагу от Белотурова на имя ректора и фотографию, и вам сделают постоянный.

После оформления пропуска Сергей повел Зелинского длинными коридорами, сквозь толпы снующих туда-сюда студентов, по лестницам и переходам, и наконец они очутились в большой полуподвальной комнате, сквозь зарешеченные, покрытые многолетней пылью и грязью окна которой едва пробивался уличный свет. С высокого потолка свисали советских еще времен лампы с жестяными абажурами, но кое-где болтались и куски штукатурки, Бог знает, как державшиеся. Стены, некогда оклеенные обоями, разумеется, выглядели не лучше.

- Да, живописно! - не удержался Виктор Андреевич. - Действительно, конь не валялся. А ректор здесь бывал?

- А что ему здесь делать, - грустно ответил Зверев. - Он и так считает, что нас осчастливил. У нас здесь рентгеновская установка и вакуумный пост. Пост еще ладно, а ретген… Мурахвер категорически против, чтобы в его здании работала рентгеновская установка. И никакие наши доводы, никакие нормативные бумаги о безопасности на него не действуют. Нет и все! А Иващенко нам разрешил.

- Но как же в этом хламе, в этой пыли и грязи можно работать с рентгеном и вакуумом?
Сергей безнадежно пожал плечами.

- Мы выгородили уголок, вон там! - Он указал вглубь комнаты, где Виктор Андреевич увидел какую-то стеклянную перегородку. - Там у нас ДРОН стоит, а вакуумный пост здесь.

Тут Виктор Андреевич и ВУП разглядел, его стеклянный колпак слегка поблескивал за одним из древних шкафов, из которых торчали не менее древние книги и бумажные рулоны. Кроме шкафов в комнате имелось несколько таких же мрачных столов, за одним из которых сидел молодой человек, лет двадцати пяти, с серым птичьим лицом, который поднялся, когда они вошли, и с любопытством во взгляде подошел.

- Вадим Скоробогатов, - представил его Зверев. - Инженер. Он как раз ВУПом занимается. А это наш новый завлаб, Виктор Андреевич Зелинский.
- Очень приятно. - Вадим протянул Зелинскому тонкую, почти безжизненную руку.

- Ну и как ВУП? - спросил Зелинский. - Вакуум есть?
- Течет, - грустно ответил инженер. - Прокладки старые, масло в насосе тоже. Выше минус первой не получается.

- Ладно, подумаем, - бодро заверил его Виктор Андреевич и обратился к Звереву: - Ну пойдемте, посмотрим ваш ДРОН. Там есть кто-то?
Зверев всмотрелся в запыленные стекла.
- Кажется, есть. Пройдемте.

В стеклянной загородке их встретил человек лет пятидесяти, высокий, с густой рыжей шевелюрой и горящим взглядом.
- А! Это вы наш новый завлаб? - с места в карьер начал он. - Заходите, заходите! Надолго к нам?

- Здравствуйте! - невозмутимо ответил Зелинский. - Давайте сначала познакомимся. Как я понял, вы уже знаете, кто я такой, но на всякий случай представлюсь: Виктор Андреевич Зелинский. А вас как величать?

- Величать меня не надо, - чуть гася саркастический блеск в глазах, отвечал владелец рыжей шевелюры. - Я никто, даже не кандидат наук. А зовут меня Рудольф Петрович Здруй.

- Рудольф Петрович у нас главный специалист по рентгену, - уважительно пояснил Зверев. - Машина старенькая, только благодаря Рудольфу Петровичу и работает. А в Хабаровске это единственный ДРОН, к нам из многих других институтов обращаются.

ДРОН, то есть рентгенографический прибор для определения кристаллической структуры, а по ней и состава материалов, стоял тут же, занимая почти половину комнатки; кроме него здесь находились два небольших стола и один шкаф с книгами и бумагами. «Наверное, за одним столом сидит Здруй, а за вторым Зверев, - догадался Зелинский. - Да, непростой человек этот «никто», нелегко с ним Сереже». ДРОН выглядел ухоженным, все металлические части блестели, лампочки горели. Виктор Андреевич, будучи теоретиком, в ДРОНах не разбирался, но сомневаться в компетенции и профессионализме Рудольфа Петровича не приходилось. Но вот это его «Я никто, даже не кандидат наук!» говорило о многом. Тридцатилетний Зверев — кандидат и уже докторскую делает, а пятидесяти-с лишним-летний Здруй - «никто». С этим надо будет разобраться.

- Да, - сказал он. - По-видимому, я буду заведовать вашей лабораторией. Как долго — не знаю, как судьба ляжет. И сразу признаюсь, я теоретик, в экспериментальных тонкостях разбираюсь не сильно, и всегда буду рад вашим подсказкам. Но сразу хочу спросить: можете ли вы на этом приборе отличить поликристаллическое состояние от наноструктурного?

На лице рентгенщика возникло удивление.
- О! Вы все-таки что-то понимаете. Это хороший вопрос. В принципе на ДРОНе можно увидеть такие отличия, но для этого нужна особая приставка, а у нас ее нет. Да, собственно, и задачи такой не было. Наноструктурами во всем Хабаровске никто не занимается.

- Я думаю мы будем ими заниматься. В этом институте, - пообещал Зелинский. - И приставку приобретем. - И обращаясь к Звереву, спросил: - А вы чем здесь занимаетесь? Я знаю от Белотурова, что ваша тематика связана с искровым воздействием.

- Да, но эксперименты я провожу не здесь, - ответил Зверев. - У «политэна» есть еще лабораторный корпус, вот там я и работаю. Это в другом здании, туда даже пропуск не нужен. Но сначала, раз уж мы в главном корпусе, я хочу познакомить вас профессором Ли. Он заведует кафедрой художественного литья, а кроме того руководит совместной с нашим институтом лабораторией.

- Вот как? Мне Белотуров ничего об этой лаборатории не говорил.
- Наверное, просто не успел, еще скажет. Но раз уж вы здесь, думаю, будет правильно познакомиться с профессором. Он человек обидчивый, узнает, что вы здесь были, а к нему не зашли… Лучше, пойдемте.

- Ладно, вам виднее. - Зелинский пожал плечами, попрощался с Рудольфом Петровичем, а затем и с Вадимом Скоробогатовым, и Зверев опять повел его по коридорам и лестницам — в другой полуподвал. Но этот полуподвал отличался от предыдущего как небо от земли. Здесь все сияло, залитое светом, отражавшимся от кафельной и пластиковой отделки стен и потолка, межкомнатные застекленные двери открывали вид на современные научные приборы и молодых сотрудников в белых халатах, прилежно работающих на этих приборах, в коридоре на стенах весели стенды с фотографиями и текстами по истории кафедры и с ксерокопиями научных публикаций и патентов. Особое внимание привлекали бронзовые и чугунные фигурки, красовавшиеся на застекленных стеллажах — образцы изделий студентов и преподавателей.

Зверев провел Зелинского в кабинет заведующего. Профессор Ли, как судя по фамилии и предвидел Зелинский, оказался корейцем. Этот факт Зелинского ничуть не удивил. Родившись и живя на Дальнем Востоке, он давно привык время от времени сталкиваться корейцами, для которых российский Дальний Восток был такой же родиной, как и для него. Ли был высок, очень худ, очень элегантно одет: в белый костюм, черную рубашку и белые туфли, на орлином, совсем не корейского вида носу поблескивали очки в тонкой серебряной оправе, на среднем пальце правой руки желтел тяжелый золотой перстень, серый с искрой галстук перехватывал золотой (или золоченый) зажим с большим бирюзовым камнем.

- Очень рад, очень рад! - приветствовал он гостя. - Кузьмич мне уже отзвонился. Сообщил, что вы с самим Самсоновым были знакомы. Мое имя-отчество? Я человек простой, сахалинский кореец. Зовите меня просто — Профессор.

- Я тоже человек простой, - отвечал Виктор Андреевич. - Но как-то уже привык к имени-отчеству. Но если вы привыкли к иному, не стану вам возражать.

Ли поднялся из-за стола.
- Пойдемте, я покажу вам кафедру, наше литье.

- Если не возражаете, как-нибудь в другой раз, - остановил его Зелинский. - Думаю, у нас еще будет время. Я слышал, вы руководите совместной с институтом лабораторией. Вот с ней я бы хотел сейчас познакомиться. Мне, знаете, хочется прежде всего с институтской тематикой разобраться.

На лице профессора возникла легкая тень недовольства, но как истинный восточный человек, он ее тут же погасил и, взглянув на свои ручные часы — не Роллекс, конечно, но все же! - с хорошо поставленным сожалением произнес:

- Вот те на! У меня через две минуты лекция! Как это я забыл? Мой сын вам все покажет. - Он нажал на столе кнопку селектора: - Эрик! Зайди ко мне.
 
Они вышли из кабинета, и тут же в коридоре показался молодой кореец. Он был совсем не похож на отца: небольшого роста, полноватый, с круглым, открытым лицом.

- Эрик! Это профессор Зелинский, новый зам по науке у Белотурова. Покажи ему совместную лабораторию. Я на на лекцию!