Л. Балашевич. Углубляясь в историю. ч. 21-я

 На снимке: Обед в ставке Маннергейма, 1942 год. Из архива адъютанта Бекмана.

     Аристократизм и интеллигентность Маннергейма, ровно как и его пунктуальность и любовь к порядку в полной мере проявились в том, как было организовано питание ближнего круга его помощников, в основном членов генштаба,  в военное время. Во время зимней войны их было 5 – 6 человек, во время войны-продолжения их число увеличилось вдвое. К столу эпизодически приглашались также приезжавшие по делам в ставку с фронта офицеры, посещавшие ставку президент, премьер-министр или министры правительства, а также высокие иностранные гости. Этим тоже частично объяснялась строгость обычаев и церемоний во время приёма пищи, которые соблюдались на протяжении обеих войн. 
   
     Пищу принимали в доме, где располагался  Калева-отель, в двух выделенных для этой цели комнатах. Сотрудники штаб-квартиры менее высокого ранга питались в других местах.  Еду готовили два повара, а два официанта накрывали и обслуживали стол. Один из них, Стенвалль, в 50-е годы опубликовал свои воспоминания, благодаря чему многие детали ритуала приёма пищи и стали достоянием истории. Финляндия традиционно удовлетворяла свои потребности в продовольствии за счёт импорта, но в условия полыхавшей в Европе войны импорт рухнул, и с едой в стране была беда, что было заметно и за столом у маршала. К столу иногда подавали мясо убитых лосей или такое, о чем никто раньше не слышал, например, мясо бурой лисицы. Чтобы хоть частично удовлетворить потребность в витаминах, картошку варили и подавали к столу в кожуре. Наиболее частыми  блюдами были мясной бифштекс, но чаще более доступная местная рыба - голец, окунь или лосось на гриле, но никогда не подавалась щука, которую маршал считал несъедобной. 
 
    Обеденный стол время от времени пополняли и присылаемые с оказией маршалу его зарубежными родственниками и многочисленными друзьями продовольственные передачи, которые шли на общий стол. Упомянутый выше  официант Стенвалль  писал в своей книге, что однажды Маннергейму кто-то из зарубежных поклонников прислал даже  большую коробку  устриц. Оба повара их раньше  в глаза не видели и не знали, что с ними делать. Маршал, к их изумлению, показал, как надо с ними обращаться – он раскрыл раковину устрицы и высосал содержимое с большим удовольствием. Иногда к столу попадали и трофейные продукты, такие как знакомые только служившему в России Маннергейму  гречневая каша или даже настоящая чёрная икра.
    На десерт иногда подавали сыры. Маршал любил рокфор местного производства, но во время войны его было трудно достать. Герман Линдквист писал в своей книге, что генерал Айро даже ворчал по этому поводу: «Теперь в этой стране действительно всего не хватает, если даже плесени не достать!». Обычными же десертами были  клубничный или  яблочный мусс, варенье, блинчики. Заграничные друзья иногда присылали виноград, ананасы, дыни. После еды в соседней комнате пили кофе. С натуральным кофе были большие проблемы, поэтому его подавали только маршалу и важным гостям, а остальные пили суррогатный. К кофе он любил шоколадный торт. Он вообще любил сладкое, особенно шоколад. Линдквист утверждал даже, что   сотрудники музея Маннергейма  обнаружили уже после его смерти хорошо спрятанный в его письменном столе завёрнутый в бумагу кусочек  шоколада. Если был праздничный день, к кофе подавали коньяк Hennessy VSOP, и тогда маршал позволял себе закурить сигару. Если импортных сигар не было, курил отечественные Strengbergin La Planta.

   За общий стол собирались дважды в течение суток. Первым в 12.30 был ланч (по-фински lounas). В мирное время в финских ресторанах ланч накрывается обычно в виде шведского стола с 11.00 и длится до 14 – 15 часов. Он, по сути, соответствует нашему российскому обеду. Второй приём пищи происходил в 19.30 и назывался обедом (по-фински p;iv;llinen), хотя в нашем понимании это был, конечно, ужин. Чтобы не было путаницы, мы будем дальше по тексту называть оба приёма пищи на финский манер – ланч и обед.
Маршал лично следил за тем, чтобы, несмотря на военное время, стол накрывался белой скатертью и сервировался в соответствии уровнем собрания – высшего органа управления войсками.   Маннергейм очень любил цветы, и в центре стола всегда стояла ваза с цветами. Местные жители знали эту его слабость и дарили к столу цветы из своих садов. Личный врач Маннергейма хорошо знал финские, шведские и латинские названия цветов и каждый раз комментировал новый букет.

     Обязательным элементом сервировки было меню на французском языке, правильность написания блюд в котором Маннергейм проверял лично.  Французским языком владели все офицеры этого круга, даже выходец из финско-говорящей семьи  Аксель Айро, который три года учился в высшей военной школе во Франции. Только если  гостем  был президент или премьер-министр, меню писалось на финском языке.
   
   Отсутствие за столом допускалось только с разрешения маршала и только  по уважительной причине. По этому поводу адъютант маршала Бекман вспоминал такой эпизод: «Однажды моя спутница жизни, на которой я женился в перерыве между двумя войнами, во время войны-продолжения приехала в Миккели, и я как начинающий адъютант, не вникший в правила, решил обедать вместе с ней.  Старший адъютант Грёнвалль мне потом рассказал, что, когда они пришли на ланч, Маннергейм сразу заметил, что меня нет, и спросил: «А где Бекман?» Грёнвалль ответил: «Госпожа Бекман приехала в Миккели и они кушают вместе». Мы принимали пищу в том же ресторане Калевала на третьем этаже, но с другой стороны дома. Маннергейм спросил: «Кто дал разрешение госпоже Бекман посетить штаб-квартиру?». Грёнвалль уже встал, чтобы позвать меня, но маршал его остановил: «Не надо за ним идти, а то госпожа Бекман подумает, что я невежлив». Это был мне хороший урок».

   Маннергейм и его помощники собирались в соседней комнате и  ровно в назначенное время занимали места по обе стороны длинного  стола в соответствии с чином – первым Маннергейм, последними -  адъютанты, которым были отведены места по обе стороны стола в его короткой части.   Места были расписаны заранее. Во время войны-продолжения напротив Маннергейма было место Эрика Хейнрихса, бывшего тогда начальником штаба. Часто за столом присутствовал какой-нибудь гость – офицер с фронта, министр или дипломат. Обед начинался со знакомства с меню, которое Маннергейм читал с помощью монокля. Очки он использовал только для работы в своём кабинете.      Еду маршалу подавали первым, если за столом не было важного гостя. Если таковой присутствовал, он жестом указывал официанту, что еду надо подать ему первому. Он никогда не начинал есть, пока пищу не подадут всем присутствующим, включая адъютантов.
     Языком общения за столом чаще всего был шведский или французский. Только в том случае, если в разговор вступал генерал Айро, который даже со шведско-язычными генералами принципиально говорил только по-фински или, если они его не понимали, использовал французский, маршал переходил на финский язык. Эрик Хейнрихс отмечал, что финский язык Маннергейма был в это время уже на хорошем уровне, но он не мог избежать небольших ошибок. Чем более уставшим он был, тем чаще допускал ошибки, и он мог легко заблудиться в джунглях многочисленных финских падежей.

    Маннергейм сидел в середине длинной стороны стола спиной к окну. Он направлял разговор за столом и следил, чтобы он был интересным и содержательным. Маршал очень ценил юмор и сам часто прибегал к шуткам, иногда с долей сарказма.  Он сам никогда не обсуждал за столом  служебные дела и не позволял это делать другим.  Создается впечатление, что время  приёма пищи  он рассматривал как своего рода психотерапию, призванную дать хотя бы кратковременный отдых от связанных с войной стрессовых ситуаций. Если случалось, что он в какой-то вечер был не в духе и неразговорчив, остальные тоже обменивались лишь отдельными фразами.  Адъютант Бекман рассказывал, что уже во время войны-продолжения  Маннергейм иногда начинал разговор с того, что смотрел на сидящего рядом начальника артиллерии Ненонена и спрашивал: «Ну, генерал, что нового сегодня в газетах?» Маннергейм знал, что Ненонен всегда внимательно изучает прессу, а тот  был рад рассказать последние новости. Так естественно начиналась беседа, и для неё находилось много тем. Охотно говорили об охоте и пребывании на природе, но о службе и о делах говорить было не принято.  Активно участвовал в беседе генерал Туомпо, выходец из просвещённой семьи, егерский офицер и писатель. Разговорчивым человеком был и Эрик Хейнрихс. Полковник Паасонен охотно рассказывал о Венгрии, его мать и жена были венгерками.  Самым молчаливым был генерал Айро. В нём как бы совмещались два человека: когда он сам был во главе какого-то стола, он был оживлён и разговорчив, но за столом в присутствии  маршала он был молчаливее всех.  Маннергейм любил пошутить, но не одобрял грубости и дерзости.  Если кто-то проявлял грубость, надменность за столом, он пододвигал к нему солонку. Его собственный юмор всегда был интеллектуальным, соответствующим обстоятельствам, иногда саркастичным и ироничным.
 
    Курить во время приёма пищи не было принято. Однажды  во время войны-продолжения приехавший в ставку немецкий генерал-майор  Ганс Шайдт закурил за столом  и спросил маршала, не возражает ли он, если кто-то закурит во время обеда. «Не знаю, никто не пробовал» - ответил со свойственной ему дипломатичностью маршал. Как уже упоминалось, закурить сигару он позволял себе только после кофе, и тогда можно было курить и присутствующим.
     Маннергейм вовсе не чурался алкоголя. Вокруг   его стиля выпивать  за обедом рюмку водки знал, пожалуй, каждый финн и с удовольствием об этом рассказывал, поскольку это очень импонировало  собственным пристрастиям  финнов и повышало авторитет маршала в народе.  Линдквист писал, что наиболее устойчивой была легенда о том,  что рюмка  наполнялась до краёв, и её надо было выпить, не расплескав. Если кому-то за столом это не удавалось, маршал отпускал по этому поводу добрую, но полную сарказма шутку. Эту традицию маршал якобы сохранил со времени службы в  русской армии, где по императорскому указу всем офицерам положена была одна бесплатная полная, равная для всех, рюмка водки, и она наполнялась поэтому по максимуму, до края, и это стало обычаем.   Маршал, как и другие обедавшие с ним офицеры, выпивали одну рюмку водки емкостью порядка 50 миллилитров во время ланча и две – во время обеда. По выходным дням к этому прибавлялась ещё рюмка коньяка, да ещё, как утверждал Бекман, перед отходом ко сну Маннергейм выпивал небольшую рюмочку шотландского виски. Он наливал только полрюмки  и добавлял содовую. Это было лечебным средством, рекомендованным немецким врачом, когда во время визита в Германию у него случилась почечная колика. Доктор рекомендовал выпить немножко виски также перед и после похода в сауну.

    В связи с дефицитом зерна в военное время водку в Финляндии делали из древесного спирта с соответствующими вкусовыми качествами, вернее, их отсутствием. В связи с этим старшему адъютанту маршала Грёнваллю было поручено найти способ улучшить вкус водки, и с этой задачей он успешно справился после недели экспериментов, улучшив вкус за счёт добавления определённой дозы вермута, и запах за счёт небольшого количества джина.
 
   Таким образом, в целом получается, что Маннергейм регулярно выпивал в день не менее гранёного стакана водки, оставаясь при этом в здравом уме и ясной памяти. Это плохая новость для трезвенников, учитывая особенно тот факт, что это не помешало маршалу прожить почти 84 года. Другим участвовавшим в совместных с маршалом обедах это тоже не очень повредило – его адъютант Бекман, например,  в возрасте 90 лет ещё во-всю раздавал интервью журналистам. Это  убедительно свидетельствует и о том, что полный отказ от алкоголя, лишив трезвенника связанных с приёмом алкоголя приятных ощущений, вовсе не гарантирует ему получения за этот счёт долгой жизни!

Источники:
1. Herman Lindqvist: Mannerheim – mies naamion takana. – Helsinki, 2017. – 495 s.
2. Juha B;ckman, Jarno Koivum;ki, Nikolai Marschan: Mannerheimin adjutantina. – Helsinki, 2011. – 167 s.