8

                (предыдущее http://proza.ru/2021/04/15/1935)


  Отставить страдания, полковник! Да-да, настоящий полковник… 
  Обращусь я лучше к счастливым дням того лета.
Выяснилось, что Танюшка приметила меня давно. Сарафанное радио работало исправно. Она знала обо мне почти всё.
- И, несмотря на это, ты хочешь иметь со мной дело? – искренне удивился я.
Она засмеялась.
- Я хочу не просто иметь с тобой дело, а быть с тобой всегда и везде.
Я только вздохнул на это. У меня на жизнь были иные планы, и ей в них места не предполагалось. К тому же, как назло, в это время ко мне и подкатили, вербуя в осведомители, те два типа, обещая сломать жизнь, если не соглашусь на них работать. А там мне отводилась роль соблазнителя.

  Я был приезжим, как и она.
За эти годы выросло поколение алис, не помнящих Союз, и для них нужно пояснить кое-что.
(Опускаю историю с сельчанами-колхозниками, которым только в 73-м, кажется, стали выдавать паспорта, что позволяло уехать, куда хотелось. До того удрать из села этим советским крепостным можно было, как правило, в двух случаях: если заболел и лёг в больницу (куда не принимали без паспорта), и не вернуться в село после армии.
Был ещё вариант с учёбой).

  Провинциалы стремились в крупные города, как и сейчас, ибо там была перспектива карьеры, лучшая работа, значительно больше возможностей, другое качество жизни (снабжение), короче, иная судьба, чем у предков. Но в этих центрах вожделения периферийной молодёжи, как не резиновых, было ограничение на проживание – лимит. Молодёжь могла там оставаться, поступая в средние и высшие учебные заведения – на время учёбы. После их ждало распределение в ту же тьмутаракань, из которой прибыли, а то и в бОльшую. Поэтому на старших курсах, особенно, вузов (где учились девушки постарше), начиналась охота на местных парней, достигавшая апогея на последнем курсе. Тут уже готовы были выйти замуж (и выходили) ради прописки за кого угодно, в каком угодно состоянии, лишь бы на нём были штаны. Фиктивные браки стоили очень дорого и мало у кого из провинциалок были такие деньги.

  Гастарбайтеров тогда заменяли те же приезжие лимитчики, которые шли работать в места и на специальности, не востребованные местными, где платили мало, а труд был грязен и тяжёл. На стройки, на вредные работы, в жилищную сферу… Они получали место в общежитии или комнату от работы, которую например, у них не отбирали, если они проработали в той системе 10 лет, после чего могли уйти трудиться в другое место.

  Повторю: мы с Таней были приезжими, и если она явно готова была ехать со мной хоть за тридевять земель, то я собирался остаться в этом нелюбимом мной городе. Любой ценой.
Но как было это ей сказать… как, когда не видя её полдня, я места себе не находил, не мог сосредоточиться, всё валилось из рук? А когда видел – у меня внутри, словно всё пело и расцветало, губы сами собой растягивались в блаженную дурацкую улыбку, хоть завязочки туда пришивай, и куда-то пропадали слова.
Она это видела и чувствовала, отвечая тем же.
Боже, как мы были счастливы…

  Перед Ромой я ощущал себя несколько неудобно. Он тогда проводил Нину до общаги, где она сказала:
- Не надейся, Ром… Они удрали от нас.
- Думаешь? – он посмотрел со слабой надеждой.
- Уверена.
Опечаленный, он возвращался домой. В городе с этими мыслями, одному, ему было оставаться невыносимо, и он уехал на дачу к родителям.
Это облегчило мне на время задачу – не смотреть ему в глаза до осени. 

  Не знаю, чем бы и когда у нас с Таней кончилось, если бы не случилась её беременность.
Нет, я предохранялся, как все в те времена, «резиновым изделием №2».
(Изделием №1 был противогаз, если кто не знает, в связи с чем сразу вспоминался анекдот про залетевшую от заглянувшего к ней геолога чукчанку, которой, предохраняясь, тот набрасывал на лицо ватник).
Кто из девчонок добыл эти таблетки (и не дёшево), я так и не понял, но Таня предложила, что будет предохраняться сама. А я, дурак, даже порадовался. Знаете же все эти скабрезные шуточки про то, что розу следует нюхать не через стекло?
Не скажу, что она обрадовалась задержке. Я сразу не понял, чего вдруг погрустнела. Сказала, что ясно будет через несколько дней.

  Когда «стало ясно», то погрустнел и я.
- Танёчек, давай, сядем, поговорим.
В моей живопырке и посидеть-то толком негде было. Устроились на самодельной тахте, опершись на стену.
Она молчала.
- Таблетки… - сказал я.
Она кивнула.
- Я виновата.
- Да я не о том. Надо думать, что делать.
- Рожать, - просто сказала она.
- Ты шутишь?
- Нет. Я была у гинеколога. Первый аборт лишит меня способности иметь детей.
Я лишь головой потряс.
- Слушай. Пока срок маленький – есть другой способ. Девчонки пьют какую-то дрянь, сидя в горячей ванне. И всё.
- Это не всегда срабатывает, я спрашивала. А на ребёнке потом может плохо отразиться. И что ты ему после скажешь, коль уродом родится?
Её «что ты ему после скажешь» меня резануло. Видно, она не допускала мысли о расставании. Держала меня за честного человека. А я не такой. Но когда тебя считают честным, то самому не так легко в том разубеждать.
- И как ты себе это представляешь? – спросил я, - Оставить учёбу… где жить и на какие деньги существовать?
- Я могу взять академку, когда придёт время рожать. Уеду к маме. С год побуду там. Если ты меня за это время не забудешь… увидимся.
Тут она всхлипнула и оказалась не в состоянии дальше говорить.
Пока она с каменным лицом излагала свой план, я поражался её выдержке и даже злился за это на неё, но теперь понял, чего это ей стоило. Чёрт, почему я отбил её у Ромы! Её судьба могла сложиться счастливо.
«Уеду к маме»… У неё нет отца. На что они там жить будут?
Но я хочу остаться в этом городе. Или… уже не хочу? Чего я ещё не хочу? Ребёнка. И не только потому, что он не ко времени, а потому, что он может пойти в меня, негодяя. Это передаётся. Мне-то передалось.
И в этот миг мне в голову пришёл сумасшедший план, как выкрутиться. Я сам ему удивился. Вряд ли это осуществимо… но попробовать нужно. Другого-то нет.
Я обнял её и сказал:
- Слушай, Тань… Не хотел тебе говорить, да и права не имею. Только намекну.
Она подняла на меня глаза в слезах.
- Меня, возможно… не знаю, как сказать… увезут.
- Ты с кем-то подрался? – испугался она.
- Нет, это другое. Нельзя говорить.
Она не понимала.
- Если это случится… потом поймёшь. Мне намекали, что я – в списке. А тут… Короче, постараюсь узнать на этих днях и тебе скажу: да или нет. Но если заберут, то надолго. Могу не вернуться.
Она по-прежнему ничего не понимала. Я сжалился над ней:
- Ты хоть новости слушаешь?
- Неа, - помотала она головой, - главная новость у меня… во мне…
Я вздохнул.
- Тогда тебе говорить бесполезно. Не стану тянуть, пойду узнаю.

  Надо говорить, что я отправился на встречу с куратором? Там я заявил, что готов служить, идти на курсы, в училище, прямо в Афганистан, куда сочтут необходимым. Если я им нужен, то считаю своим долгом заявить, что покину институт, пусть хоть выгоняют меня из ЖЭКа и комнаты, но здесь я не останусь. Объяснять отказался наотрез, но настаивал на том, что хочу принести пользу. В противном случае всё равно отсюда свинчу. 
Помучившись со мной, куратор сказал мне подождать, а сам куда-то ушёл. Наводит справки? Сейчас узнает истинную причину и прогонит. У них, конечно, есть и другие осведомители, доложат.

  Его не было долго, а вернулся он в прекрасном настроении.
- Ах ты, кобель, - смеясь, сказал он, - заделал девке ребёнка и драпануть хочешь?
- У вас хорошо поставлена информация, - чётко выговаривая слова, произнёс я. К этому моменту я твёрдо решил, что в случае неудачи – утоплюсь. Несчастный случай или пусть думают, что угодно, только не то, что на самом деле.
Он, видно, прочёл это в моих глазах, потому что перестал смеяться.
- Ээ, не дури… Есть вариант. Слушай!
Уезжать оказалось скоро.

  Второй частью моего плана был… Рома.
Я встретил его и предложил поговорить.
- Ром, она сама попросила. Прости… Можешь мне дать по морде, я не отвечу.
Он только махнул рукой.
- У меня к тебе вопрос. Ты ещё любишь её?
Он вскинул на меня глаза, думая, не ослышался ли?
- Ты правильно услышал.
- Люблю.
- Можно устроить, что вы будете счастливы вместе.
У него глаза округлились.
- Слушай сюда… - я понизил голос. Огляделся. Никого рядом.
- Меня вот-вот призовут. Не спрашивай куда. Новости же слушаешь? Афишировать это не надо. Только тебе. Могу не вернуться… живым. Я поговорю с Таней. Опекай её, а? Для себя. Я не вернусь. Ни о чём не спрашивай! Шансы нулевые. Но – надо. Меня для этого готовили.
- Скажи ещё что-нибудь…
Я помотал головой.
- Нельзя. Подписка. Ромка, обещай мне, что будешь счастлив… Она – хорошая.
- Это так неожиданно… Я не понимаю…
- Потом поймёшь. Да, напиши твой адрес и телефон для неё.
- Конечно.

  Теперь предстояло поговорить с Таней. Пока шёл домой, а было уже поздно, проигрывал варианты беседы. Ни один меня не устраивал полностью, но говорить нужно было. Эх, была-не была, сымпровизирую, если что, где-то многозначительно промолчу, пусть сама додумывает. Мне ведь, на самом деле, нельзя говорить, куда   еду.
  А она встретила меня радостная:
- Где ты был? Я подогрею ужин. Не кушала, ждала тебя.

  Я ел молча, время от времени поглядывая на неё, и к горлу подкатывался ком. Глотать не мог.
Но говорить пришлось.
Врать оказалось гораздо труднее, чем, наверно, топиться. Но я взял себя в руки, сказав себе, что создаю её счастье с Ромой. Неважно, что они пока не понимают этого. Я не достоин такой девушки, а он сделает её счастливой. Или я ничего не понимаю в людях.
К концу разговора она рыдала навзрыд, я сам глотал слёзы.

  Когда пришёл день прощания, и я сдал ключи в жилконтору, с Ромой отвёз её вещи в общагу, то… Нет, лучше не вспоминать. В общем, они остались на перроне, а я уехал.

  Меня не было в том городе долго, а потом всё-таки туда попал. Навёл справки о Роме и его семейном положении. Женат, жену звали Татьяной… Сын. Имя моё, отчество: Романович.  Неужели мой?
Не стоило мешать им, ведь я сказал, что погибну. Пусть так и думают.
И уехал.

  Ещё воды утекло, и оказался здесь же. Органы громили, из них увольняли и увольнялись, потом опять реформировали… Было время, когда непонятно было, что делать. Писались бумажки, собирался материал, он посылался по инстанции, откуда возвращался с реляцией: «А кому это нужно?» Настроение было безнадёжное.
Люди уходили в банды, охрану, заводили фирмы и агентства, крышуя или грабя, занимаясь рейдерством… Сам не знаю, как уцелел тогда.
 
  Но вот жизнь как-то стала налаживаться, органы пришли к власти, нефть попёрла вверх, и у меня всё пошло неплохо. Я как бы служил, собирая дань с клиентов и уже защищая их – чаще всего – от своих же коллег рангом пониже, тоже искавших вотчины для кормления. 
Личная жизнь у меня не сложилась. Я женился ради карьеры на дуре и детей от неё точно не хотел. Формально мы были в браке, но жили порознь.
 Но мир тесен, и однажды я поехал получать свой куш с клиента. Там я появлялся в определённый день и час. Погода была на удивление хорошая, и я отправился туда на мотоцикле. Оделся соответствующе, ни дать, ни взять, байкер: в повязке, в коже,  сапогах, череп на футболке. Нарисовал себе даже старый страшный шрам через всё лицо, хотя никакого предчувствия не было. Выглядело – не отличишь от натурального. Я умел и любил гримироваться, как и играть в переодевания. В детстве и юности у меня практически не было смены одежды. 
Припарковав свой крутой, дорогущий «харлей», зашёл в бывший универсам. Знакомый человек уже высматривал меня. Я, не спеша, давая ему запомнить номер, оставил сумку в камере хранения, запер её и с тележкой отправился в зал. У них имелись дубликаты ключей. Главное было, ему не перепутать ячейку. Купив пива и заплатив на кассе, я забрал сумку, а когда переправлял в неё упаковку, нащупал увесистый пакет в закрытом внутреннем отделении.
В прекрасном настроении я вышел на улицу и услышал, как сзади окликает по имени мужской голос. Никто меня не должен был узнать. Но незнакомец догнал и дотронулся до моего плеча. Резко обернувшись и инстинктивно выставив вперёд левую, чтоб удержать его на дистанции, попытался узнать незнакомого мужчину. Нет… этого не может быть…неужели?.. Но как он узнал меня в таком виде?
- Я тоже своим глазам не поверил, - радостно говорил он тем временем, - Столько лет…
Ещё было не поздно сказать ему чужим голосом, что обознался и уйти, но что-то во мне дрогнуло, и я сказал:
- Рома…
- Он самый. А тебя не узнать. Ну и отделали же тебя! Но всё же выжил…
- Как ты меня узнал?
- Не могу сказать. Словно что-то толкнуло изнутри. Я ведь надеялся, что ты не погиб. Несколько раз обознался за эти годы. Окликал не тех. По фигуре похожих.
Я смотрел на него, узнавая и не узнавая. Годы взяли своё. Но над входом висели камеры, и лучше было это место покинуть.
Мы пошли к моему «харлею», который произвёл на него впечатление. 
- Ты теперь байкер?
- Нет, - усмехнулся я, представляя, как в этот момент должно было жутко исказиться моё лицо со шрамом, начинавшимся на лбу и шедшим через глаз и губу. Накладывая грим, я строил рожи перед зеркалом, интересуясь: какое впечатление это производит. Я не ошибся: Роман вздрогнул.
- Байкерское – это маскировка.
- Аа… - протянул он, явно не понимая, но не решаясь спросить.
Я подумал, что некогда являлся для него кумиром в своём роде. Будучи несравненно лучше меня, Роман думал наоборот, и мне приходилось ему подыгрывать.
- Можем заехать в заведение… посидим, погутарим. Я плачу.
Он покачал головой.
- Хотели с женой сегодня вечером в кино сходить. Нельзя пить… ей не понравится.
Хорошо, что я фактически свободен, подумалось. Ни от кого не зависишь. Как в той песне? «Полковника никто не ждёт, полковнику никто не пишет…»
- Давай прокатимся до парка, там поболтаем. После довезу, куда скажешь.
Он взглянул на часы и махнул рукой:
- Давай!
Я поместил его пакеты с продуктами в багажник, и мы покатили.

 
                (продолжение http://proza.ru/2021/04/17/543)