Остров Хачин... Селигер... 007 с продолжением

                ОСТРОВ  ХАЧИН… СЕЛИГЕР…
(007)

  (ИЗ  СЕРИИ: 
«ПСИХОДЕЛИЧЕСКОЕ  КРАЕВЕДЕНИЕ»)…                               

«Здесь вам не Кант!..»
мелом, на будке охранника…


ПУСТЫНЯ  ШАМО,
МОНГОЛЬСКАЯ  НАРОДНАЯ 
РЕСПУБЛИКА…

1.

- Оно, Мишка, что в землю зарываться, что сигать через забор. Понятия Верх-Низ установлены явно при всеобщем попустительстве. Один решил, остальные, молча, последовали примеру.
- Получается, мы сейчас лезем на небо? Это как же так, Назарыч? Зачем тогда и Коперника жгли? Пускай бы дальше проповедовал... И Галелео!
Нора досталась извилистая, сумрачная. Без уюта и берегов.


СОВЕТСКАЯ  РОССИЯ,
  ПРИГОРОДЫ,     СЕНЬКА-ВЕДУН…
1.
 
Гарантии на все сто не давала и «Тамерланова сыпь», а уж этим заклятьем Рузани Аль-б Хорезм гонял ифритов, что тараканов на свету.
- «Льюис»! – крикнул подбежавший Гаврилов, без дела выстрелил вверх. – В хлеву они, и на чердаке. Упакованы, сволочи. Вооружены.
Местные: Семёнов, Ономастов, Филимонов и сам начальник отдела – подкрадывались огородами. Приданный чекистам взвод красноармейцев вёл беспорядочный огонь, свободно подавляемый пулемётами. Бойцы попались свежего призыва, необстрелянные, первой ступени посвящения.
- Гранатой бы сюда!
- Остынь, Мишка. Весь дом разнесём. Ты представь себе, что в тебя палят не взрослые мужи, но антропоморфное совпадение событий. Станет легче. Проблема переместится в необязательный философский трёп – отраду буржуазии…
Однозначно, Коромыщенко был не прост.
- Проблема сверху-снизу, Мишка, идёт из арсенала суфражисток, но никак не сотрудников ОГПУ.
- Назарыч. – не согласился Гаврилов. – Ты когда трезвый – хоть и не подходи к тебе. «Льюис» – вот он. Не сам-в-себе вещь, согласно Канту, но… А, может, и сам-в-себе…
Наверху грузно топали, поминая вбогодушуматерь, и звенели стреляными гильзами.
- Сюда бы акына Айгырова. Этот бы сразу. А мы… Маузеры… Карабины с оптикой.
- Религия, как говорил товарищ Ницше – удел обиженных… Ты ещё красного ламу приплети.
- Довжиева? Чур меня!

2.

Дом обнимало холодное марево. Поток дрогнувших струй преломлял Суть, заявляя вместо убежища не то катакомбы ранних огнепоклонников, тех самых, что славили Круг и Чёрный Квадрат, не то надворные постройки Великого князя Тверского... Финские доты периода Зимней войны (будущей)… Кладбищенские склепы староверов Сапожниковых… Устремлённые в ноосферу архитектоны кубиста Малевича, арестованного на два месяца (и которого скоро выпустят, без извинений).
Ведун, пренебрегая целостностью вселенной, пытался спрятаться Во Вне, простодушно не подозревая, что с Пространством и Временем шутки плохи...
- Семён Терракотович! – воззвал Коромыщенко.
- Таких не держим! – орали с чердака. – По масти давай!
- Сенька! – жиганской мовой Коромыщенко не владел, и не видел в том проблемы. – Грабли в небо, и на выход. Запалим хату – сам удавишься!
- Были до вас такие!.. Кожаные!..
Коромыщекнко не обиделся и начертал пальцем на доске руну «Ыжма». Руна побагровела, переменила форму и сделалась чёрной – и перестала быть… С ведовством Власть Советов водилась накоротке, ибо через него к власти и пришла. Так думали многие. Так было на самом деле.
В мезонине заперхали густым басом и уронили что-то тяжёлое.
Вдогонку простонародной «Ыжме» Коромыщенко выписал княжескую «Усть». Наверху бегали толпой, и вопили в голос. Амбразура мезонина пускала зелёный дым без огня – признак герметического присутствия Ордена.
- Воистину – центр Мiра! – восхитились чекисты. – Кармические качели. Как не вспомнить профессора!
Ревели голоса, непохожие на человеческие. Раздавался треск кровельного железа – листы жести комкались бумагой. Сквозь разодранную в досках щель кто-то выбрался на скат и шлёпал по железу босыми пятками. Завывая и всхлипывая.
Бродил самым краем.
Пулемёт стих.
Вдоль дороги в канавах залегли новобранцы РККА. Патронов комендантскому взводу выдали под обрез, и потому стреляли редко. 
Кружили над прогоном чёрные чайки – признак близкой ментальной бури. Рыжий кот, оседлавший вертикаль забора, щурился на мятые тела красногвардейцев.
- Петров, Ананьев! Зеленчук! – надсаживал глотку взводный.
Бойцы нехотя поднимались из грязи, ползли на карачках и прятались за кустами сирени…
Не то Зеленчук, не то увалень Ананьев подловил плечом вражеский посыл, закричал и вывалился в канаву, в самую жижу. Загребая лопатами рук, поплёлся вдоль водостока, по пояс в густой тине, спасаясь от стрельбы за бардаком опилок, навоза и дров.
- Руку! Руку перевяжи! – блажил красный командир. Боец не слышал.
- О, Зверь! – кричали из осаждённого дома. Кричали громко, на пределе сил. – Зверь, приди!
На крики никто не шёл. Улица вымерла. Соседи Ведуна, дальние и ближние, кто в уме и в памяти, попрятались в погреба. Скотина – и та не подавала голоса. Не мычала, не квакала.
- Ну что, Серёга, банзай! – Коромыщенко вогнал в маузер свежую обойму и смотрел вверх. Вёдро. Осадков нет... Конёк крыши – пустой.
- Банзай, Назарыч! Коммунизм победит!

 
ЗАП. ОБЛ.,
ВЕЛИКОЛУКСКИЙ ОКРУГ,
ОСТАШКОВСКИЙ Р-Н…
 
1.

Гнездовье олгой-хорхоя разворошил сынишка толмача, Васька Айгыров. Раскопал Васька нору под вечер, после ужина, и кинул вниз рукав бараньего тулупа. Известное дело, червяки не переносят овчины на дух…
Сейчас по следам визжащего сорванца шевелилась гусеница размером с вагон. Похожая и на вагон тоже. Десятки глаз-фонарей, основная и задняя пасть – двери, и тамбур кондуктора – костяная площадка-нарост, дающая основание полагать, что некогда Тварью управляли наездники. Каковые наездники из себя видом, профессор Сиротов описать затруднялся. Но явно были они не в образе двуногих, и не какими-нибудь мудрёными сгустками квантов...
- Это не олгой-хорхой. Это ыыркэ. – сказал Жордал. Командир и его отряд пили жирный чай и не отвлекались по мелочам. – Маленький он для олгой-хорхоя. Тот на расстоянии бъёт... А ыыркэ не страшный. Шуганёт, и обратно... Он землю ест…

2.

- Ыыркэ… – ухмыльнулся Коромыщенко. – Іванку, Іванку, з того боку ярку, з того боку ярку…
- Распелся! – морщился Гаврилов. – Ты ж не хохол, Назарыч. У тебя дед бурят. Или прадед.
- Дед. – Коромыщенко не обиделся. Был он постарше и умнее. – И не бурят… Лучше скажи, ходил вчера ночью на кино.
- На «Броненосец»? Ходил. С Лялькой Сапожниковой. Так себе. Про Пинкертона лучше. Хотя местами пробирает.
Сапожникова-младшая приглянулась чекистам ещё в Набережном саду. Но тогда приятелей держала служба.
- По-существу, Гаврилов, ты – неандерталец. Мир хаоса – борьба неопределённостей – пугает тебя до коликов, в то время как родоплеменная статика, обычаи, которым по тысяче лет, делает жизнь предсказуемой и комфортной… А гражданин Пинкертон, исходя из кинолент, душа, родственная тебе во всех отношениях. Поступки его предопределены, разговоры – привычны. Финал каждой новой серии просчитывается на раз….
- Назарыч, ну чистый Фрейд! – восхищался напарник. – Старина Бехтерев отдыхает, а уж он в мозгах разбирался – ого!
Кричали скороговоркой сороки. Шумел лес.
- Ты смотри! – приподнялся возница в телеге. – Гражданин, стой! Стоять, говорю!.. Руки покажи!

3.
 
…На Остров сотрудников переправляли рыбаки. Беззлобного вида парни – числом двое – пахли тиной и свежим костром. Руки и спины – бугры мышц. Шея у каждого – в обхват… Провести среди гражданских лиц разъяснительную работу не получилось. На все разговоры о кулацком элементе, о Поддубках и ГОЭЛРО пролетарии мерёж и сетей недоверчиво хмыкали и отворачивали лица.
- Темнят, Назарыч! – ерепенился Мишка, лёгкий на бузу. – Знают что-то, и молчат! Все они здесь такие!
- А как ты хотел? Пограничье… – Коромыщенко жевал вяленую плотву – угостили – и примерял к перевозчикам действующие статьи УК. Закон молчал, но это не значит, что нет на автохтонтов управы. – Народ дикий, политически незрелый. Даже из нашей конторы товарищи… Сам видел...  Проведём работу, дай срок...
В общем и целом настроение было лихое. Хотелось говорить о добром, вечном. О судьбе и астрале. О Папюсе. О Сеньке Ведуне. Но про Ведуна следовало молчать.
Зеркало озера – ленивая ртуть – дробилась вёслами на плавные дольки отражений. Чёрные чайки, свидетели вчерашних дел, переместились на плёс. Голосили, махали крылами. Или это были другие Предвестники. Глашатаи иных событий.
Здесь и там рябили по воде круги.
- Судак ходит – кивнул со знанием дела  гость.
- Судак? – удивились гребцы. – Навки женихаются. Икру пора давать.
Гаврилов не нашёлся с ответом и приуныл.
Вынулся из воды щучий хвост. Матёрая особь. Показалось ли – нет, не хвост это, но стройная женская ножка. В чулке. Приглушённый девичий смех стелился по плёсу из края в край. Всё к одному.
- Случай недавно был... – начал вдруг Евстафий – тот, что повыше, с изъеденным оспой лицом. В определённые моменты казалось, что по самые глаза покрыт Евстафий крупной рыбной чешуёй. Коромыщенко жмурился, отгоняя морок. Впрочем, рыбья составляющя сотрудника ОГПУ не пугала.
- Паром у Неклюда сдох... Неклюды паромом правят. – пояснил гостям рыбак. – Тысячу лет. Из рода в род... Стоят на плёсе – ни назад, ни до Острова. Канат обвис… Полный трюм Заплативших, да на палубе рыл четыреста... Шум, недовольство. Понятное дело – спешат. Главное – день на обед, зенит… Всё вокруг Изменяется, того и гляди – Несинхрон…
- Остынь, фефёла. Не мозоль столичным уши. – одёрнул напарника его товарищ, краснощёкий безусый крепыш в кацавейке поверх рубахи, в жарких, простёганных ватой портках и в коротких валенках. Вопреки солнцу крепыш не потел, но ёжился, как на морозе, пуская изо рта пар.
Чекисты переглянулись.
- Натуральная контра. – шепнул одними губами Гаврилов. – Сенька Ведун в забродниках... Вяжем?
        4.

Неклюдами в Городе называли матросскую команду, променявшую буйство жизни и радость смерти на служение Парому. Волей случая, или намеренно все они носили имя Неклюд. Лишённые возраста и пола, имеющие острые профили и впалую грудь и похожие на уродливых чаек, паромщики исправно доставляли Заплативших по месту назначения.
Чем жили Неклюды вне службы – история тёмная. Столовались Неклюды обособлено. Женихались – если такое применительно к ним, не на виду.
Внятных сведений не имело даже ОГПУ.
- Неклюды неклюдам рознь. – туманно ронял товарищ Евстафия. – Одни – так себе. Поддергайчики. А вторых надо бояться! Большую силу имеют. В голове... Тому уроком – Комариная Плешь... Но Заплативших им не одолеть. Заплативший... Его Прочий Мир зовёт... Неклюдам в Мире том – пекло.
Паром у Неклюдов тёсан был едва ли не из единого бревна. Отца всех брёвен... Не Паром, но утопический ковчег! И канат невероятной толщины и упругости. Из звериных жил. Зверей таких миллионы лет не встречали люди, и сама память о них давно выветрилась. Разве что с самого Низа твари, из Пекельного Дола. Горынычи осьмиголовые.
Бытовала версия, что дальним концом трос занайтован за Центр Мiра – Валдайскую Жердь, и что работа Парома повторяет движение Светила, когда оно гуляет по небу. Догадка спорная. Здесь, на берегу, у припаромка, трос крепили на гигантский кнехт в виде кольца. Не того ли кольца, за которое Архимед мечтал перевернуть Землю?
«Печаль Неклюда в ларце. Ларец – во дворце. Дворец – во дворе. Двор – на Горе. Гора поперёк Валдая. Валдай видать из Катая»…
Остров, куда направлялся Паром, и остров Хачин, самый лесистый на озере, являясь одинаково пунктом прибытия и для сотрудников из Москвы, и для неклюдовской клиентуры, существенно различались.
В чём состоит разница, Коромыщенко пообещал себе выяснить в последующий заход.
...Густая рослая треста преградила лодочникам путь. Неприязненно выказала в стене себя щель – причалить рыбацкой посудине – и стояла теперь по бокам. Полнилась в глубине ломких зарослей голосами, ворчанием, всхлипами. Кого-то били в камышах, насиловали, резали по живому... Невидимая, невиданная жизнь.
- Эта... Аккуратней, что ли. – попрощались гребцы. – Всякое тут... Обратно ежли – всенепременно зовите нас.
- Да как вас выцепить-то? – изумился Гаврилов, перехватил лямку пулемёта свободной рукой. – Вилами по воде писать?
- Придумаете, как. Жить захочете – придумаете...

5.

Бор, прозрачный и звонкий, манил поваляться во мху, отгоняя стрекоз и мух, наблюдая перед лицом бездонный колодец неба. Предлагал возвыситься до Абсолюта, зазвенеть строфами… «Облака плывут, облака… В дальний край плывут, на Валдай…», или «Товарищ Бокий, вы большой учёный, в языкознанье знаете вы толк…»
- Времени у нас до вечера. Ноги в руки! – поправив котомку с документами и печатью, Коромыщенко сдвинул кобуру на живот и зашагал по тропинке наверх.
- Так точно, герр Назарыч. – рапортовал сотрудник-два. – Мигом до кустиков – и в бой. С того берега терпел. Обожди… Лопну сейчас...


ЗАП. ОБЛ.,
ВЕЛИКОЛУКСКИЙ ОКРУГ,
ОСТАШКОВСКИЙ Р-Н…

1.

Гужевой транспорт брали на Острове, на месте. В земледельческой коммуне. Косые взгляды членов правления списали на счёт аномально знойного лета. Овсы горят...


ПОЧТОВЫЙ  ЯЩИК  «УУРГА – 14»…
 
1.

- Товарищи. – голос Аганесяна был высок и нервозен. – Товарищи. Прошу всех сохранять спокойствие. Специалисты разберутся… Уже работают.
История продолжалась второй день. Пропала бригада бурильщиков. Не вышла на связь. До обеда с ночи никто и не чухнулся: мало ли, песчаная буря, атмосферное электричество. Олгой-хорхой объективизировал рацию как половозрелую самку. (Код – триста восемь). Выправили грамматические ошибки и подклеили донесение в журнал.
Выждав полные сутки, дежурный по штабу встревожился, вытер платком вспотевший лоб и приказал назначить виновных, и привлечь саботажников к ответу.
Социальные институты Уурги гарантировали работникам, их жёнам и детям стол, свет, сон, общественно полезный труд и талоны на кипячёное молоко (за вредность). Эти же структуры заботились о психо-неврологическом здоровье приписанного к Уурге народонаселения. Заботились об отдыхе и культурном досуге.
Но за просчёты начальника кто-то должен отвечать.
И этот кто-то у нас ответит за всё!

2.

- Сергей Николаевич, что же вы! В летних туфлях – и по горам. Идите, переобуйтесь. И поскорее.
Небесной братии – вертолётам, аэростатам – работы сегодня не предвиделось. Вроде бы и небо – прозрачно-бездонное. И ветер умеренный. Осадков не ожидается... Но каждый понимал: Синяя Луна…
Ввиду необъятности окружающей Уургу территории, на поиски бурильщиков подняли всё население города, за исключением младенцев, дневальных и лежачих больных.
БТР крупно вздрагивал, рычал двигателем и целился в небо трубой огнемёта.
- Иванов, Салимов? На месте? Поехали…
Броневик взревел, окутался выхлопами бензина и покатил в унылую степь. Некоторое врёмя следом колесила боевая машина десанта. Наконец, отстала. Направилась в собственный заданный квадрат.
…Пропахав двадцать вёрст суглинка и валунов, машина выскочила на оперативный простор. Высокогорное плато, ровное как стол. Чахлые пучки травы и полнейшее неприсутствие человека советского.
Одиночные юрты и верблюжьи горбы оставляли без внимания. Пустая трата времени и сил.
Над головой стояло сиреневое небо. БТР проектировали открытого типа. Броня по бортам кузова и на кабине… Летели по небу огромные птицы, жадные до мяса, крови и костей. Таким что человек, что суслик, что овца...
- «Облака плывут, облака… В дальний край плывут, на Валдай…» – скучал у стрелковой турели Павличенко, наблюдая унылость окрестного бытия.
В облаках, вставала мифическая гора Кайле – Центр Мiра, Мать Уурга... Гномон Вселенной.
- Валдайская жердь!
Транспортёр мотало из стороны в сторону. Дорога в прямом её понимании на высокогорье отсутствовала. Пески и урановая пыль. В кузове было тесно, тряско, но весело. Лаборанты и хозвзвод затеяли игру в города. Щипали слабый пол… Десяток автоматов и ПП усиливали толкотню и смех. Направления, чреватые встречей с вероятным противником, взяла на себя армия. Гражданских отослали подальше от границы. Оружие, однако, выдали. Стрелять в Уурге умели все. Огневая подготовка для сотрудников Ящика считалась обязательной.
- А что это за чёрные валуны? – спросила кто-то из девочек. Кажется, Лиза Сайликова, «наша доблестная связь». – Каменные пальцы великана?.
БТР поравнялась с огромным перстом, указующим в глубины космоса. Тень от камня – густая, осязаемая – превосходила оригинал в десятки раз и убегала далеко в степь.
- Менгир. – пояснили связистке. – Культовый знак древнего народа... Не монголов.
- Отчего же не монголов? – заспорили в грузовике. – И кто вам такое сказал.
- Общеизвестно!.. Народец чъонь. Ведуны, знатоки Тёмного Мира и тэдэ... Мёртвые города – откуда они?
- До социализма не доросли, оттого и вымерли!.. По твоему, «мохнатые люди» профессора Сиротова и есть те самые Перволюди? Остатки Великого народа Пустыни?.. Лиза, не слушайте вы его. Сёма неадекватен!.. Семён – влюблён!
Машину тряхнуло. Проснулся в кабине сержант Серёга, пейоративная личность. Завёл не то алы-верды, не то просто по-матушке.

3.

Должностные лица обсуждали выступление товарища из Москвы. Сошлись на мнении, что махатма-махатмой, но бомбу Сахарова никто не отменял. Не то сейчас время – бороться за мир.
Здесь и там приходилось объезжать глубокие неровные борозды.
- Олгой-хорхой!
- Да будет вам. Обыкновенный ыыркэ… Бойцы! – стукнули кулаком в броню. – Огнемёт заряжен?
- Полный фарш! – успокоил водила. – Жахнет, мало не покажется. Вдрызг…
Станковые пулемёты Горюнова – модифицированные СПМБ-7,62, исходя из ситуации, заменили огнемётами. Не каждую пустынную тварь положишь пулей. Но огонь – это полная сакральность. Это больше, чем смерть…
- Говорят, олгой-хорхоя можно усмирить мантрическим способом.
- Каким? – удивились в броневике.
- Мантрическим... С помощью мантр. Молитвами.
- Вы, батенька, совсем программу Партии попутали. Ленина на вас нет…
- Лев Израэлевич, ну подтвердите!
- Зря смеётесь. – откликнулся академик Бишн. Лев Израэлевич Бишн, руководитель лаборатории прикладной аберративности, отдавший пятнадцать лет лагерям (вышел по амнистии), не боялся в Урге никого и ничего.
- Господа! Нам ли спорить о сансаре, когда рядом Бездна. Родная, привычная. Полный антипод Центра Мiра. И в этом ключе отметим, что понятие Центр Земли и Центр Мiра не тождественны. Центр Земли известен, статичен и описан горою научных трудов. Что, конечно, не Истина. Но мысль, повторённая тысячекратно, становится фактом. А с фактами приходится считаться… Концепция Коперника-Галилно – гелиоцентризм – научных подтверждений не нашла. Хотя вселенная и представляет собою идеальный шар, собственно Земля плоская. Как бы Парменид Эгейский не убеждал нас в обратном..
Горизонталь Шамо вторила реабилитированному академику.
- Несостоятельной оказалась и теория Ньютона о всемирном тяготении, основанная на вращении Земли. Но сколько копий за неё было поломано. Сколько ниспровергнуто великих умов… Другое дело Центр Мiра, Гномон Вселенной. Лет двадцать тому назад столкнулся я с одним любопытным феноменом.  Остров… Местность там водянистая: болота, ручьи, родники… И озеро. Огромно, красивое. Серегернъ… На озере несколько островов, и самый крупный из них – Он. Запамятовал название… Ходил на Остров паром. Ископаемое корыто, раритет. Скрипучий и грозный. Да… Странный служил на пароме контингент. Совсем не боялся советской власти. И только Заплатившие могли ступить на палубу.
- Дальше. Дальше. – торопили весёлые лаборанты. – Лев Израэлевич, ближе к сути…
- Остров…– задумался академик. – Заплатившие… Паром… И всё-таки не убереглись. Стреножили нас. Впаяли срока.
БТР рявкнул двигателем, и встал. Оседала позади броневика пыль. Что творилось впереди – из-за трубы огнемёта не видать.
- Тушите свет! – блажил из кабины водила. – Остановка конечная – Бездна!.. Добазарились, капец!

ПУСТЫНЯ  ШАМО,
МОНГОЛЬСКАЯ  НАРОДНАЯ 
РЕСПУБЛИКА…
1.

 Монголы в заброшенный город не пошли. Низ-зя сегодня! Никак низ-зя! Откликнулись только свои, русские. Из боевого охранения и аспиранты.
- Вот тебе и победивший социализм.
На картах город обозначен не был. Монгольские карты (тех районов, где не ступала нога Пржевальского и Кононова) грешили «белыми пятнами». Но здесь, наоборот, на месте селения стоял знак «Оом», что, как рассказал хубилган, соответствовало понятию Место Пустоты, Пустота как Суть…
- Пустота… Не;быть… ОНА. Очень, очень нехорошо. – морщился хубилган. – Прямо-таки – плохо!
Город окружали оплывшие валы и в несколько рядов окопы: запутанные ходы, усохшая гнилая опалубка. Здесь и там краснели полоски ржавчины – забытое хозяевами снаряжение сопрело в холода. 
- Не олгой-хорхой копал.  – сообщил Гаврилов. – И не Ы-ырке. Люди. Бестолочь какая-то. Оружие побросали, и ушли...
Расставив по периметру дозор – посёлок оказался меньше, чем выглядел издалека, народа хватило с запасом – чекисты отодвинули деревянный грубый щит и нырнули в ближайшее жильё. Округлое низкое строение без окон и трубы. Приусадебных построек поблизости не наблюдалось. Отхожего места или какой похожей будки – тоже. Только вылизанное ветром пространство.
Убранство хижины – самое спартанское. У входа – очаг, сейчас безжизненный. Над очагом дырка в небо. И ни мебели, ни посуды. Пустые глиняные стены. Выпрямиться во весь рост невозможно. Ляжешь на пол – окажешься ногами в огне…
- Мир хижинам, война дворцам!.. Да тут и бабу не заборешь.
- Выясним, Мишка, что у них за девахи. Может, на четырёх лапах… В углу пошевели.
Под грудой окаменевшего тряпья (единственный след человека разумного) открылся лаз. Узкий, но пролезть можно. Даже в портупее.
Коромыщенко посветил вниз. Дна не нашёл, но не расстроился. Монгольская быль – она такая. Ни дна, ни покрышки. Глаза боятся, руки делают, поскольку верить глазам в Шамо – распоследний вариант.
Гаврилов распутал моток бечевы, закрепил один конец на карабин и положил карабин снаружи. Поперёк входа. Подёргал – держится плотно.
- Сдаётся мне, такие дыры в каждом доме. – тискался Коромыщенко в лаз. – Не наверху они жили. Не наверху.
- Понятное дело. Семилапые...
- Сплюнь три раза.
Гаврилов сплюнул. Знали сотрудники немало. Навидались всякого, и приметам доверяли. Глянув в разверзлый зев, на исчезающую в темноте макушку Коромыщенко, Гаврилов охнул, подтянул живот – увлекался Мишка гирями и борьбой, имел выпуклый пресс – и скользнул за товарищем вниз.
- Тот, кто слишком часто заглядывает в дыры, рискует сам сделаться Дырой.
- Дыра Мирозданья – установленный факт. – донеслось из под земли, глухо и мёртво. – Догоняй…
Звякнул о порог карабин. Бечева натянулась… и ослабла.

2.

 Ход копался не извилисто, и не прямо. Так, чтобы беглецы могли отсидеться за поворотом, оборониться, но и не плутать впотьмах, спотыкаясь носами, как слепые кроты. Изредка, по правую – левую сторону, встречались округлые ниши. Глубиною до локтя. Да разок сотрудники наткнулись на занавесь из сопревшей циновки. Плетёнка укрывала пустой квадрат стены.
- Как думаешь, Александр Назарович, технологическая эволюция неизбежна? Танки, электричество, водопровод – приведут ли они к появлению Нового Человека?
Гаврилов пыхтел где-то позади, и слышимость была не аховая.
- Биоэволюция на спаде. Ждать от неё прорыва смешно!.. Но, представь, Назарыч – паровые манипуляторы, вживлённые в организм, и сильнее рук во сто крат. Электрические мозги, дающие шанс любому стать в один ряд с гениями… Глаз-алмаз…
- Дома новы, но предрассудки стары!.. Как ни изгаляйся, Миша, как ни улучшай породу, а человек навсегда останется животным. Манипуляторы – это внешнее, наносное. Хотя бы первичность материализма и непререкаема… Осторожно, поворот… Наоборот, имеет место быть технологическая контрэволюция. Уповая на дирижабли и танки, на электрический мозг и «лучи смерти», человечество глупеет, звереет, теряя даже те немногие знания и свойства души, которые удалось накопить, бегая с дубиной по лесам… И это не самый актуальный сейчас вопрос.
Местами лаз радовал просторами, и можно было встать во весь рост, потянуться, правя позвонки, и сделать несколько вольготных шагов.
...И снова в позу эмбриона... Ползущего эмбриона... Эмбриона, жаждущего знать правду.
Остро пахло землёй. Фонари сгущали тьму, призывая к жизни нескладные танцы теней. Выставляя напоказ огрехи убогой шахты…. Уклоняясь влево, и снова влево, и ещё раз, Коромыщенко приготовился было вернуться к началу пути. Но нет. Лаз понижался, хотя и очень полого и незаметно, ведя на другие уровни в обход пяти основных чувств.
- На Кольском выступе пробовали нечто. Ползали вверх-вниз, от ног отстали. Третий уровень... пятый... Восьмой... Лав-озеро. Детишки у них страшненькие. В мать. А приглядеться – вроде и ничего. Весёлые. Ползают. У каждого десяток отцов – грудное дитё считается общим. Пока не вырастет. А там оно выбирает родителей само... Гаврилов, у тебя с детьми как?.. Не хнычь, Мишка. Приделаем себе восемь рук, восемь ног – паро-электрических – да по две запасных головы на брата. И чтоб с мозгами кочны – когда собственного толку нема! Была бы Родина счастливой!.. А детей сообразим. Знаем, в какую топку угля сыпать…
Повернули направо.
- Так вот. Наделано у чуди ходов – не приведи Партия! К отбою наломаешься, кусок в горло не лезет. Без спирта и не жили. Кончился спирт – стали у этих брать. Гадость редкая, воняет, но пропустить можно. Меняли вино на безделушки: патроны, пуговицы, медяки...
- Выпить да пожрать, Назарыч. Велика ль печаль! – пыхтел товарищ-два, скоблил локтями пол. – А смысл жизни?
- Смысл жизни, Мишка, чтобы сидеть дома и нянчить внуков. Книги читать умные – о смысле жизни... И чтобы мир кругом и наша власть. И чтобы Ленин жив.
- А Нынешний?
- Ты не в курсе? Хотя да, молод ещё...
Временами казалось, что подкоп и есть тот самый Светлый Путь –  чаяния и судьба советского народа... Наваждение уходило, процеживаясь сквозь мозг, и Светлый Путь становился тоннелем, в конце которого свет. Свет слепил глаза изнутри, проецируя на срез пластов сцены степного быта простых монголов.
Немое кино.
- Существует три степени тишины. – говорил на это Коромыщенко. – Тебе, Мишка, это пока ни к чему. Ты ещё живой...
- Александр Назарович, а каково оно – быть мертвяком, небытью?
- Термин «нЕбыть» восходит к состоянию НЕ-бытия, продукту яркому и многогранному: от конкретного отсутствия здесь и сейчас (духовного отсутствия, физического), до небытия-Абсолюта. В нашей конторе считается, что смерть не более, чем одна из ипостасей небытия-отсутствия, и не самая примечательная…
Разговоры о Тётке не согревали. Явь оставалась серой. Низинами – чуть сыроватой. 
Тянуло холодом.
Сквозняки?


ПУСТЫНЯ  ШАМО,
МОНГОЛЬСКАЯ  НАРОДНАЯ 
РЕСПУБЛИКА…

1.

…Окаменевшая глина. Тупик. Подсвечивая себе фонариком, огэпэушник обстукал каждый сантиметр преградившей путь стены.
- Не то обвал, не то с той стороны заделано. Не пойму смысла?
Левая рука, на неё Коромыщенко опирался всем весом, промялась вдруг в пустоту. Щека упала на песок. Клацнули зубы. Поддавшийся участок пола сделался обширнее, осыпался воронкою на сажень… на две… далее. Не успев помянуть Вождя и Коминтерн, чекисты ухнули вниз.
Падали недолго. Яма оказалась мелкая – ниже человеческого роста, по грудь, и была завалена костями и разной ерундой. Сабли, кинжалы… Панцири, мятые тела которых призывали Нежить. Наручи и поножи, опалённые кислотой, словно надкусанные дикой древней Силой. Раскатанные в блин шишаки. Блёклые зерцала…
Гаврилов хотел было примерить секиру по руке, передумал. 
- Странный материал.
- Какой-нибудь менделевий. – отмахнулся старший товарищ. – Его ещё не открыли, но скоро откроют. Или метеоритное железо. В пустыне полно метеоритов. Слабеет Небо. Роняет…
Когда-то давно захорон густо накрыли жердями и прикопали жерди землёй. Но, по прошествии веков…
…Пять существ. Именно столько черепов неровной грядой венчали край захоронения. Черепа лежали отдельно от тел, сами по себе. Два огромных бочонка, поросших буграми и выемками и три головы поменьше, почти человеческие. Месиво ребер и позвонков перечёркивало надежду разобраться в категориях рук, ног и лап. Возможно – хвостов, гребешков и крыльев. Хорошенько выпучив глаза, возможно было заметить на костях следы хрящей и жил. Суставы усохли, сделавшись пылью. Остались затейливые бороздки.
- Кто они? – спросил Гаврилов, усмирённый обилием Истин
- Люди. – ответил брат по оружию. – Ведрусы, например. История ариев глубока в обе стороны… Как там у тебя? Технологическая сингулярность?
- Техноэволюция… Сингулярность, Назарыч, это когда арифмометры обретут сознание и устроят путч. Наподобие Мюнхенского.
- Сурово… Не бзди, Гаврилов, люди жили много раз. Потом вымирали. Потом снова появлялись. Хомосы вечны, а Шамо – одна из наших прародин…И пускай хвосты не вводят тебя в заблуждение. Главное в человеке – мозг (эволюция пролетарского сознания незыблема во все времена)... И душа, коли мы открыли её существование.
- Заметил, на какую сторону в окопах бруствер? Сюда, в Город… Лагерь здесь был, концентрационный. Как в Польше… – Гаврилов разгрёб ногой кости, осветил фонарём поблекшую сталь. – И сабли, смотри: «Людота коваль»… Наши, русские… И не совсем пленные. Когда сильно было надо – посылали славян в бой. С батькой Батыем Торжок брать… Не то сами они выбирались, тихой сапой. Отсюда в избушке подземный ход, и потому ход заделали извне… Получается, не байками кормил нас дед, Мурза Булатович… Бегство в Тень – искусство Великих. Не ожидал от старика... Не ожидал… Короче, Назарыч, поглядели, пощупали – добре…

2.

Карабин, прилаженный поперёк входа, оказался пустым. Незримые ловкие пальцы выщелкали обойму до последнего патрона.
- Убью! – крикнул невидимкам Гаврилов, наматывая шнур на приклад. 
- Оставь, Мишка. Монгольская сыпь слов не понимает.
- Поймёт.
Дорога из Мёртвой Чаши показалась  чекистам длиною в полжизни. По песку – и пятнадцать минут в гору. Против сквозного ветра, несущего не прохладу, но копоть и жар. Такая погода в пустыне не редкость.
…Дозор встретил «пластунов» с откровенной радостью. 
- Живые? – гудел анархист с механическим уклоном, наглаживая пыльный ус.
- Без коммунизма жизни нет. – горюнился Мишка. – Живые, Архипыч… пока…
3.

- Мёртвый Город… – Николай Яковлевич кинул в огонь брикет кизяка. – Ерунду говорите, товарищ, не сочтите за обиду. В этих местах испокон лет копают Живое Серебро. Не добывают, но копают… ищут. И Город – не монгольские Соловки, но древнее становище старателей… Или, если легенда об армии Империи Тан хотя бы на часть правда, Город мог быть военным лагерем. Всё-таки армия в триста тысяч солдат, загнанная в пустыню на поиски не знаю чего... А вы в курсе, что именно здесь, в наших местах находился Истинный Север. Хубилгана слушали внимательно?.. А Истинный Север – это не просто сакральный пуп, гномон Космоса, но геологическая аномалия позднего Кембрия, о которой ещё революционер Кропоткин информировал царский режим. Заявляя о наличие у поверхности земли некоего астрального металла. Имя тому металлу – Живое Серебро!
- Толстовец и бесогон, профессор наш. – штопал гимнастёрку Неверующий Фома – Мишка.
- Не горячись. – осадил Коромыщенко бойца. – Мы-то знаем… Видели.
  Из речей Сиротова не понимал чекист ничего, но одобрительно кивал. Соглашался. 
- Кроме того, сейчас убывающая фаза Синей Луны. Монголы в такие ночи сидят тихонько по своим юртам, варят чай и за порог ни ногой. Опасаются… Помнят… Ибо в свете Синей Луны случается всякое. А уж обыкновенные мороки – не стоит о них и говорить.


КОЛЬСКИЙ  ПОЛУОСТРОВ,
ПОСЁЛОК  СААМОВ…
1.

«…Сияние Северное есть свет, исходящий из подземной пустоты, которая тоже Мiр, токмо подземный. Со своей Природою и Светилом... Деревья, трава, реки... Порождения эфира – облака... Всё, как у нас.
Расхождение в одном: ночами не видно звёзд...»
Ломоносов М.В., архив Госхран...
2.

Потерянный, украденный, расколотый на куски Сейдпахк-камень появлялся снова и снова. Встречали его в самых разных местах, но обязательно рядом с глубокой пещерой, подземным лазом...
Болото... Дремучий ельник... Сейд-озеро... Лав-озеро... Скалы...
Рядом ход в саамскую Агарту.
Чудь белая...
3.

«...День подземный короткий. Ночи тёплые... Сырости нет.
Идёшь вниз по реке – следи за течением. Сейчас направление одно... Ан, зазевался – в другую сторону вода. Встречь!
С чем это связано, пока не выяснил... Да, не работает компас – шкиперская ореховая трубка. Крутится, бестолочь, колесом. Крайне занимательно.
И люди...»
Ломоносов М.В., архив Госхран...
4.

Тяжела судьба лопаря. Синяя Луна... Северное сияние. Болота кругом. Ещё и народец нарисовался. Подземный... Рыбы требует. Оленей… Жён требует...
Войной грозит.
Спасает одно: Большой Брат любит тебя, заботится о тебе. Комиссию пришлёт... Учёных понагонит... Солдаты придут. Много солдат... С пулемётами. В шапках. Штыки наперевес.
Подземный люд воевать умеет. Привык… но против пулемёта и умелому не устоять.
Пугается чудь. Обратно прячется.
Те, кто успел.
5.

- Хромая судьба, Александр Назарович. Хромая... А сейчас давайте чайку!
Работник ведомственного архива Самсыгин снял с «буржуйки» ворчащий чайник и залил кипятком травяной сбор: солдатский котелок, доверху полный ягод, листьев, мха и стружки мухоморов.
- Исключительно  полезно здоровью. Тем и живы... Нет, если какое подозрение... Организм... Тогда, пожалуйте. Кофе. Утренний помол...
Поселковый торгаш, осколок царизма и большой приятель архивариуса, переиначил лабаз в «Райпотребсоюза-5» и взвинтил и без того немалые цены. Что странно – в накладе не остался. Подсобка и амбар о двух этажах завалены мягкой рухлядью.
Но кофе у мироеда замечательный. Стопудовая контрабанда... Арабский... Доставлен тайно под флагом Королевы.
И тростниковый сахар. Тоже нелегал.
- Так что у нас по Лав-озеру?
- Слухи, Александр Назарович, не более... Дорога в болотах... Старик-Гора... Пещеры, в которые хода нет – состояние дикого ужаса... охватывает на подходе… Суеверия, слухи... Да, чудь белая существует. Торгуем помаленьку... Ломоносова помнят, подземные баталии (предок Пушкина участвовал)... Но чтобы наши танки под землёю провести или конницу – этого нет... Что? Вода Которая Течёт?
Агенты докладывали: Самсыгин – жучара ещё тот. Пережил красный террор, гражданскую (в Лапландии бои шли особенно ожесточенные: перекрёстье имперских амбиций и ментальных струн). Работал с Барченко и Кайдановским. Теперь, вот, заведует архивом, но есть подозрения...
На полуострове работало несколько разведок: немцы, Англия, Северные Штаты, набирающая силы советская резидентура... Топтались плотно, приглядывая друг за другом. Сэр Артур Конан Дойл лично интересовался обморочными видениями лопарей, ради чего несколько раз посетил Россию и встречался с Нынешним.
Разговорами остались довольны оба.
- Наслышаны, как же. – остро пахло распаренными грибами. – Пять состояний: вода, пар, лёд, Вечный Лёд и Вода Которая Течёт... Только Вода – это не у нас. Вот, смотрите (пейте кофе, пейте, пока горячий)... Читаем: Валдай, Остров, Селигер... Поумнее нас с вами люди ходили. Валдай... Северо-Запад? Туда вам надо, туда… А на небо сегодня внимания не обращайте. Синяя Луна никак не является небесным телом (в твёрдом астрономическом смысле), но тяготеет к астрологии… Лакмусовая бумажка, отмечающая прорехи Мироздания…

6.

 …Имеются сведения, что экспедиция профессора Болотова поставленную задачу выполнила. Документы засекретили, профессора закрыли. Аспирантов раскидали по будущим шарашкам, а Коромыщенко Александру Назаровичу вверили свежий фронт работ.
Туркменистан. Отряд специального назначения имени Фрунзе.
Басмачи, пекло, смерть...


 ПОЧТОВЫЙ  ЯЩИК  «УУРГА – 14»…
 
1.
 
«…Жаркий, текучий и белый, как снег.
Злости, гордыни поблизости нет –
Первый металл. А на три, через два,
Бура насадку свернули сперва.
Нефти алкали – Вселенную зрим.
Края над Бездной достиг пилигрим.
Споры оставь. Убеждать – эка честь,
Тех, кто не верит, что Истина есть...»
 
- Сергей Николаевич, письмо вам. Краеведы из Вологды. По вашим семейным делам.
Ну да, ну да. Люди в погонах бдят. Перлюстрация почты в Уурге-14 обязательна. 
Письмо пришло на адрес ленинградской квартиры. А уже из Питера соседка по коммуналке, тётя Ася, переслала письмо в Ящик. До востребования.
«Уважаемый Сергей Николаевич. Наш краеведческий клуб «Знание»...»
Писали вологодские краеведы. Изучая в походах родные просторы, набрели ребята на заброшенную зону. В свете осуждения партией культа личности школьники уронили ветхие врата, посбивали замки и принялись изучать историю СССР в натуральную величину. 
Лагерь оказался времён антантовской интервенции. Натаскали туристы из бараков хлама: заточки, ватники, астролябии, пенсне... Разломавши трухлявые перегородки, вынули из-под обломков десяток толстых тетрадей, сшитых по две. С желтыми ломкими страницами...
Mysteri;se Notizb;cher энтузиасты клуба «Знание» обещались прислать в следующий раз. А пока интересовались, точно ли инженер глубинного бурения Павличенко (лагерный номер 68), автор упрятанных в тайник записей, родственник товарищу Павличенко С.Н...
Из конверта выпал рукописный листок, наклеенный на отрез ватмана. Павличенко вздрогнул. Дядя, его почерк, исковерканный болезнью рук и недостатком освещения.
Бумагу плотным строем покрывали значки. Фамильная тайнопись, разработанная, согласно семейным преданиям, прапрадедом-генералом, героем обороны Севастополя. Закорючки, точки, палочки. Псевдошумерская, как звали её Павличенко, клинопись. 
- Вот уж «первачи» головы поломали. Ничего, ещё придут, спросят.  В тетрадях поскребут.
В конце каждой смены рабочие записи сотрудников лаборатории изымались. Первый отдел перелистывал протоколы испытаний, вникал в пометки на полях, в неряшливость и вольнодумство черновиков, и пломбировал мысли бумажной лентой. Утром тетради выдавались обратно. 

«...Здесь не в почёт произвола закон.
(Рёв за оградой – Герхона-дракон).
Здесь, где холмится еловая твердь,
Небо  пронзает Валдайская жердь.
Дерево жизни – нордический миф.
Горы Рипейские, арии, гриф...
Всё собралось у границ Бытия.
Все собрались. Уезжаю лишь я...
Тверская губ., д. Поддубки – лагерь № 224-40…»

- Селигер… Я и не помню толком... Блокада… Всадники в блистающих кирасах... Эвакуация. Баржа. Вагоны. Снова баржа, только древняя какая-то. Деревянная... Костяная?.. И прямо по курсу Остров. И Поддубки... Хутор – не хутор. Колхоз – не колхоз. Дядька Ветлович, старостов кум... На моё счастье, родители перемогли и голод, и мороз. Выжили… Толяну Зябину повезло куда меньше. Маринке Кнышевой, Севе... Близнецам Циммерманам... А потом – дома, в Ленинграде, дикое языческое посвящение. Я не хотел. Хамил, плакал. Но куда ребёнку против семьи... И тётя Ася Сапожникова. Мать с отцом слушались соседку во всём. Следы целовали её: «спасительница наша»… Отец тётю Асю боготворил. И как ведунью, и как женщину… Вот, аукнулось.
Павличенко кинул взгляд в окно. Прогретые за день солнцем, до самого горизонта лежали ленивые, скучные пески. Сурки да змеи – весь животный мир, да мифический червяк-людоед... И люди в рубахах цвета хаки….
- «Олгой-хорхой ночами бродит, герхон валдайских сводный брат». – пришло на ум. – Живое серебро… Что с Валдая взять? Истинный Север, Край Света... Наши-то на кой ляд бурмашины по пустыне гоняют? Урановые рудники под колпаком. Что ещё надо?..
…Весёлые пропотевшие бурильщики заявлялись в городок раз в две-три недели. Командами по десять человек и обязательно в сопровождении ребят в штатском.
Приезжие ходили в баню, шумели в закусочной-рюмочной, задирали юбки хохотушкам из обслуги и отбывали обратно в пески, седлая крытые брезентом армейские тягачи. О том, что искали в пустыне эти дочерна загорелые парни, можно  было только гадать.
Охрану разведчиков недр несли боевые винтокрылые птицы и бронемашины с красными звёздами на бортах.
- Скажи-ка, дядя, ведь недаром... – загрустил физик-ядерщик, – Масон ты был, масон ты и остался. – и  пошёл за коньяком.

2.

....... дырку в глине,
Затупили свёрла.
А из глины вместо нефти
Золото попёрло. *

Согласно нашумевшему трактату Бартоломео Диаса**, алхимика, астролога и знатока белой магии, Земля-Вселенная зиждется на трёх «китах». На трёх подпорках-каркасах. Каркасы эти ведомы: живое серебро, оливион и адамант – и у каждого работа своя. Живое серебро, отец всех металлов, текучее, без единой унции примесей, залегает к поверхности ближе всего и придаёт Земле плодовитость и благородство. Растения и камни, звери и люди содержат в себе частицы этого «живого» металла. Не будь серебра, на Земле прекратилась бы всяческая разумная жизнь и жизнь вообще.
Следующий – оливион, «металл равновесия». Обладая магнетизмом, притягивает и не даёт сорваться с предопределённых мест звёздам, солнцу и всему колпаку неба. Благодаря оливиону живое серебро не протекает на поверхность сквозь любую щель, хотя и могло бы.
Но самый важный из каркасов пояс третий. Адамант. Металл блестящий, упругий и невообразимо крепкий.  Именно опираясь на него, Земля и сохраняет привычную для всех для нас форму перевёрнутого блюда. И ни нутряной земли жар, ни тяжесть её, ни другие события не могут адамант поколебать.

Продразвёрстка …..
На телеге с дышлом.
Золотой ручей искала –
Ни ..... не вышло!

Осенью 1918 года идеи средневекового схоласта подтвердились.

3

Указом председателя Реввоенсовета Льва Троцкого в дремучих лесах Тверской губернии закладывается сверхглубокая скважина. Цель скважины – добыча нефти. Бронетехника и авиация республики остро нуждались в топливе. Нефтеносное Закавказье погрязло в партийных склоках и в этнических чистках.
В августе 1918 года инженера Илью Петровича Павличенко, ведущего специалиста царской России, вызывают в КЕПС (Комиссию по изучению естественных производительных сил России), где Павличенко выписывают мандат-распоряжение на проведение работ. Полномочия неограниченные. В помощь инженеру придают старательскую артель Кузьмы Симеонова и взвод боевого охранения. Отсыпают из казны денег. Обеспечивают информационное прикрытие...
Согласно первым отчётам, дела у нефтяников спорятся. Однако через два месяца скважину в спешном порядке консервируют. Документы и оборудование уничтожаются. Инженера, рабочих, охрану (всего сто восемьдесят шесть человек) вывозят с Валдая и помещают в спецлагерь 224-40. Дальнейшая судьба спецлагеря и заключённых неизвестна. 

Продналоги нипочём!
Комиссары – выкуся!
Золотишко бьёт ключом
За селом, на выпасе…

 В пику официальной немоте слухи о Серебряном Поясе всё же просачиваются в народ, трансформируясь в сознании обывателя из алхимического понятия «живое серебро» в доступный образ жидкого золота. Свидетельством тому «кулацкие» частушки (.....нули дырку в глине...) и советская литература начала-середины 20-х годов. Рассказы Сергея Жарова «Золотой ручей», Василия Захарченкова «Купаться в золоте», Андрея Платонова «Город Градов»... Сатирическая повесть Аркадия Орликова «Смерть нэпмана Боброва»... Наконец, роман Алексея Толстова «Гиперболоид инженера Гарина» (первоначальный вариант «Золото инженера Гарина»). Нетрудно заметить, что все перечисленные авторы, так или иначе, в меру фантазии и таланта обыгрывают идею золота из трубы.

Нам не нужно ни ....:
Ни серпа, ни молота!
В огороде бьёт струя
Из червонцев-золота…

P.S. К 1940 году единственным из «золотой» когорты остаётся Алексей Толстой. Индульгенцией графу послужили два тома романа «Пётр Первый». («Гиперболоид...», перекроенный сюжетно и цензурой одобренный, в полное собрание сочинений писателя не вошёл).
-------------------------------------
*. Здесь и далее: «Кулацкие частушки», с/б «Антология частушек Северо-Запада», сост. А. В. Каинов, изд-во Комарова, Псков, 1928 г.
** Бартоломео Диас (1180-?гг.) – уроженец Италии, сын оружейника из Градары. Алхимик и звездочёт, врачеватель. Сторонник теории Плоской Земли. Основоположник понятия «торсионные поля». Наиболее известные работы учёного: «Два типа ворвани кита-элефантуса, Землю таскающего от сотворения мира и поныне», «Инфернальный носферату – восемь способов его распознавания и алхимическая с ним борьба» и самая нашумевшая – «Пояс Верности или три составляющих земной тверди» («Firmamentum zonam terrae aut tria»)…


ПРОДОЛЖЕНИЕ  СЛЕДУЕТ...  ПИШИТЕ... ВЫЛОЖУ ДАЛЬШЕ...