Так и живём

Н.Тертышный


Так и живём…

Пьеса в четырёх актах.


ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА



Автор - (вариант – голос за сценой)
Фёдор - 60-65лет, глава семьи, безработный пенсионер.
Татьяна - Никитична, того же возраста, его жена, подрабатывает дворником.
Елена - 30лет, их старшая дочь, на иждивении мужа, живут отдельно.
Андрей - 30-35лет, муж Елены, предприниматель.
Максим - 25лет, сын, работает докером, живёт в общежитии.
Людмила - 23года, младшая дочь, работает на судоремзаводе, живёт с родителями.
Серёга - 25-27лет, приятель Макса, живёт в общежитии.
Кудлатая голова - без имени, неопределённого возраста.
Он и она - средний возраст, врачи скорой помощи.













АКТ ПЕРВЫЙ

Городская квартира в хрущёвке. Мебель среднего достатка.

Автор. Я смотрю на достаток своим пониманием. В моей, как говорят, социальной среде небольшая репродукция, не картина, а именно репродукция, уже признак некоторого достатка, что уж говорить о другой атрибутике вещных излишеств, как то: изысканная мебель, серебро на кухне и т.п., о чём я только могу предполагать, тогда, как видеть это приходилось, может быть, только в кино.

Диван, избитый повседневной толкотнёй на нём, на стене тут же громкоговоритель местного радиовещания, напротив телевизор с обшарпанной облицовкой, плохо настроенное изображение ежеминутно корёжится множеством помех. Рядом у окна раздвижной стол, как образец унифицированной раскладывающейся мебели на все случаи жизни для маленьких квартир, где, общеизвестно, всегда толкается больше народу, чем в состоятельных хоромах.

Автор. Так устроен мир людей…. Наверно потому, что у бедности больше устремлённости ко всему, к многочисленности, например; ведь ей ещё предстоит трудный и не всегда проходимый путь к состоятельности, тогда как обратный путь совсем не требует ни устремлённости, ни потуг.

На подоконнике в старой эмалированной кастрюле ветвистый и роскошный куст алоэ, седой от пыли, словно только что завезён из знойного местечка какой-нибудь экзотической пустыни. Тут же какие-то баночки с пуговицами, маленькая пузатая маслёнка для хозяйственных надобностей. Например, для швейной машинки, громоздящейся здесь же на столе, подставив, льющемуся в окно утреннему свету, до лоска вытертые бока деревянного основания. Судя по этим бокам и поблёскивающим металлическим частям, этот старенький, ужасно грохочущий агрегат - необходимая и ничем не заменяемая вещь в интерьере комнаты. В углу колченогий видавший виды комод с тремя выдвижными ящиками и одной перекошенной дверцей сбоку - столь же многозначащий и работающий предмет. На полу обрывки ниток, обрезки, лоскутки ткани, какие-то бумажки, зацепившиеся на поверхности пыльного, невесть какого цвета синтетического ковра.

Автор. Судя по всему это, сравнительно с остальными, большое помещение носит название зала, хотя по назначению у него должно быть какое-то другое имя. Поскольку здесь работают, это должно бы называться мастерской, но поскольку здесь спят на диване, это могло бы называться опочивальней, но здесь же часто собираются явно много народу, значит, к помещению и прилипло этакое абстрактное, обыгранное нашим невежественным сознанием, понятие – зал. Оно сродни названиям автовокзал, железнодорожный зал ожидания, и в нём я усматриваю какую-то нотку беспощадной русской самоиронии, какую-то язвительность, издёвку. Но как бы там ни было, самое большое и людное помещение в наших квартирах названы почему-то залом, остальное мы называем спальнями, кухней, прихожей, туалетом и, если посчастливилось вдруг, один из закоулков называем кладовой. Я полагаю, последнее происходит от глагола «класть», «складывать» в смысле запасать, заготовлять, но это не имеет никакого отношения к кладовкам в наших квартирах, за исключением может быть того, что в них действительно складывается год от году старая обувь, несправные утюги, ненужная поистрепавшаяся одежда или какая-нибудь сломанная табуретка, тщетно ожидающая обещанный ремонт. Самое большое удобство в квартире то, что в зал попадаешь из любого помещения, хочешь ты этого или нет: из прихожей – в зал, из туалета – в зал, из спальни только в зал, а потом уже в туалет, из кухни обязательно в зал, но главное, в кладовку – только через зал. Это на полной серьёзности называется смежностью помещений, но, как и в самом слове «смежность», во всей этой тесноте много смешного…

В это время в зал из смежной спальни выходит в помятых брюках, в майке, босиком заспанный с седыми вихрами на голове Фёдор. Разглядывая себя в неудобное громоздящееся над комодом зеркало, смешно вытягивает небритый подбородок вперёд и строит сам себе гримасу. Громыхнула входная дверь, и тут же из прихожей показалось озабоченное усталое лицо жены Татьяны. Снимая платок, фуфайку, она косо поглядывает в сторону Фёдора.

Татьяна.(беззлобно) Встало, чудо!
Фёдор. Ладно, тебе… (мычит виновато, после чего шлёпает босыми ногами на кухню, где гремит ковшом и долго шумно льёт воду из крана).
Татьяна. Давай, давай, залей огонь, а то полыхнёт чего доброго…
Фёдор. Не полыхнёт, потушим как-нибудь… (доносится из кухни).

Татьяна, раздевшись, проходит следом, берётся за посуду, готовит завтрак. Фёдор, справив первую похмельную помощь, почёсывая волосатую седую грудь, возвращается в зал, садится к столу.

Татьяна. Умылся бы, дьявол! (доносится вслед из кухни).
Фёдор. Ладно, уж, чего там, …дай, оклемаюсь чуть... (пододвигает к себе швейную машину, прилаживается шить).
Татьяна. (Из кухни громко недовольно) Листьев намело во дворе…, еле управилась. Помог бы…!
Фёдор. А…, бес подери твои листья! Мне моей пенсии хватает…. Мало, так вот на машинке сварганю чего кому и… добавлю…
Татьяна. Тебе-то много ль надо – бутылку проглотил и сыт. Детей бы стыдился, рожа сивая! Каждый божий день жрёшь…. Когда только нальёшься? (говорит спокойно и безо всякой злобы, кажется, и говорит лишь для того, чтобы не молчать).
Фёдор. А что дети? Они сами по себе…, я сам по себе. Пусть зарабатывают, как все люди…. Подай ещё воды, пожалуйста? Палит шибко…, сил нет… (голос у него виновато-просящий и выдаёт его беспомощность).
Татьяна. (выносит кружку с водой) На, плесни в пекло…. У, чудо! (и это без тени озлобленности, только усталость в голосе).

Забирает кружку, возвращается на кухню. Фёдор, настроившись, ловко строчит, любовно управляясь одной рукой с отполированным маховиком, а другой, подавая под мелькающую иглу непослушную ворсистую ткань. По всему видно, работа ему не в тягость и люба.

Фёдор. Эх-хо-хо, мать ты моя… (обращается больше, наверно, к себе, чем к Татьяне). Одно-то я только и вынес к старости – это вот… умение шить, да… водку пить. Вишь складно как! А ты того не вберёшь… в бабий ум, что это, как нынче говорят, моё хобби…
Татьяна. И слово-то подобрал к дурости своей подходящее. Молчал бы…. Люди с этим самым хобби, может быть, по-людски живут, а ты…
Фёдор. А что люди…? Я сам себе тоже вроде человека кажусь. Они, может быть, от нечего делать себе увлечение отыскали, а я вот не сумел…. И когда искать-то было? Работать надо было, слесарить, хлеб, как говорится, добывать…. Ты, вот, сама хобби себе не из лучших к старости выбрала. Дворы мести – не ахти какое увлечение…
Татьяна. У меня дети. Смолоду и доныне…
Фёдор. Ха, дети! У меня те ж самые дети. Санька, вишь, зятёк будущий вчера навестил и… угостил.
Татьяна. Парня с панталыку сбиваешь и рад, ирод…. Он же из совести не перечил и потакал тебе.
Фёдор. Вот и я говорю – дети… (словно не слышит упрёков). Значит, уважает, ежели сто граммов для дружбы, так сказать, не забыл... (После некоторого молчания виновато умоляет) Ты бы, Тань, нашла опохмелиться, а? Шибко уж тяжко. Работать вот надо, а муторно…

Из дальней комнаты через прихожую показывается дочь Людмила. По-девичьи хрупкая, но строгая лицом и фигурой, безжалостно подправленной заметной беременностью.
 
Людмила. (Собирается уходить и обращается с укоризной к Фёдору) Болеешь, па?
Фёдор. (отрывается от работы, удивлённо поверх очков смотрит на дочь) О! Так ты дома? А я думал, что только мы с матерью дома…
Людмила. Всё, я пошла… (одевается в прихожей, поправляет перед зеркалом шапочку).

Из кухни выглянула Татьяна, прислонившись к косяку, вытирает о подол руки

Татьяна. (ласково) Я тебе к вечеру молочка припасу…
Людмила. Ладно, мам, на обед я в столовке поем. Отца опохмели, а то по всему видно, болеет….
Фёдор. Вот и я говорю, грех человека на погибель спроваживать. Мать, слышь, дочь тебе дело говорит…

Людмила чмокает мать в щёку, кивает на ходу Фёдору и уходит, простучав каблуками на лестничной площадке. Татьяна возвращается на кухню, звякает посудой, льёт из крана в раковину воду, хлопает дверцей холодильника. Фёдор строчит на машинке, но явно прислушивается к кухонным звукам. И не напрасно. Спустя какое-то время Татьяна молча подаёт ему на стол недопитую бутылку водки и чашку с квашеной капустой.

Фёдор. Вот это по-божески! Учти, мать, тебе это там… зачтётся. (многозначительно тычет пальцем в потолок). Только не гляди в рот-то…. Стыдно… (искренне смущается и спешит, опрокинув рюмку водки в рот, закусить).
Татьяна. Гляди-ка, застыдился… (забирает бутылку, рюмку, оставив подле швейной машины чашку с капустой).
Фёдор. Ну, вот и все дела… (облегчённо вздыхает, обтирая бороду ладонью, неприятно скрипит изрядной сивой щетиною). Чуть погодя, приведём себя в порядок и, как говорится, снова в строй.

Через минуту вновь стучит машинка. Татьяна молчит на кухне.

Фёдор. (принимается мурлыкать под нос) «вьётся дорога длинная, здравствуй земля целинная…». (Обрывается на полуслове и громко обращается к жене) Таня, слышь! Санёк-то, зятёк вчерашний не понравился мне. Смурной какой-то…. Да оно и понятно, на чужой приплод…, какая ж радость…?
Татьяна. Что мелешь-то с угару, идол…. Какой он тебе зятёк, просто знакомый Людмилы, зашёл проведать…
Фёдор. Ну и так ладно…. (ворчит) Эх, Людка, Людка, всыпать бы по первое число…, да поздно. Догулялась…(помолчав, продолжает уже о другом) Может быть мне с Андреем съездить в Славянку?
Татьяна. Тебя только там ещё и не встречали…. Забыл там чего?
Фёдор. Сон я плохой видел. Может что не так у Максима…. Надо бы повидать.
Татьяна. Ты спьяну сны хорошие хочешь смотреть? У тебя же там в твоём телецентре все уже алкоголики. Все сны кверху ногами показывают. Плохие сны видишь, и тому спасибо скажи. Гляди, и такие… откажутся показывать…. И ехать тебе незачем, Андрею и без тебя дел хватает. Стоит ли машину гонять…?
Фёдор. На то она и машина, чтобы ездить. Бензин я отработаю…. Думаю, зять не откажет…
Татьяна. Он-то может и не откажет, да ты сам совесть имей. У них своя семья, работа, и не такая как у тебя….
Фёдор. Тоже мне работа! Вроде пастуха – гляди, чтоб люди не разбрелись и все дела. Он шибко не переработает, не бойся…. Часа в три уже дома…. Это кто же его так рано отпускает?
Татьяна. Андрей сам начальник, ему, стало быть, видней, когда что делать….
Фёдор. Не знаю, как ему, а вот люди тоже видят…. Полетит он со своего начальства кубарем, помяни моё слово. Работать, мать моя, нужно для души, но только совсем не для себя. А у твоего…, впрочем, и у моего… зятя очень даже всё наоборот. Работает, вижу, без души, но только для себя….
Татьяна. Рюмка водки, как видно, пошла на пользу, если о душе заговорил. И не цепляй Елену с Андреем. Живут неплохо, всё как у людей, и квартира, и машина, и дети, дай Бог, пристроены…
Фёдор. Эх, мать моя, машина, квартира, дети…. Да в том ли жизнь? Мы с тобой и без машины вот век выжили. И я бы сказал, неплохо доживаем…
Татьяна. (выглядывает из кухни, качает головой и с иронией говорит) Эх, старый ты пенёк, то-то и оно, что выжили. Нынче люди по-другому живут, по другим правилам, тебе-то спьяну не понять….
Фёдор. Куда уж нам, понимать, конечно…! Но только скажу тебе, мать моя, правила у жизни всегда одни и…, между прочим, строгие правила. Нарушать их жизнь мало кому позволяет…
Татьяна. Тебе, например, она позволяет… (с сарказмом многозначительно растягивает последнее слово).
Фёдор. Я, мать моя, соблюдал в жизни все правила, а где случались исключения, так то сама жизнь делала их. Вот зятёк твой разлюбезный квартиру «оторвал» без очереди, в нарушение, так сказать, общих правил и тут нет никаких оправданий его прохиндейству.
Татьяна. Заслужил, вот и без очереди. Учился человек не зря, на должность выбился, теперь вот какое-никакое дело своё начинает…
Фёдор. Во, во, опять же – выбился, дело…! За какие такие шиши дело, либо налоги какие… не уплатили, либо работяг в своём кооперативе обьегоривают…. (некоторое время молчит) Я, вот, вспоминаю свою окопную науку…. Как ты знаешь, мы академиев не оканчивали…
Татьяна. Ну, понесло тебя! Молчал бы. Видать и впрямь оправился с опохмелки… (махнув рукой, уходит на кухню).

В дверь раздаётся скрипучий, временами захлёбывающийся, звонок.

Фёдор. (не оборачиваясь от шитья, кричит) Заходи, кто там! Открыто! (добавляет себе под нос) Должно Бог кого-то несёт…

Входит Андрей, среднего роста, ладно скроенный шатен, с хитрым прищуром красивых глаз.

Фёдор. (коротко глянув на него поверх очков, заканчивает свою мысль вслух) Нет, чёрт принёс…

Андрей не слышит это, и здоровается громко. Из кухни спешит показаться Татьяна.

Андрей. Здорово, батя! (подаёт Фёдору руку).
Фёдор. Ха! (чуть язвит) Об нём речь и он навстреч…, но это… про хорошего человека так говорится. (делает ударение на слове – хорошего).
Андрей (Татьяне) Папаша опять с угару? (и укоризненно уже Фёдору) Пора завязывать, батя!
Фёдор. Да я, мать ты моя, так завязан в сотню морских узлов, что и Богу, поди, не развязать. Тут, вот…, рассказываю матери, как однажды там… (неопределенно кивает головой) ну… в армии… когда-то… стащил я у Ваньки Захарова, моего приятеля закадычного, весь сахар из его вещмешка. Сначала взял кусочек, потом подумал, подумал и взял другой. Думаю, брать так уж оба, грех-то всё равно один будет. Я смальства до сладкого охоч был. Да и было мне тогда только-только восемнадцать…. Взял я, значит, этот сахар и… съел тут же, что душу томить…
Андрей. (недоумевает) А я-то причём здесь? Обо мне, кажется, говорили?
Фёдор. Экой, ты…! О тебе уж обговорено, теперь обо мне…. Съел я, значит, сахар, а сладкого и… не почувствовал. Стыд въелся в грудь горше хрена тёртого. Думаю, отдам Ваньке вместо сахару сигарет пару пачек. Курить-то я тогда только пробовал, но как-то не шло это дело мне…. Отдаю ему сигареты, он берёт, а взамен хлеб мне протягивает. Да ещё, говорит, назавтра сахар отдаст. Было, говорит, у него пара кусочков, да затерял где-то. Я морду ворочу от его глаз, а ему и невдомёк, что сахар я у него стянул. Ладно…, уж, говорю, …я и курить толком не умею, а тебе сгодится…. И до того стыдно мне стало, что на другой день… я тихонечко сахар вернул. Только после того стал замечать, что в моём мешке в тряпице, …где я чистые портянки держал, иной раз лишняя горбушка хлеба случается…(нахмурился, в глазах мигом показалась приметная темень, на желваках клоками взъерошилась щетина).
Андрей..(обращаясь к Татьяне, с иронией) Много вчера папаша хватил?
Татьяна. (виновато перебирая в руках передник, оправдывается) Да, вот, знакомый Людмилы вчера заходил, чуть посидели…
Андрей. Понятно. Санька всё ублажает, и сам помаленьку пристращается. А зря! (чувствуя, что разговор может обостриться, продолжает уже о своём) Я, собственно, к вам по делу – заберите, пожалуйста, из садика вечером Серёжку. Мы с Леной одно мероприятие наметили, одного… нужного человечка по городу покатать надо, то да сё…
Татьяна. (угождая, скороговоркой спешит согласиться) Заберу, заберу! Ух, дел-то, внука из садика забрать…. Нам старикам одна приятность – внуки…
Андрей. Ну, вот и лады! А попозже мы заскочим за ним (и уже собираясь уходить, для формы, чтобы как-то закруглить разговор, спрашивает у Фёдора) Я вот давно хочу услышать историю того, как вы сели за швейную машинку…?
Фёдор. (работает и рассуждает) Какая там история – так… случай…. Как между прочим, всегда в жизни…. Всё – случай…. Приход, уход…, удача, трагедия – всё случай. Стечение обстоятельств, как говорится…
Татьяна. (перебивает) Какие там обстоятельства…. Всё намного проще…. (Фёдору) Вспомни, когда тебя комиссовали подчистую, ты пришёл никакой…, контуженный…, одним словом. (Андрею) С него работник тогда был…, как…, плохой работник… был…. Зато женихаться сразу полез…, хоть и комиссованный…. Словом, куда ж его выгонишь? Научила я тогда его… этому…. И так случилось, сама вот не шью, а он… намастачился вовсю и сколь лет уже подрабатывает…
Фёдор. (улыбается) Ну…, может быть и не всё так было, как она рассказала, но… в принципе… можно принять за правду…
Андрей. (идет к выходу, но задерживается) Да…, а… что потом было с сахаром, батя…?
Фёдор. (резко и ловко останавливает рукой колесо машинки, обрывает нить и хмуро заканчивает рассказ) А что было…, ничего не было. Убило вскорости Ваньку…, (после небольшой паузы) Осколком… наповал в голову...

Тут же замолчал, отвернувшись в угол, где держал все свои заготовки для шитья. Андрей, почуяв неловкость, уходит, провожаемый тёщей до двери, что-то ещё говорит в прихожей. Но вскоре голос его смолкает. Возвращается Татьяна.

Татьяна. (поглядывая на склонившуюся спину мужа) Федя, ты есть будешь?
Фёдор. Вот это разговор! (наиграно радуется) Давай, мать моя, тащи снедь. Будем утолять жажду, так сказать, насущную, поскольку духовную уже немного утолили. Только ты не забудь и остатки там… в бутылке. Чего каплю беречь…

Татьяна приносит еду, Фёдор отодвигает в сторону «инструмент», допивает водку, ест, шумно хлебая из ложки.

Татьяна. Ты бы умылся, побрился. Ведь, на кого похож, а…?
Фёдор. Ладно, мать, не грязно работаем, чтобы мытьё разводить. С похмелья, вишь, сил пока нет…

Заканчивал завтрак чаем. Аккуратно отставил в сторону порожнюю посуду, сгрёб в ладонь крошки, отправил в рот.

Фёдор. (как бы продолжая незаконченный разговор с зятем) У него, вишь, и люди все человечки. Только одни нужные, а другие не очень…. Сам-то себя…, небось, нужным считает…
Татьяна. Ну, что ты на него взъелся. Своим умом живёт. И дай Бог…

Татьяна убрала со стола. Собирается уходить. В прихожей надевает пальто, повязала платок.

Татьяна.(задержалась) Схожу в магазин за хлебом…
Фёдор. (вновь прилаживаясь к шитью) Зайди к Петровне, пусть мужнины брюки забирает, скажи, что готовы…(и будто бы невзначай вспомнил о своём рассказе) А знаешь, мать, хлебушек-то мне неизвестно… кто подкладывал. Ваньку схоронили…, а горбушка нет-нет и объявится в мешке. Я уж кого только не подозревал. Да так и не угадал. Слышь… (повернулся к Татьяне) Месяца три спустя и меня снарядом… накрыло. Ничего не помню, тихо вдруг стало… и темно. Сколь времени прошло не помню. Очнулся, когда меня ворочать кто-то пробует…. Глаза открыл, вижу кроваво всё, а не слышу… и тела не чую. Сложили меня, как был в шинелишке на носилки, и утащили… подале от стрельбы…. Кто-то голову сбинтовал и… мешок мой… под бок тут же сунул. А вот кто… – убей, не помню…. Красно всё… и голосов не слышу…. Но кто-то из наших…, это уж точно…, иначе сидор мой тощий кто ещё знал. А в госпитале, как чуть оклемался… дня через три-четыре, в мешке нашёл хлеб… – два ломтя. Свой я хорошо помнил…, подцвёл уж за то время… пока меня волоком двигали. А вот другой… ломоть - не мой. Точно помню, тут никакой контузией не зашибёшь…. Так, что удивительно…, – кусок-то свежий…! Как так, думаю? Вижу, хлеб-то… чуть ни с одной буханки в один день старшина на всех делил. С моим куском один путь в одном мешке проделал, а свежий…. И цвель не взяла его. Вот…, так… и не разгаданная мной, задача…. Из дружбы, из сочувствия чистого… куском хлеба человек делился, оттого и плесень на него не села…. А курить я с тех пор так и не научился…, всегда… при случае… отдавал кому-нибудь…(замолчал, отвернулся, склонив седую голову к работе, и застрочил нарочито громко швейной машиной).

Татьяна, глянув в его виноватые плечи, молча вышла, потихоньку прикрывая за собой дверь.

Занавес



АКТ ВТОРОЙ

Автор. Квартира Андрея расположением комнат и закоулков совершенно не отличается от вышеописанной квартиры его тестя и тёщи. Так уж упрощённо сработал шутку свою с народом порыв к коммунизму (но я склонен подозревать, что и капиталистические порывы не далеко ушли в этом смысле…). Но, конечно же, заполняем мы такие унифицированные пространства своих жилищ каждый по-своему.

У Андрея мебель новая с шиком, но без вкуса и подобрана случайно, мимоходом, как говорится, не хуже, чем у людей…. В зале у стены новенькое, словно только-только из магазина пыльное пианино, вдоль другой стены большая мебельная «стенка», мерцающая зеркалами и посудой за стёклами лёгких дверец, одна половина «стенки» - книжный шкаф с жёлто-красно-серой мозаикой, явно недвижных , надолго оставленных без прикосновения, книг.
Татьяна с Фёдором в гостях у зятя. Одни в зале. Татьяна, вся подобравшись, присела, сложив руки на коленях, на краешек цветастого, совершенно не гармонирующего ни с чем здесь по цвету, большого дивана. Напротив большой телевизор. Фёдор в рубашке навыпуск с оголённым треугольником волосатой седой груди, нарочно кривляясь, расхаживает по квартире.

Татьяна.(ворчит на Фёдора) Ты бы поостыл, чёрт старый…
Фёдор. Так мы же не в парке культуры, а небось у дочери в гостях…. Глянь, мать моя, рожа-то, рожа какая…! (разглядывает среди книг статуэтку маленького негритёнка) Такое во сне привидится, не только мать свою припоминать станешь…(стучит ногтем указательного пальца по лакированной головёнке) Тю! Да она же безо всякого содержания! (показывает статуэтку жене) Пустой, говорю, папуас…
Татьяна. (шикает на него) Посидел бы чуть, не шуми (ей неловко за мальчишеские выходки мужа).
Фёдор. (ставит негритёнка на место и кривляется ещё больше) Фу, дура баба! Ты что на именины пришла? (перебирает книги) А литературка-то не в ходу…. Должно быть неинтересные книжки. (берёт в руки солидную тёмно-синюю книгу, открывает наугад страницу, читает громко с пафосом) «…Мне нужно действовать, я каждый день
Бессмертным сделать бы желал, как тень
Великого героя, и понять
я не могу, что значит отдыхать…». Вот это по-нашему… Видать, рабочий человек пишет. Зятьку бы не мешало почитать сию книженцию. (читает по слогам на обложке) Лер-мон-тов...! Н-да…. Я думал, кто из нынешних уж по рабочему выучился сочинять…. Глянь, мать моя, и в прошлые времена люди не чурались работы… (возвращает книгу на место. С самого верха, потянувшись на цыпочках, вытаскивает журнал в яркой обложке, листает наугад и тут же восклицает) Вот эт, натура! Ух, мать моя, справный ныне народ. Одни только грудя эвон у красоток… по пуду каждая…! Силиконовые, поди, факт. В природе таких нет…

Татьяна невольно заинтересованно тянется к Фёдору.

Фёдор. (наскоро закрывает журнал) Ну это не для общего пользования. Срамота гольная. Это и в одиночку-то стыдно… разглядывать, но по нынешним временам вся эта голозадая продукция в каждом киоске. Какая-то в этом неправильность, я так думаю, мать…. Скажу Ленке, не стоит такие картинки… в доме держать.  А что… если Серёнька дотянется…?

Из другой комнаты входит дочь Елена в ярком домашнем халате.

Елена.(поправляет красивую гриву ярко-рыжих волос) Мама, папа, извините, я вас одних тут оставила. Хотите чаю? Я сейчас принесу…
Фёдор. (кладёт журнал подальше на полку) Не жаль денег-то на такие картинки? И на виду…, а ежели малец заприметит?
Елена. (смущается) Да, это случайно как-то журнал остался. На днях у Андрея в гостях приятель был…. Так я принесу чаю, или лучше кефирчику?
Фёдор. (усаживается на диван и, развалившись, вальяжно раскидывает на спинке во весь размах руки) Конечно! И не только чай, я бы и выпил чего… (язвит и явно кривляется).
Елена. Вечно вы, папа, скоморошничаете (ей серьёзно не нравится поведение отца).
Татьяна. (в противовес, наметившемуся тону разговора, мягко пытается вмешаться) Мы по делу к вам, доченька. Отец шутит неловко…, ты же знаешь.
Фёдор. (вспыхивает негодованием) Ты, Ленка, не строй тут предо мной прынцесу заморскую (говорит серьёзно строго) Ишь, дошла до чего, мать смущать…. Кефирчик….Нет, чтобы попросту сказать – простокваша или ещё лучше кисляк. (поворачивается к жене, вновь несерьёзно ёрничает) Ты, мать приди в себя, не у английского премьера на приёме…(двигает на себя журнальный столик и добавляет, обращаясь к дочери) Давай, Ленка, свои чаи. Стол уж больно низковат, интеллигентный…, ну да ладно и такой сойдёт….
Елена. (укоризненно качает головой) Это столик для газет. Экий вы, папа…
Фёдор. Тупой…? (вопросом заканчивает дочкин укор) Мы, доню, книжек таких вот, как у вас не читали, а газеты, если и читаем, то за нормальным столом. Так что извиняй за необразованность и тащи свой чай с кефирчиком. (громко хлопает по столу ладонью).

Елена уходит на кухню.

Татьяна. (одёргивает Фёдора) Ты бы не шумел, дьявол. Неудобно…
Фёдор. Что неудобно? Я бы тебе сказал, что, где и как неудобно, да я думаю, ты и сама про то знаешь…

В прихожей громко клацает дверной замок, кто-то входит. Слышится голос Андрея.

Андрей.(из прихожей) Да у нас гости!
Фёдор. (не меняя вальяжной позы, ворчит) А вот и хозяин-барин…
Татьяна. (шикает на него) Помолчи, дьявол…

Входит Андрей, за руку здоровается сначала с Фёдором.

Андрей. Ба! Старики! Здорово, здорово…(потом к Татьяне, берёт её руку, приговаривает) Тёще особое почтение…. Вот уж редкие гости, ничего не скажешь. И как всегда – только по делу, а? То мы к вам с делом, то вы – обратный деловой визит, так сказать…. А если без дела…?
Фёдор. (хмуро) А что без дела надоедать. Незваный гость – хуже татарина, не зря говорится…
Андрей. (заглядывает в кухню, говорит Елене) Порядок! Я сегодня чуть пораньше, Серегу из садика сам заберу. Вот только перекушу с вами заодно. (поворачивается к старикам) А татаре, батя это ж когда были, ого-го…. В наши времена люди в гости вроде как для праздника сходятся….
Фёдор. (ёрничает) Вот и я… говорю Ленке, – выпил бы чего к чаю…
Андрей. (смеётся) Ну, ты, батя, в своём репертуаре. А если просто чай, без этого…? (ловко щёлкает себя по кадыку).
Фёдор. Так, это…, чай –  он тоже ничего, ежели прежде остограмиться…
Татьяна.(смущённо) Не дури, Федя. Детям не до тебя…
Андрей. Да, нет, почему же не до вас. Сейчас мы по маленькой… Я не возражаю, если для дела… (вытаскивает из стеклянного шкафа рюмки под водку, ставит на столик).
Фёдор. (оживляется) Конечно, для дела….Без дела кто ж её… горькую-то употребляет? Все для дела, только всяк для своего. Правда, не у всякого дело с толком, частенько и впустую выходит…. У нас, например, с матерью к тебе дело не пустое…
Андрей. Ну, если ещё и дело, то надо…(поворачивается на кухню и громко говорит) Лена тащи беленькую из холодильника…
Елена. (входит из кухни, несёт в руках хлебницу с аккуратно нарезанными ломтиками хлеба) Может быть не надо…?
Фёдор. Надо, надо! (решительно скороговоркой) Раз порешили, да и посуда уж на столе…
Татьяна. (с укоризной) Вот горе-то луковое. Нигде не обернётся посуху, везде везёт…
Андрей. Ладно, мать, всё путём. Пойду, сам принесу… (уходит на кухню).
Фёдор. Ну, вот считай полдела сделано, осталось самую малость под магарыч…(обращается к дочери) Как думаешь, твой Андрюха не откажет смотаться к Максиму в Славянку?
Елена. (недовольно) У него и спрашивайте, папа. По мне же никуда ехать не надо. Одни расходы. Думаете, у Андрея с неба валится…
Татьяна. Ты уж не серчай. (оправдывается) Может быть, оно и так, да только сердце болит…. Беспокойно что-то, уж два месяца ни слуху ни духу…
Андрей.(Возвращается из кухни, в одной руке несёт бутылку водки, в другой закуску) О чём речь, мамаша?
Татьяна. (смущаясь) От Максима, говорю, из Славянки вестей совсем нет…
Фёдор. (решительно) Тут, значит, такое дело, зять. Хотим вот с матерью попросить дело одно доброе сделать. Выручи по родственному, так сказать. Давай смотаемся к сыну. Я, это…, как положено за топливо рассчитаюсь…
Андрей. (полушутя) Ну, вы даёте, старики. Ближний свет эта Славянка. Это день, как пить дай, потеряешь. Надо подумать…(разливает водку в рюмки).
Фёдор.(повеселев) А что тут думать – твои колёса, наше топливо, и айда…
Андрей.(по-прежнему шутит) Ты погляди, какая туда дорога? Это же танкодром, как на фронте, а то и хуже. Вы же часто вспоминаете дороги на войне…
Фёдор. Э-э…, (как-то сникает) какой из меня теперь глядач…. Домашний пенсионер. Вот и на дачу, на природу, то есть, скоро сил не будет выбраться…

Наступает некоторая заминка.

Андрей. (серьёзно, неопределённо) Н-да…, то-то и оно…
Татьяна. (торопливо, разрешая таким образом заминку) А я вот мету нынче двор и всё думаю, когда ж это асфальт латать будут. Лето уж кончилось, обещали градоначальники до холодов, но как видно не успеют уж…. Средсв нет…
Андрей. (поднимает рюмку, все делают то же самое) Ну, старики взяли… за дороги, и конечно же за то, чтобы средства всегда были… (махом выпивает и, потянувшись за хлебом, с выдохом говорит) А к Максу послезавтра съездим, живы будем…
Елена. (чуть пригубив водку, обиженно) Ты же на послезавтра обещал Серёжке…
Фёдор. (выпив водку, повеселев) Ты, дочь слушай, что тебе муж говорит. На данный момент он исключительно трезво рассудил и поставил нашу беду в сегодняшней повестке дня на первое место…
Елена.(раздражённо) Эта ваша беда… уж который год. У вас Макс на первом месте…
Татьяна. (лишь поднесла ко рту, попридержала и тихонько поставила свою рюмку на стол) Для родителей вы все на первом месте. На руке пять пальцев, какой не порань – всё больно…
Елена. Это на словах, а на деле он у вас и младшенький, он и бедненький…. А я скажу, он просто работать не хочет. Летает с места на место…
Фёдор. (язвит) Ты-то тоже, я смотрю, не больно разогналась работать. (кивает на Андрея) За мужниной спиной…
Андрей. (обнимает одной рукой жену) Ладно, Лена. (намекает) Мы ещё не знаем, кто у нас младшенький…. (потом серьёзно) Я сказал, помогу, значит помогу. Впрочем, у меня интерес свой в Славянке, а Серёжку возьму с собой…
Фёдор. (ёрничает) То-то я удивлён, что ты так легко согласился. (тянется за бутылкой) Тогда можно и по второй…
Андрей. (решительно убирает водку в сторону) Стоп, батя. Хватит, иначе это будет пьянка. Этого нам как раз и не надо…
Татьяна. Правильно, ему только поднеси… (Фёдору) Вот ешь лучше, (подкладывает ему закуски) Поговорил бы о чём…
Фёдор. (нехотя ест. Раздосадовано) А что нынче говорить? Всё уж обговорено до того, что диву даёшься порой, как люди ещё что-то новенькое в разговорах находят. (кивает на телевизор) После этого ящика нам славянам, мать моя, уж ничего не выдумать. До того у них ловко да ладно всё…. (многозначительно поднимает указательный палец) Профессионалы… (оживляется) А ещё, уж больно занятные нынче сериалы. Как долгоиграющая пластинка. С каждой серии можно смотреть как с начала. Они там всё так толково да понятно разжёвывают и повторяют из серии в серию, что последнюю двадцать какую-то серию посмотри, и всё тебе ясно до мелочей что да как. Всю трагедию словами перемелют…. Да-а…. Правда, истории у них всё затейные да мудрёные…
Андрей. Это вы, батя, о мыльных операх…?
Фёдор. Эт точно – мылят, мылят, а оно всё не пенится, так себе, слегка пузырится только. (Елене) Давай-ка, дочь, чай свой знатный (тянется к стакану, наливает, продолжая разговор) Да-а, мать моя, вот такое нынче мыло по телеку…. Но историю врут идолы, как есть врут. Крестьянин у них или дворовый холоп, или девка какая на кухне такие уж ладные да холёные, чистые гладкие, что баре тебе. (усмехается) И не работает никто, а всё хи-хи да ха-ха, да с хозяевами ругаются, вроде шутят. Кто ж кормит-то всех…? Враки всё! Если бы так было, не схватились бы старики наши в смертный бой тогда… в революцию…
Татьяна. (одёргивает Фёдора) Ну, понесло тебя… что-то далековато назад…
Фёдор. В самый раз…. Да и из наших с тобой времён… я что-то не припоминаю, чтобы при конюшне или на кухне всё с иголочки было, что хомут, что штаны на конюхе, что передник на кухарке… (шумно пьёт чай) Хороший у вас чаёк, Адрюха. Это я тебе не из лести говорю…
Андрей. Ну и на здоровье….(наливает чай себе) О сериалах скажу вам…, это от сегодняшней устремлённости к сытой жизни тягомотины в искусстве много. Считается, если в кино показывать, то и в жизни, глядишь, кое-что приживётся…
Фёдор. Это ты точно заметил…. (язвит) В кино такую резню-пальбу придумали, что и в жизни теперь… как в кино. Всё приживается…, только, вишь, одно… плохое почему-то…
Андрей. Это уж ты, батя, глубоко в философию полез…. Я так далеко не вникаю…. Мне бы, вот, свой интерес уладить, своё, как говорится, получить, а там  хоть трава не расти…
Фёдор. (задиристо) Так не бывает...!
Татьяна. Ну зацепили его…

Елена сидит молча, демонстративно разглядывает ногти на руках. К разговору у неё явно нет никакого интереса.

Андрей. (спокойно) … Бывает, ещё как бывает. То, что есть высокие материи, смысл жизни, принципы и прочая…., я, конечно же, знаю, …по крайней мере, догадываюсь…. Но только другим занят по горло. Сегодня народ больше материальными заботами занят. Каждый на себя тянет, потому – чуть ослаб, так и потерял тут же, что недавно подтянул…
Фёдор. (задумчиво) Стало быть – кто смел, тот и съел? Плохо это…
Андрей. (безразлично) Выходит, что так…. (оживляется) А в природе разве не так? За сильным жизнь и продолжение…
Фёдор. (возмущается) Так мы ж… люди…
Андрей. А мы что ж не в природе?  Под одним небом, по одним законам…, стало быть недалеко ушли…. (безразлично) Так, иногда, играем в доброхотов, а когда вопрос ребром о дальнейшей жизни стоит, то вмиг о простодушии забываем…
Фёдор. (запальчиво) Неправда! Человек завсегда выше зверя был, даже… на войне…
Татьяна. (пытаясь прервать разговор) Зря ты, Андрей, его зацепил. Сейчас вспоминать будет то, чего никогда и не случалось… (Фёдору) То ж когда было? Говорю тебе, люди сейчас другим живут. Интерес другой…
Фёдор. (упорно) Нет, братцы, тут вы меня не переспорите…. Интерес, между прочим, как и в любые времена прежний... – родиться вовремя, да хорошо бы при живых да справных родителях, прожить бы незряшную жисть, неплохо бы в довольстве да в достатке, и третье оставить после себя, кстати тоже вовремя, доброе потомство…. Так завсегда было… (утверждая легко ударяет по столу кулаком).
Андрей. (спокойно) И я об этом же… Мы с тобой, батя, говорим об одном и том же, только на разных языках…. Я, вот, о силе, об умении быть сильным, и ты о том же, только в разные слова всё это заворачиваешь, с хитрецой всё…. (несколько грустно с долей сарказма) Я понимаю, это ваше время требовало от вас не впрямь вещи видеть, а по какой-то особой науке, так сказать, с позиций гуманизма…. Может быть и красиво всё это, благодушие этакое, да только сломалось что-то в красоте-то, не выстояло благодушие против естественных законов…. (как бы завершая разговор) Знать не столь сильно научно было, как ожидалось…
Елена. (раздражённо, но с пониманием того, что ей можно вставить здесь своё слово) Может быть хватит…? Вы как вместе, так об одном и том же…. Не надоело…?
Татьяна. (винится вместо Фёдора) Это отец всё задирается…. У самого ответа нету, так он собеседника подзадоривает на ответ…
Федор. (наиграно сокрушается) Эх бабья простота – не дадут до хорошей мысли добраться. Какой разговор прервали…. (Андрею, поднимаясь из-за стола) Ладно, зять, спасибо, как говорится, за приём, за хлеб-соль…

Все встают.

Татьяна. (торопливо) Да…, мы уж пойдём…

Старики наскоро собираются. Андрей с Еленой провожают.

Андрей. (на ходу) Послезавтра, как договорились…. Я подъеду прямо с утра, если ничего не изменится за это время…

Просто прощаются. Голоса затихают в коридоре.

Занавес
АКТ ТРЕТИЙ


Пустая комната. Две кровати, стол, голые стены, на окнах что-то напоминающее отдалённо занавески.

Автор. Нет нужды напоминать, что все общежития похожи друг на дружку, где бы они ни располагались, в столицах или в захудалой Славянке, что примостилась на красивом, между прочим, берегу Великого Тихого океана, и где кроме небольшого судоремонтного заводика да малого причала для погрузки леса ничего никогда и не строилось, впрочем,… может быть ещё построится…

На одной кровати Максим. Под глазом знатный синяк, в руках гитара. За столом приятель Максима Серёга что-то пишет и курит. Максим поёт…

песня Максима.
На деревню…
Соберусь невзначай на деревню однажды,
Убегу от забот и пустой суеты,
Поклонюсь до земли я былиночке каждой,
Захмелею, испив родниковой воды.
Закон у жизни древний,
Основа бытия –
Коль жива деревня,
Буду жить и я…
Горизонта рисунок над пашнями строгий
Очарует простором мой взор поутру,
Белоствольных берёз хоровод у дороги
Задушевную песню споёт на ветру…
Обрывает песню.
Серёга. (задумывается) Задушевно…. Чьи слова?
Максим. А кто ж его знает. Так слышал где-то…. Вот подумываю, не податься ли правда на деревню, на землю предков, как говорится. Лопату в руки и в бой, который «вечно снится». А с другой стороны – кому я там… нужен. (вешает гитару на стену, встаёт с кровати, присаживается к столу, берёт один из листов) Ты никак шелкопёрствуешь, Серж?
Серёга. (убирает со стола тетрадки, карандаши, исписанные листы) Да так, кое-что записываю иногда. Не знаю даже откуда это у меня…
Максим. (со знанием дела) Говорят, от Бога…
Серёга. (несколько смущён) Скажешь тоже…. Просто балуюсь иногда от скуки. (кивком показывает на чайник) Включай чайник, погреемся…. Да, на деревне нынче ты, Макс, даже с лопатой недели не протянешь. Я как-то недавно у своих был…. Тоска… (сложил своё занятие в рыжий потрёпанный чемодан и задвинул его под кровать).
Максим. (заглядывая ему через плечо) И много у тебя этого баловства?
Серёга. Страниц на двести, если перепечатать.
Максим.(удивляется) Ого!
Серёга. (серьёзно).Ладно ты, огокать! Две сотни листов это мизер. Два-три процента из них, может быть, чего-то и стоят, а остальное – макулатура...
Максим. А зачем тогда пишешь?
Серёга. (пожимая плечами) А бес его знает…. Блажь. Ты лучше скажи, кто тебе в глаз засветил? И за что?
Максим. (мрачно) Я сам ещё не совсем понял за что.(показывает на полотенце на спинке кровати) Можно я намочу…?
Серёга.(готовит  с полки над электроплитой чашки) Давай, валяй…
Максим.(прямо из чайника смачивает чуть край полотенца, прикладывает к синяку, кряхтит) Бесполезны все эти примочки… (бросает полотенце на кровать и возится в чреве неказистого с затёртыми углами холодильника, хмыкает) Не жирно живём… (вытаскивает банку с каким-то вареньем).
Серёга.(весело) А что нам холостым-неженатым…? Но ты, я тут… на днях слышал, в  телохранители нацелил…. Там, конечно, нужно посытней держаться, а то враз сшибут. Небось, в делёж… лезешь, потому и колотят? (искоса глянул на приятеля и осёкся).
Максим. Давай, не будем об этом…

По серьёзной и обиженной физиономии Максима можно было догадаться, что эту тему действительно не стоит затрагивать.

Серёга.(после некоторой паузы переходит совсем на другое) Слушай, так что всё-таки у тебя в бригаде…?
Максим.(решительно) Из бригады уйду…
Серёга.(саркастически) Куда? Ты же думал подзаработать немного…?

Из коридора в дверь сунулась чья-то кудлатая голова.

Голова. Мужики, дайте закурить?

Максим угощает незваного гостя сигаретой, а тот через плечо заглядывает на стол.

Серёга. (заметив тоскливый взгляд головы, разочаровывает) У нас только чай с вареньем.
Голова. А я думал, опохмеляетесь….(скрывается за дверью).
Серёга.(кивает на дверь) Во, видал, сколько народу неприкаянного? А ты из бригады собрался…
Максим. Есть одна неплохая фирма в городе. Знакомый мужик там безопасностью заправляет. Обещает на месяц на курсы охранников отправить. А что? У меня когда-то до армии разряд был… по самообороне. Кулаки чуть-чуть направить и порядок. Права водительские, опять же…. Жить у стариков буду, правда, там сейчас сеструха младшая… в положении… (задумался) Как-то неудачно у неё это дело…. Орёл какой-то погрелся и свалил. Она теперь у мамки с батей…. Так что и моя помощь будет не лишней…
Серёга. (продолжая усмехаться) И кого охранять…?
Максим.(с неопределённым намёком) Говорю же, неплохая фирма…
Серёга. Это та, что чужие долги вышибает?
Максим. Ну, наверно и не без этого, но зато всегда при параде. Не пыльно…
Серёга. (многозначительно ехидничает) Сомневаюсь…
Максим. Ну и что! Должен же кто-то попридержать ухватистых. Видал, как бросились растаскивать то, что старики наши нарабатывали… (неопределённо кивнул за окно, где погрохатывал порт).
Серёга. Ты упрощаешь, Макс…
Максим. (задиристо со злом) А зачем усложнять? Акционирование предприятия видал, как обтяпали? Во первых, отшили тех, кто менее десяти лет работает, а во вторых, оставшемуся меньшинству по четыре акции под получку отслюнили. Хотя, я знаю, старики из докеров могли бы по четыреста акций взять. И тогда бы у низов был неплохой пакет акций, играющий немалую роль в управлении при сплочённости работяг. Но низам отстегнули шишь. Вот тебе и фабрики рабочим…
Серёга.(со смехом) Да ты просто марксист, Дима. Значит, грабь награбленное…?
Максим.(серьёзно и спокойно) А вот здесь уже ты упрощаешь. Просто это одна из форм справедливого распределения и я хочу воспользоваться этим, поскольку к другому способу меня никогда не допустят…
Серёга.(с лёгкой иронией) Пробивайся в профсоюз, в совет трудового коллектива…
Максим. (раздражённо) Да брось, ты! Наш профсоюз никогда не вывернется из-под начальства, какую бы независимость не примерял на себя. А советы – это последний вздох по пролетариату той компартии, что называла себя именем этого класса. Кинулись к работяге партейцы под занавес. Но поезд уже ушёл. Теперь одна фикция осталась и от той партии и от советов…
Серёга. (серьёзно) Ты в бригаде об этом тоже вот так говоришь?
Максим. (успокоившись) В бригаде? Нет. Разве что, когда между делом. Там работать надо да приворовывать…
Серёга. (удивлённо) Не понял…?
Максим. (спокойно) А ты думаешь, за что мне сегодня под дых пощупали…? Бугор с двумя корешами, а может быть и не только…, в ночную смену лес мимо трюма на плашкоут, что под бортом лагом становится, так…, между делом сплавляют. Бросят пару грейферов, пока приёмосдатчица не видит. А может быть и видит да помалкивает или своё имеет. Многие видят, молчат просто…. Время такое – тащи, кто что может. Вот и тащат. Я сдуру брякнул бугру: кончай, мол…, собственность, всё-таки…, народная. А он мне: вот я, мол, свою долю и определяю, тоже, как ни как к этому народу принадлежность имею. А вообще, говорит, пацан, видел… и забудь…
Серёга.(смешком) Ну ты и встрял паря…. Оно конечно, трудом всегда сложно заработать, чем афёрой. Сейчас есть умельцы из ничего состояние делать. К примеру, наш заводишко на ладан дышит. Причину этому уж и не установишь, но интересно другое: в окончательном развале, как ни странно заинтересованы многие, в том числе и начальство…. На скорую руку создали какую-то хитрую контору, которой передали всю автотехнику, и теперь арендуют её. То есть все машины никуда с завода не ушли, и не уйдут, и ремонтировать худо-бедно их по-прежнему будет завод, но вот денежки за аренду потекли в эту контору, которая и существует-то, вероятно, только на бумаге. А когда техника развалится, а… это теперь произойдёт ускоренным образом, тогда эта конторка просто перестанет существовать…
Максим. Ловко, …неплохо ребята устроились…(убедительно с напором) Так вот и я, пару недель доработаю и адьё…. Буду колотиться, чёрт побери, головой, кулаками, изворачиваться и упорствовать, но своего добьюсь. (чуть помедлив) Ты знаешь, утверждение наших предков о том, что человек жив трудом, сейчас неверно. Ты точно заметил – многие сегодня неплохо живут дележом? Это видно даже в самом низу нашей общественной пирамиды...
Серёга. (язвительно со смехом) Так ты решил рвануть наверх…?
Максим. Не наверх, а на своё место…
Серёга. (продолжая язвить) И ты знаешь, где твоё…?
Максим. Я думаю, что могу гораздо больше, чем просто вкалывать…
Серёга.(многозначительно) Ну-у! Так каждый думает…. Ладно, марксист, убираем со стола…

Раздаётся стук в двери.

Серёга. (удивлённо) Кто-то уж шибко интеллигентно… (говорит громко) Ну кто там мужики входи, у нас не открыто…

Входят Фёдор с Андреем.

Максим. Вот это сюрприз! (встаёт из-за стола, идёт навстречу отцу).
Фёдор. Ага, бродяга, попался… (обнимаются) Дай-ка я на тебя гляну…. Ну, конечно, как всегда – фонарь под глазом. Он у тебя никак перманентный, как женская завивка на голове – сделала раз и на полгода… (смеётся) Глянь, Андрей, этот оболтус лет с десяти вечно с синяком ходит…
Максим. (смущённо) Ладно тебе, отец, кончай подначивать…Здорово (здоровается с Андреем крепко за руку. Серёге) Серый, познакомься – мои отец и зять… Андрей…

Сергей здоровается, приглашает к столу.

Максим. Что это вас, братцы, занесло  в наши края…?
Андрей. (кивает на Фёдора) Сердце родительское…, особенно материнское…. Болит и болит, да так что беспокойство на других передаётся…. Ты разве не чувствуешь…?
Максим. Да ладно, вам…. Один с одного бока, другой прямо под дых… бьёте.
Фёдор. Тебя ничем не проймёшь….(серьёзно) Что ж ты молчишь? Телефона в посёлке нет…? Или почта не работает…? Мать совсем извелась…. Вот Андрея упросила съездить…
Максим. (оправдываясь) Да что мне будет…. Просто завертелся. Дела… всякие тут…
Андрей. (оглядывает комнату) Аскетично живёте, мужики…. Мне в студентах так доводилось…
Максим. (безо всякого умысла) Зато сейчас барствуешь,… признайся…. (Серёге) Он сейчас богач…. Свой бизнес, офис, иномарка…. Дом за городом строит…
Андрей. (усмехаясь) Ты не забудь только добавить – работаю… как вол…. На дом сил не хватает. Думал в кредит залезть…, есть знакомый банкир…, учились в институте вместе. Не даёт…! Что-то не понравилось ему в моём строительном бизнесе. Но…, думаю, дело в какой-то его личной несимпатии ко мне…
Фёдор. Хотите… байку на сей счёт расскажу…?
Максим. (нетерпеливо) Погоди, пап…. Может мы… это… пузырь быстро организуем, в честь встречи…, так сказать…?
Фёдор. (строго и решительно) Никаких пузырей…. Ишь ты…, запузырился. Мы гости скорые, на автомобиле…, повидались, попрощались и… айда домой…
Андрей. (восторженно удивляясь) Ну, батя, …молоток…

В этот момент в дверь заглядывает всё та же кудлатая голова.

Голова. (уже изрядно подшофе). Во, ребя! Угостите сигаретой… (берёт пару сигарет из рук Максима,  заглядывает на стол) А у вас по-прежнему чай…? (пьяно хмыкает) Ну вы крепкий народ…. Надо же… (скрывается за дверью, продолжая что-то говорить).
Андрей. Интересные тут… у вас экземпляры…
Серёга. (усмехается) Да… попадаются….(Фёдору) Вы байку упомянули…. О чём…? Интересно послушать…
Фёдор. (выразительно рассказывает) Это…, в городе у нас…, из ряда вон плохо и медленно идёт строительство часовни. Отец Агафон… священник озабочен скудным доходом: - К холодам не управимся с крышей. Прямо беда…. Скуп народ…
А дьякон… на философский лад пытается отвлечь батюшку от забот…: - Почему это…бедный даёт всегда поболе из того, что у самого есть, а вот у богатого и того не выпросишь…?
Поп и говорит: - А ты глянь в окно, что там…?
Дьякон недоумевает: - Народ… на улице…
Батюшка ему: - А теперь в зеркало посмотри, что…?
Тот по-прежнему в недоумении: - Ну, себя вижу…?
Священник хитро так… ему объясняет: - Вот тебе и ответ. И там, и там… стекло? Но чуть серебра добавить… и тогда… только себя и видишь…
Максим. (восхищённо) Ну, ты…, пап, и замудрил историю…
Фёдор. (несколько смущён) Будешь тут… с вами… и так и сяк, и разно всяк. (переводит разговор на другое) Вот повидал тебя, вижу…, жив здоров, успокою теперь мать… (Андрею) Что ж, зять…, пошли наверное…?
Андрей. (виновато) Да так… вот получается…. (оправдывается) У меня ещё дело… на заводе тут у вас. Пока рабочий день не закончился… управиться бы…

Андрей встаёт, поднимается и Федор.

Максим. (обиженно) Толком и не поговорили…. Как мама…? Как там… Людмила?
Фёдор. Мать двор помаленьку метёт. А Людка…, что ей будет…. Через неделю-две родит, забот прибавит…, так-то…. Что матери передать, когда домой нагрянешь…?
Максим. (грустно поднимается из-за стола) Да… как-нибудь… с оказией…
Фёдор. (обнимает сына) Ну, и на том спасибо…

Прощаются, все выходят.

Занавес


АКТ ЧЕТВЁРТЫЙ.

Обстановка первого акта без изменений, на видном месте добавлена только детская кроватка. Боком, почти спиной к зрителю, в очках, в рябой армейской гимнастёрке Фёдор. Возится с кроваткой…

Автор. …Жизнь у человека состоит из событий, случаев, происшествий, драм и фарса, из поступков и устремлений, словом из всего этого… многообразия, как из отдельных узоров и чёрточек состоит ковёр или картина, как из историй и рассказов складывается книга. И так же, как картина или книга, жизнь… может быть цельной, объёмной, насыщенной красками, умело собранной из рисунков и набросков в единое полотно или повествование. Отличие состоит лишь в том, что жизнь… всегда – недописанная книга, незавершённое полотно…

Фёдор. (чертыхается, снимает очки, трёт глаза) Эх, мать моя…! Отработал видно, Федотка… (протирает очки, разглядывает их на свет). Смотри не смотри, а уж если глазами ничерта не видишь, то никакие тебе стёкла не помогут…. Ослеп, видать, окончательно…. Давно бы нужно по врачам походить…, да всё некогда. (помолчав) …А теперь-то уж поздновато, эх-хе-хе…

Из кухни выходит Татьяна.

Татьяна. Ты что тут бурчишь? Никак, сам с собою…?
Фёдор. Да вот, признаю своё очередное поражение в битве…
Татьяна. Это с кем же ты сегодня воюешь? Вроде и не с похмелья…
Фёдор. Да с тем же, с кем и ты, да и все мы грешные…. Это такая всеобщая битва… (после короткой намеренной паузы) Со смертью, мать моя…. С ней косматой, будь она неладная…. И вот, что интересно, – каждый знает, что победа за ней будет, но всяк пыжится, выворачивается, а всё равно бесполезно. Всё равно проигрываешь… (грустно) Вот ослеп…
Татьяна. (несколько равнодушно и обыденно) А что ж молчишь…? В поликлинику сходи…
Фёдор. (озабочено) Сама знаешь, по врачам нынче накладно ходить…  (надевает очки) Тех грошей, что мы с тобой наэкономили, не хватит…
Татьяна. Ну, на что-нибудь-то хватит…. Дети помогут…
Фёдор. (продолжает возиться с кроваткой, переворачивает её на бок) То-то и оно… на что-нибудь…. Ты вот сама-то не шибко разбежалась по больницам…. Втихомолку сама скрипишь…. А дети…, так тем ещё самим помогать нужно…. У Максима с работой не ладится, сам не знает, чего хочет. Елена сидит дома на мужниной шее, а у того… свои заботы. Прошлый раз жаловался… – с делом что-то не клеится, кредит нужен…. А подо что брать…? Там тоже не всё складывается…. А Людка…? Вот, через полчаса свою заботу притащит… (вздыхает) Эх, мать моя…. (отвлекается от работы) Вот, к слову…, сейчас расскажу тебе сон…
Татьяна. (усмехается, присаживается напротив лицом к зрителю) Ну, как всегда…. Ты же не веришь в сны…?
Фёдор. (с важностью) Цветные сны, я скажу тебе, такая редкость…. Свои сны я вижу редко…. Говорят это от избытка здоровья – больные видят сны постоянно. Не знаю…. Но цветной сон это редкость, я думаю, и у больного. Сегодня вижу цветной сон…. Это будет по счёту (чуть задумывается)… третий за всю жизнь. Когда-то я видел жёлто-красный сон с какими-то неоглядными просторами полей и неба, какое-то невидимое солнце, жара. Второй сон был в таких… сине-белых красках, с таким же простором, неохватной далью, которую обязательно нужно было преодолеть. Потому, помню, оба сна те принесли чувство какой-то тяжести и тревоги…. Сегодняшний сон был лёгким…, такой зелёный с голубым, и ещё чуть розовый или может быть сиреневый, с мягким теплом и совсем не холодным снегом…
Татьяна. (просто к слову) Зима не за горами, потому и снится такое…
Фёдор. (нетерпеливо) Погоди, ты…! Сначала я был где-то в красивом холмистом лесу, где-то вверху в чистой голубизне, в каком-то несбыточном тепле, такого наяву никогда не встречалось. Вокруг яркая зелень, а во мне чувство мягкой радости, лёгкость… приятная в движениях и  желание лететь…
Татьяна. (смеётся) Гляди не расшибись…
Фёдор. (вновь принимается за кроватку и продолжает рассказывать) Ладно, тебе…. Без смеху, …я словно плыву с вершин из этой зелени вниз, туда, где белый снег, большие чистые сугробы, а под ногами всё равно лёгкий путь…. (увлекается) От сугробов совсем нет холода, а над головой синее, синее небо…, а впереди чуть серые…, нет коричневые…, почему-то коричневые… сельские дома. У меня… почему-то… высыпались вставные зубы, сломались…, толи раскрошились и упали в сугроб. Я нашёл осколки и сложил в карман…
Татьяна. (серьёзно) Зубы…, это наверно плохо…
Фёдор. Тю, дурёха, это же сон… (продолжает увлечённо) Какие-то… знакомые люди вокруг, но я не узнаю никого, а только помогаю им что-то делать…, кажется навешивать сорванную, но такую красивую резную дверь. А она опять срывается, но мы держим её и, кажется, всё будет хорошо…, если её правильно приладить. И я знаю о том…. И ещё, мельком вижу цветы… гладиолусы…, два или три…, только цветы, макушки, чуть распустившиеся острые такие… пики сиреневые и розовые…. И тепло…. И просыпаюсь с чувством тепла и успокоенности. И в теле нет никакого напряжения…, всё хорошо…(смолкает).
Татьяна. (после некоторой паузы) …Цветы это хорошо, и тепло наверно хорошо…. (спохватившись) Ну всё, убирай свои дела в угол…. Сейчас дитё привезут, а мы с тобой развезли тут… сновидения…

Раздается звонок в дверь. Татьяна со словами – «открыто, открыто…» – спешит встречать гостей. Федор по-прежнему боком к зрителю устанавливает кроватку на место. Шумно входят: впереди Людмила, за ней с ребёнком на руках Серёга, следом с шампанским в руках Максим, за ними Елена, замыкает шумную компанию Андрей.
Фёдор устанавливает кроватку и поворачивается лицом к зрителю. На груди его красуется значительный ряд орденов и медалей…

Андрей. (восхищённо) Вот это иконостас…! Ну, батя, молоток…! Знатно выглядишь, прямо… орёл! Когда мы с Леной своего Серёжку принесли из роддома, такого… на тебе не было…
Фёдор. (чуть смутившись) Ну, за своего мальца ты сам ответ держать будешь, и досматривать сам…. Это твой удел…. А за этого… (Сереге) Эх, и тебя, значит, к работе приставили…? Ну, да, человек, особенно только что пришедший…, много внимания к себе требует. (берёт у Серёги осторожно ребёнка) Ух, ты, кроха… (ласково) А вот …за этого (серьёзно) …мой неугляд…, а значит, и мой ответ…
Людмила. (виновато с огорчением) Па, ты же обещал без упрёков…? Я знаю свою вину…, что ж теперь и не жить…? (пытается забрать ребёнка).
Фёдор. (не отдаёт, разглядывает ребёнка) Как так… не жить…?  Теперь-то… очень даже нужно жить… (поворачивается и укладывает ребёнка в кроватку) Вот тут ему …пока в самый раз…
Татьяна. (отвлекает всех) Ну-ка, ребята, быстро ставим стол… (суетится у раздвижного стола)
Максим. (весело) Ну, это мы мигом…

Раздвижной стол превращается в большой обеденный. Все дружно и быстро накрывают его, подавая еду и посуду из кухни.

Андрей. (шутя, между делом Фёдору, показывая на награды) Как-то уж ярко блестит… всё это…. Вроде, для армейских многовато…?
Татьяна. (смеётся в тон Андрею) Спроси, спроси у него, Андрюша, не мои ли он сослепу к своим добавил…?
Андрей. (удивлённо) Вот уж не знал, что и у вас награды…
Фёдор. (между прочим) Видать, знать не хотел…. (весело) Но я прощаю вам шутки ваши…, а награды свои с чужими не путаю. К слову сказать, большую часть своей жизни человек всё-таки трудится, хотя бы…, для того чтобы кормиться. Так вот и я… больше работал, чем воевал…. Но армейских, верно говоришь, чуть больше…. Это потому что, в наши времена в армию ещё шли с охотой, не то, что сейчас…. И могу же я…, в конце концов…, хоть изредка надевать их… для форса…?
Максим. Я знаю, у него за Варшаву есть. Пап, ну-ка покаж …?
Фёдор. Ладно, сын, как-нибудь отдельно без меня разглядите, где ратные, …где слесарные, а где просто юбилейные…. А сейчас давайте к столу…

Все суетятся, рассаживаются. Фёдор разливает шампанское, поднимает бокал. Все смолкают.

Фёдор. Я… вот, всё чаще и  чаще подлавливаю себя на чувстве… какой-то вины перед тем местом, где родился…, где вырос…. Словно чего-то не сделал я…, либо что-то неправильно делал, коль оставил родину свою малую… сиротствовать…. Может быть, и не моя вина в том…. Меня тогда в армию забрали.  Но ведь, мог же вернуться, окрепнуть, работать…, место это улучшить…, сад посадить или ещё что…, о земле позаботиться, чтоб не зарастала бурьяном…. Не сделал ничего…. На другую землю работал…, на другое место силы положил. Будет ли за то спасибо… и от кого…? От вас может быть…? У человека обязательно должна быть родина, пред которой всегда чувствуешь долг, которой всегда благодарен…, как матери…, которая… как мать же… всегда поддержит в нужную минуту, не прогонит…, поймёт и подаст надежду…. Так вот, трудитесь на родной земле, и… если даже большая Родина призовёт работать на неё, не забывайте места своего рождения…
Татьяна. Уж больно замудрил…
Андрей.(беззаботно) За что и выпьем…
Фёдор. (продолжает) Нет, нет… погодите, я ещё не всё сказал. Дайте, уж заодно сделаю, как задумал…. Мы тут с матерью размышляли… и порешили, кое-какой запас, что сэкономили с ней, отдать в помощь Андрею…
Андрей. (не понимая ещё о чём речь) Вот это хорошая новость…
Фёдор. (серьёзно) Да, да…, именно тебе. И я скажу почему…. Мне честно многое не нравится в тебе…. Но, ты почти всегда знаешь, чего хочешь…. Это хорошо, когда человек знает, чего хочет…
Андрей. (продолжая недоумевать) Н-да…? А я почему-то всегда думал, что не знаю, чего хочу…
Фёдор. (словно не слышит) На первый взгляд… кажется,  нужно помогать Людмиле, или вот… Максиму…
Максим. (нерешительно оправдывается) А что я…? У меня всё нормально…, кажется.
Фёдор. Вот и я говорю, кажется…. Ты, если постараешься, сообразишь, что у тебя не на своём месте, и сам разберёшься…. Гляди, как у других хорошо, и себе перенимай…. Не велика наука…. В малом деле и сам управишься, а вот когда солидное дело сообразишь, помощники завсегда найдутся…
Андрей. (по-прежнему полушутя) Вот теперь понял…. Это ты, батя, как бы обязываешь меня… за старшего быть…? Что ж вот за такое доверие и пьём…
Фёдор. Нет, выпьем мы всё-таки за нового человечка… (кивает в сторону кроватки). А вот помогать расти ему человеком будем вместе… и вы…, и мы… старики…(стоя выпивает шампанское).

Все поддерживают тост.

Елена. Какой же вы старик, папа…? Вон ещё какой молодец…
Фёдор. (шутит) Молодец среди овец…. Старость…, дочь, она частенько не снаружи приходит…. А изнутри она…, видимо, старее… (улыбается, тяжело вздыхает, ухватившись за сердце, садится) Пойду-ка я, прилягу,  что-то нехорошо мне…(уходит к дивану).
Татьяна. (взволновано) Что ж ты… совсем расклеился…. Погоди я таблетку найду…(ищет в комоде) Вот прими…

Фёдор.(принимает валидол, ложится, обращается к Максиму) Сыграй-ка, сынок, свою песню, ту… деревенскую…

Максим берёт гитару, тихо поёт.
Закон у жизни древний,
Основа бытия –
Коль жива деревня,
Буду жить и я…

Шелестит, как на сердце царапает рану,
Прошлогодний листок на корявой ветле…
Ещё издали вижу взволнованно маму
У калитки на лавочке в белом платке…

Запрокину лицо я в кипень голубую –
Облака полосой всё бегут в вышине…
Не забыть, не забросить сторонку родную,
Что волнует мне душу и днём, и во сне…?

Грусти нет, но под сердцем таится сомненье –
Не видение ль эта щемящая синь?
Ах, как сладостно голову кружит волненьем
Исходящая духом отчизны полынь…

Песня закончена. Федор молчит. Некоторое грустное замешательство. Все притихли. Что-то продолжают тихо говорить. Татьяна с минуту сидит подле Фёдора. Потом встревожено подходит к столу.

Татьяна. Худо отцу…
Максим. Вы как хотите, а я вызываю врача. (звонит по телефону) Нужен врач…. Отцу плохо….наверно сердце. (возмущённо) А причём здесь возраст…? Да! (тише) Шестьдесят два… Что? Болел…? Конечно, как все…. (раздражённо) Вы понимаете…, старику…, человеку плохо…! Всё! Да! Ждём… (в сердцах бросает трубку) Это же какой-то дурдом, а не скорая помощь…. Ещё бы анализ мочи по телефону требовали… (успокаивается, всем) Обещали приехать…

В кроватке заплакал ребёнок. Людмила быстро подходит к нему. Серёга поднимается из-за стола и уходит за ней.

Серёга. Давай помогу…
Людмила. (чуть язвит) Доброволец…?
Серёга. (не обижаясь) Зачем ты так…? Я, кажется, повода не давал…
Людмила. (наклонившись возится с ребёнком) Ладно, извини, это я так… для самообороны…(ребёнок смолкает).
Серёга. Что ж… я такой страшный…?
Людмила. (внимательно смотрит ему в глаза) Да с виду вроде ничего…

Звонок в дверь. Максим бросается открывать. Входят врачи скорой помощи – он и она.

Она. (язвительно) Ну, как всегда, застолье…
Максим. Вы бы… повежливее…

Врач серьёзно смотрит Максиму в глаза, отводит взгляд, молча идёт к Фёдору. Садится на поданный Андреем стул, берёт руку Фёдора. Наступает тишина. Татьяна, скрестив руки на груди, стоит у изголовья Фёдора. Тут же рядом Елена, Андрей. Максим присел к столу. Врач долго щупает пульс, смотрит Фёдору в глаза, прикладывается ухом к его груди. Обводит всех хмурым взглядом.

Он. (спрашивает у Андрея) Давно лежит…?
Андрей. (растерянно) Да… минут десять…, как из-за стола…. И не пили…ещё в общем-то…

Врач некоторое время ещё сидит, потом тяжело поднимается, мгновение стоит над Фёдором, затем отворачивается и делает несколько шагов к выходу. Все смотрят на него. Он оборачивается, виновато и безнадёжно разводит руками. Татьяна со стоном опускается у кровати. Немая сцена…

Занавес

Приморский край
2004г.