Живи, Россия! ч 4

4
Каждый рабочий денёк я ездил взад - вперёд через родные разворовываемые день ото дня всё круче и круче края. Поля за окнами автобуса понемногу зарастали бурьянцем. Деревенские домишки  хирели. Всё больше становилось изб с черными пустыми окнами. Всё больше по деревням шаталось горьких пьяниц. Всё меньше бегало белобрысой детворы. Цыган только не убавлялось, как будто. Цыгане торговали теперь замест магазинов левой водкой. Водкой-палёнкой. Водкой-отравой. Уже не в переносном смысле - в самом прямом.
Сами они так убойно не пили. Потому процветали, строили добротные дома, покупали коней и автомобили. Были вполне довольны новым режимом. Старый цыган смеялся прокуренными зубами, говоря: "Теперь настал наш час. Скоро я любаше моей - старой кобыле золотые зубы вставлю! Ежели и дальше так пойдёт".
Мы, зачуханные жизнью провинциальные интеллигенты ( "интеллигенты в лаптях"), работавшие на селе, медленно, но верно угасавшем, катались в автобусах под приторно-слащавые песни "Ласкового мая" и группы "Фристайл". Ещё шофера гоняли "Лесоповал"... Проезжая по вечерам мимо Ямного озера почти ежедневно смотрели из окон автобуса, как оттягиваются на берегу новые русские - крутые браткИ, испещрённые до синевы и черноты наколками, все в золотых цепях, пальцы в печатках...  С ними, вылезшие из машин-иномарок, кривлялись под громкое муз-бухало размалёванные неумеренно девицы, на которых пробы ставить негде. Кривлялись девки и раскарячивались - это уже входило в моду: чем больше девица раскарячивается - тем она современнее, моднее.
- Ну вот и до наших краёв докатилось, - сказал мне Гена (мы сидели рядом, я у окна).
- Чего удивительного. По всей стране, небось, так.
- Да, землячок, есть места и похлеще нашего. Я-то насмотрелся. Даже и научаствовался.
- Верю.
- Нет, земляк, ты не поверишь. Потому как не проходил этого.
- У нас тут тоже не отстают, - поспорил с богатырём я.
- Отстают, брат, ещё и как. Вот жил я, и долго жил, в одном большом городе - в НН., слышал про такой? - там пацаны-беспризорники толпами ходят по вокзалу и себя предлагают - за деньги. А ведь совсем ещё шкеты - им бы в начальную школу ходить... А они этак зарабатывают. Приучили взрослые дядьки. Какова тебе Россия, а? Ну и что из такого поколения дальше вырастет?
По спутнику моему было заметно, что он болеет за страну, докатившуюся до такого.
Не раз и не два мы разговаривали с Геной. Постепенно признакомились. Самый сильный человек в этом мире был далеко не глуп, не агрессивен, эмоционально живой или, по-русски говоря, душевный человек. Меня он знал ещё раньше, заочно, по отзывам своей матери, которую я лечил в больнице. И я был начитан о нём - из газет, более всего из местной.
Как-то раз сидели мы с ним, а за окном автобуса под музыку "Фристайла" (дискжокействовал  сам водитель Юра Глубоковский - душа человек!) проплывал на остановке наш с Геной общий знакомец - Толя Горячевский, тоже талантище, я вам скажу! Толя росточком под два метра, богатырь-парень, но, конечно, в сравнении с соседом Геной, с самым сильным человеком в мире, Толя - что тебе щепка сухая. В сравнении с Геной  любой из нас - козявка. Толю за окном волокли две женщины, он едва ноги переставлял, чертил носами ботинок по песку большака  кривые линии. Беловолосая голова его с арийскими правильными чертами лица затряхивалась, как у поломанной куклы. Глаза были пусты, хотя он явно пытался что-то разобрать в окружающем мире...
- Как дошёл человек, - сказал я. - А человек-то хороший.
- Знаешь его? - спросил Гена.
- Как не знать. По-своему великий неординарный человек. Мог бы, как и ты, попасть в книгу рекордов Гиннеса.
- Да мог бы, - согласился Гена. - Только зачем? А, кстати, мой результат не в книге Гиннеса, а в "Пари"* зарегистрирован...
- Я его предупреждал, - сказал я, - что плохо кончит, если не прекратит баловаться с электрическим током.
- Не прислушался?
- Какое там... А я ему досконально разжевал, что, чего и как. Видать, с меня психотерапевт, как из тебя балерина.
- Не в том дело. Ума не хватило у Тольки прислушаться к мудрому совету.
А Толька Горячевский тот ещё был феномен. Его бы науке изучать...  Толька имел прозвище Проводник. Ради потехи приятелей-собутыльников он брался руками за оголённые электрические провода под напряжением. И ничто его не брало - ни 220, ни 380. И не трясло нисколько. Стоял Толя под напряжением и улыбался.
Я с ним познакомился в больнице. Ничего ещё о нём не знал. Попросил его заменить перегоревшую лампочку в стационаре. Пошли. Смотрю: он смело так орудует с проводами... Я кинулся к нему: "Ты что! Осторожнее, брат!" Тут он и продемонстрировал мне свои способности со снисходительной улыбкой. Но я не разделил восторга публики, я строго запретил ему эти  дурные эксперименты, я сказал ему:
- Толик, ты это брось. Ведь ты же человек, такой же как все мы. Просто твоя нервная система не чувствительна к прохождению электрического разряда. Но это ни о чём ещё не говорит. Всё равно под действием тока твои нервы разрушаются. И твоя беда, что ты этого не чувствуешь. Если не прекратишь это - тебя, я так думаю, разобьёт паралич. Учти!
И вот результат... Теперь Толя - жалкий инвалид. Отказали ноги. Да и затряхивается в падучей. И никакие больницы ему уже не помогают. А ведь молодой ещё, нет и сорока...
- Ну а мне бы ты что посоветовал? - спросил Гена.
- Как Толику?
- Как Толику.
- Бросай, Гена, на хрен свои показушные выступления. Ты потешаешь дураков и богатых отморозков: тягаешь на себе машины, танки, самолёты, даже паровоз...
- Нет. Целый жэ дэ состав, - уточнил Гена.
- Железные цепи рвёшь, кувалду "целуешь", кочергу бантиком на шее закручиваешь, гири двухпудовые под облака кидаешь...
- Знаешь, Сань, а с них-то, с гирек, всё и началося. В школьные годы, юнцом... Метну двухпудовку через крышу дома родного - она со свистом, с бруянием таким, будто мина, через конёк кривую траекторию прочертит да на той стороне дома в огород и вроется - так, что надо потом с лопатой идти выкапывать.
- Гена, остановись, пока не опоздал. Толику вот уже поздно говорить.
- Сань, а знаешь, кто меня надоумил гири через крышу кидать? А Торчок! Был в нашем краю такой мужчина-силач. Жил на хуторе, вблизи озера Удрихинского. С тех пор тое место так и называется - Торчок. Сам я его уже не застал в живых. Но слава о нём шла и после смерти. Вот и я решил попробовать в школьную пору: " А ну-ко швырну гирьку..." Благо всё получилось - не то б рассадил, как есь, батьке крышу и дом бы проломил.

Примечания.
*"Пари" - российский аналог книги рекордов.