Черные шарики

Сергей уже минут пятнадцать любовался длинной плюшевой змеей, вольготно растянувшейся на задней полке медленно дрейфующего впереди «форда». Да, на Сибирском тракте можно попасть в добротную пробку практически в любое время дня. Это одно из мест в Екатеринбурге, где заторы случаются с удручающей регулярностью. Впрочем, спешить ему особенно не хотелось, поскольку миссия предстояла из, мягко говоря, малоприятных, если не сказать омерзительных и отталкивающих.
Когда уже почти год назад он устроился водителем в салон «Дари красиво», то увидел в этом благосклонность судьбы, глоток свежего воздуха в душащих его равнодушной теплохладности мира, пустыне одиночества и смоге личных невзгод. Он представлял, как, доставляя людям маленькие подарки и знаки внимания – цветы, шары и игрушки – будет краешком жизни соприкасаться с торжествами других людей, станет чуточку сопричастен чужому счастью.
И действительно, несчетное число раз, передавая из рук в руки пышные букеты, он видел в светящихся праздником глазах веселые искорки безоблачной радости, оживляющие и украшающие женские лица несравненно лучше всякой косметики и бижутерии. А бывало, дверь обычной квартиры открывала усталая, изможденная бытом хозяйка в слегка мятом теплом домашнем халате. И Сергей видел, как на глазах светлело и преображалось ее лицо, как будто на ветке в ускоренной съемке невзрачное зеленое яблочко росло, спело и наливалось сладким соком. И вот уже румяные бока аппетитно-жизнеутверждающе блестят яркими красно-желтыми бликами в лучах ласкового теплого солнца. Её не забыли! Кто-то, быть может, находящийся за сотни и тысячи километров, помнит о ней и ее празднике. Она не одна, она нужна и любима. Жизнь продолжается…
Счастье – удивительная штука! Когда им делишься, оно совсем не уменьшается, а даже, напротив, еще и растет. И вот уже в мире появилось два… три.. четыре новых счастья… Все, кто чистым незавидующим сердцем соприкоснулись с счастливым человеком, большими и малыми зеркалами отражают его радость и веселыми солнечными зайчиками несут ее дальше по жизни. И нередко они уже сами становятся источниками счастья, которым делятся с другими. Так один счастливый человек может осчастливить тысячи. Это похоже на чудо умножения хлебов в Библии, когда несколькими хлебами и парой рыбок насытились пять тысяч человек.
Правда, бывало и иначе. Украшая рестораны к новогодним корпоративам, на фоне диссонансной его душе кислотной музыки, он видел вокруг раздраженно-торопливую деловитость барменов и администраторов, снисходительно-повелительную теплохладность директоров, равнодушную вежливость официанток. Радость на таких празднествах была яркой, громкой и пустой. За блистательной мишурой внешних, часто дутых, эмоций не было глубины и теплоты подлинной искренней радости. Души, истосковавшиеся по настоящему, жадно поглощали крикливую броскую фальшивку.
Были случаи, когда не принимались или при нем отправлялись в урну шикарные дорогие букеты, а однажды в полет с восьмого этажа отправился ничего не понимающий удивленный плюшевый мишка… Возвращались дары немилых сердцу или отвергнутых ухажеров, с видимым гневом или слезами обиды отвергались неуклюжие попытки провинившихся мужчин загладить свою вину. Как смешно, что люди часто не понимают элементарного – подобное лечится подобным. Если порвалась рубашка, то ее зашивают нитками или ставят заплатку из аналогичной по цвету и фактуре ткани, если школьник получил двойку, то «закрыть» ее можно одной-двумя пятерками. И рану, нанесенную любви, лечить тоже нужно любовью – вниманием, нежностью, заботой, искренним осознанием вины и зримым стремлением исправиться… А если вдруг любовь успешно лечится исключительно подарками, значит… Значит что-то не так в этой любви. Значит в основе ее, если докопаться до самых глубин, лежат не высокие душевные чувства, а нечто гораздо более бренное и приземленное…
Кстати, тот брошенный из окна медведь нашел-таки свою хозяйку. Когда Сергей спустился вниз, то увидел задравшую голову вверх пяти-шестилетнюю малышку и, видимо, ее маму, беспомощно кружащую здесь же и устремившую взгляд в том же направлении. Незадачливый плюшевый десантник не долетел до грешной земли и застрял в зеленых ветвях примерно в трех метрах над асфальтом. Курьер улыбнулся и даже грустно засмеялся перипетиям жизненных виражей. Подогнав машину поближе и забравшись на кузов, он освободил летуна из плена и вручил его новой владелице. Счастье девочки было живым и безразмерным. Внезапному спасателю захотелось сфотографировать сердцем и навсегда запечатлеть в душе то настоящее и бесхитростное, что лилось с лица прижимающего к щеке мягкую игрушку маленького ребенка…
Сейчас же случай был особый – он вёз так называемый «чёрный заказ». Курьеры в конторе такие наряды, по понятным причинам, не любили и брали с большой неохотой.Но куда деваться – клиент есть, деньги в кассе, нужно отрабатывать… Будь его воля, он бы вообще убрал всю эту «чернь» из ассортимента. Однако у босса мнение иное. Бизнес есть бизнес. Ничего личного. Спрос рождает предложение. И он предлагал…
Спустя еще десяток минут фургону удалось, наконец, доползти до поворота в так называемый бизнес-парк «Деловой квартал» и уже по свободной дороге проехать мимо забитых парковок до нужного строения.
В кузове болталось на белых и серебристых синтетических ленточках с дюжину черных шаров с не очень благожелательными белыми надписями. «Время тебя не пощадило», «Недолго осталось», «Вижу седой волос» - гласили наименее оскорбительные из них.
Сережа со вздохом набрал номер виновницы торжества и сообщил об ожидающем ее презенте. Через пару минут из сияющего отраженным безоблачным небом стеклянного фасада выпорхнуло дивное юное создание. Над облегающим стройную фигурку бирюзовым сарафаном смешно подпрыгивали две русые косички с ярко-белыми, словно солнечными, зайчиками, украшающими резинки на крошечных чуть лохматых кисточках-кончиках. Искрящиеся, излучающие свет васильковые глаза слегка щурились на солнце над крошечными ямочками на милых, чуть веснушчатых щечках. Имя девушки удивительно подходило ее воздушному облику. Наталья, Наташа… При этом имени в воображении Сергея почему-то возникало утопающее в солнечном свете бескрайнее поле ромашек с порхающими над ним бесчисленными голубянками.
- Здравствуйте!... Это вы мне звонили по поводу шариков? – было неудивительно, что звенящий голосок тоже гармонировал с задорным солнечным образом.
- Да… - невеселый вздох и опущенный взгляд курьера несколько обескуражили юную красавицу, которая, казалось, была склонна весь мир воспринимать исключительно как продолжение царящего в ее душе праздника – Здравствуйте! Я доставил вам заказ по поручению нашего клиента.
Негромкие слова словно через силу рождались на свет и тяжелым свинцовым туманом повисали в пространстве, мрачные и нелепые в этот яркий солнечный день. Наверное, примерно таким голосом хирург после неудачной операции начинает разговор с родственниками пациента. Сергей открыл фургон и достал из его недр зловеще шуршащую тонкими резиновыми оболочками гнусную чужую пакость.
- Вот… Извините… - он положил на асфальт наполненный водой небольшой шарик-грузик, к которому была привязана зловещая плеяда, и неприглядный черный букет чертополохом раскинулся на мощеной плиткой дорожке во всей своей отвратительной мерзости.
По-прежнему сконфуженно глядя вниз, парень украдкой бросил сочувствующий взгляд на именинницу. К его удивлению, она по-прежнему улыбалась и, чуть сгорбившись, прыскала смехом в прикрывающую рот ладошку. «Наверное, нервное…» - подумал он.
- У вас не будет каких-нибудь ножниц или ножа?... – спросила Наташа голосом задумавшего шалость ребенка.
Сергей выдвинул лезвие из всегда лежащего в кармане спецовки инструмента и рукояткой вперед протянул девушке. Она взяла, но тут же вернула обратно.
- Или нет, лучше вы, если можно. Давайте вот так -  я буду держать, а вы обрежьте, пожалуйста, ленточки чуть пониже, чтобы все шарики у меня в руке оказались.
Слегка обескураженный черный посланник выполнил ее волю, и через минуту стройная красавица, еле заметно наклонив вперед голову и закрыв глаза, стояла на залитой солнцем дорожке с весьма странным для сложившейся ситуации выражением лица, а над ней, нелепой темной тучей висели бессильные разрушить душевный праздник черные шарики. Чуть улыбающиеся полусомкнутые губы немного шевелились и слегка подрагивали, толи сдерживая смех, толи что-то беззвучно бормоча, толи и то, и другое вместе. Сосредоточившись на чем-то своем, девушка словно загадывала желание перед безобидным детским ритуалом.
Еще через мгновение маленькая ручка взметнулась вверх, кулачок раскрылся и отпущенные на свободу шары взмыли в небо.
- Открытка! Там, на одном шарике была от… - начал было Сергей и осекся
- Да и Бог с ней, с открыткой! Мне и шариков хватит! – прозвенела девушка
- Просто, там было написано от кого…
- А зачем мне знать от кого? Чтобы расстраиваться и плохо думать о человеке? Не-е-е… Это мне ни к чему….
- А так вы не расстроились? Из-за шариков?
- Ну это как посмотреть!... Помните историю про Тома Сойера, как он забор красил? Вот и здесь также! Можно представить, что в этих шариках заключены все мои беды, большие и маленькие. Все мои неудачи и злоключения, все печали и даже маленькие повседневные печальки. Это ж не каждому выпадает все, что есть плохое вот так вот взять, собрать и в небо отпустить, чтобы улетело куда-нибудь подальше! Ведь здорово, правда?!!
- Ну да… Это у вас ловко так получилось, необычно. Я такого ни разу не видел. Обычно люди расстраиваются, иногда даже бросаются лопать, рвать, топтать… А вы не огорчились даже.
- Ну, если честно, все равно чуть-чуть огорчилась, конечно… Но батюшка как учит – встретилась ты со злым человеком, сделал он тебе какую-нибудь пакость, а ты вдохни глубоко, выдохни и прости его от всего сердца, насколько доброты твоей хватит. Посочувствуй ему, пожалей его, несчастного. Ты ж как – огорчилась чуток, а потом отпустила печальку, отвернулась, да и забыла о ней совсем. А он, бедненький, круглые сутки со своей злобой живет, не расстается. Представляешь, каково ему?!
- Хм… Мудрый у вас папа! У вас, наверное, очень счастливая семья...
- Да, слава Богу! Грех жаловаться! Только это я не о папе, а о батюшке нашем, священнике из храма. Его отец Святослав зовут. Знаете, какой он хороший! Добрее него, наверное, людей и не бывает!... – Наташа, улыбаясь, еле заметно, но значительно качнула головой. Было видно, что она сейчас немножечко хвастается.
- У вас в церкви там все такие… светлые?
- Ну как… По-разному все… Мама говорит, что меня еще жизнь мало била, вот я и свечусь вся. А мне порой кажется, что с Богом все нипочём будет, все осилю и переживу. Гордынька, наверное… А так… Бог у каждого в сердце живет, только кто-то Ему в душе своей, как в домике, лучшую комнату отводит, а кто-то в кладовке темной в дальний угол запирает. Свобода, каждый сам выбирать волен… 
Ой, вы меня извините, пожалуйста – бежать мне надо. Там пиццу уже привезли, я ко дню рожденья заказывала, а девчонки без меня не начинают. Счастливо вам! Пусть и в вашей жизни все будет тепло и радостно, без всяких там печалей и черных шариков. Отпускайте их, если есть, без всякого сожаления! – Наташа потянула было к нему руку с как-то странно сжатыми пальцами, но, видимо, сдержавшись, снова опустила ее, попрощалась и побежала обратно в свой стеклянный замок, сияющий отраженным небосводом.
Сергей закрыл фургон и через пару минут был уже за пределами офисного городка. Отпустить печали – как же, отпустишь их тут. Это тебе не шарики – гири пудовые. Такие в небо вот так вот просто не улетают.
В голове всплывали картины годичной давности.
* * *
Тук! С приглушенным тупым стуком казенный пластмассовый штемпель равнодушно опустился на потрепанный паспорт. Огромный прямоугольный штамп вольготно, чуть наискосок развалился на розовато-сиреневой бумаге, заполняя собой всю свободную площадь и не оставляя шансов для новых оттисков.
Вот так оно все и закончилось… В назначенный сверху черный день, о котором его оповестили лаконичным бесцветным извещением, в старой, молящей о капитальном ремонте комнате с облупленной штукатуркой, судья усталым чуть скучающим, но твердым голосом задавал положенные по протоколу вопросы. Для него это было очередное рутинное дело, ничем не отличающееся от тысяч и тысяч прочих подобных разбирательств. Он не углублялся в причины, не спрашивал всерьез, не передумали ли стороны, не сочувствовал и не скорбел о заявленных под снос убогих трущобах, бывших некогда светлым сказочным замком.
Зал суда – это ведь не кабинет психолога. Здесь не реанимируют браки. Здесь просто констатируют их смерть и, словно в анатомическом театре, цинично расчленяют некогда единое целое на отдельные составляющие, которые, оказывается, каким-то непостижимым образом все-таки могут если не жить, то, по крайней мере, существовать по раздельности. Наверное, отношение судейского племени к семье мало чем отличается от детских выдумок про дождевого червя, которого якобы можно разорвать на две части, и получится два новых червяка. И рвут. Рвут и выбрасывают ошметки вон, предоставляя им самим зализывать раны и мало интересуясь их дальнейшей судьбой…
Впрочем, глупо на суд обижаться - сами виноваты. «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих» - вещал в прошлом веке бессмертный проходимец. И Сережа пытался спасти… Пытался восстановить, склеить, починить, залатать, удержать… Всеми силами неуклюже старался вновь запустить проржавевший механизм старых семейных ходиков. Но семейное счастье строится в тандеме, а если раскачиваемый справа маятник, слева с удручающей регулярностью бьется о глухую бетонную стену, то кукушке вряд ли удастся выглянуть из своего крохотного окошечка и известить мир о хотя бы деревянной годовщине совместной жизни.
Говорят, когда женщина обижается, то нужно дать ей немного побыть одной - посидеть в тишине, выплакаться, успокоиться... Но Сергею хотелось тут же, не откладывая, выровнять ситуацию, которая, чаще всего, виделась ему каким-то нелепым странным недоразумением, требующим немедленного исправления.
И когда она, расстроенная, уходила в другую комнату, то он шел, можно сказать, почти бежал вслед за ней. Ему хотелось все объяснить, все растолковать. Хотелось рассказать, как он любит ее, и как ему больно оттого, что больно ей. Больно оттого, что душа ее в гневе отвернулась от него. От того, что он почти физически ощущает катастрофическое напряжение нити, связывающей их. И нужно скорее все уладить - всё объяснить, утешить, успокоить. Нужно обнять, прижать к себе и гладить, гладить... Гладить по спине, по печам, по волосам. Гладить и целовать. И смотреть, смотреть в глаза. С нежностью, с любовью смотреть, чтобы увидела она во взгляде этом всю любовь его, всю душу его, раскрытую настежь и вывернутую наизнанку навстречу милой. Чтобы не глазами, а душой видела, что здесь он, что с ней он и что всегда, всегда будет с ней рядом. Как и обещал, как клялся под вальс Мендельсона в тот светлый, безоблачный и такой далекий день их свадьбы. Во все дни, и в радости, и в горе – всегда, всегда будет с ней!...
Она убегала и закрывалась в спальне. И когда он пытался открыть дверь, то бросалась на нее с другой стороны всем своим телом, чтобы не пустить его. Тогда отчаянье, страх и еще что-то неясное и темное безумным потоком заполняло душу ее. Он применял силу и врывался, и протягивал к ней распахнутые руки свои. А она отбивалась от него и кричала в отчаянии словно чужим, сбивающимся на визг голосом:
- Уйди, уйди от меня! Оставь меня! Уйди от меня! Не трогай меня!!!
- Я здесь! Я с тобой! Я люблю тебя! Успокойся! Я никогда не оставлю тебя и я всегда, всегда буду с тобой, потому что я муж твой! Я люблю тебя! Алюшка, Солнышко! Слышишь меня, я люблю тебя! Я всегда буду с тобой и никогда не оставлю тебя!
Лицо ее искажалось безумием. Она отталкивала его и защищалась, словно ей угрожала опасность. Словно не любящий муж в родном доме хотел обнять ее, а жестокий бандит и насильник тянулся к ней в темном переулке. И в клятвах его слышала она не свидетельство преданной любви, а жуткое проклятие, висящее над судьбой ее. Проклятие пожизненного заточения с мучителем своим… Слова, в которые вкладывался свет, словно проходили сквозь жуткий фильтр и виделись ей тьмою. Так, отраженная в кривом зеркале красота может мнимо превращаться в свою противоположность, отталкивая зрителя гипертрофией искаженных пропорций.
Характер жены напоминал Сергею пластиковый хомутик – небольшую гибкую стяжку с зубцами по всей длине и маленьким ушком на одной из сторон. Продетый в ушко кончик образует петлю, которая легко и свободно затягивается, надежно соединяя нужные мастеру детали. Но если попытаться вытянуть стяжку назад, то вас ожидает горькое разочарование. Ослабить петлю хомута нельзя – ее можно только разрезать. Алена с фотографической точностью запоминала проходящий сквозь душу негатив. И все неизбежные в семейной жизни печали и обиды – реальные и мнимые – постепенно словно зубчики хомута неумолимо стягивали петлю на шее их брака.
Так, с нарастающими болью и отчаяньем, и докатились они до закономерного плачевного финала. До точки, сухо поставленной синим штемпелем в его паспорте.
* * *
Смена кончилась. Переодевшись и закинув за плечо любимый рюкзак, Сергей уже было со всеми попрощался и даже взялся за ручку двери, как вдруг остановился и замер, задумчиво глядя на ловко надувающую гелием веселые разноцветные шары шуструю Катю, которую за малый рост и неуемную энергию в конторе иногда беззлобно звали пигалицей. Та, видимо, почувствовав его взгляд, повернулась и спросила с легкой чуть грустной усмешкой на тонких детских губах:
- Что, мальчик, по шарикам соскучился? Ну выбирай. Так уж и быть, подарю один. Какой тебе? - задорные искорки весело плясали в озорных глазах, а грустную усмешку сменила широкая заговорщицкая улыбка - Красный, синий, голубой… выбирай себе любой… - процитировала она бородатый детский стишок.
- Катюш, надуй мне чёрный шар… пожалуйста… - в задумчивости негромко попросил экспедитор.
- Черный!?... – аккуратно прореженные и подчеркнутые тушью брови домиком вскинулись вверх над чуть скруглившимися от удивления глазами – ты что, в пиратов решил поиграть или в готы записался?... Какой тебе? Есть со звездами золотыми, есть с черепом, с рожей веселой был где-то…
- А есть у нас просто черный. Без ничего.
- Есть, есть… Малевич ты наш… 3D… Найдем сейчас… хорошему человеку…- и она, вздохнув, принялась сосредоточенно рыться в огромной корзине, до половины наполненной упаковками с шарами, плоскими заготовками будущих праздничных атрибутов.
* * *
Сергей шел по улице. Огромный сферический черный шар, размером с хорошую тыкву – и где его этакий только откопала Катюшка – для надежности привязанный серебристой лентой к запястью, бесшумно плыл в полуметре над его головой.Абсолютно непрозрачная лоснящаяся поверхность тускловато блестела в ярких лучах вечернего летнего солнца.
Центр города. Ноги сами свернули к «Высоцкому» - высоченному небоскребу с двояким по смыслу названием. Он прошел мимо памятника Владимиру Семеновичу и Марии Влади и скрылся за стеклянной дверью. Охранники в вестибюле подозрительно скосились на гигантский шар, потребовали его опустить и зачем-то тщательно обвели вокруг металлоискателем. Можно подумать, пара килограмм взрывчатки может вот так вот запросто парить в воздухе. Купил билет и, заняв добрую половину довольно просторного лифта, поднялся на смотровую площадку.
И зачем он здесь… Родной город, до боли знакомая, изъезженная вдоль и поперек панорама запруженных машинами улиц… Толи подальше от земли, толи чуть ближе к небу…. Хотя небо, настоящее в переносном смысле чистое небо, было там, в васильковых глазах девочки Наташи, преподавшей ему сегодня столь простой и бесхитростный урок доброго отношения к жизни. Ему так, наверно, не смочь, не суметь. Нет, никогда не суметь…
Комок печали поднялся изнутри и завис где-то в районе гортани. Как она там говорила – «печалька»?... Какое смешное слово. Да, права ее мама – не била еще жизнь наотмашь по белобрысой головушке. Может, даст Бог, и не ударит. А его вот... А что, собственно, его?! Слава Богу, жив-здоров, руки-ноги целы, умом не тронулся, с катушек не слетел – не загулял, не запил. Крыша над головой имеется, работа тоже... Жизнь продолжается, и это прекрасное синее небо, этот свежий ветер на захватывающей дух высоте, эта встреча с красавицей Наташей – новые тому подтверждения! Под его ногами расстилался целый мир – огромный, прекрасный и сегодня даже безоблачный, великолепный в своей широте и необозримости. Воплощение грандиозности и свободы.
Развеселившийся ветер с завидным упорством рвал из рук черный шар. А чего он в него, собственно, вцепился?! Глупо… Как утопающий в жернов… Сергей разжал кулак. Теперь шар сдерживал лишь легкий узелок-бантик на запястье. Он слегка потянул за кончик, и спустя мгновение гигантская резиновая псевдогиря унеслась в необъятное пространство. Сережа улыбался и, наверное, впервые за последние пару-тройку лет улыбка его была светлой и радостной.
Окончено 9 апреля 2021 года