Глава 7. индейцы!

ИНДЕЙЦЫ!
Пока он говорил, волки разбегались направо и налево и в ужасе бежали вверх по оврагам по бокам перевала. Люди на деревьях замерли как вкопанные-один от страха, другой из осторожности.

Была веская причина для поспешной схватки волков и молчания людей, спрятавшихся за деревьями. По горному перевалу спускалась группа дикарей, великолепно одетых в ярком стиле индейского воина, с пылающими перьями и расшитыми бисером одеждами. Каждый держал в правой руке длинное бизонье копье, которое они умудрялись держать грациозно, но не казались слишком многочисленными. Некоторые из них несли небольшой щит из бизоньей шкуры, но большинство из них скорее полагались на свою собственную активность, чем на эту слабую защиту. Перед оркестром ехал высокий вождь в богатом костюме., с ремнем из обработанного вампума, перекинутым через плечо и застегнутым на талии. Он отказался от копья и взял вместо него красивое ружье. У него была величественная фигура, благородная голова, нос, подстриженный, как у Цезаря, и твердый рот. Его глаза были черными и пронзительными. Его длинные волосы ниспадали на плечи. Рядом с ним, вооруженный во всех отношениях, как и старший, ехал мальчик, который был взят в плен охотником в прерии и которому угрожал Жюль.

Всего в отряде было человек сто, и один-единственный взгляд убедил охотника, что это Черноногие. Они остановились у скелета медведя, издавая крики удивления, потому что из всех животных они считают медведя гризли самым свирепым и самым страшным. Они спешились и осмотрели тело. Волки не тронули его голову, и зияющая рана открылась.

Они столпились вокруг тела, громко переговариваясь, засовывая руки в рану и, очевидно, гадая, каким оружием она могла быть нанесена. Даже вождь спустился и посмотрел на тело.

[58]

- В большом вигваме есть большие пушки, которые проделывают такую дыру, - сказал он серьезно. - Это работа белого человека. Это не винтовка.”

“Может ли белый человек носить на спине большое ружье? - спросил другой индеец в одежде вождя. - Не могу понять. Какой-то знахарь лишил жизни большого медведя с холмов. Это не обычный пистолет.”

-Ва-бе-о-вин хорошо говорит. Все белые люди-великие лекари. Мой род проходит перед ними, как деревья перед их топорами. Но Кружащийся Ветер не проживет достаточно долго, чтобы увидеть проделанную работу. Пока он жив, между его народом и белыми людьми будет война.”

- Почему бы нам не заключить мир? - спросил вождь, который до сих пор молчал. - Почему мы должны сражаться против тех, кто сильнее? Я бывал в фортах и в городах у большой воды. У них есть говорящие дома, из которых делают муку, ружья и порох. Они водили меня в эти беседки и показывали, что делается. Почему бы не подружиться с ними, раз они сильнее нас?”

“Успокойся, Красная Рука,” сердито сказал Вихревой Ветер. - Черноногие никогда не преклонят колена перед белыми. Они умрут один за другим, но никогда не уступят разрушителю.”

“Давайте найдем тех, кто это сделал,-сказал вождь, Ва-бе-о-вин. - Для начала мы возьмем их скальпы.”

Порыв Ветра подал сигнал, и все воины вскочили в седла и поскакали вниз по перевалу.

Бен вытянул голову и с тревогой наблюдал за ними. В горах было два прохода, и если индейцы выберут не тот, то это даст белым возможность спуститься вниз и предупредить своих товарищей об опасности. Мгновение затаенного ожидания, и отряд свернул в проход, ведущий к лагерю охотников.

“It’s all up,” said Ben. “Poor Jule is done fer, an’ that young chap Bentley. Come down, Jan. We must get out of the way as soon as possible. The durned thieves won’t be long gutting the concern.”

The old trapper helped Millicent from the tree. Jan came down in great haste and followed Ben’s lead. He turned into[59] the second pass before mentioned, and hurried down it half a mile. No concealment of the trail was attempted; but at last they reached a place where there was a break in the rocky sides of the ca;on, and up this went the men, with their guns at a “right shoulder shift,” using one hand to assist them in climbing. Ben looked back once at Jan. All traces of fear had left his face, and his compressed lips told of a steadfast determination. Ben nodded, and muttered to himself. Millicent followed them bravely, pale, but evidently not from fear.

“He’ll do; I’ll cure him,” muttered Ben, “an’ the gal is good grit, too.”

The pass grew steeper. They slung the guns over their shoulders by the straps, and used both hands in dragging themselves up the ascent. They had to stop now and then to assist Millicent. Jan was puffing like a grampus. Millicent could hardly see why Ben had taken this course. From the spot where they stood they had a complete view of the valley and its occupants. It was already crowded by the Indian band, who were running about at will, peeping into the cabin, overturning camp-utensils and snapping the springs of some spare traps which had been left in the cabin. Ben looked in vain for the Frenchman. He had hidden somewhere on the first approach of the savages, and a number of them were scattered up and down, searching for him. It was clear they knew all about the camp, and the number of its occupants. Bentley was nowhere in sight, and Millicent began to hope.

“They don’t seem to t’ar things much, as yit,” said Ben. “I expect to see the dry bones rattle pretty soon. They kain’t help but burn us out. It’s in the’r natur’s, the condemned critters. I wisht I hed about a hundred Crows here, I’d make the feathers fly in thet thar company, I would. Durn a Blackfoot!”

“Vare pe Shule gone, Penn?” said Jan. “I not see ’im noveres. Unt vere ish Pentley?”

“No more I don’t know, Dutchy. They’ve got into kiver som’ers. But they’ll nose them out, ye see ef they don’t. A Blackfoot is wuss then a hound on a cold scent. Lordy! they ain’t got no chaince! An’ fer my part, I don’t see whar[60] they kin hev hid themselves. Thar ain’t no hole thet I know on.”

“Vat ish de Indian doin’ mit de hoss?” - потребовал Ян. - Шпосе дей штеал?”

“Украсть его! Они украдут центы с глаз мертвого голландца. Ты не знаешь Черноногих. - Я знаю. Они же не сволочи. Я бы не принял предложение выкупить племя халла, если бы мне предложили бобровую шкуру. Не племя халла. "Р" в состоянии жинеральной задиристости это тревожит. Я на них и цента не потрачу. И если они возьмут эту лошадь, я уничтожу племя халла. - Не смотрите так испуганно, мисс. Думаю, молодой человек надежно спрятался.”

“Я думаю, что Петтеру лучше оставить авей, - сказал Ян. - Я не думаю, что было бы правильно жениться на писце. Я динкс дей вип нас.”

- Не верьте этому! Я считаю себя способным очистить все племя. Я делаю это каждый раз. Я кин делаю это в шутку эз легко. Что такое маленькое племя индейцев для белого человека моего умственного и морального уровня? Я эз хороший эз дюжина миссионеров, я. Миссионер разговаривает с ними некоторое время, и они слушают, говорят, что устали, а потом берут его скульптуру. Они и раньше брали его, только они не понимают ни слова из того, что он говорит, и это им не вредит. Теперь я из крепкой семьи, и такие моральные убеждения-не лучший мой холт. Я с ними так не рассуждаю.”

- Как ты это делаешь, Пенн?”

- Я всаживаю мяч прямо в каркиджейцев, а потом рассуждаю с ними с большой пользой. Они понимают, что я имею в виду.”

“Vat ef he pe deat, Пенн?”

- В этом вся прелесть моего стиля. Он не мог сопротивляться линии аргаймента, которую я принял. Он ценит ее силу, я допускаю. Разве ты не видишь?”

“Фу. Убей его, пока ден не заговорит с ним. Дат иш гут вэй! Я сам убью его, пимпай, когда убью индейца.”

- Думаю, когда-нибудь у тебя будет цепочка. Что это они рыщут по меху бобровой плотины? "Р’ после моих ловушек, подлых шалунов. Во всяком случае, это их немного побеспокоит; я очень хорошо умею прятать ловушки. Но я отмечу каждого индейца в отряде, и в один из ваших дней мы заключим соглашение.Держись подальше. Если они увидят нас, то никогда не успокоятся, пока не убьют. Залечь на дно!”

- Хорошо, Пенн. Мне не все равно. Я не люблю драться с mit dem, если только мне не придется; put vat I dinks ish dis: Aff'n’ man ash vas vant to lift so long vat he can, vill not vite vor his life, ven he haf to do it, den he vas vun pig vool. Я не люблю вить. Я писаю не как витин персонаж. Отложи дей кумса, я убью всех демонов, кого смогу. Dat ish drue vat I dells you.”

“Это правильный разговор, старина,” сказал Бен. - Мне нравится тет. Похоже на человека. Не бросайтесь навстречу опасности, но и не уклоняйтесь от нее. Вот как надо об этом говорить. Это способ быть разумным. Кин ты видишь что - нибудь от Джул йит?”

“Я его не вижу, новерес,” ответил Ян.

- Я не думаю, где он спрятался, или что эти мерзавцы рыщут вокруг плотины. Он не может быть таром, не так ли? Неужели ни один из этих индейцев не пойдет в воду?”

“Еще один эш вун,” сказал Ян. - Больше эш а тозен, я динкс.”

Это было правдой. Несколько индейцев вошли в неглубокий ручей и пробирались вброд к плотине, приближаясь к ближайшей к берегу бобровой хижине. Один из них подошел к отверстию и взобрался на плотину. За ним последовал еще один, и они начали снимать крышу хижины. Бобры хорошо делают свою работу, и это была работа некоторых моментов. Наконец крышку сняли, и они вместе наклонились и что-то вытащили. Это был бобр? Нет, но Жюль Даман, укрывшийся в хижине.

Они прошли в соседнюю хижину и таким же образом вытащили оттуда укрывшегося там Бентли Морриса. С глубочайшей скорбью взошедшие на гору увидели, как под ликующие крики дикарей их несчастных товарищей выволокли из укрытия и повели на берег. Они не сопротивлялись; действительно, любое сопротивление было бы бесполезно против такой силы.

- Они взяты. О, милостивые небеса, они взяты. Какова будет их судьба? - воскликнула Миллисент.

“Не могу сказать,” ответил Бен. - Они могут убить их, но я так не думаю. У Джула есть шанс, потому что он пытался убить мальчика.”

“Бедный Шуле,” сказал Ян. - Я писаю, извини, что я гит мат мит его унт разорить его город на его стае.”

- Самое меньшее, на что они надеются, это стать прис-нерами Черноногих лет. Бедные ребята. Я бы все отдал, чтобы освободить их. Но что я делаю, что я делаю?”

Пленников выволокли на открытое пространство и сердито допросили. Вихревой Бриз постоял немного перед ними, а потом, взяв Жюля за плечо, повел его в каюту.

“Он пытается заставить его рассказать уару, что мы спрятались, - сказал Бен, громко хихикая. - Я думаю, он сделает из Джула хорошую сделку. Возьми кира, чтобы он не показывался тебе на глаза, девочка, так не пойдет. Если им попадется на глаза женщина, они будут преследовать ее до конца света, но убьют. Но у нас все по-своему. Эф Джул знал, что он не скажет, а так как он не знает, что мы делаем, то и не скажет. Так что мы в безопасности двумя путями, разве ты не видишь?”

Вскоре из хижины вышли Жюль и Вихревой Бриз, индеец возбужденно жестикулировал. Звук его голоса достиг даже скалы, на которой стояли наблюдатели. Но они не могли разобрать его слов. Наконец пленников связали и посадили на лошадей. Сделав это, вся группа двинулась прочь.

Через несколько мгновений все стихло, и не осталось ничего, что указывало бы на визит, кроме двух разбитых бобровых хижин, нескольких разбросанных бус, кое-где сломанного древка, пера или поношенного мокасина. К удивлению охотника, его лошадь, которая убежала обратно в лагерь, когда на них напали волки, была оставлена на свободе, как и лошадь голландца. Миллисент опустилась на колени, закрыв лицо руками. Человек, который спас ее от смертельной опасности, который подверг опасности свою собственную жизнь, чтобы спасти ее, который сохранил свое мужество и ее в голоде и смерти. усталость, получившая за нее глубокие раны, оказалась пленницей в руках кровожадного врага!

До сих пор она не знала своей любви.

“Это трудно, девочка, - грустно сказал Бен. - С этим я согласен. Но это часто случается в хьяре, на равнинах. Мне жаль. Но мы ничего не могли поделать.”

[63]

“Он был храбрым человеком, - сказала она, всхлипывая. - Он дважды спас мне жизнь, а теперь его нет.”

- Не вздумай сдаваться. От Тара нет никакой пользы. Тьфу! Он может свалить. Он смышленый молодой парень, и он может получить кл'ар. Будем надеяться. Виноват, у него есть хорошая цепочка. Давай вернемся в лагерь. Ты пойдешь со мной или останешься здесь, Ян?”

- Я знаю тебя, Пенн.”

- Совершенно верно. Держись рядом со мной. Ты почеши мне спину, а я почешу тебе спину. Я знаю, что они сделают с Джул. В носу у него будет кольцо весом в четыре унции, и он будет выкрашен в красный, желтый и зеленый цвета. Я бы не возражал, если бы они его не убили. Я сам носил краску вождя, и не так уж плохо быть вождем племени, и я думаю, что он будет вождем, если не будет слишком злить их.”

Они начали спускаться в лагерь с того места, где стояли. Спуск был трудным, еще более трудным, чем на другой стороне, и требовались быстрый глаз и рука, чтобы совершить спуск без величайшей опасности. Падение было бы верной смертью. Они взяли Миллисент и помогли ей спуститься по опасному пути, сила и мастерство Бена сослужили им обоим хорошую службу в сотне способов, прежде чем они преодолели расстояние. Рыхлая галька скользила под ногами, и он с чувством искреннего удовлетворения увидел своих товарищей в безопасности на твердой земле внизу.

“Молодец, мисс, молодец, старина, я знал, что в тебе есть что-то хорошее. Этот лазанье среди скал-мой лучший холт, и ты держался со мной вровень. Немногие могли бы это сделать, и я могу с уверенностью сказать, что ни одна женская нога не ступала так, как ваша сегодня, мисс. Это то, чем можно гордиться, и я очень горжусь тем, что спускаюсь вниз. А теперь ступай вперед, и давай посмотрим, какой вред причинили звери в лагере.”

“На днях вы возражали против того, чтобы я называла вас” сэр", - сказала Миллисент. “Теперь я должен поссориться с вами, отец Бен. Меня зовут Милли.”

“Пш - ш-ш! - отозвался Бен с восторженным видом. - Ты ведь не собираешься называть старика этим именем?”

- Да, теперь вся моя надежда на вас; вы должны называть меня Милли.”

[64]

- Ты славная девчонка, Милли; человек, с которым ты не смогла бы драться, если бы ты все равно не желала носить имя человека. А теперь смотри: я собираюсь спасти твоего молодого человека—ты же видишь, если я этого не сделаю! Я спасу его или сложу свои кости у Пороховой реки; это эз добрый эз поклялся.”

- Если бы вы могли спасти его, отец Бен, я всегда любила бы вас.”

- А ты бы хотел? И вы называли меня отцом Беном? В порядке. Посмотрим, что будет, если в старом Бене Миффине ничего не будет.”

Они поспешили к хижине и вошли; все было в беспорядке, и прошло некоторое время, прежде чем они смогли собрать разбросанные вещи достаточно, чтобы увидеть, что ни одна не была удалена. Все осталось нетронутым, к величайшему удивлению Бена, который знал, что Черноногие прирожденные воры. За всю свою жизнь он ни разу не видел, чтобы они входили в лагерь и оставляли там что-нибудь, что можно было бы унести; и там было много мелких предметов, таких как капканы, одеяла, ножи, топоры и тому подобное, столь желанных индейцами, лежавших повсюду нетронутыми. Бен огляделся по сторонам в изумлении.

- Я много чего повидал на своем веку, и странного тоже, но это превосходит всякую естественность, - сказал он.

“Чан бьет?” спросил Ян.

- Они ничего не украли, они даже оставили наши лошади.”

- I dinks dese pe coot Indians,” сказал Ян с усмешкой.

- Хорошо! Убирайся отсюда! Не вздумай подшучивать над парнем на старости лет. Мир идет к концу; не говорите, что это не конец, я знаю лучше. Прошлым летом я ездил в Селкирк, и там был один парень, который проповедовал, что рассказы всего мира будут доведены до конца в шутку об этом времени; и эта проклятая тварь была права—Миллериец, как они его называли.”

- Я знаю vat dey pe; dey сидит на камне в der mill, mit dere little chisels, unt go chip, chip, chip on der stones; dat ish vat a mill'rite pe.”

- Эй ты, мерзавец! ’это не сеча; эта хьярская тварь была проповедницей. Это был долговязый длинноволосый парень с челюстями длиной с мой нож. Тогда я ему не верил, а теперь верю. Вини меня, если я когда-нибудь расскажу о сече хоть что-нибудь. Пойдем, хяр, Даймонд.”

Белый конь, который по своей воле бродил вокруг каньона, пришел на его зов и потерся своей красивой головой о плечо охотника. Старик в ответ ласково погладил шелковистую гриву и убрал ее с ушей благородного животного.

“Я им многое прощаю, потому что они оставили тебя мне, - сказал Бен. - Если бы они забрали тебя, старина хосс, я бы пошел за ними так, что они вернули бы им севральные файлы, проклятые твари.”

-Пенн, - сказал Ян, - кто-то там кукарекает.”

“Уор?” переспросил Бен.

- Слушай, пока не услышишь. Лошадь валкинг дис вай.”

- Тогда иди к киверу. В хижину; это единственное место. Вини моих кошек, если они не вернутся.”

Они поспешно нырнули в каюту и заперли дверь на засов. Сделав это, они отошли в сторону, глядя в сторону входа в каньон, и стали наблюдать. Они услышали стук копыт приближающегося коня и увидели, что он медленно приближается. Наконец показалась голова лошади, потом всадник, и они увидели, кто это. Жюль Даман! Его руки и ноги были связаны, и он мог только очень медленно гнать своего коня вперед. Оба мужчины бросились ему навстречу, за ними-Миллисент. Они перерезали путы и помогли ему спуститься на землю.

“Я думал, у тебя сосок, - сказал Ян.

“А я-то думал, тебя война сожрала, - сказал Бен.

- Так и было, - холодно ответил Жюль, искоса взглянув на Миллисент. - Но вы же видите, что я сбежал.”

Он держался сдержанно и старался не встречаться взглядом со своими спутниками. На их расспросы он ответил, что индейцы выехали в прерию и вскоре вошли в ущелье между холмами—темный и узкий проход. В этом проходе ему удалось скрыться, оставив Бентли в руках врага.

- А ты не мог бы как-нибудь разорвать его путы или хотя бы подмигнуть ему?”

“Нет, не могу, - сказал он довольно угрюмо. - Ты, кажется, не очень рад, что я сбежала.”

- И мы рады вас видеть, хотя вы и не взяли с собой молодого человека. Мое сердце радуется, когда я вижу тебя. Я бросил тебя, как мертвого. Господи! когда Вихревой Бризпускаетсвой коготь на белого человека, у него не так уж много цепей, если только индейцы не станут сиять им так же, как Вороны сияли мной. Ты слышал, почему они не взяли наши ловушки?”

- То, что сказал мальчик; он сын Кружащегося Ветра.”

- Я так и думал; они похожи на эз-пиктеров. Я рад, что оказал мальчику хорошую услугу. Я не могу понять, как Кружащийся Ветер когда-либо оставлял их ловушки в покое. А хоссы! Кто когда-нибудь говорил об индейце, оставляющем лошадь, которую он мог бы украсть, шутя или нет?”

“Не беспокойтесь о мальчике, я запомню его на всю жизнь, - сказал Жюль.

- Где вы их оставили?”

“Примерно в пяти милях к востоку.”

- Значит, перевал, в который они вошли, лежит к югу от больших холмов, не так ли?”

"да.”

“Тогда я знаю, где они собираются разбить лагерь, - сказал Бен, - и это будет единственное место, где я смогу вытащить этого мальчишку из рук проклятых Черноногих. Это должно быть сделано, если старый Бен Миффин кин зашифровал его. Не знаю, сделал бы я это ради него, но ради девушки.”

-Вы, кажется, проявляете к ней большой интерес, не так ли? - сказал Жюль с легкой усмешкой, которая совсем не понравилась Бену.

- Разумеется, не так ли?”

Жюль Даман как-то странно рассмеялся, что отнюдь не обрадовало Бена. Действительно, в его поведении в последнее время было что-то иное, чем откровенность и открытость, которые снискали симпатию старого траппера в Сент-Луисе. Даже флегматичный немец заметил перемену.

Миллисент отвела француза в сторону, как только смогла.

- Бентли был подавлен? Он отчаялся? - спросила она.

- Кто? Вы называете его по имени? Кто он такой, что вы так интересуетесь им?”

- Он мой очень дорогой друг. Вы не ответили на мой вопрос.” Она говорила довольно надменным тоном.

- Он действительно был подавлен, и не без оснований. Онидет либо в безнадежный плен, либо на верную смерть, и ему не хватает духа бежать, как это сделал я.”

- Сэр!”

- Ну и что теперь?”

- Никто не осмелится сказать мне, что Бентли Моррис боится покушаться на то, что может сделать человек. Вы не должны предавать его. Я верю, что ты ненавидишь его, хотя и не могу представить себе причину.”

Даманд медленно покинул ее с диким блеском в глазах.

ГЛАВА VIII.